Две недели Лелька сливала силу в окрестные леса и луга. Поначалу было трудно, после таких «сеансов» болела голова, ломало все тело, как при тяжелом гриппе, но со временем она приноровилась, стало полегче. Когда же искра совсем шла в разнос, помогал камень, захваченный в старом прабабушкином доме и переживший в ее рюкзаке все последующие приключения. Лелька и себе не могла объяснить, что особенного в этом булыжнике, но каждое прикосновение к нему обдавало теплом, согревая зябнущие руки, медальон на груди и даже, кажется, душу. Так продолжалось две недели, а потом домой вернулась Ирина.
Увидев сестру, Лелька потеряла дар речи. Вместо Ирины перед ней стояла даже не старуха, а какое-то непонятное существо. Однако реакция самой Ирины на встречу была намного более бурной. Увидев виновницу своих бед, она закричала что-то нечленораздельное, забилась, изо рта пошла пена. Испуганная Наталья рявкнула на племянницу и захлопотала вокруг дочки.
Вечером к Лельке зашел дядя Андрей.
— Ты прости Наташу, Леля. Она не со зла, просто очень уж много на нее свалилось. Ирина-то вроде поправляться начала, никто не ожидал такого.
— Дядя Андрей, я зла не держу, только как дальше-то жить?
— Давай-ка, племяшка, завтра подумаем. Говорят же, что утро вечера мудренее.
У Андрея не повернулся язык повторить девчонке, что он услышал от жены. Та была твердо намерена отправить племянницу из дома как можно дальше.
— Я конечно все понимаю, но это уже чересчур. Ты взяла девочку к нам, а теперь хочешь выкинуть как щенка.
— Да если бы я знала, какая она, то никогда бы не взяла. Даринка была светлая, добрая, она бы на чужого парня никогда глаз не подняла, а эта…
— Да что эта? Сашка что, свататься приходил? Ты ж сама знаешь, что это просто Иришка себе намечтала. Да и если по совести, парень гнилой, я бы ему дочку не отдал.
— Эта Лелька затащила ее в какой-то оккультизм. Вот что надо было с ребенком сделать, чтобы она так пострадала?
— Лелька и сама пострадала.
— Подумаешь, ногу сломала. Ириша вон, до сих пор оправиться не может. Да и не просто так она сегодня разнервничалась. Сам подумай, как мы будем жить, если ей при одном взгляде на Вольгу плохо делается? Ты что, предлагаешь мне собственную дочь, да еще больную, выгнать?
— Я предлагаю тебе думать, а потом делать. Помнишь мамину поговорку: «Сперва кумекай, потом кукарекай»? Ты девочку взяла в дом, ни с кем не посоветовалась, не продумала ничего, а сейчас снова на те же грабли?
— Я взяла, я и отправлю. Ира с ней в одном доме жить не сможет.
— А если бы это была наша дочь? Если Ира будет также и на малыша реагировать?
— Это не наша. И наш ребенок таким не будет.
— Каким — таким?
— Вольга завистливая, она просто позавидовала сестре. Ириша красивее, умнее, у ней и подружек было много, и парни внимание обращали.
— Вот чего у Лельки нету, так это зависти. Да и если правда то, что ты говоришь, вот что она могла такое сделать, чтобы Ирина так заболела?
— Я почем знаю? Может отравила чем, вон она все время с травками своими возилась. Нет, хоть что говори, а я ее из дома отправлю.
— Да куда отправишь-то?
— Хоть в детдом, хоть в интернат. Куда возьмут, туда и отправлю.
— Ой, Наталья, дуришь ты. Вспомни, что сестре обещала?
— Я все помню. Но мне своя дочь дороже. А ты чего так за сиротку вступаешься? Или понравилась? Хочешь поближе пристроиться? Давай, она Сашку приняла, значит не брезгливая.
— Думай, чего несешь!
— Ладно, прости меня, дуру. В сердцах сказалось. Но с Вольгой нам в одном доме не жить.
— Ладно. Дай пару дней, я со Светкой договорюсь. Не дело это родную кровь бросать.
— Тебе не родня.
— Раз тебе родня, моей дочери родня, то и мне родня. Сказал же — пару дней!
— Пару дней дам, но чтобы послезавтра к вечеру ее здесь не было.
Ночевать Наталья легла водной комнате с дочкой. Лельку вытеснили на диван в зале. Впрочем, ведунья не возражала. Все одно, утро должно было принести перемены, так раньше они начнутся или позже, какая разница. Однако человеческие планы — дело ненадежное, что вновь и продемонстрировала людям пришедшая ночь.
Наталье снился сон, словно она снова маленькая и вновь спорит с бабушкой Тасей. Ох как ей в свое время надоело доказывать, что все эти заговоры-наговоры чистой воды ерунда, сказки для глупых теток. Баба Тася никогда не сердилась, только печально смотрела на внучатую племянницу, уверенно излагающую установки партии и правительства. Тем непривычней было увидеть ее в этом странном сне по-настоящему сердитой.
— Ты что творишь, Наталья! Ведь сама знаешь, не давши слово — крепись, а давши — держись.
— Да что вы ко мне все привязались с этим словом! Ну ведь бывает же, изменились обстоятельства!
— Бывает. Да только кто тебя за язык тянул клясться кровью рода?
— Да какая разница! Мне просто хотелось, чтобы сестренка не волновалась.
— А теперь перехотелось?
— Даринке теперь все равно. Да и кто ж знал, что ее дочь такая…
— Какая-никакая, а коли слово дадено — должно быть исполнено.
— Да как тут исполнять! Да и не на улицу же я ее выгоняю, вырастет, многие так растут, учатся в интернатах и ничего. Присмотрим потихоньку.
— Эх, Туська-Натуська, что ж ты наделала…
Бабушка исчезла, а Наталья очнулась от резкой боли. Тело разрывалось на пополам и она, не выдержав, закричала. Через минуту в комнату вбежала Лелька.
— Тетя Наташа, что с тобой?
Ответить Наталья не могла, все силы уходили на то, чтобы оставаться в сознании. Но девчонка уже сама поняла, в чем дело.
— У тебя роды начались. Все плохо. Я сбегаю к дяде, скажу, чтобы он доктора привез.
Наталье хотелось сказать, чтобы она не лезла не в свое дело, но мозг молнией прошило: Ирина! Что будет с дочкой, если она не выдержит?
Лелька вернулась быстро, Наталье показалось и секунды не прошло.
— Пей! — она сунула тетке под нос кружку с какой-то травой
Наталья помотала головой, отказываясь доверять этой девчонке. Она уже один раз обманулась, взяв ее в свой дом, и навлекла беду на семью.
— Пей! — повторила Лелька. — У тебя кровотечение сильное, если его не остановить, можешь умереть.
Наталья вцепилась в кружку. Ей было необходимо выжить, хотя бы ради дочери. Лелька что-то шептала, боль немного отступила, и Наталья услышала: «Камень бел стоит, воде течь не велит. Ты вода уймись, кровь остановись. Болезнь исцели, жизни нить продли».
И эта туда же, — подумалось Наталье. — ну чисто Таисья.
Андрей привез врача через20 минут, но было уже поздно. Преждевременные роды на таком сроке — страшное дело. Происходи все в городском роддоме, может и можно было бы что-то сделать, но ночью в деревне… Ребенок родился мертвым, Наталью еле спасли, благо Вера Васильевна была врачом опытным и ко всему готовым. Но есть вещи, которые неподвластны медицине. Приговор был вынесен — больше детей Наталья иметь не сможет.
Во время всей этой суматохи у Ирины начался очередной приступ, пришлось ее положить в сельскую больничку вместе с матерью. На утро девушку, под приглядом не до конца оправившейся Натальи, вернули в городскую неврологию, а оттуда — в инфекционку.
Опытный доктор, увидев симптомы, заподозрила редкий и страшный диагноз, который и был подтвержден — полиомиелит. Анализы показали, что больная уже не опасна для окружающих. Ей предстоял долгий период реабилитации все в той же неврологии. Рыдающей Наталье врач объяснил, что иногда прививка срабатывает не полностью и человек все-таки заболевает.
— Девушка хотя бы может самостоятельно дышать. При такой форме заболевания нередко наступает полный паралич, у вас же случай полегче. Да, тяжело, да, сложно, но при тщательной реабилитации ваша дочь выживет и сможет себя обслуживать. Теперь очень многое зависит от вас. Побудете какое-то время в отделении, подберем препараты. Потом хорошо бы в санаторий специальный, я вам попозже расскажу, что и как, оформите инвалидность и постепенно все образуется.
Лелька наутро чувствовала себя совсем разбитой. Жизнь разваливалась на глазах, и она совершенно не понимала, как все поправить. Ей очень хотелось все вернуть назад. Пусть бы Ирина и дальше злилась и потихоньку ведьмачила, подумаешь, проблема. Зато все были бы здоровы, тетя Наташа не потеряла бы маленького, а дядя Андрей не выглядел бы так, что краше в гроб кладут. По всем правилам, Лельке надо было порадоваться несчастьям Ирины, но радости не было ни малейшей. Нет, всепрощением Лелька не страдала, ей поначалу хотелось Ирину наказать. Но увидев, во что превратилась красавица-сестра, она попросту испугалась. Не такое представляла себе она, лежа с переломом на больничной койке, как-то это было слишком.
Посмотрев, как мучается Андрей, пытаясь все успеть, девушка осознала, что надо что-то делать, и делать самой, никто не придет и не поможет. Леший к этому времени уже залег в дупло на всю зиму, Кондратьич вообще куда-то пропал, даже по приглашению не приходил, так что пришлось идти за советом к ауке.
Жуликоватый гриб встретил веду радостно. Лелька в качестве то ли взятки, то ли благодарности, принесла ему новую зимнюю одежку. Прежнюю за лето слопала какая-то предприимчивая моль, а остатки растащили лесные мыши на утепление своих многочисленных норок и гнезд. Выслушав Лелькин рассказ, аука задумался, смешно подергал носом и заявил:
— Чую, веда, что не просто так на твою семью все это валится, но вот в чем дело — сказать не могу. Я ж возле людей не жил, порядков человечьих не ведаю. Надо тебе домовика добывать. Ишь, удумал, прятаться от ведающей!
— Да как его добудешь, я жене его рода, просто гостья в этом доме.
— Я слыхал, что есть строгий заговор. Если его хозяин дома прочтет, домовик не сможет не явиться. Будет упрямиться — сила притащит.
— А ты, уважаемый, не слыхал, где этот заговор взять можно?
— Это у самих домовиков надо спрашивать. Найди того, кто с тобой говорить станет и спроси. Иного пути нету.
— Спасибо тебе за совет, уважаемый аука! Легкой тебе зимы. Случится время — опять приду.
— Приходи, а то я тут от одиночества скоро завою на манер Ермолаевых волчков.
За помощью в добывании загадочного заговора Лелька обратилась к Олегу. Травник знал немало ее секретов, одним больше или меньше не имело значения. Помочь ей повидаться с собственным домовым Олег согласился сразу, но честно предупредил, что суседушко у него своевольный, местами даже вредный. Тем не менее, встреча состоялась.
Седобородый степенный домовик, чем-то похожий на внезапно усохшего Гэндальфа, отнесся к Лелькиной проблеме с пониманием:
— Ладно, веда, помогу я тебе. Так-то по-хорошему надо мне сторону своего держать, да только прячется он не по делу, из глупости. Молодой ищщо…
Лелька на секунду задумалась, сколько же лет ее собеседнику, если «молодой» Кондратьич помнил донаполеоновские времена. Однако долго думать не вышло, надо было слушать, что ей говорят.
— Ты, ведающая, намеренно аль нет, но навела нашего главу рода на верный путь. Искра у него проснулась и делом он занялся верным, родовым делом, а не всякой ерундой с вашими машинами. Так что запоминай заговор. Только помни — читать должен набольший в роду, хозяин дома, а то беда будет. Любого иного домовик в своем дому и загубить может коли осерчает, а он непременно осерчает, ежели его противу воли на разговор к людям потащат.
Заговор пришлось запоминать с первого раза и дословно. Писать вредный домовик не разрешил, а повторять не стал. Но едва он растворился за печкой, прихватив пару пирогов с капустой, испеченных Олеговой женой, Лелька записала все заученное.
Первый «кусочек слона» был съеден, но оставалось главное — надо было убедить дядю Андрея прочесть этот заговор вслух. Девушка сильно сомневалась, что родственник, замороченный свалившимися бедами, захочет даже слушать о подобном перформансе, а тем более в нем участвовать.
— Дядя Олег, поможешь мне? Тебя дядя Андрей наверняка послушает. Я прямо спиной чую, что надо торопиться.
— Ладно, помогу. Все-таки Андрюха мне друг, да и в помощи не отказал, когда я просил.
Андрею в этот вечер больше всего хотелось напиться. Жена была в больнице, дочь заболела так тяжело, что о выздоровлении и речи не было, на лечение обеих требовались немалые деньги, а тут еще мама занемогла. Светка, сестренка позвонила, попросила приехать при первой возможности. Последним камушком этой лавины стал визит ветеринара, заподозрившим ящур у свиньи Рогнеды.
— Не обессудь, Андрюха, но, если все подтвердится, сам понимаешь — рисковать никто не станет, забить придется всю твою живность. Анализы я отправил в район, дня через три все узнаем. Сам осторожнее, знаешь же, что эта пакость на людей только так переходит.
Приход Олега он воспринял, как появление потенциального собутыльника. Одному все-таки пить не хотелось, а племянница жены на эту важную роль не подходила.
— Не вопрос, Андрей, хочешь выпить — наливай. Но давай сперва сделаем то, что девчонка просит. Хуже тебе от этого не будет, а лучше… Чем черт не шутит, пока бог спит. Вдруг поможет.
Так Андрей и оказался в центре кухни, с листочком бумаги в руках. Чувствуя себя полным идиотом, он встал лицом к печи и громко прочел:
“Слово крепкое в ночи сказано, да глаголом тайным речено,
Седыми ветрами развеяно, Землей-матушкой закреплено.
Зову домового-заступника, дома сего хозяина,
Заклинаю чурами-пращурами, закрепляю родовой кровью.
Домовой явись, за дом да род заступись.”
Он постоял еще немного и обернулся на инициаторов этого спектакля. К его удивлению, они оба смотрели мимо него и явно что-то видели. Рассудив, что напиться он успеет, Андрей отошел в сторонку и присел на подвернувшийся табурет.
Лелька и Олег тем временем смотрели на маленького старичка. Лелька вспомнила последнюю встречу с домовым и поразилась произошедшим переменам. Дерзко торчавшая ранее рыжая борода поредела и висела клочками, одежка превратилась в натуральное тряпье, а сам домовой хозяин с трясущейся головой и подгибающимися коленками выглядел сущей развалиной.
— Кондратьич! — воскликнула Лелька — да что же с тобой случилось!?
— Конец нашему роду пришел, веда, а значит и мне конец.
— Погоди помирать раньше времени. Объясни мне, в чем дело? Да и раз беда пришла, зачем прячешься-то? Чего за помощью не пришел?
— Не хотел я тебе рассказывать эту историю, боялся, что добьешь ты нас, а так может выберемся еще… Только теперь все одно. Наталья, тетка твоя, в последний вечер с твоей матерью, поклялась ей кровью и родом, что вырастит тебя как свое дитя. Сделала она это по доброй воле, без принуждения, и навлекла на весь наш род беду. По этой клятве не только она, но и все, кто связан кровью с нашим родом, повинны были тебя растить и беречь.
— Погоди, Кондратьич. Наталья же не вашего рода.
— Как же не нашего. Баба завсегда в род мужа уходит, а ежели дитя родит, то ее и спрашивать никто не будет, у родовичей с этим завсегда строго было. Строго было и с другим: предателей своей крови они изводили полностью. Ждет это и нас. С того Наталья младенца скинула, у Ирины детей не будет никогда, да и Андрей, даже если сызнова женится, деток уже не приживет. Только не женится он. Вон матушка его слегла, хозяйство гибнет. Все одно теперь.
— Кондратьич, неужто ничего сделать нельзя?
— Мамка твоя могла бы клятву снять, да только померла она. Можешь ли ты заступиться, мне не ведомо. Да и сама подумай — неужто тебе это надобно? Ведь Ирина-то натурально тебя извести хотела. От того и жива осталась лишь чудом — ведьма, наставница ее, часть урона забрала. Не по своей воле, знамо дело, но из-за этого Ирина только и выжила. Родовичи предателей рода николи не жалели, померла бы она там же, не будь ученицей ведьмы.
— Так старуха в доме директрисы — это она сама?!!
— Она и есть. Ведьмой она быть перестала, а годов ей много уже, под сотню, считай. Доживет теперь сколь осталось и все. Души у нее давно нету, так что и следа не останется. Только нам от сего не легче.
— Вот что, Кондратьич. Раньше смерти не помирай. Я. конечно, не святая, но на семью зла не держу. Я же вижу, что тетя с дядей ко мне хорошо отнеслись, это уж потом тетя Наташа за Ирину обиделась. Подумай, что можно сделать.
— Потом обиделась… С ее обиды беда в род и пришла. Реши она тебя и дальше как дочь родную ростить, ничего бы не случилось.
— Перестань обиды считать, думай давай.
— Дарина, мамка твоя, клятву снять не может, но могут ее пращуры, ежели попросить крепко.
— То есть, я могу пойти в дом бабушки Таси и попытаться попросить за дядю с тетей?
— Мочь-то можешь, только вот что из этого выйдет, я тебе не скажу. Просто не знаю. Но знаю, что легко не будет. Не любят старые боги такие клятвы разрешать, потому и дают их с великой опаской. Это вон, Наталья не подумавши сделала. Языком сболтнула, а дочку не приструнила. Да что уж теперь…
Домовик махнул рукой и полез, покряхтывая, в запечье.
Андрей сидел, слушал Лельку, наглаживал пришедшую на колени Лапатундель и понемногу успокаивался. Мурлыканье кошки словно говорило, что у него еще есть шанс. Надо только собраться, не раскисать и попытаться. Это он и намеревался сделать.
В этот вечер никто напиваться не стал. Андрей, немного поговорив с приятелем, ушел спать, а Лелька спряталась в комнате, где жила с Ириной и крепко задумалась. Обманывать себя смысла не было. Она хотела наказанья для Ирины. Сестра должна была ответить за те придирки и пакости, которые постоянно творила, за то, что все эти годы после смерти родителей Лелька жила как разведчик в тылу врага: никогда не знаешь, что и откуда прилетит, никогда не можешь просто расслабиться и отдышаться. Но она совсем не хотела зла дяде и тете. Да, Наталья любила родную дочь сильнее, да, иногда Лелька завидовала. Но положив руку на сердце, она не могла бы уверенно сказать, что сама бы повела себя иначе на месте тети. После долгих ночных раздумий решение было принято: она попросит пращуров разрешить Наталью от необдуманно данной клятвы.
Надо сказать, что Лелька знала: хитрый домовик рассказал далеко не все. Он ни словечком не обмолвился о самом важном — о цене, которую Лелька заплатит за свою просьбу. К счастью, наивность юной веды осталась в прошлом, и с размером платы девушка определилась быстро: любую цену она платить не будет, а там как торг пойдет.
Андрей не удивился, когда утром племяшка сообщила ему о своих планах. Лелька намеревалась провести следующую ночь в том самом доме, где чуть не лишилась искры и самой жизни. Девушка была не в восторге от подобного поворота событий, но только в старом мамином доме призыв предков имел хоть какой-то шанс на успех. По случайному совпадению, сегодня этот шанс был особенно высок — наступала Велесова ночь. Вся деревенская молодежь собиралась праздновать Хеллоуин, а Лелька готовилась к сложному и опасному обряду.
Когда к старому дому подступили сумерки, все было готово. Пол чисто вымыт, на окнах ветки рябины исвечки, а снаружи на тех же окнах подношенье пращурам. У старой березы горел бережно обустроенный костерок, который потухнет на рассвете. За печкой упоенно похрустывал специально купленными лакомствами крыс. Девушка не забыла серого помощника и не поленилась отыскать лакомства, что случайно залежались в местном супермаркете. Местный люд предпочитал крыс травить, а не кормить.
Лелька присела к окну и всмотрелась в пламя свечи. Мысленно она потянулась к тем, кто встречал с нею Живину ночь, кто не бросил ее в беде, не оставил наедине с жаждущей силы Ириной. Однако сегодня ей никто не отозвался. Снова и снова девушка пыталась пробиться сквозь мертвую тишину, пока из глаз не полились слезы, то ли от огня свечи, то ли от разочарования. Когда она, смахнув с подоконника рябину, была уже готова сдаться, окно неожиданно затянулось серебристым туманом и глубокий, густой бас сказал:
— Ну здрава будь, Вольга Гранина. Не придут к тебе сегодня пращуры-праматери, да и не по силам им освободить сестру твоей матери от клятвы. Не сумеют они.
Лельке не надо было долго размышлять о личности нежданного собеседника.
— Будь здрав и ты, Великий Велес.
— Смотри-ка, сообразила!
Туман чуть развеялся, и Лелька увидела могучую фигуру в меховом плаще. Как она ни старалась, ей не удавалось разглядеть лица. Лик Велеса постоянно менялся, становился то юным, то старым, то волчьим, то медвежьим, только пронзительно-голубые глаза оставались неизменными.
— А скажи-ка мне, юная веда, для чего хочешь ты разрешить от клятвы свою тетку? Ведь заслужила она наказание, нарушив данный по своей воле зарок.
— Может и так, да только я знаю, что обещание она давала искренне. Просто не смогла его выполнить. Да и вина в этом скорее ее дочери, а не ее самой.
— Значит сестра твоя сродная наказание заслужила?
— Все заслуженное она уже получила. И уж точно не заслужил наказания дядя. Он клятв не давал и не нарушал.
— Ну что ж, может и есть в твоих словах доля истины. Вот только просить все горазды, а готова ли ты отслужить за просьбу?
Лелька напряглась, поняв, что сейчас начнется самое важное. Она отлично помнила встречу с Великим Полозом и не сомневалась, что за помощь с нее возьмут по максимуму.
— Смотря какую службы запросишь, Великий Велес.
— Стоит ли считаться, радея за родную кровь?
— Считаться стоит всегда. Вон, тетка моя, не посчиталась и что с нею теперь? Нет смысла браться за дело, которое не можешь сделать.
— Так и мне нет корысти давать тебе службу, что не снесешь.
— Так да не так, Великий. Сам ведаешь, если человек знает «зачем?», он снесет любое «как». Вот только мое «зачем» в этом деле не стоит моей жизни. Помочь хочу, да. Но выполнить завет отца, прожить счастливую жизнь, завести семью и детей, увидеть мир я хочу больше.
— Экая ты корыстная… Значит не пойдешь ко мне на службу за освобождение родичей от клятвы?
— Не пойду. Ежели нет другой цены, значит пусть все будет как будет.
— А ведь весь твой род мне веками служил.
— И где он сейчас? Видимо, мой папа понимал, что раз ты род, тебе верный, не сберег, то и меня беречь не станешь. А мне в Навь рано пока.
— Все вы, Гранины, не в меру строптивы. Не стал твой родитель меня к тебе в покровители звать, а напрасно.
— Ой, не напрасно, Великий, не напрасно. Мы ведь оба знаем, что, если бы позвал — ты бы меня сейчас не уговаривал, а приказы отдавал.
— Так я и не уговариваю. Это ж ты звала, не я пришел.
— Я звала тех, кому верю, кто меня берег и спасал.
Лелька не договорила фразу «но это не ты», однако Велес ее понял и рассердился. Туман из серебристого сталтемно-сизым, проявились тяжелые рога, что были не видны ранее. На плечи девушке, казалось, опустили многотонный груз. Поняв, что дело плохо, Лелька потянулась к рябине, накрывая рукой обжигающе-горячий медальон. И вдруг все схлынуло, как не бывало.
— Упряма ты, веда. Ну да ладно, то было мне ведомо. Слуга рассказал.
— Великий Полоз?
— Он. Я его было наказал, за то, что не смог тебя на службу подрядить, а теперь вижу — поспешил с наказанием. Ладно, служить мне всю жизнь ты не станешь. А одну-единственную службу выполнить готова?
— Это ж смотря какую, Великий. Пращуры не зря учили: «Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе».
— Вон, на столе лежит камень.
Лелька обернулась. На столе действительно лежал камень, подобранный ею в тот роковой день, камень, который так помогал ей в обуздании внезапно разгоревшейся искры.
— Это не простой булыган, — продолжал Велес. — Этот камень — Ключ, которым можно запереть Грань на долгие столетия.
— Ты хочешь, чтобы я это сделала, Великий?
— Хочу. Только беда в том, что пока я был занят, все у вас в Яви переменилось-перекрутилось. Исчез куда-тои Замок, для которого Ключ-камень был рожден. Мое последнее слово: возьмешься найти Замок и запереть Грань, я тебе помогу, ну а коли нет — значит судьба твоей тетке воспринявший ее род загубить.
— Какой срок ты мне отмеришь, коли возьмусь?
— Года хватит?
— Сильно ты отвлекся от земных дел, Великий. За год я даже в силу не войду.
— Ну что ж, вижу, понимаешь, что все непросто будет. Я дам тебе семь лет, семь месяцев и семь дней. За это время ты должна найти Замок и запереть Грань. А чтобы тебе было легче службу нести, возьмешь под половицей в красном углу родовую книгу, что твоя мать не нашла. Ну и пригляжу за тобой, сколь смогу. Берешься?
Лелька вздохнула, осознавая глубину попадалова и воистину змеиную хитрость Велеса. Но дальше спорить и торговаться было бессмысленно, только уходить и навсегда. Кроме того, ссора с Велесом (а она непременно приключится при отказе) ставила крест на тех возможностях, что давала искра. Лелька не сомневалась, что ушлый бог приберет ее, как только она произведет на свет нового хранителя Ключа. Так что при всем многообразии вариантов реальный выход был один.
— Берусь! — выдохнула она.
Туман рассеялся и на Лельку глянули самые родные в мире глаза. На нее смотрела мама.