«Вовремя же я вернулась из отпуска» — думала Арина, трясясь в катафалке по февральскому льду. Первое рабочее утро началось с трупа. Знакомая картина: желтая кожа, светлые белки глаз.
В кармане — черный «Особый» паспорт огненного аж пятого ранга. Инженер-металлург Тумаркин Аркадий Лейбович, 1900 год рождения. Шел в полном одиночестве по улице, упал, умер. На глазах у прохожих. Оставил вдову и троих сирот.
Моня успел разослать ориентировки во все медицинские учреждения города, так что приехавшие врачи тут же позвонили в УГРО.
Все было просто, понятно и абсолютно безнадежно. Даже последняя загадка — почему убийца не оставляет рядом с жертвами следов и почему жертвы находят в странных местах — разрешилась. Совершенно случайно.
Ося обладал, по мнению соседей Шориных, крайне скандальным характером. Проще говоря, орал. Сытый, чистый, не мерзнет, не жарко, животик не болит, нигде не колет, не натирает, но кричит, как будто его режут.
Помогали только две вещи: когда папа садился перед Осиной кроваткой и принимался чистить пистолет («Мужчина растет, воин — понимает толк в оружии», — радовался Давыд, а Арина с Белкой вздыхали), либо когда Арина читала вслух. К содержанию чтения Осип Давыдович никаких особых требований не выдвигал: стихи — хорошо, сказки — пойдет, медицинский справочник — почему бы нет, старые протоколы — тоже отлично. Главное, чтобы мама говорила и страницы шуршали. Мог слушать и по полчаса, и по часу, старательно борясь со сном. Но потом наконец-то засыпал, к радости взрослых.
Днем Арина читала первое, что попадется под руку. А вот вечером приходил Давыд — и тут чтение приходилось уже выбирать. Описание рожистого воспаления или последней стадии сифилиса Осю вполне радовало, а вот его отца — коробило. Белка удивлялась, в кого ее сын такой нежный.
Наконец, решено было перед сном читать Маринины блокноты — там тоже попадались весьма неаппетитные вещи, но Давыд против них не возражал, уж больно любопытно было.
В один из таких вечеров и нашли они отгадку. Марина, прошерстив всю доступную литературу, выяснила, что явление Смертных не изучено. Вообще и совсем. «Как древние люди пользовались огнем, не умея его добыть и не понимая его природы, так и мы пользуемся силой Смертных, не понимая и не зная всех ее возможностей».
Митя Куницин охотно согласился быть подопытным. Оказалось, что силу живых можно передавать не только мертвым, но и живым же. Как-то он перелил (с разрешения всех сторон, конечно) немного силы Гавриленки лично Марине.
«Внезапно мне безумно, до покалывания в пальцах, захотелось вышивать. И так же сильно — курить. То, что Жорка без папироски разве что спит — это я знала. А вот про вышивку пришлось спросить. Все-таки признался — вышивает с детства. Бабушка научила». Арина рассмеялась, представив себе высокого широкоплечего Жорку с пяльцами в огромных ручищах. Впрочем, вспомнила и его вышитые рубашки небывалой красоты. Думала, его девушка мастерица, или мама… А оказывается, сам.
— Так что получается, тот Смертный переливал силу от одной своей жертвы другой? Раз они начинали странно себя вести… Вон, Тонька безногая закурила, Глазунов ногами пользоваться разучился… — Давыд лежал на кровати, закинув руки за голову и задумчиво разглядывая потолок, Оська слушал внимательно, но спать пока не собирался.
— Вряд ли. Зачем ему? Хотя… Погоди, я в этом ничего не понимаю, но просто по аналогии. Вот, допустим, у человека… Ну не знаю, гепатит.
— Допустим.
— Вот я беру у него кровь. А потом, не простерилизовав шприц, беру кровь у другого человека. Не переливаю кровь первого, и в шприце ее, вроде бы, нет уже, но вот шприц грязный.
— Допустим.
— И есть хороший такой шанс, что я занесу гепатит второму.
— Ну и не делай так, — Давыд досадливо посмотрел на жену.
— Да нет, я про другое. Может, никому он ничего и не переливал. Брал сначала у одного, потом у другого. А след оставался. Как от грязного шприца.
— А это мысль. Что думаете, коллега? — Давыд заговорщицки подмигнул Осе.
— Ы-ы-ы-ы-ы-ы, — ответил Ося, зевая.
В общем, все было ясно и понятно. Осталась сущая мелочь — найти того самого Смертного. Всего-то навсего — найти Смертного, которого пропустили паспортный стол, военкомат и МГБ.
Кролик внезапно оказался полезен в этом деле — умел делать лицо хорошего мальчика
и терпеливо выслушивать окрестных старух. Собирал слухи, сплетни, байки. Пока пользы это не приносило, но хоть какую-то надежду.
Ну, и радость, когда он пересказывал не относящиеся к делу слухи в катафалке. И как фокусник в цирке оказался Особым — и его били свои же, цирковые. И как Смертные на Нюрнбергском процессе оживили Гитлера, а он оказался двойником — и даже по-немецки не умел говорить. И что актриса Мария Миронова — Смертная, посидишь возле радиоприемника — а она у тебя пять лет отберет.
Под эти байки и ехали до УГРО. Новых идей, где искать Смертного, не появилось, но хоть посмеялись.
Моня зазывал Арину с Кроликом в Особый отдел — чайку попить, но не вышло.
На пороге УГРО стояла старушка. Маленькая, сгорбленная, в шляпке с нелепой вуалеткой.
Она удивленно оглядывалась и часто мигала, как будто бы только проснулась и не понимала, где находится.
— О! Твой контингент, — ехидно подмигнул Моня Кролику, разглядывая старушку через стекло катафалка.
— Не думаю. Не тот типаж — слухами не интересуется, живет больше прошлым, чем настоящим, — абсолютно серьезно ответил Кролик.
Моня посмотрел на него уважительно.
— Все-таки пойди разберись, что у нее случилось.
Кролик вернулся через полчаса.
— Говорит, кольцо украли, а милиция помогать отказалась.
— С чего бы вдруг? — лениво потянулся Моня.
— Да, сама не помнит, как и куда его дела. Говорит, всегда в одном месте хранила, в комоде под письмами дочери. Дочь умерла, кольцо и письма — все, что осталось. Тут вот заглянула в комод — а там письма все измяты, порваны, а кольца нет.
— Куда выходила, насколько, точно ли дверь заперла? — голос Мони стал деловым.
— Вот в том и дело, что весь день дома была. Ноги у нее болят, так что не каждый день выходит. Но вот что странно. Бабка старая, притом с мозгами, вроде, порядок. Я проверил — год помнит, месяц, основные общественные и политические события… В общем, нормальная она. Но убеждала меня, что сегодня вторник. Я даже почти поверил.
— Среда сегодня. Точно среда, — отчеканил Шорин. — Утром на молочной кухне пюре яблочное давали, вкусное, а это только по средам.
— Обжираешь младенца, папаша?
— Да ладно, один раз попробовал, когда Оська нос воротил.
— Ладно, поверим. Итак, у всех среда, а у дамы… Кстати, как ее зовут?
— Агнесса Оскаровна.
— А у Агнессы Оскаровны — вторник. Но, говоришь, нормальная. Так?
— Так, — Кролик перевел взгляд с Мони на позевывающего Шорина, — Давыд Янович! А можно вас попросить… Посмотреть, ну, по-вашему. Нет — так нет, но вдруг там что-нибудь…
Давыд нерешительно глянул на Моню. Тот веско кивнул — и Шорин вышел из катафалка. Подошел к старушке, что-то спросил, пока она отвечала — провел у нее рукой за спиной — и тут же прибежал обратно.
— …Твою ж мать! — закончил он довольно длинную тираду.
— Что такое? — Моня неодобрительно поднял брови.
— Старую знакомую встретил. От этой Агнессы Оскаровны Наташей разит за версту. Моня вскочил:
— Так что мы сидим? Так, я оформляю дело, Арина расскажет Боре подробности, а ты, Давыд, предложи даме чаю. Она хоть и пожилая, но вполне заслуживает мужского внимания. Заодно про колечко расспроси. Во-первых, приметы, во-вторых — где и как наша дамочка могла его увидеть. Как все будут готовы — поедем на место. У меня тут личный интерес.
— Да у всех тут… Личное, — проворчал Давыд. — Ничего, в этот раз она от нас не уйдет. Обещаю. Разыщем, пока она себе новую банду не завела. Одна она против нас не сдюжит.
Но Давыд ошибался. Кролик прочесал всю Левантию с портретом Наташи в руках, нашел шляпное ателье, где она работала модисткой и уволилась за неделю до его прихода. Нашел ее новую квартиру. Нашел тех, кто ее видел, тех, кто о ней слышал, тех, кто был с ней знаком. А вот самой Наташи и след простыл.
Обнаружили ее в конце марта.
Странное это было зрелище — грязная пивная в рабочем районе со стоячими столиками, пол в мартовской слякоти чуть ли не по щиколотку — а посредине Наташа в золотистом платье до пола и каракулевой шубке.
Раздатчица сказала, что девушка подошла без очереди (а очередь, состоящая из работяг соседнего завода, и не возражала), взяла две кружки, одну вылила в себя махом, не отходя от прилавка, а вторую понесла к столикам, и вот прямо на ходу упала и умерла.
Раздатчица плакала, умоляла не сажать ее, клялась, что в пиво ничего не добавляла, что девушка сама…
— Да сама, сама, успокойтесь, гражданочка, — увещевал ее Моня, но Арине все-таки шепнул: — Пиво проверь, не по этому делу, но на всякий пожарный.
Арина не стала спорить. По этому-то делу все было ясно. Желтая кожа, странное поведение… И опять — ищи ветра в поле.
— А вот и колечко, — улыбнулся Кролик, поднимая руку Наташи, — закрываете дело?
— Да на этой дамочке, кроме колечка, столько всего… Как блох на собаке, — вздохнул Моня. — Меня в данном случае убийца ее интересует. А тут мы ни на шаг не приблизились.
— Ну должно, должно нам когда-нибудь повезти, — погладил друга по плечу Давыд.
— Повезет, куда денется. — воспрял духом Моня. — А пока хочу снять пробу пива где-нибудь в более культурном месте. Составите компанию?
И коллеги не стали возражать.