Этот день Лелька вспоминала потом много раз. Последний беззаботный день ее жизни. Сейчас, стоя у отцовской машины и хмуро оглядываясь по сторонам, она, конечно, так не думала. Если честно, хмуриться причин не было. К тете Наташе ее привозили каждое лето, потому что родители уезжали в этнографические экспедиции. Маленькой Лельке экспедиции казались загадочным местом, где много всего интересного, а иначе зачем туда ездить каждый год. Но сейчас, в свои 11, она уже знала, что это просто поездка по старым деревням и разговоры с таким же старенькими бабушками на непонятные темы.
Лелька перевела взгляд на автомобильное зеркало. Зеркало послушно отразило веснушчатый нос и две тощих косички непонятного цвета. Лелька привычно огорчилась — ей всегда хотелось иметь черные длинные волосы, как у двоюродной сестры Ирины и такие же зеленые русалочьи очи. Собственные карие глаза идеалу решительно не соответствовали.
При мысли об Аришке настроение улучшилось. Впрочем, сестренка не любила, когда ее так называли. Ирина, ну или Иринка и никак иначе. Аришкой ее звала только бабушка, мама дяди Андрея. В этот раз бабушки не будет — у тети Светы, сестры Андрея, родились близнецы, и бабушка перебралась к ней, чтобы помогать с детьми.
Лелька снова посмотрела по сторонам: дом тети Наташи и дяди Андрея с новой летней верандой, большой зеленый огород, картофельные рядки. По улице важно топали гуси и ехал на трехколесном велосипеде ужасно серьезный пацан лет 3–4. Он косился на гусей, ноте его игнорировали, неспешно переговариваясь друг с другом.
— Леля, где ты там? Иди сюда, разбери свои вещи, — позвала мама.
Лелька снова вздохнула и, крикнув:
— Иду! — побежала в дом.
Дом встретил ее легкой прохладой, запахом пирогов, которые тетя всегда пекла в честь ее приезда, и неожиданно хмурым взглядом Ирины. Для Лельки сестренка всегда была самой-самой. Два года разницы несколько усложняли дружбу, но не мешали девчонкам бегать на речку, таскать зеленые яблоки, лазать по деревьям и заборам, и всячески шкодить, отбывая наказания за совместные грехи.
За последний год Ирина выросла, стала еще красивее.
— Ариш, ты чего? — удивилась Лелька.
— Я же просила не звать меня этим дурацким именем. Я — Ирина. И вообще, не бегай и не шпионь за мной, надоело, что ты каждое лето хвостом таскаешься. Заведи себе каких-нибудь подружек что ли, и ко мне не лезь.
Ошарашенная столь холодным приемом Лелька растерянно плюхнулась на старенький, но крепкий диван. Ей стало ясно, что лето будет не таким уж замечательным. Вдруг подумалось: ну не может быть, чтобы она это серьезно. Поди поругалась с кем-то опять, вот сгоряча и наговорила. Встряхнувшись, Лелька отправилась на кухню, а летний день покатился дальше.
Папа с дядей Андреем заторопились по делам: надо было починить загородку в коровнике, где жила симпатичная и покладистая корова Нюська. Нюську летом гоняли с деревенским стадом, коровник стоял пустой, самое то для починки. Лелька знала, что потом они пойдут чистить свинарник. Дядя Андрей, которого папа шутя обзывал куркулем, был фермером. В теплом свинарнике у него жила племенная свинья Рогнеда. Тетя Наташа говорила, что полное имя Рогнеды длиннее, чем у героини бразильской мыльной оперы. Каждый год свинья приносила дюжину поросят, которых выращивали на мясо. Дела шли неплохо, и дядя Андрей подумывал о покупке модуля переработки. «Колбасу нашу с руками отрывать будут» — уверял он жену.
Тетя с мамой засуетились на кухне, готовя обед. В небольшой кухоньке моментально стало тесно, так что девчонкам было сказано идти гулять, но далеко не ходить.
— Ира, ты старшая, отвечаешь за Лелю, — сурово сказала тетя.
Ирина фыркнула, но Лельку подождала.
— Мы договорились с девчонками встретиться, ты мне вообще не в кассу сегодня, — сообщила она сестре. — Ладно, пойдем, а то мать весь мозг вынесет, если увидит, что я одна ушла.
Лелька плелась за двоюродной сестрой и недоумевала, куда делась ее славная компанейская подружка-сестренка. «Интересно, когда мне будет 13, я тоже стану такой противной?» — подумалось ей. Вскоре к Ирине присоединилась стайка девчонок. Мини-шортики, яркие майки — девочки казались одинаковыми, Лелька никого из них не узнавала. Прошлым летом у сестер была другая компания.
Стайка проследовала на речку. Вообще речка даже летом была холодной, но в одном месте образовался небольшой заливчик. В нем вода с утра успевала нагреться, так что к полудню сюда слеталась вся местная ребятня. Писк, визг, брызги, заплывы вдоль берега, а для самых мелких — руками по дну на отмели, словом развлечений хватало. Лелька по привычке устремилась к воде, но вспомнила, что не надела купальник. Бежать назад не хотелось, и она, немного побродив по воде, устроилась на берегу, наблюдая за компанией Ирины.
Выглядело это ужасно смешно. Девчонки важно, словно дамы из очередного сериала, расстилали пледы, кокетливо снимали майки, демонстрировали купальники.
— А ты что не раздеваешься? — спросила Ира.
— Я купальник забыла» — ответила Лелька.
— Ой, да что у тебя там прятать, можно подумать есть что скрывать, это я уже взрослая.
У Ирины действительно единственной из всех начала оформляться грудь, что она усиленно и подчеркивала. Лелька хмыкнула, заметив, что свита сестры не в восторге от таких замечаний.
Сзади послышался свист и к озеру скатилась на велосипедах ватага парней. Возглавлял ее Сашка, неизменный лидер местных пацанов. Черные кудри и черные глаза, унаследованные им от прабабки-цыганки, были мечтой всех местных девчонок. Вот и сейчас девчачья стайка засуетилась, захихикала и стала производить странные, на взгляд Лельки, телодвижения, которые, однако, вызвали бурное одобрение ребят. Послушав общий гомон пару минут, Лелька заскучала и решила немного пройтись по берегу. Сашка ей тоже нравился, но свои шансы она оценивала весьма пессимистически. Все-таки он был почти взрослый, 15 лет, а у нее даже груди не было, доска доской.
Так что решив лишний раз не огорчаться, Лелька побрела вдоль реки. Далеко она уходить не планировала. Так, немного пройтись, чтобы не смотреть, как Ирина строит Сашке глазки и всячески демонстрирует собственные стати. Солнышко грело, вода с легким плеском накатывалась на берег и отбегала назад, упоительно пахло молодой травой, какими-то цветами, кто-то жужжал и скворчал в траве.
Посидев немного на травке, Лелька подошла к реке, держась за ветку старой ивы, наклонилась и чуть не свалилась в воду. Из реки на нее кто-то смотрел. Испугавшись, она отшатнулась, отступила на шаг. Когда же снова перевела взгляд на воду, только солнечные зайчики качались на мелких волнах, да блестел осколок стекла, который непонятно как оказался в реке. Лелька потрясла головой, как это делал Джек, овчар дяди Андрея, и решила, что ей пора назад.
Ситуация на берегу не поменялась, Сашка также красовался, девчонки жеманились и хихикали, так что, разочаровавшись в разуме веселой компании, Лелька побрела к дому. По дороге она заглянула к отцу, тот с дядей что-то сколачивал в коровнике. Отца Лелька любила сильно, мама называла ее папиной дочкой. Вот и сейчас она восхищенно смотрела, как ходят мышцы под гладкой кожей, как он смахивает пот со лба, как ловко орудует топориком. Неожиданно отец отвлекся, увидел Лельку.
— Дочка! А ты что здесь?
— Нас с Иркой отправили гулять. Но она там с девчонками на речке, а мне стало скучно, и я пошла к тебе.
— Не с Иркой, а с Ирой, или с Ириной. Ты же у меня не только красавица, но и умница, так что говори правильно.
— А я правда красавица?
— Правда-правда. Просто пока это вижу только я. Вот погоди пару лет, все увидят, я от тебя мальчишек веником буду отгонять. Или ко мне.
Папа схватил Лельку и подбросил ее вверх. Эта игра никогда им не надоедала, сколько Лелька себя помнила. Восхитительно было взлетать, зная, что тебя непременно поймают, обнимут и бережно поставят на землю.
— Ну беги к маме. Скажи, мы скоро закончим и придем стрррашно голодные! Не накормят — самих съедим.
Лелька засмеялась и побежала к дому.
В доме приятно пахло чем-то вкусным, мама с тетей тихо разговаривали на кухне. Лелька просочилась в уголок и пристроилась с твердым намерением «погреть ушки» как говорил папа.
— Инга-то сейчас директорствует в местной школе. Помнишь ее?
— Как не помнить, Наташ. Сама знаешь, сколько она мне крови попортила в свое время.
— Ну так что ты хотела, ты ж у нее Влада натурально увела, она-то его в женихи метила, а он как тебя увидел, так на нее больше и не взглянул ни разика.
— Ну что ты, Наташа, говоришь такое. Мне ж едва 14 было, как я могла кого-то увести. Да и Славушка сам потом рассказывал, что ему будто кто-то на ухо шепнул: вот эта — твоя!
— Ну может кто и шепнул, а я знаю, что наши девчонки все иззавидовались, голову сломали: ну что он в тебе нашел. Чего только не придумывали! И что баба Тася его приворожила, и что ты его приворожила, и что Инга его привораживала, а он тебя увидел, истинную свою любовь. Даром что ли он почти 8 лет ждал, пока ты замуж надумаешь. Я-то знаю, что глупости все это и никаких приворотов нет, да только никому ничего не докажешь. Тем более что про бабушку Таисию та еще слава шла.
— Баба Тася многое знала, зря ты не веришь.
— Даренка, ну подумай сама, что ты говоришь! Была бы ты бабка из дальнего села, а ты же историк, человек с высшим образованием! Ну что Таисия могла такого особого знать!
— Ты просто рядом с ней не бывала, оттого так и говоришь.
— Так она меня и не жаловала. Как я ей заявила разок, что вся ее сила — чистой воды выдумка, так она меня привечать и перестала.
— Наташ, по ведовскому обычаю, ведающая должна свою силу старшей в роду передавать, а старшей тогда ты была. Потому она и обиделась, что учиться ты не стала. Она мне сама потом много раз говорила, что многого мне не даст, не по правилам младшую учить, коли старшая есть, так что быть мне слабенькой ведой.
— Дарина, перестань. Ну знаешь же, что не люблю я на эту тему разговаривать. Только зря поспорим.
— Не любишь-то не любишь, а погадать-то меня всегда просишь!
— Ну это ж не всерьез. Просто ты карты раскинешь, и мне поспокойнее, да и угадываешь всегда ловко. Хотя бабушка Анна, покойница, меня за это тоже здорово гоняла: «Ты пионер! Какое может быть гадание!» Все-таки странно, ведь родные сестры были, а такие разные. Анна — та до смерти коммунисткой была, а Таисия так и считала себя ведьмой всю жизнь. Оттого и умирала тяжело.
— Не ведьмой, а ведой, ведающей.
— Да какая разница. Что то чертовщина, что это.
— Совсем никакой! Как между калием и цианистым калием! Ведьма зло творит всегда, люди для нее — мусор, материал расходный, а ведающая — она судьбу видит, поправить может если силы хватит, как-то еще помочь, а то и от зла оберечь.
— Что ж ты свою судьбу не поправляешь?
— Ну, во-первых, мне на мою долю грех жаловаться. А во-вторых сама знаешь, не успела я к бабушке Тасе, не смогла она мне ни силу, ни книгу свою передать. Что в крови осталось, то и есть, а книга так и сгинула. Так что осталась я гадалкой-предсказательницей, которая даже дорогу свою посмотреть не может.
— Снова к ним на кладбище поедешь?
— Да, надо заехать. Оградку подкрасить, траву убрать.
— Похоронили бы их здесь, не пришлось бы мотаться за полтора десятка километров каждый раз.
— Сама знаешь, ни та, ни другая такого не хотели. Обе они сами выбрали где после смерти лежать.
— Это да. И своенравные обе были, не приведи господи. Погадаешь мне сегодня?
— Попозже, ладно? Давай в баньку сходим, тогда и карты раскину.
— Лелька! А ты как тут оказалась? — спохватилась мама — Давно сидишь?
— Не, я недавно пришла. Там скучно. Купаться холодно, валяться на травке я не люблю, да и что я там не видела. Смотреть как девчонки важничают? Саша то, Саша се… Тоже мне принцессы нашлись.
— А тебе завидно? Тоже Саша понравился? Он, поди, совсем уже взрослый.
— И ничего невзрослый. И не красивый.
— Ишь ты! А кто тебе красивый?
— Папа!
— Папа у тебя всегда красавец» — улыбнулась мама. — Давай, мой руки и садись поешь. Скоро наши мужчины придут, здесь совсем тесно будет.
Лелька вскочила с табуретки, но ее притормозил вопрос тети Наташи:
— А Ирина где? Я ж ей сказала за тобой приглядеть.
— Она приглядывала, просто я сама ушла, а она осталась на речке.
— Приглядывала она! Совсем девка край потеряла. Вот вернется, узнает, как родину любить!.
Лельке стало стыдно, что так вот неожиданно подвела сестру, но делать что-то было поздно, у тети Наташи слово с делом не расходилось. Пока Лелька быстро глотала щи, которые непременно надо было поесть до пирогов, пришли мужчины, и в кухне снова стало тесно. Схватив пару пирожков с прошлогодним брусничным вареньем, Лелька ушла в свою маленькую летнюю спаленку. Дома, в городе, у нее была своя комната, с письменным столом, книжными полками и смешным гномом в колпаке, которого мама сшила ей, когда она была совсем маленькой. Колпак и рубаха гнома были ярко-ярко красными, Лелька звала его Старичок-Огневичок. Мама говорила, что это Лелькин хранитель, он разгоняет тени и туманы, поэтому Лельке никогда не снятся плохие сны.
Здесь полок не было, только стоял старенький, но все еще удобный диванчик и небольшой столик. Столик был крепкий, чисто выскобленный и покрытый красивой кружевной салфеткой, которую связала тетя Наташа. Лелькина мама тоже умела вязать такую красоту, и Лельку учила, но у той не хватало терпения, ей больше нравилась лепка. Получалось хорошо и мама обещала осенью отвести дочь в районную художественную школу.
Из кухни послышался шум, что-то раздраженно высказывала тетя, ей отвечала Ирина. Лельке туда идти не хотелось. Вот почему так: вроде ничего плохого не делала и виновата! Вдруг дверь распахнулась, на пороге стояла заплаканная сестра.
— Ты! Ты! — Ира просто задыхалась от злости, огорчения, возмущения. — Все из-за тебя! Меня Сашка в кино в клуб завтра позвал, а теперь из-за тебя мать не пускает! Вечно ты все портишь! Из-за тебя ни одного нормального лета не было! Леля, где Леля, смотри за Лелей. Все девчонки в клуб, в кино, на речку, а я, как дура, с хвостом вечно!
— Ир, ты чего? Я ж не нарочно. Откуда мне было знать, что тебя накажут?
— Ты всегда не при чем! Прошлым летом яблоки рвали вместе, а попало одной мне! Леля маленькая, ты старшая… У-у-у! Ненавижу! Не смей ко мне подходить! — Ирина выскочила, шмякнув дверью так, что бедная конструкция чуть не слетела с петель.
Лелька совсем расстроилась, и решила пойти к папе. Это всегда помогало, какая бы беда ни стряслась. Даже в прошлом году, когда она, на спор идя по бордюру, приземлилась в лужу в новеньком кремовом пальто! Даже когда класс объявил ей бойкот, за то, что она одна не сбежала с урока истории! На самом деле, Лелька не так уж любила эти уроки, но ей было ужасно жалко учительницу истории, которая к урокам всегда готовилась, приносила плакаты и схемы, и вообще была не вредная. Поможет и в этот раз.
Мужчины топили баню. Замечательно пахло разогретым деревом, живым огнем, сухими травами.
— Леля, дочка, сходи, принеси из моего рюкзака белый маленький пакетик.
— Бегу! А он зачем?
— Вот принесешь, все расскажу.
Лелька немного опасалась снова встретиться с Ириной, но та, обидевшись на весь мир, закрылась у себя в комнате. Пакетик нашелся быстро, назад Лельку так гнало любопытство, что она как на крыльях летела.
— Вот! А теперь расскажешь?
— Расскажу. Смотри — сегодня среда, день для баньки неурочный, так что будем деда-Банника задабривать, легкого пару просить.
Отец достал из пакетика небольшую мыльницу, кусочек красивого пахучего мыла и маленький, словно игрушечный, веник.
— Ну ты даешь, Владислав! — засмеялся дядя Андрей. — Вот не знал, что ты в эти бабкины сказки веришь, думал только моя маменька по возрасту со всем этим мудохается.
— Наши предки не глупее нас были, Андрюха. Они всегда знали, к кому с поклоном, к кому с подарком, а к кому и с полынной солью. Сам-то поди у своей скотинки в хлеву маленькие ясли в уголке поставил. И о суевериях не вспомнил. — усмехнулся папа.
— Так-то оно так…
— Вот-вот… Так что порадуем Банника, ему на радость, нам на пользу. Леля, беги к маме. Скажи, скоро за полотенцами и рубахами придем.
Поздним вечером, лежа на своем диванчике, Лелька старательно прислушивалась к разговору в кухне. Делать это становилось все труднее и труднее, глаза слипались, и она, наконец, сдалась, твердо помня папино обещание не уезжать не попрощавшись.
Разговор между тем продолжался.
— Раскинешь карты?
— Да. Сейчас рушник постелю и свечи свои достану. Тяжело у меня на душе, Наташ.
— Вот вечно ты с причудой — улыбнулась сестре Наталья. — Наши девки в бухгалтерии без всяких рушников-свечей гадают.
— Вот потому и не угадывают. Все надо делать как положено.
— А что тяжело-тона душе? Я и смотрю, вроде до бани веселая была, а потом как тучей закрыло.
— Не знаю я, Наташ. Говорю же — свою дорогу не вижу, не дано мне. Да и с моими тоже редко получается. На Лельку вообще расклад делать бесполезно. Да и Славушке пару раз получилось за все-то годы. А так — давит, как камнем путь закрыли. Ты мне скажи— если, предки оборони, со мной и Владиславом что случится, ты Лельку не бросишь?
— Ну ты и удумала! Не каркай, накаркаешь!
— А все-таки?
— Ну конечно не брошу, ты же знаешь, она мне как родная! На глазах росла, считай такая же дочка, как Аришка.
— Не ладят они с Ириной.
— Это детское все. Сегодня не ладят, завтра поладят. Чтобы тебе совсем спокойно было, давай, как нас когда-то баба Тася учила:
— Я, Наталья, сестра твоя, кровью рода своего клянусь: буде окажется призван твой дух на суд ли Прави, в туман ли Нави, на стражу ль Грани, выращу я твою дочь Вольгу как свое дитя! — Наталья ткнула палец кончиком ножа и уронила на рушник каплю крови.
— Да что ж ты творишь, бедовая! Ты вспомни, нас бабушка когда учила, она что говорила — клятва это нерушимая, нарушишь — на весь род беда падет! А ты не только за себя, а вообще кровью рода клянешься!
— Дара, я бы Лельку никогда не оставила, хоть с клятвой, хоть без клятвы. Да и вообще, словак делу не пришьешь, а тебе теперь спокойней будет. Погадаешь?
— Давай. Снимай карту. Клади и помолчи пока, раскладывать буду.
Наталья услышала, как сестра зашептала наговор:
«Вот стою я на мосту, карта к карте, лист к листу.
Начинаю ворожить, прошу карты послужить.
Сестры, снохи, сыновья, дяди, тетки, братовья,
Расскажите правду мне, что на нас идет извне,
Что потонет, что сгорит, путь открыт или закрыт
Налагаю я зарок, чтоб никто солгать не мог».
— Что, там, Даш? Что получается?
— Странно как-то получается Наташ. Для тебя карты всегда хорошо ложились, а в этот раз странно.
— Да что там странного-то?
— Понимаешь, предсказанье очень четкое, а вот смысл я не пойму. Смотри сама: через несколько лет, когда год повернет на зиму, будет у тебя сложный выбор. Если выберешь все правильно, будет печаль, но небольшая и не долгая, а если ошибешься — все будет очень плохо.
— Что за выбор? И через несколько лет — это когда?
— А вот это и непонятно. Ясно видно, что не в эту осень, а вот года через два или через три — точно не скажу, не вижу. И выбор будет связан с близким человеком.
— А плохо — это что значит?
— Показывает смерть, но это не обязательно смерть, может быть депрессия тяжелая, долгая болезнь смертельная, развод, в конце концов. Что-то такое, короче.
— Наверное свекровушка моя решит от Светки вернуться. Я ей сразу говорила, что не надо ей к ним перебираться. Сил у нее немного, а Светлана девушка с характером, если бабуля заболеет, возиться не будет. Видать заболеет сильно, вот и будет выбор — забирать — не забирать. И тут уж точно, если не заберу, Андрюшка со мной разведется. Сама знаешь, как он матушку любит. Повезло мне еще, что она сама тетка не вредная.
— Не могу сказать, Наташ. Все-таки карты это не справочное бюро. Но в голове держи, предсказанье ясное было. А сейчас давай спать пойдем, нам завтра пораньше надо выехать, а тут еще Лелька просила разбудить, попрощаться.
— Да не стоит девчонку дергать, пусть выспится. Позвонишь ей потом попозже.
— Не могу. Обещано было, что разбудим.
— Чудные вы оба с Владом. Вот уж точно, два сапога пара. Доброй ночи, сестренка.
— Леля, дочка, нам пора ехать. Вставай прощаться, если не передумала, — услышала Лелька сквозь сон мамин голос.
— Нет-нет, я сейчас! — она вскочила, схватила вчерашнее платье и побежала умываться.
Через несколько минут Лелька уже стояла у машины с родителями. Июньское утро было ясным, солнечным, но еще прохладным. Деревня уже проснулась, звенели ведра, где-то за околицей мычало уходящее на выпас стадо.
— Пора нам, дочка. Будь умницей, слушай тетю и постарайся помириться с Иринкой.
— Да, мам. Только бы она сама захотела помириться.
— Учись договариваться, солнышко. Ты ведь уже совсем большая.
— До скорого, красавица, — папа поднял Лельку как маленькую на руки, чмокнул в макушку. — Я тебя люблю и знаю, что ты самая умная и красивая девочка. Проведи время хорошо, чтобы было что вспоминать за партой. — Он подмигнул Лельке, еще раз поцеловал ее в щеку и поставил на землю.
— Все, детка, беги в дом, простынешь.
— До свидания!
Лелька знала, что мама с папой уезжают только до осени, что они будут ей звонить и присылать смешные картинки на новый смартфон, который папа специально купил ей к лету, но слезы этого понимать не желали. Они текли и текли, попадали в нос, затекали в уши, когда Лелька вскидывала голову, чтобы прекратить это слезоизвержение. Она махала вслед машине, пока та совсем не скрылась за горизонтом, а потом побрела к себе досыпать.
Спалось ей неважно, сон наползал вязкий, мутный. В нем кто-то что-то кричал, звал Лельку, она бежала на зов, понимая, что отчаянно не успевает, но что ей непременно, обязательно, жизненно важно догнать этого уходящего в туман. Сон неожиданно оборвался звуком упавшего ведра.
— Леля, — звала тетя — Вставай давай, детка. Я вас с Иришкой покормлю, да мне бежать пора.
— Ага, иду — отозвалась Лелька.
Сестра, мрачная и надутая, сидела на кухне.
— Так, Ирина-королевишна, заканчивай надуваться, лягушкой станешь. Девочки, вам на сегодня есть задание: прополоть морковку, ее сорняк совсем задавил, и начинайте колорадов с картошки собирать, их уже немеряно расплодилось. И, Ирина, чтоб мне без скандалов давай.
После завтрака неприятное послевкусие от сна не прошло. Лелька спряталась в уголок и позвонила маме.
— Уже соскучилась, дочка?
— Мам, у вас все хорошо? Мне какой-то сон приснился странный.
— Все нормально, солнышко. Не беспокойся. Иногда сон — это просто сон. Мы с папой уже все здесь закончили, сейчас поедем. До рейса совсем ничего осталось, а собрать еще надо многое. Давай, малыш, я тебе попозже позвоню.
Настроение улучшилось, и даже мрачная Ирина не могла испортить удовольствие от теплого дня, вкусного запаха смородиновых листьев, улыбающейся морды Джека, которому Лелька, несмотря на запрет, скормила-таки последний, утащенный со стола оладушек.
Они уже почти заканчивали с картошкой, когда Лелька услышала, что ее зовут.
— Да, теть Наташ, бегу! — отозвалась она.
Ирина тоже бросила работу и устремилась за сестрой.
— Я здесь! — выдохнула запыхавшаяся Лелька и вдруг увидела, какое странное у тети Наташи лицо.
Когда-то в одной из аудиокниг, которые любила слушать мама, Лельке попалась фраза «опрокинутое лицо». Она тогда удивилась и даже немного возмутилась: ну как лицо может опрокинуться, это ж не тарелка. И вот сейчас ей снова пришло на ум это уже позабытое выражение. Она вдруг поймала себя на мысли, что знает, как можно «опрокинуть лицо».
— Леля, девочка моя, держись.
— Что случилось, тетя?
— Мама с папой…Они погибли. В них врезался большегруз.
Лелька задохнулась от того невероятного, что ей говорили. Это не было правдой. Не могло быть. Она же только недавно разговаривала с мамой! Мама обещала ей позвонить, она обязательно позвонит, она никогда-никогда не обманывает! Но взрослые стояли вокруг с чужими, «опрокинутыми» лицами, никто не кричал, что это просто шутка, все они смотрели на нее со странно жалостливым выражением, и Лелька поняла, что это правда. Ее самых лучших в мире родителей больше нет. И на нее словно упало небо. Мир взорвался, почернел и исчез. Наталья увидела, как девчоночья фигурка медленно сползла в пыльную траву двора, свернулась в клубочек и замерла, отгородившись от ужасного, невыносимого горя.