— Я требую, чтобы вы положили этому конец! Разная тварь разухабилась, а вы сидитесложа руки! Вы же понимаете, они не мое личное украли, они наше, государственное, стащили, каждого из нас обворовали! Каждого советского человека!
В приемной УГРО патетически заламывал руки мужчина в сером костюме. Вал его красноречия, впрочем, разбивался о гранитный утес Цецилии Цезаревны.
— Спасибо за своевременный сигнал, товарищ, — тихо и проникновенно произнес подошедший Цыбин, когда в потоке красноречия посетителя возникла пауза, — а теперь давайте к делу.
— Склад! Обнесли! И маску на стене нарисовали! — снова завелся тот. — А на складе ценные продукты питания, предназначенные для обеспечения сотрудников завода!
— Погодите вы! — взмолился Моня, — давайте по порядку. Я следователь уголовного розыска, Цыбин Мануэль Соломонович. Занимаюсь делом «Маскарада».
— Плохо занимаетесь!
— Возможно. А с кем я имею честь беседовать?
— Зиминин я. Максим Валерьянович. Заведующий складом. Который ограбили. Ваши «маскарады». А вы тут сидите. И ничего не делаете, — похоже, у посетителя от переживаний начало перехватывать дыхание.
— Да едем мы уже! — Моня обернулся к дверному проему, где скопились любопытные сотрудники УГРО. — Товарищей Шорина, Качинскую и Ли прошу со мной. Вы ведь поедете с нами, товарищ Зиминин?
Зиминин недовольно кивнул.
В катафалке сидели тихо — при постороннем вести разговоры было не с руки.
Когда выходили, Шорин подал Арине руку — и незаметно пожал ее ладонь. От этого тепло разбежалось по всему телу — она улыбнулась, и они на миг встретились глазами. И тут же разошлись работать.
Арина не могла понять, что ее смущает. Очередной склад, очередная маска на стене — но что-то выглядело иначе. Как картинки в стереоскопе: вроде бы, одинаковые, а чуть-чуть отличаются, отчего и возникает иллюзия глубины.
Но сформулировать, что не так, Арине не удавалось. Чуть иначе лежат мешки, чем лежали на предыдущих складах, чуть по-другому нарисована маска на стене… Арина фотографировала каждый миллиметр пространства — потом можно будет сравнить, определить разницу. Видимых следов не было.
Шорин бродил по двору, тоскливо оглядываясь и бормоча под нос:
— Ну и где ты, девочка моя? Покажись, красавица! Ищу тебя.
Арина понимала, к кому обращается Шорин: к таинственной Особой, чей след ищет, но от слов «девочка моя» по спине пробежали мурашки.
— Монь, а нет ничего! — наконец удивленно сказал Шорин. — Чисто.
Моня отмахнулся. Максим Валерьянович держал его за пуговицу и перечислял похищенное.
— Так и не надо было ей мутить. Сторож сам ушел в неизвестном направлении. То ли они ему долю дали, то ли решил, мол, раз склад грабят — взять под шумок что ценное — и сбежать. Домой к нему уже ходили — нет его там, — доложил Ангел.
Моня почесал в затылке.
— Что же, товарищ Зиминин, вы такого ненадежного человека в сторожа-то взяли?
— Так откуда ж мне знать, что он ненадежный? Вроде местный, не сидевший, беспартийный, происхождение самое то… Что б не взять? На нем же не написано.
В общем, ничего толкового не добились.
Несмотря на конец сентября, погода стояла практически летняя, так что возвращаться в УГРО решили пешком. Проходя мимо площадки Райко, Цыбин предложил остановиться, покурить, насладиться погодой и природой. Никто не стал возражать.
Они сидели на лавочке, неспешно покуривая, когда раздался истошный рев. Лопоухий мальчишка лет пяти в черных трусиках до колена сидел на бордюре клумбы и рыдал, размазывая слезы и грязь по загорелому лицу. Ни его обидчиков, ни чего-то, что могло его испугать, видно не было.
— Не, я так не могу, — вскочил Шорин.
Арина испугалась за малыша. Она видела, как Шорин реагирует на громкие неприятные звуки. Пьяному задержанному, выведшему Шорина из себя песнопениями, пришлось вправлять сломанный нос.
Но Шорин подошел к ребенку тихо, сел рядом на корточки — и о чем-то с ним заговорил.
Потом вернулся к коллегам.
— Арин, у тебя не будет нитки с иголкой? Лучше черной, — спросил он деловым тоном.
— У меня есть, — Цыбин отвернул лацкан, за которым были вколоты две иголки: с черной и белой ниткой, — что там у тебя случилось?
— Да малой штаны порвал, говорит — мамка высечь обещала. Я говорю, мол, не высечет, она же мама, — а он не верит. Вот, зашить надо.
— А ты сумеешь? Может, я? — Арина привстала со скамейки.
— Обижаешь. У меня слуг никогда не было. Так что зашью я ему штаны, не вопрос.
Шорин снова удалился. Через пару минут вернулся ненадолго отдать Моне иголку — и снова убежал.
Арина посмотрела на часы. Шло рабочее время, а они сидели на площадке, как какие-нибудь тунеядцы.
Моня поймал ее взгляд, достал из портфеля лист бумаги и вечное перо.
— Товарищи, я вас не держу, если желаете — идите на рабочие места, а я тут поработаю — нужно пользоваться теплыми денечками.
Арина пожала плечами, но уходить не стала — денек действительно стоял прекрасный, какой-то уж совсем срочной работы не было. Ну вот разве что отчет для Мони же и написать. А какой смысл писать его на рабочем месте, если адресат — вот он, сидит рядышком, прилежно скрипит ручкой по бумаге, покуривает, ногой болтает…
Арина вздохнула — и принялась за свой отчет. Теперь бездельником выглядел только Ангел, но его это, кажется, не смущало.
Арина еще раз прочла все свои заметки. Вроде, обычный почерк «Маскарада»… Но что-то смущало, что-то не давало покоя.
У Мони с края портфеля упал блокнот. Цыбин наклонился за ним, ругнувшись шепотом.
— Ось! Будь другом — продиктуй мне вот отсюда список похищенного. А то рук не хватает, а глаза скоро в кучку соберутся.
Ангел взял блокнот и начал зачитывать с выражением:
— Сахар-песок, двенадцать мешков.
— Стой! Поняла, — Арина аж подпрыгнула, — Смотрите, что получается. Она перевернула лист с отчетом и начала чертить.
— Вот это, скажем, склад. Вот тут лежит сахар — только тут, весь в одном месте. Между флягами с маслом и коробками с мылом, — она дорисовала фляги и коробки, — Часть сахара взяли. Вопрос — откуда? Нет места для тех двенадцати мешков! Нету! Значит, и не лежали они там!
— Интересно, — задумался Моня, — Арин, я тебя понял, думаю, а ты, Ось, читай дальше.
— Консервы «Спам» мясные, производство США — три ящика. Вкуснючие. И удобные — с ключиком на крышке. Только бы их и ел всю жизнь…
— Погоди-ка, Ангел! — Арина снова встрепенулась, — Говоришь, консервы взяли?
— Ну да, три ящика. А что?
— На прошлых складах этот самый «Спам» с ключиком тоже лежал, тогда не тронули.
— Да тут вообще куча всего, чего раньше не брали, — задумчиво произнес Моня, отобрав у Ангела список и внимательно его разглядывая. — Вон, макаронные изделия, конфеты, даже водка пропала — восемь ящиков. Неплохо так.
— Поумнели, что ли? А то все муку с сахаром крали. А они дешевле тушенки, да и продать сложно…
— Оська! Ты гений! — Моня обнял Ангела, — Арин, понимаешь, что твой вундеркинд только что сказал?
— Это был не тот «Маскарад»? В смысле, другая банда с тем же знаком?
— Да зуб даю — сам Зиминин все и перетаскал. А на «Маскарад» свалил. Трудно, что ли, маску на стене нарисовать. Ты другое сообрази. Если они брали только некий определенный, не слишком дорогой и не слишком удобный товар, значит…
— Значит, у них имелся покупатель. Погоди! Михал говорил — они у Канатных складов разгружались…
— А мука и сахар — это у нас Хлебзавод. То есть можно предположить, кто-то на заводе покупал у них муку и сахар — и делал левые булки?
— Погоди, Монь! Все шикарно получается, но вот был еще и чай… Один раз, правда, но был же!
— В общем, берем версию за рабочую… А Зимининым и директором Хлебзавода нехай ОБХСС занимается. Сейчас напишу докладную Якову Захаровичу. Печатай скорее свои фотографии, добавлю их для убедительности.
Моня сложил имущество назад в портфель и посмотрел на часы.
— И пора нам уже по рабочим местам. Пока прохлаждаемся — пол-Левантии обнести можно успеть, — и крикнул в дальний конец площадки: — Шорин! Пошли уже!
Из-за деревьев на дальнем конце площадки показался наряд конной милиции. Ну ладно, один конный милиционер.
Вид он имел до невозможности гордый, хотя фуражка то и дело съезжала ему на глаза и приходилось ее поправлять, заодно вытирая нос тыльной стороной ладони.
Кроме фуражки, на милиционере были черные трусики — и все.
Его конь вороной масти горделиво гарцевал под седоком, бросая виноватые взгляды на Цыбина.
— Тпр-р-ру, — сказал милиционер, поравнявшись со скамейкой.
Конь остановился и принялся облизывать левое переднее копыто — видимо, занозил.
Когда Моня наконец-то просмеялся и смог говорить, он встал перед грозным милиционером и представился:
— Капитан Мануэль Цыбин, уголовный розыск. А вы кто будете?
Милиционер козырнул:
— Генерал Мотя Мороз, тоже уголовный розыск, — лихо представился он, изрядно картавя.
— Прям вот генерал! — уважительно протянул Моня.
— А то ж! У него вон даже конь в капитанских погонах, — подхватила Арина, которая тоже наконец-то перестала смеяться и обрела дар речи.
— Простите, товарищ генерал, мы у вас коня-то конфискуем.
— Не дам. Он обещал мне пистолет показать и овчарку рисовать научить, — надул губы генерал Мотя.
— Старшина милиции Ли, — козырнул генералу Ангел, — давайте, товарищ генерал, мы вашего коня на петуха обменяем.
Он достал из кармана весьма запылившегося петушка на палочке.
Мотя приоткрыл рот. Он переводил взгляд с Шорина на Ангела и обратно. Видно было, что леденец ему очень хочется, но и остаться без коня было бы грустно.
— Ладно, Моть, у меня завтра выходной, ты приходи сюда с утра — я тебя еще покатаю. И овчарку нарисую, — пообещал Шорин, вывернув шею, чтобы посмотреть на своего седока. Придерживая Мотю за ноги, он осторожно встал, спустил его на землю и забрал фуражку.
Конфисковал у Ангела петуха — и отдал Моте.
— Точно придешь, не обманешь? — строго спросил генерал Мороз, глядя Шорину в глаза.
— Честное слово! А теперь беги домой, мамка, наверное, волнуется.
Мотька убежал, облизывая на ходу леденец. Давыд развел руками:
— Ну не люблю, когда дети плачут. Дети радоваться должны.
Арина улыбнулась ему:
— Это называется «профилактика преступности среди молодежи». Этот мелкий теперь крепко знает, что милиция — хорошие люди, милиционеру доверять надо, так что есть шанс, что не пойдет через пару лет по карманам у честных людей шарить. Чтоб его лошадка любимая не поймала.
Арина выразительно посмотрела на Ангела. Тот сделал максимально невинное лицо, мол, не понимаю, о чем вы, Арина Павловна, говорите.
Вся группа неторопливо направилась в сторону УГРО. Ангел с Шориным сцепились языками по поводу шансов киевского «Динамо» в следующем сезоне, Моня с Ариной — люди от футбола далекие, — немного отстали.
— Я его давно таким счастливым не видел, — шепнул Моня. Арине показалось, что глаза у Мони как-то странно блестят.