Домой, то есть к тете, Лелька вернулась уже вечером. Она задержалась, чтобы прибраться в старом доме, да и, что греха таить, поискать по всем укромным местечкам родовую книгу. Поиски результата не дали, но время отняли. С другой стороны, эта уборка вдобавок к собранным травам немало способствовала милостивому отношению тети к такой серьезной задержке. Позвонить-то Лелька не могла, сети в старой деревне не было, так что Наталья всерьез беспокоилась и собиралась отправлять мужа на поиски гулены.
Все майские праздники у девочки ушли на переработку добычи. Расправить, развесить на солнышке, положить в тень на чистое полотенце, отмыть корешки — собранные травы надо было обработать по всем правилам. Да и работа по хозяйству требовала времени. Ирина готовилась к экзаменам. К радости матери она серьезно занялась математикой, которая ей всегда плохо давалась, так что с нее спрос был меньше. Впрочем, Золушкой Лелька себя не чувствовала, а возиться с землей и растениями ей, скорее, нравилось.
В школу идти не особенно хотелось, радости ей учеба не доставляла, да и любимицей учителей она не была. Лелька понимала, что сама в этом виновата. Интересующие ее предметы она знала прекрасно, а те, что не нравились, учила по остаточному принципу, который в ее интерпретации звучал так: «Что успела — выучила, что осталось — то осталось». А какому учителю понравится, что к его предмету относятся наплевательски… Лельке бы точно не понравилось. Учителей она понимала, но стремление к знаниям от этого не просыпалось.
Зато просыпалось любопытство. За всеми весенними обрядами девочка не забыла о призрачном приятеле из школьной кладовки. Когда шкодный мальчишка ворвался на урок географии с воплями: «Вспомнил! Я все вспомнил!», она только порадовалась, что кроме нее никто этого не слышит. Ей нестерпимо хотелось спросить Пашку, что же он вспомнил, любопытство кусалось не хуже голодных таежных оводов, но пришлось терпеть до конца занятий.
Едва дождавшись последнего звонка, Лелька рванула в кладовку. Судьба и здесь была против нее: там пряталась какая-то парочка, причем женская часть была из компании Ирины. Хорошо, Пашка догадался высунуться из стенки и махнуть рукой наружу, туда где до сих пор росла старая сосна. У сосны они и встретились. Школьный двор уже опустел, ученики разбежались по домам в надежде успеть попользоваться оставшимся кусочком солнечного дня, так что разговаривать самой с собой (а именно так выглядел процесс общения со стороны) можно было без опаски.
— Что ты вспомнил-то?
— Да дело вспомнил недоделанное, ты ж сама говорила, что я из-за этого не могу к мамке пойти.
— Ну я еще говорила, что это без гарантии, причина может оказаться и в чем-то другом.
— Вот ты зануда! Все одно же проверить надо.
— Ладно, излагай что вспомнилось.
— Ты помнишь, я рассказывал, что на сосну на спор полез?
— Было дело, помню.
— Ну так вот, я полез потому что мы с Павкой на щелбаны забились. Он говорил, что я не долезу до макушки, а я долез!
— Погоди, я запуталась. Павел же у нас ты?
— Ага, ага. Я — Павел, который Пашка, а он — который Павка. Нас так звали, чтобы не путаться.
— Ясно, давай дальше излагай.
— Так вот, на сосну-то я залез, а щелбаны ему не поставил — умер. Вот из-за этого я здесь и сижу.
— Где ж я тебе теперь этого Павку найду-то? Ведь столько лет прошло! Ты хоть помнишь, как его звали полностью?
— Ну как, Павлом, как меня.
— Так дело не пойдет. Мне хотя бы фамилию надо знать.
— А, фамилию помню. Кругликов он был. Павел Кругликов. Над ним еще смеялись вначале — он на колобка был похож.
— Вначале смеялись? А потом?
— А потом перестали. Знаешь, как он в нос больно бил?
— Не знаю, но верю на слово. Ладно, это здорово, что ты это все вспомнил. Осталось этого Кругликова-колобка найти. А то вдруг он как настоящий колобок отовсюду ушел и давно не живет в деревне. Сидеть тебе тогда в кладовке до конца времен.
— Зачем? Я не хочу до конца! Я по мамке знаешь как соскучился!
— Ладно, не плачь. Найдем мы твоего Кругликова, будь он живым или мертвым.
Призрак смотрел на нее с такой надеждой, что Лелька напрочь забыла про зарок ничего никому не обещать. Деваться ей теперь некуда — загадочного Кругликова надо было найти любой ценой.
Однако заниматься поисками времени у нее не было. Совсем. Из опеки пришло второе письмо, и Наталье с Андреем пришлось-таки вести племянницу в город. Наталья несколько беспокоилась, как к этому отнесется дочь, их с племянницей, к ее огорчению, мир так и не брал. Однако Ирина отреагировала спокойно, заметив, что позанимается в тишине, а то, когда все дома, кто-нибудь да шумит. К поездке пришлось подготовиться, все-таки дня три явно придется провести в городе. Лелька не стала изменять себе и взяла и мамину тетрадку, и свою защитную смесь соли с травами.
Выехали рано утром. Старенький, но ухоженный внедорожник бодро бежал по подсохшей грунтовке. Тетя дремала, а Лелька смотрела в окно на проснувшийся весенний лес. Мелькали белые стволы берез, стройные сосны, но в отличие от обычных людей девочка видела лесавок, обнимающих деревья, пляшущих в ветвях поветруль, неожиданно из кустов появился незнакомый леший и приветственно махнул то ли рукой, то ли веткой. Лелька подумала, что надо бы заглянуть к нему с гостинцами, а то она кроме Ермолая никого из лесных хозяев не знает.
На подъезде к городу Андрей ненадолго остановился, давая возможность своим спутницам немного размяться и сбегать в кустики. Дожидаясь возвращения Натальи, Лелька успела познакомиться с местной лесавкой. Вета, так звали новую знакомую, порадовалась подаренной ленточке, поделилась лесными новостями, показала несколько кустов бадана. Копать корневища было еще рановато, но девочка решила воспользоваться случаем и, под щебет новой знакомой, добыла-таки пару толстеньких корешков.
Внезапно что-то в рассказе Веты заставило Лельку насторожиться.
— Говоришь, ходили поисковые группы?
— Да, и так много! Силыч, местный леший, долго потом ругался, дескать нет у него никаких детей, зря весь ягодник потоптали только.
— Ага, значит искали детей…
— Ну да, еще даже лето не началось, а уже двое ребятишек пропали. Но к нам они не забредали, точно тебе говорю. Я бы знала, я все здесь знаю.
От машины раздался голос дяди Андрея:
— Леля, где ты там? Давай быстрее. Нам ехать пора, а то ничего сегодня не успеем.
Лелька подхватилась и побежала к автомобилю, едва успев проститься с новой приятельницей.
— Ты славная, — прощебетала Вета, прячась в ствол старой лиственницы. — Приезжай еще, здесь знаешь какие травы есть! Приезжай, Силыч покажет, я его попрошу.
Лелька давно не бывала в городе. Раньше он был ее домом, привычным и знакомым. Тогда она не замечала удушливых выхлопных газов, потока смурных, недовольных чем-то людей, шума и лязга городских улиц. Пробудившаяся искра показывала ей и другие стороны городской жизни. Вокруг людей, спешащих мимо застрявших в пробке машин, клубились серые тени лихоманок, радужные пузыри шишей, студенистые тела свариц и ревнецов. Девочке стало жутко. Столько нежити она и не видела в своей жизни. Лелька подумала:
— Как мама жила, видя все это? Ведь невозможно же так.
Откуда-то пришло понимание— если есть зло, то есть и защита от него. Надо просто о ней узнать.
На столбе возле здания, где находился офис Управления опеки и попечительства, висело объявление: «Света Аникина, 5 лет, пропала 29 апреля» С фотографии улыбалась славная кудрявая девчушка. Лелька прикинула, что с момента исчезновения уже прошла пара недель. Вспомнился рассказ Веты о поисковой группе, может эту кроху и искали. Тетя поторопила девочку и мысли о пропавшем ребенке выскочили у Лельки из головы.
В коридорах управления было людно, однако сельскими опекаемыми занималась отдельная группа специалистов, так что долго ждать не пришлось. Наталья отправилась в кабинет, а Лелька присела на жесткую скамейку в углу и достала телефон. Включить игрушку она не успела — между стеной и краем скамейки заклубилось облачко тумана, и из него выглянул смешной дедок. Девочка посмотрела на клочковатую бороденку, на сизый нос картошкой, оценила брови, похожие на мохнатых гусениц и тихонько поприветствовала пришельца:
— Здравствуй, домовой хозяин.
Дедок подпрыгнул, вытаращил глаза, так что брови прыгнули почти на затылок и охнул:
— Охти мне, кто здесь?
— Да я это, я. Не пугайся.
Старичок присмотрелся:
— Ведающая! А ты-то какими судьбами? Ваше племя сиротами не бывает.
— Все когда-то впервые случается. Ты мне лучше скажи, откуда ты здесь? Здание-то общественное. В таких вроде домовых быть не должно.
— Это оно сейчас общественное, а больше 20 лет назад было вполне себе хозяйское. Правда хозяева были такие, что лучше бы и без них.
Лелька заинтересовалась:
— Расскажешь, суседушко?
— Чего бы и не рассказать…сколь лет уж уже ни с кем не беседовал, того и гляди одичаю.
Девочка протянула старичку конфету и приготовилась слушать историю дома.
— Построил этот дом граф Навруцкий. Хотя, графом он в то время не был. Они, вишь, с товарищами-офицерами надумали царя-батюшку скинуть и какую-то Конституцию на престол посадить. Царь и огневался, кому ж понравится, когда из-под тебя родовой трон тягают! Огневался значит, кого-то повесил, а графа нашего разжаловал, состояния лишил ив Сибирь выслал. Друзья-то его в каторгу попали, а граф, видать, не сильно в бунте замарался, так что его просто сослали в эти края, ни денег не дали, ни прислуги. Только меня он из родительского дома и позвал.
— Он мог вас видеть?
— Да не, искры у него не было. Просто маменька его сильно плакали и просили кусочек родного дома с собой забрать. А ежели человек домового с собой позвал, то дом у него непременно будет. Так и у графа получилось. Победовали мы с ним поперву, но потом дело на лад пошло. Царь-батюшка его простил, даже звание графское вернул. Слухи ходили, что графиня-мать царя-то уговорила. Дивной красоты была женщина. Была у Навруцких особенность — они всегда по любви женились. Не всегда ладно выходило, но детки в семье отличные получались, парни — чудо-богатыри, а девки — такие красуни, что глаз не отвести.
Ну и граф, как водится, влюбился, когда время пришло. В дочку местного учителя. Так-то ее папенька тоже из дворян был, да только все денежки на свои опыты спустил, даже дочкино приданое. Только графу до того дела не было, влюбился он в Вареньку так, что ни жить, ни дышать без нее не мог. Тогда он этот дом для своей любушки и выстроил, сам после венчания ее через порог перенес. Хорошая семья была, счастливая. И детки их хорошо жили, а вот внуку не повезло.
Был тот внук старший и единственный сын старшего сына. Неплохой он был, не злой, но гулена страшный. Все бы ему развлекаться. Наплакались с ним родители. Только пришло время — и кончились гулянки. Родители вздохнули, обрадовались, дескать, остепенился сынок. Он и впрямь остепенился, да только лучше бы дальше гулял. Матушка-то его сразу заподозрила — влюбился сынок. Так и вышло. Привел графенок в дом девушку-красавицу. Локоны рыжие, аж скрасна, глазищи зеленые, сама гладкая такая. А только нам-то, нелюдям, видно, что не любовь у парня, а мара, морок наведенный, а за девичьей красой прячется ведьма, вдвое старше жениха.
— Это что, он из лесу ведьму привел, что ли?
— Экая ты смешная! Нешто ведьмы в лесах живут! Они ж удобство любят, богатство. Да и дела черные на многолюдстве намного проще творить. На кого им в лесу порчу да сглаз напускать? На пауков да зайцев? Да и лешие их не жалуют. Не-е-ет, эта ведьма была из обедневшей дворянской семьи, Амалия Зауберинг ее звали. Приворожила она графенка так, что не выжил бы он без нее.
Родители смирились, свадьбу справили, повенчали их.
— А как же ведьма в церковь смогла войти?
— Опять смеешься, веда? Сама ведь знаешь, искра что твоя, что ведьминская — след крови старых богов. Распятый своих еще защитить от нее иногда может, тех кто искренне верует, а чужих карать, пока они в его доме непотребств не творят, его власти нет.
Свадьба та удачи семье не принесла. Сперва умерла в поздних родах графиня, потом сестренок молодого мужа лихоманка забрала, а у старого графа сердце не выдержало. Осталась Амалия с мужем вдвоем, вскоре дочку родила. А только привороженные долго не живут, не может человек с половиной души жить. Так что и молодой граф на этом свете не задержался. Так и пресекся род графов Навруцких, стал вместо них да под их именем ведьмовской род Зауберинг.
Бабы в нем были все как одна ведьмы, а сыновей боле не рождалось. Силы, конечно, разной, но совсем слабых не было. В мужья брали только богатых и всегда муж фамилию жены принимал. Только вот более двадцати лет назад не вышло у последней ведьмы с женихом. Наметила она себе парня из хорошей семьи, а оморочить его не сумела. Не знаю уж, что там вышло, только все богачество семья потеряла, а Ингу Навруцкую здесь боле не видали.
Лельку словно током ударило: «Да что я за дура, — подумала она. — Ведь фамилия директрисы как раз Навруцкая!».
— Суседушко, а ты не помнишь, как сбежавшего жениха-то звали?
— А и помню! Он этот род поганый ведьмовский пресек, так что век ему благодарен буду. Звали его Владиславом Граниным.
Папино имя прозвучало для девочки словно гром. Внезапно стала понятной придирчивость директрисы, ее почти ненависть к обычной ученице. «Почему ж она меня-то не извела?» — задалась вопросом Лелька.
— Дедушка, а скажи, как же она не отомстила жениху-то бывшему?
— Многого не знаю, веда, но сказывают, что там семья была не из последних магов. И сам этот Владислав, и батюшка его в защите очень хорошо понимали. Так и спаслись.
Тут дверь кабинета открылась, тетя Наташа позвала Лельку. Домовик охнул и исчез в пыльном углу, оставив юной веде растревоженную память и почву для размышлений.
Тетя Наташа завела девочку в кабинет, где ее долго расспрашивали: как ей живется, есть ли у нее своя комната, свой письменный стол, не обижают ли ее. Лельке было странно слышать подобное, сейчас она воспринимала семью тети как свою собственную, а ведь в семье бывает всякое, да и совсем не обязательно иметь отдельный стол или тумбочку. Мысли о семье крутились в ее голове и позднее, когда Наталья, закончив дела в опеке, отправилась с племянницей к той на квартиру. Надо было посмотреть, в каком состоянии оставили комнаты прежние арендаторы, познакомиться с новыми. Следующий день планировалось потратить на покупки. Лелька подросла и уже не выглядела ребенком, девочку стоило приодеть, тем более что деньги для этого можно было взять в банке с ее счета.
Следуя за тетей, Лелька старалась мысленно выстроить всю логическую цепочку, связанную с Ингой Геннадьевной. Она ясно поняла, что директриса перенесла на нее свою ненависть к родителям, но сделать с самой Лелькой ничего не может, отец как-то позаботился об этом. И тут Лелька встала прямо посреди улицы. Она поняла, что ведьма, не имея возможности сделать ей что-то своими руками, решила воспользоваться Ириной.
Лелька была слишком неопытной, ей и в голову не пришло, что Ирина, при всех ее «закидонах» способна умышлять зло на часть своей семьи. Она не понимала, что сестра ее семьей насчитает и ничего плохого в своих планах не видит. Леля была уверена, что Инга учит Ирину ведьминским штучкам в надежде на то, что сестра, не зная ведовской "техники безопасности” навредит себе или окружающим. Девочка твердо решила по приезде поговорить с сестрой на эту тему, а пока отодвинула эту мысль подальше и принялась смотреть по сторонам.
Город действительно притягивал разную пакостную нежить. Вот мать кричит на ребенка — у нее на плече сидит довольный злыдень и аж раздувается от дармовой энергии. Вот бредет пьяный, опутанный радужными пузырями пьяных шишей. Видно, что от его человеческой сути почти ничего не осталось и только шиши удерживают это тело отброска под колеса или прыжка с балкона. Вот стоит серая коробка многоэтажки, опутанная пятнами крикс и туманом Нави. По мере приближения к центральным улицам таких «грязных» домов становилось меньше. Девочка решила непременно узнать причину. И среди всей этой повседневной хмари яркими багровыми пятнами боли горели объявления на столбах: «Пропала девочка пяти лет… Ушел и потерялся мальчик, четыре года, был одет в красную курточку… Не вернулась домой из школы девочка семи лет…»
Город словно давил на плечи, с хлюпаньем сосал энергию своих жителей, ничего не давая им взамен — ни здоровья, ни радости, ни удачи. Лельке захотелось стать снова маленькой, спрятаться под одеяло, где нет никаких бед, а есть только пушистый бок игрушки и ласковая мамина колыбельная. Но и одеяло, и колыбельная, и безопасность остались в прошлом.
Надо сказать, что Наталье, несмотря на то, что она не видела нежити, в городе тоже не нравилось. Она спешила закончить дела, стараясь быстрее вернуться домой. Так что всего через пару дней после приезда, заполненных новыми жильцами, покупками вещей и заказом каких-то чудо-кормов для хрюшек, семейство вернулось назад.
Когда старенький внедорожник замер перед воротами, Лелька не выдержала и выскочила наружу. Такой ее и увидел Сашка. Стройная, но вполне округлившаяся фигурка, волосы, отдающие золотом на закатном солнце, глаза то тигриные, то черные в золотистых ресницах и несколько крохотных конопушек на белой коже — еще не женщина, но уже не ребенок.
— Привет, мелкая! Как дела?
Лелька смутилась. Как многие расцветающие женщины, она не могла почувствовать своей притягательности, юной свежести, того радостного ожидания, что свойственно многим вступающим в жизнь.
— А ты не такая уж мелкая… — задумчиво протянул Сашка, провожая взглядом убегающую девушку.
С этого вечера Лелька натыкалась на Сашку везде. Он встречал ее у школы, помогал нести сумку из магазина, вылавливал на заветной опушке, срывая сбор трав. Лесавки не появлялись при постороннем, а ведь именно они знали, где в этот раз лесной хозяин дозволяет брать корешки, цветы и листья, столь нужные людям.
Лелька поначалу честно попробовала с парнем поговорить, но толку не вышло. Что уж тут себя обманывать, нравился он ей. Глядя на его кудри, чувствуя на себе жаркий взгляд черных глаз девушка таяла. Она так давно мечтала, что он ее заметит, оценит, какая она, поймет, что именно с ней он будет счастлив. Но тут же накатывали воспоминания об Ирине, о ее влюбленности, о той настойчивости, с которой она добивалась Сашку, и на душе становилось гадко. Лелька чувствовала себя предательницей. Как водится, ничем хорошим это не закончилось.
Увидев в очередной раз как Сашка идет с сестрой из леса, Ирина закатила грандиозный скандал.
— Ты, дрянь такая, чего липнешь к моему парню? Совсем стыд потеряла за чужое хвататься?!
— Я ни к кому не липну, никого не зову, а в том, что Саша себя твоим не считает, моей вины нету.
— Да ты же его просто приворожила! Ты же ведьма!
— Я приворотами не балуюсь, лучше о себе подумай. Ты что, думаешь, твои игры с крадниками никто не видит? Других тебе не жалко, себя пожалей, откат же пойдет.
— Не твое дело! Тебя не спрашивают — не лезь. Такая же воровка как твоя мать — та на чужую силу позарилась, а ты за парнями бегаешь!
Этого Лелька вынести не смогла.
— Тетя Наташа отказалась от всего сама. Не веришь — спроси у нее. И орать прекращай. Сашка — не козел на веревочке, его ни увести, ни забрать нельзя. Учила бы тебя наставница как положено, ты бы знала, чем за приворот платят, и почему веды таким не занимаются.
— Сильно умная стала?!Ничего, ворованное тебе впрок не пойдет, ты еще пожалеешь, что на мое пасть раскрыла!
— Еще раз услышу про воровство, или дурное слово о моей маме — оборву все твои крадники. И тот денежный, что ты навесила на Владимира, и тот что ты с Ксанки на Марину, Сашину родственницу перекинула, и остальные не забуду. Хочешь откаты от всего сразу? Не хочешь? Тогда нечего вопить. Сходи, поговори с матерью о силе, поговори с Сашкой. Мне тоже не сильно в радость, что он решил меня в свою коллекцию добавить. А сейчас — лучше остынь, а то обе жалеть будем.
Лелька хлопнула дверью, оставив Ирину в ярости снова и снова придумывать меткие ответы на все угрозыэ той дряни, что забрала у нее любовь родителей и теперь забирала любимого. Мысль о том, что родители ее по-прежнему любят, а Сашка никогда не любил, в Иринину голову пробраться не смогла, там и без нее было шумно.
Лелька выскочила из дома и пошла, почти побежала, ничего не видя перед собой. Слова Ирины жгли как огнем. Обвинения в адрес мамы были беспочвенными, больно было из-за того, что на них некому ответить. Однако с обвинениями в «угоне» парня все было не так просто. Это Ирине Лелька могла заявить, что Сашка сам все решает, но от себя не скроешь, что парень нравится ей много лет, что его внимание ей льстит, что она, пусть и не показывала свои чувства, но сами-то чувства были! Лелька решила, что завтра, если Сашка снова к ней подойдет, она поговорит с ним в последний раз и сделает все, чтобы больше не сталкиваться. В конце концов, веда, даже начинающая, легко спрячется от нежелательного внимания одного, пусть и любимого, человека.
Внезапно тропинка кончилась, и Лелька поняла, что стоит на берегу реки. Она вдруг вспомнила, как когда-то давно, кажется целую жизнь назад, она стояла на этом же месте, сбежав от Ирининой компании. Вспомнила взгляд из-под воды и свой испуг. Теперь она знала, что на нее смотрел кто-то из русалок.
— Кстати, подумалось ей — а ведь как раз началась Русалья неделя. Можно будет увидеть их танцы.
Лелька присела на травку, привалившись спиной к старой иве и принялась ждать сумерек. Однако Фортуна сегодня была не на ее стороне. Девушка поняла это, когда ей на плечи опустилась знакомая куртка и Сашка сказал:
— Еле тебя нашел. Не сиди так, замерзнешь ведь.
— Саш, ну что тебе от меня надо? — замученно спросила Лелька. — Ты же знаешь, что Ирина за тебя любой косы вырвет.
— Тебе не вырвет, ты вон сколько с ней под одной крышей уже, и ничего, живая. Да и вообще, мало ли что она там себе придумала. Я ей ничего не обещал.
Саша действительно ничего не обещал Ирине. Нет, она конечно, красотка, но встречаться с ней по-настоящему? Увольте. Ни денег, ни хорошей работы, ни настоящей жизни с ней не будет. Всю жизнь ходить за свиньями или крутить коровам хвосты, как это делали сельские мужики, Сашка не собирался. Вот Лелька ему вполне подходила: красивая, с квартирой в городе, явно с деньгами (специально у Ирины вызнал), да еще влюбленная без памяти. Девчонка могла говорить что угодно, но все ее чувства для него были как на ладони. Осталось чуть прогнуть ее под себя и считай, жизнь удалась. Нельзя сказать, что Лелька Саше не нравилась, просто себя он любил больше.
Между тем, пока двое разговаривали, на берег опустился сумрак. По-летнему теплый вечер переходил в ночь. Лелька спохватилась, что встреча с русалками безопасна только для нее, а вот для Саши — наоборот. Она потянула его с берега, но было уже непоправимо поздно.
Из воды поднимались молочно-белые силуэты. Лунный свет наполнял их силой, делал пленительно-манящими, притягательными для любого мужчины. Это была их ночь. Каждый увидевший танец, был их законной добычей.
Лелька впервые за долгое время по-настоящему испугалась. Она отлично знала, что реальные русалки — это вам не мультяшная Ариэль. Русалками становились не все утонувшие. Если на душе утопленницы не было тяжких грехов, то водяной хозяин не имел над ней власти. Те же, кто при жизни крал, предавал, убивал, навеки оставались под темной водой. Немного проще было самоубийцам — отбудешь срок, пока твои косточки полностью не истлеют, и свободна. Личности с таким бэкграундом безобидными не бывают. И сейчас они завораживали ее любимого.
Сашка смотрел на танцующих под луной девушек и ему казалось, что он никогда не видел ничего столь прекрасного. Полные груди, белая кожа, струящиеся локоны, круглые бедра манили и звали, горящие страстью глаза обещали неземное наслаждение. Отбросив чью-то руку, пытающуюся его удержать, он оттолкнул препятствие и направился в хоровод.
Лелька ушиблась и кажется разбила коленку, но ей было совершенно не до того. Она подбежала к берегу и позвала:
— Анисья! Отпустите его!
— Зачем? — ответил ей звонкий голос. В другие дни он звучал глухо, как из-под воды, но сейчас было их время. — Он наш, ты знаешь правила.
— Я люблю его! Анисья, возьмите меня, а его отпустите!
— Ишь, чего захотела! Да если мы веду утопим, нас лесной хозяин изведет. Да и с Карпыча есть кому за такое спросить.
— Что мне сделать, чтобы вы его отпустили? — Лелька была в отчаянии, Сашка вошел в реку уже по грудь, еще немного — и все.
— Приведи нам замену.
— Это кого-то живого утопить? Нет!
— Тогда уходи.
И тут Лелька просто осатанела.
— Не хотите добром договариваться?! Так знай, и своим скажи — я эту реку так прокляну, что никому здесь жизни не будет. Ни Карпычу, ни вам, ни людям. Будет болото. Сама знаешь — я смогу.
Русалка была старой и опытной. Когда-то давно она извела в своем чреве очередное дитя и утонула, возвращаясь от повитухи. Сейчас она видела, что девчонка перед ней горит тем же огнем, что когда-то она сама, только такая ни плод изводить, ни плакать не станет. Такая отомстит, ценой своей жизни, души, посмертия. Все отдаст, но отомстит. И русалка заколебалась.
— Хорошо. Давай договариваться. Я вижу на тебе серьги. Их дарил тот, кто сильно тебя любил. Такая вещь может подарить любой из нас истинную смерть. Ты отдашь мне их, а мы отпустим твоего мужчину.
— Да, да, конечно, — пытаясь побыстрее снять сережки, Лелька поранила мочку, но даже не заметила этого. — Бери, только отпустите.
Она вбежала в воду и положила мамин подарок в протянутую ждущую руку.
— Ты дала мне еще и свою кровь. Это дорогой дар. За это я подарю тебе совет. Твой любимый тебя не любит. Он вообще никого не любит кроме себя. Красивый внешне, внутри он гнилой, как колода у старой мельницы. Не того ты выбрала. И знай: ты сегодня купила его жизнь. Когда он станет тебе не нужен, ты ли от него уйдешь или прогонишь, он ли от тебя уйдет, а ты не удержишь — он умрет от первой же встречи с водой. Хотела сохранить — держи. Расстанешься — убьешь.
Русалочий хоровод исчез, луна скрылась в облаках. Сашка рывком пришел в себя и понял, что стоит в реке, а Лелька стоит почти рядом.
— Что это было? Как я вводе оказался?
— Я и сама не поняла, ты меня оттолкнул и рванул в реку. Что это было?
— Не знаю, что это было, но знаю, что будет — страшенный насморк. Пошли скорей отсюда.
Ребята выбрались наружу и бегом припустили к светящимся окнам домов.