На пороге стоял, зябко поеживаясь, Коля Васько в ярко-голубом исподнем. Арина молча поставила чайник.
— Ты чего голый по улицам бегаешь, физкультурник? — спросил Шорин, усадив Васько на диван и закутав его в Аринину шинель.
— На-а-а-а-а-а… — начал Васько, запрокинув голову и помогая звукам руками.
— Понял, — Шорин достал фляжку. — Только не усердствуй, неразбавленный.
Васько отхлебнул, закашлялся, попытался запить горячим чаем, еще больше закашлялся, но потом все-таки пришел в себя, став заметно бодрее.
— Прямо на Греческой раздели! Форма ненадеванная, сапоги — почти новые. Ну что за люди? — сокрушался он.
— Так, потерпевший, опишите приметы напавшего, — Шорин сделал серьезное лицо.
— А я помню? Все как в тумане. Подошли сзади — и вот уже лежу посреди Греческой в чем мать родила практически.
— По голове, что ли, дали? Раз не помнишь, как раздели, — предположила Арина.
— Да нет, вроде… Не помню.
— Следов удара нет, — Арина внимательно осмотрела макушку Васько, — Давыд, глянь, может подчинили его?
Шорин потер руки — и провел ими вдоль спины Васько.
— Ни хрена не понимаю, дай сравню, — он протянул вторую руку к спине Арины, — Не-а, чист и светел. В общем, гражданин Васько Н. О., пишите заявление. Оружие-то с тобой было?
— Не, я теперь как пить иду — Дашка у меня его забирает. Боится, чтоб чего не натворил.
— Ага, значит, имело место алкогольное опьянение… М-да, хреновые дела, — Арина покачала головой, — Эх, как бы это написать, чтоб не «из-за пьянства лейтенанта Васько в распоряжении преступников оказалась милицейская форма», а как-нибудь, чтоб ты не очень причем…
Васько испуганно вжал голову в плечи. Давыд не сдержался и хихикнул.
— Да не пугайся ты так. Максимум — Яков Захарович пожурит. В общем, пиши, я сейчас сбегаю, штаны тебе хоть принесу. А то если Даша не так поймет — тут ты выговором не отделаешься.
Когда Васько в подвернутых штанах Шорина и свитере Арины наконец-то убрался восвояси, Давыд плотно прикрыл дверь — и посмотрел на Арину пристально и серьезно.
— Я у тебя там что-то почувствовал. Похоже на проклятье.
— Ты никогда не ошибаешься. И я же говорила — детей у меня не будет никогда.
— Немцы?
— Нет, простой советский парень Толя Глазунов.
— Кажется, у меня появился личный враг.
— Нет, пожалуйста. Он не виноват. Ему было очень больно.
Арина вспомнила, как пинала в ярости банки с выдохшимся бесполезным эфиром. Как Александр Зиновьевич умолял, грозил, кричал, чуть ли не плакал в телефон. Как запинаясь, объясняла Толе и еще пятерым «везунчикам», что у каждого из них два выхода: сгнить заживо по дороге в тыл, или получить помощь, но на живую. Максимум, что может предложить отечественная военная медицина, — по два глотка спирта. Или народные средства в виде легкого сотрясения мозга.
Толя сказал — «на живую». Мальчики очень любят казаться смелыми. Но не выдержал. Руки-ноги ему, конечно, держали, а вот рот заткнуть не догадались. Съевший собаку на особых ранениях Александр Зиновьевич то ли спал, то ли отсутствовал, а остальным просто не пришло в голову. До сих пор во сне Арина слышала его то ли шепот то ли стон «Бу-удешь про-оклята». Он потом писал Арине письма, извинялся… Бедный мальчик.
Шорин обнял Арину.
— Извини, я не знал. Но я что-нибудь придумаю, обязательно. Может, как-то можно снять…
— Мне не мешает. И это… Не говори никому. Ты первый, кто в курсе.
Арина сказала это, кажется, слишком холодно. Давыд замолчал, допил чай — и ушел.
Моня сиял, как именинник. Участник «Маскарада», обещавший сотрудничать, не подвел — и рассказал, где, когда и во сколько намечается новый грабеж. Человек он был в банде небольшой, так что подробностей не знал — но и этого было довольно.
Вооружившись планом базы, Моня расставлял рябчиков, объяснял каждому его задачу.
— Что-то как-то они не по графику, — задумчиво произнесла Арина.
— Да уж, начинаю волноваться за здоровье их Особой, — вторил ей Шорин, — на полмесяца раньше, не случилось ли с ней чего…
— Ну понимаешь, Давыд, для женщины это не самые приятные дни…
— А для ведьмы — самые боевые. Как минимум единицу к рангу добавляют, — объяснила Лика, — потому и говорят, «злющая, как ведьма». Когда с одной стороны это, а с другой — изволь мутить, будешь тут злющей…
— Кстати, в военкомате сказали, что нет у них такой дамочки на примете. Ни разведчицы, ни любой другой.
— Приезжая?
— Поглядим. Может — дезертирша. Вот возьмем ее — и расспросим.
Но взять ведьму Моне не пришлось. Задержание банды пошло не по плану. Моня уютно расположился в конторе склада, остальные — на своих местах.
В тишине и тепле Моня дремал над кружкой чая и книжкой, когда к нему пришел сторож с вопросом, куда его люди повезут складское имущество.
Моня от такого вопроса быстро проснулся. Свистнул рябчиков — и едва успел поймать шайку на выезде со склада.
Сторож потом рассказал, что к нему подошел товарищ лейтенант милиции в полном обмундировании и попросил помочь грузить мешки. «Чтоб бандитов в заблуждение ввести» — так объяснил. То, что сторож этого лейтенанта раньше не видел, — ну мелочь же, может, позже подошел, может — не разглядел. Ну, он и помог.
Еще пару рябчиков позвал. Те тоже в охотку покидали мешки — ночь выдалась холодной.
— Нет, ну этот-то идиот — ладно, но чтоб наши ребята так сглупили… — злился Цыбин. Но как бы то ни было, «Маскарад» взяли. Правда, без Особой. Тот самый «лейтенант», немедленно выразивший желание сотрудничать со следствием, прямо по дороге в УГРО рассказал, что девицу из банды выгнали. «Мы честные воры, на мокруху не подписывались, да и с этими… Осо-о-обыми дел иметь желания нет. Пока помогала — терпели, а как стала своевольничать — вопрос ребром поставили, либо мы, либо она. Ну, выгнали, в общем.
В разгар допроса банды каретный сарай огласили громкие вопли. Арина выскочила посмотреть. В приемной стояла Даша, уперев руки в боки, и орала. Яков Захарович, вышедший из кабинета на шум, опасливо протягивал ей стакан воды.
— Вот вы с жуликами боретесь, а сами хуже них! — орала Даша, — вот вы, Яков, как вас там…
— Захарович.
— …совсем стыд потеряли. Вот сами посмотрите. Мало того, что человека раздели среди бела дня, так еще и издеваетесь!
— Пойдемте ко мне в кабинет, все расскажете…
— Нет уж! Прямо здесь все расскажу, чтоб вам стыдно было!
В тот же момент в дверь УГРО ввалилась дама не менее горластая и корпулентная, чем Даша.
— Я за вас, бездельников, преступника поймала! — так же громко заорала она, отодвинув Дашу бедром. — Два месяца уже не чешетесь, простым людям вместо вас работать приходится!
— Благодарю вас за бдительность и помощь уголовному розыску, гражданка… как вас? — растерянно пробормотал Яков Захарович.
— Немучинские мы. А благодарить нечего. Вы скажите, делать-то мне что?
— Так что у вас случилось?
— Что случилось? И вы еще спрашиваете, что случилось! Так белье покрали! Прямо с веревки! Новенькое, с одной штопочкой! А вы не чешетесь. А потому что сами с вором в доле!
— Погодите, гражданочка! Я первая пришла! — Даша пришла в себя и толкнула Немучинскую в бок. — Вот вы посмотрите: выдали отрез, говорят, на всю форму. А тут — ну максимум на жилетку!
Она достала из сумки ткань и стала прикладывать ее к Якову Захаровичу.
— Да у меня срочное! Вот вы сами послушайте. Я вора нашла! Иду, значит, по Петропавловской, которая теперь Каляева, вижу — он!
— Кто? — ошалело спросила Даша
— Вор! И прямо в белье идет, не стесняется. У меня там пятнышко приметное, сразу узнала!
— Что? Прямо вот в одном белье?
— Что украл — то надел. Вор, что с него взять… Я — за ним. Он — бежать. И знаете, куда он прибежал?
— Куда?
— Сюда! Ну я думала — совесть проснулась, сдаваться пошел. Стою под дверью, жду, когда показания давать позовут и бельишко вернут. А тут этот выходит.
— Кто?
— Да вор же! Один выходит, без конвоя. Уже одетый, в штанах, в свитере каком-то.
— Небось, тут и упер. У меня так жениха обокрали.
— Может, и упер, а может — в сговоре они тут. С ворами. В общем, вышел он — я за ним. До самого дома проследила — и адресочек записала.
— Так, давайте адрес! Сейчас пошлем туда наряд — заберут вашего вора и белье ваше… — не выдержал Яков Захарович.
— Большая Успенская, то есть теперь Перовской, дом пять, квартира восемь — со двора, комната с синими шторами.
— Ах ты ж тварь! — заорала Даша и кинулась с кулаками на Немучинскую. — Это ты меня сейчас воровкой назвала? Это я там живу!
— Да не, — пропыхтела Немучинская, отбиваясь, — там мужик был. Лядащий. А не баба здоровая.
— Ты кого лядащим обозвала, стерва? — Даша пошла в атаку.
Дамы дрались. Рябчики, которые, по идее, должны были разнять драку, корчились от хохота.
Арина не знала, что делать. Яков Захарович, вроде, серьезный человек, к таким вещам привычный, просто хлопнул дверью своего кабинета. Из-за двери раздалось громкое похрюкивание — суровое начальство наконец дало себе волю.
— Гражданка Немучинская! — Ангел притащил стопку каких-то тряпок. — Не могли бы вы помочь нам в опознании покраденного белья? Раз вы у своего все штопочки-пятнышки помните.
— Взяли все-таки лядащего? Вон, и бабу его берите, хулиганка она! — довольным голосом сказала Немучинская, остывая.
— А вам, Дарья Владимировна, позвольте вернуть форму вашего жениха, — торжественный Моня протянул Даше сложенные вещи. — Только сегодня конфисковали у преступника.
Даша подхватила шмотки и быстро ретировалась. Ангел тем временем вывалил ворох тряпок перед Немучинской.
— Ой, вот эти наши… Или вон те… Не пойму, — бормотала под нос Немучинская. — А можно взять какие получше? Я доплачу!
— Нет, гражданочка, у нас тут не частная торговля, а милиция. Забирайте свое — и идите с миром. И это… вы потом, как остынете, до Большой Успенской сходите, прощения попросите… Потому что бельишко ваше нашел следователь Васько, Николай Олегович. Жизнью, можно сказать, за кальсоны ваши штопаные рисковал! А вы его почти жену обругали, в драку вот полезли… Нехорошо…
Ангел сокрушенно качал головой, выпроваживая Немучинскую. Наконец закрыл за ней дверь — и заржал.
— Жалко, конечно, что все запомнят этот день по бабам, дерущимся за подштанники, а не по тому, что некий скромный Мануэль Цыбин взял банду, которую полгода искал, — вздохнул вечером Моня, заходя к Арине попить чайку, — но хоть выступление Шорина после такого никто не вспомнит.
Арина покивала головой.