Глава 2
Следующие недели Лелька прожила в тумане. Туман был самым настоящим, серым, вязким и холодным. Он становился то плотнее, то прозрачней, старался залезть своими щупальцами куда-то глубоко внутрь Лельки, и все время что-то шептал. Разные голоса то жалели, шепча что-то о бедной сиротке, то успокаивали, рассказывая, что все скоро кончится, то звали за собой, обещая покой. В этом тумане терялась и исчезала рвущая душу боль, все становилось чужим, словно нереальным.
Иногда через туман пробивались голоса тети и дяди, и Лелька послушно ела и пила, садилась и шла куда скажут, но стоило оставить ее в покое, как она снова сворачивалась в клубочек и возвращалась к скользкому туманному шепоту. Сквозь этот туман она смотрела на закрытые гробы родителей, которые отправились в городской крематорий. Наталья поначалу думала похоронить Дарину с мужем на сельском кладбище, но оказалось, что Владислав еще пару лет назад оплатил пакет услуг по захоронению, включая кремацию.
Наталье это рассказал нотариус, у которого хранилось сделанное на всякий случай завещание. Городская квартира оставалась Лельке, но Наталья имела право ее сдавать, пока племянница живет с ней. Самой Наталье было завещано немного денег и несколько украшений, хранившихся в банковской ячейке. Было там несколько вещиц, предназначенных Лельке, но они, по условиям завещания должны были оставаться в ячейке, пока маленькой наследнице не исполнится 14. Наталья крепко надеялась, что при посещении квартиры Лелька хоть немного оттает, хотя бы заплачет, но девочка так и осталась безучастно-равнодушной. Наталья измучилась, пытаясь понять, что делать с племяшкой. Девчонку было отчаянно жалко, она таяла на глазах, словно льдинка в стакане чая, при этом оставаясь послушной и покорной, только словно неживой.
Соседка Аня посоветовала сходить с девочкой в местную церковь. Наталья не считала себя сильно верующей, но на Рождество и на Пасху они в храм ходили всей семьей, так что местного священника, батюшку Павла, она знала. В церковь Лелька пошла так же покорно и безучастно, как все, что она делала последние недели. Благообразный кругленький батюшка посмотрел на ребенка, благословил, окропил святой водой, но достучаться до девочки не смог. Лелька молча выслушала его слова о том, что родители сейчас в лучшем мире, что они не хотели бы, чтобы она так печалилась, что смотрят на нее и огорчаются ее горем. Но эти речи не вызвали ни искорки в пустых глазах, не превратили странную механическую девочку в прежнюю неугомонную Лельку. Батюшка Павел повздыхал, посоветовал Наталье почаще молиться, чтобы Господь не оставил скорбящую семью своей милостью.
Андрюхина сестра Светка, которой Наталья поплакалась о своей беде, посоветовала сводить дите к доктору, может, пропишет какие таблетки, а то уморит себя девчонка. Наталья договорилась со старенькой Верой Васильевной, лечившей не одно поколение сельских ребятишек, что та примет их с Лелькой по окончании приема в пятницу. Вера Васильевна осмотрела девочку, покачала головой в смешных седых кудряшках.
— Иди-ка Наташенька, посиди у кабинета, я с этой снежинкой отдельно поговорю.
— Пожалуйста, Вера Васильевна! Пусть бы она хоть есть начала, а то скажешь есть — ест, а чуть отвернулся — положила ложку и сидит, смотрит перед собой. Я совсем не знаю, что делать, не в дурку же родную племянницу отправлять.
— Иди, Наташа. Посиди. Мы недолго.
Закрыв дверь, Вера Васильевна присела напротив Лельки и негромко позвала ее по имени: «Вольга! Смотри на меня!». Увидев, что в глазах девочки мелькнула искорка узнавания, врач продолжила: «Я хорошо знала твою маму и очень неплохо — отца. Они были не только добрыми, но и отважными людьми и всегда сражались до победы. Думаю, что они огорчатся, узнав, что их дочь, их надежда на жизнь Рода, сдалась какой-то мутной серой слизи». Впервые за долгое время Лелька попыталась заговорить:
— Вы… вы знаете про туман?
— Я знаю, что то, что сейчас вокруг тебя, рано или поздно тебя съест, если ты не станешь сопротивляться. И я знаю, что твои родители хотели бы, чтобы ты, как и они, отважно боролась за свою жизнь.
— Но они умерли…Им ничего не помогло.
— Обстоятельства нередко оказываются сильнее людей, но это не повод сдаваться, отдавая серой дряни еще не прожитую жизнь. Где-то далеко тебя ждут неизведанные страны, не встреченные друзья, увлекательная работа. Ты же хочешь узнать, какая бывает любовь, как это — быть мамой, как выглядит теплое море? Мама и папа не смогли увидеть это вместе с тобой, но ты еще можешь все это узнать и увидеть сама. Просто за это надо побороться. Побороться с болью, горем, обидой на жизнь, что посмела так тебя обездолить. И ты ведь не одна, у тебя есть те, кто тебя любит, те, кто поможет.
— У меня был Старичок-Огневичок, мама говорила, что он отгоняет туман.
— А где он сейчас?
— Я не знаю. Кажется, тетя его забирала, когда мы ездили домой.
Острая боль внезапно скрутила Лельку, боль потери, которую до этого отодвигал туман. Сейчас она жгла и терзала девочку, и Лелька наконец заплакала, чуть не в первый раз после того, как узнала о гибели родителей. Она плакала и плакала, рыдания встряхивали худенькое тельце, а Вера Васильевна, осторожно обнимая, гладила ее по волосам.
— Ну вот, моя хорошая, поплачь. Пусть печаль со слезами выйдет. Поплачь.
Через некоторое время, когда у Лельки не осталось сил и слез, Вера Васильевна спросила:
— Зову Наташу? Пойдешь с ней?
Лелька молча кивнула.
— Твоя тетя — хороший человек, она тебе поможет, но она не может жить за тебя. Жить ты должна сама, иначе никак. Договорились?
Лелька снова кивнула, и врач позвала Наталью.
— Все, Наташа. Идите домой. Теперь будет полегче, но сильно девочку пока не дергайте и не нагружайте. Любое горе надо пережить, а это требует времени.
— Но она ведь уже вон сколько горюет.
— Это не то. Считай, что ребенок был в стазисе. Психика детская достаточно хрупкая, вот она и отгородила свою хозяйку от горя таким образом, а вывести на следующую ступеньку не смогла. Если сейчас все сделаешь правильно, через пару месяцев девочка оправится и сможет жить дальше. У нее есть какая-нибудь любимая игрушка или просто вещь из дома?
— Есть гном, сестра его сама сшила, когда Лелька только родилась.
— Девочка его любит?
— Ну в общем да, она дома с ним спала, отец посмеивался, что до свадьбы с игрушкой спать будет.
— Вот и найди этого гнома, он послужит якорем, стабилизирует, поможет Вольге найти свое место в новом мире, который появился после смерти родителей. Ты же понимаешь, что гибель любящих родителей для любого ребенка огромная травма, пережить такое сложно. Так что найди игрушку, не дергайте пока Лелю лишний раз, и все, глядишь, потихоньку наладится. Ну а если что неладно будет — приводи снова ко мне.
По возвращении домой Наталья разогрела заранее приготовленный ужин, усадила Лельку в уголок, вручила ей тарелку с жарким и позвала всех к столу.
— О, Царевна-Несмеяна, все, надоело тоску-печаль изображать? — вошла в кухню Ирина.
Ей до смерти надоела вся эта карусель вокруг двоюродной сестры. Тринадцать лет она была единственной в семье. Только ее наряжала в кружевные платьица и воротнички бабушка, только ее обнимал иногда отец, только с ней секретничала, как с большой, иногда мама. И на тебе — появилась какая-то Лелька, которая к тому жене настоящая сестра, а двоюродная, и которая уже успела стать причиной нескольких ссор с мамой. Ира понимала, что ничего Лелька не изображает, что ей и правда плохо, но от этого только сильнее злилась на непрошенную конкурентку.
— Ирина! А ну цыц! — послышался сердитый голос отца. — Марш за стол и ешь молча, раз не можешь себя вести как человек.
— Спасибо. — шепнула Лелька. — Можно я пойду?
— Иди, детка. Я твоего гнома нашла, он у тебя на диванчике лежит. Иди, ложись.
Старичок-Огневичок действительно лежал на разобранном для сна диване. Его колпак словно потускнел, и вообще он был уже не таким бравым, как раньше. Но несмотря ни на что, он так пах домом, прежней, такой радостной жизнью, где были отцовские руки и мамин голос, что Лелька снова заплакала. Слезы тихо лились, впитывались в тряпичного свидетеля счастливой жизни, выпускали наружу боль утраты, постепенно успокаивая ее. Так, в слезах, крепко обнимая Старичка, Лелька и уснула.
Во сне к ней снова подбирался серый туман, но теперь она была не одна. Старичок-Огневичок во сне совсем не был маленьким, он был похож на Морозко из старой сказки, только его посох не замораживал, а выжигал туман. Потом он посадил Лельку себе на плечи, и сказал папиным голосом: «Не боись, дочка, прорвемся. Ты только потерпи чуток». От этих слов Лелька вздрогнула и проснулась. Вокруг стояла темнота, но она была мирная, домашняя и не злая. Лелька тяжело вздохнула и заснула снова, уже до утра.
Проснулась она от чьего-то пристального взгляда. Девочка почувствовала его сквозь сон, но испугаться не успела, открыла глаза. На нее внимательно смотрела сидящая на столе кошка Лапатундель. Это имя придумала тетя Наташа и оно всегда казалось Лельке ужасно смешным. Лапатундель спрыгнула со стола на диван, боднула Лелькув бок. Дескать вставай, что валяешься? И, подняв хвост, гордо удалилась на кухню. Лелька встала, натянула старенькое, но любимое платьишко, и отправилась умываться. Вера Васильевна была права, сдаваться совершенно не следовало, надо было заново учиться как-то выживать.
— Леля, встала? Вот молодец. Идем завтракать, детка. Ты мне скажи вот что: ты умеешь пользоваться плитой?
— Такой не умею. Я только электрической, которая дома стояла. — В носу предательски защипало, но девочка сдержалась.
— Иди ко мне, я покажу как правильно газ зажигать. Давай поучишься, а то мне со следующей недели надо на работу возвращаться, отпуск заканчивается. Научишься сама — не понадобится вскакивать ни свет, ни заря.
Плиту Лелька освоила неожиданно быстро. Она никогда не боялась огня и умела с ним ладить — разводить костер, держать и вовремя гасить зажженную спичку. Продемонстрировав новоприобретенные умения и получив тарелку свежих сырников, Лелька быстро все съела и вознамерилась удрать. Они и сама не знала, чем займется, но сидеть под жалостливым взглядом тети Наташи было совсем невыносимо.
— Погоди Лель. Ты помнишь, мы в городе в банке были?
— Да.
— Там были пакеты для меня и для тебя. Хочешь взять свой?
— Да, конечно! А можно?
— Вот, держи. Я его не открывала, мне Дарина написала, что пакет надо отдать тебе, а ты сама с ним разберешься.
Пакет, а скорее сверток в жесткой оберточной бумаге, был небольшим и легким. Лелька утащила его в свою спаленку и попыталась открыть. Бумага не поддавалась, пришлось сбегать и попросить у тети ножницы. Из разрезанного пакета выскользнула серебристой змейкой цепочка с небольшим круглым медальоном размером с вишню. На обеих сторонах серебряного круга были изображены странные значки: один походил на дерево с тремя ветками, а второй на палочку с загнутыми концами. Лелька взяла медальон и вдруг почувствовала, как каждой клеточке тела стало тепло. «Будто мама обняла», — снова всхлипнула тихонько она и немедленно надела необычное украшение.
Кроме медальона в пакете оказалась обычная, довольно старая тетрадь, которую Лелька хорошо помнила. Мама записывала туда рецепты разных травяных сборов, Лелька иногда их читала, а мама объясняла, зачем какая травка нужна. Сборы были обычные — от простуды, от головной боли, от нервов. Но открыв тетрадь сейчас, Лелька сильно удивилась. Знакомые названия рецептов куда-то делись, вместо них она читала совсем иное: сбор от дурного глаза, сбор для защиты от лихого человека, сбор для девичьей красы. Травы в рецептах были знакомы — полынь, базилик, можжевельник, рябина, зверобой, но все равно, все это было ужасно странно.
Последним Лелька вытащила конверт. На нем отцовским почерком было написано: нашей дочери Вольге после нашей смерти. Внезапно Лелька испугалась. Значит ее родители знали, что умрут? Почему они не сказали ей? Она бы проводила с ними каждую минуточку, вместо того, чтобы убегать на улицу или читать дурацкие книжки. Тонкие, дрожащие пальчики разорвали тонкую бумагу конверта, развернули письмо.
Лелька сквозь слезы читала мамины слова о том, как они ее любят, как печалятся, что им пришлось ее неожиданно оставить. Мама писала, как ей горько, что она не увидит, как Лелька вырастет и какой она станет красавицей, что дочка должна беречь себя, не болеть, слушаться тетю. Папа был более краток: «Дочка, в пакете ты найдешь медальон. Носи его, никогда не снимай и никому не давай в руки. Без твоего разрешения этот медальон взять никто не сможет, он только для тебя. Пусть он будет памятью о нас и защитой тебе от дурных снов, плохих мыслей, злых людей и нелюдей. И еще, принцесса… Ты пока мала, чтобы понять мои слова, но я прошу тебя навсегда их запомнить. Первое — никогда никому не помогай без просьбы. Помогая людям, мы отдаем часть своей души, и, если человек не испытывает в ответ благодарности, в душе остается рана, которая заживает очень долго. Второе — безоговорочно доверять ты можешь только самой себе и тому, кто, не задумываясь и не спрашивая разрешения, отдаст за тебя жизнь. Со всеми остальными будь осторожна, неважно, родственник это будет, друг, любимый. Помни— предать может только близкий. Третье — если тебе скажут, что от тебя, от твоей готовности жертвовать зависит судьба мира — не верь, не слушай и немедленно уходи. Судьба мира слишком огромна, чтобы даже самый сильный человек мог на нее повлиять. Если так говорят — тебя хотят использовать. Я люблю тебя, моя девочка. Сбереги себя и проживи счастливую жизнь, все остальное неважно».
Всхлипнув Лелька убрала письмо обратно в конверт и вложила его в мамину тетрадку. Тетрадку она убрала в карман на спине Старичка-Огневичка. Ей почему-то казалось, что он лучше всех сохранит эту память о маме и папе.
Снова потекли летние дни. Лелька ходила на реку, иногда с Ирининой компанией, иногда одна, помогала в огороде, временами убегала на опушку, валялась в траве, словом, старалась как можно меньше времени проводить в доме. Дело в том, что дом неожиданно стал каким-то не таким. Нет, комнаты, мебель — все оставалось на своих местах, но появились странные шорохи и шепоты. Казалось, будто кто-то прячется в углах, подглядывает за Лелькой с любопытством, хотя и без злобы. Поначалу Лелька грешила на кошку. Лапатундель была большой любительницей прятаться в укромных местах и неожиданно оттуда атаковать. Однако пару раз, когда шепталось и шуршало особенно отчетливо, Тундель в доме не было.
Лелька даже как-то спросила сестру, не слышит ли та чего-то странного. Но Ирина только фыркнула и заявила, что она нормальная, в отличие от некоторых, и ничего такого не слышит. Так что девочка решила побольше времени проводить на улице. Вскоре, однако, странности начались и там.
Первый случай Лелька вспоминала долго. Она сидела на опушке небольшой рощицы и смотрела в сторону бывшего колхозного поля. Колхоз за давностью времен исчез, поле засевала местная сельхозартель, продавая потом зерно местным фермерам, на корм скоту. В жаркий июльский полдень над волнами ржи дрожал нагретый солнцем воздух. И вдруг, Лелька не поверила своим глазам — воздух сгустился и превратился в прекрасную женщину в белом платье с венком из васильков на волосах. В руках женщины был серп, а сама она словно танцевала в воздухе. В следующую секунду Лельке стало страшно, как никогда в жизни. Женщина сделала шаг и превратилась в скелет в ужасных лохмотьях, а спустя еще шаг и секунду, Лелька снова смотрела на красавицу в платье и венке.
«Ишь, разошлась Полуденица» — сказал рядом чей-то голос. Окончательно испугавшись, девочка подскочила на месте и, не оглядываясь на голос, рванула домой. Уж лучше шепот по углам, чем танцующий скелет и непонятные голоса, решила она. Но вскоре по возвращении поняла, что решение было необдуманным. В знакомом до мелочей дворе хозяйничал какой-то странный мужичок, похожий на плохую копию дяди Андрея. «Вы кто?» — спросила Лелька, а мужичок как-то странно хекнул, съежился и утек под крыльцо, превращаясь по дороге в упитанную змею. Лелька таких видела только по телевизору и однажды в цирке, куда ее, маленькую, водил папа. Испуганная девчонка метнулась в свою спаленку, обняла Старичка-Огневичка и спряталась под одеяло. «А вдруг я схожу с ума? Люди же сходят с ума от горя» — подумала Лелька. Впрочем, она не очень понимала, что ее пугает больше — возможное безумие или все эти странности.
Вечером за ужином тетя Наташа сказала: «Ира, разбери свои вещи. Скоро погода начнет портиться, Леля переберется к тебе в комнату. Теперь эта комната будет вашей общей». Эта идея оказалась полной неожиданностью для обеих девчонок, но если Лелька задумалась, то Ирина просто взорвалась.
— Почему она должна жить в моей комнате? Мне неудобно с ней, она до сих пор спит со своей дурацкой игрушкой, та все время валяется на диване, а теперь будет валяться у меня?
— В летней кухне уже с августа ночевать невозможно, там любой простынет. А комната не твоя личная, это часть нашего дома. Раз Леля теперь живет с нами, значит и ее дома тоже.
— Но ведь есть еще бабушкина комната! Почему нельзя туда? Бабушка все равно же живет у тети Светы!
— Бабушка — старшая хозяйка дома, когда она уезжала, то сразу предупредила, что это не навсегда. Я обещала, что ее комната будет ее ждать в любое время.
— Ну вот когда она приедет, тогда и пусть “эта” ночует у меня, а сейчас можно там!
К спору подключился дядя Андрей:
— Нет. Это бабушкина комната. Там ее вещи, которые трогать нельзя. А ты, я смотрю, совсем не умеешь себя вести.
Наталья добавила:
— Ира, я тебя не узнаю. Представь себе, не дай бог, конечно, но вот повернись все иначе, если бы тебе пришлось перебираться к тете с дядей, думаешь Леля себя также бы вела?
— Какая мне разница, как бы она себя вела! Вы из-за нее отбираете у меня мою комнату!
— Глупости. Никто ничего не отбирает, просто будете жить вдвоем. Заодно и аккуратности научишься, а то как ни зайду, у тебя все вещи как попало валяются. Все, вопрос закрыт. Прибери все, и послезавтра папа сделает вам у окна длинный стол, чтобы обе могли заниматься одновременно.
Ирина зло всхлипнула и вылетела за дверь.
Наталья просто не узнавала дочь. Куда делась ее ласковая девочка, что с ней случилось? Женщине не приходило в голову, что Ирина впервые в жизни столкнулась с серьезным отказом. Единственный ребенок в семье, залюбленная мамой, заласканная бабушкой, обожаемая отцом, она всегда получала, что хотела. Нет, ей конечно, отказывали в каких-то мелочах, не разрешали делать то, что могло оказаться опасным, но такого противодействия своим желаниям, когда не помогают ни слезы, ни скандал, ни долгое молчание, она еще не встречала.
Наталья вздохнула, вспомнив, какой очаровательной крохой была дочка, как она гордилась, что девочка растет настоящей красавицей. Нет, ее ребенок не может быть злым человеком, это все переходный возраст. А тут еще и у племяшки горе, вот все и наложилось одно на другое. Она сама-то, вон, взрослая тетка, и то иногда завыть хочется, так чего удивляться, что Иришка капризничает. Наталья домыла посуду после семейного ужина и отправилась спать.
На следующее утро Лелька решила поговорить с сестрой. Ей было неловко чувствовать себя захватчицей и ужасно жаль тетю, которая сильно расстраивалась что девчонок «мир не берет». Сестру она нашла в общей комнате, где зимними вечерами перед телевизором собиралась вся семья.
— Ир, давай поговорим?
— Зачем? Оттого что мы поговорим что-то изменится? Ты исчезнешь и все снова будет хорошо?
— Ты же знаешь, что я всего этого не хотела. Да и потом, сама подумай — прошлым летом у нас все же было нормально, мы даже иногда вместе ночевали. Ир, я ведь не стану тебе мешать, давай просто не будем ругаться.
— Прошлым летом ты мне и не мешала, разве что хвостом ходила везде, но матери не стучала, все было нормально. А сейчас все крутятся вокруг тебя, как будто меня вообще нет. Мать все время пропадает по каким-то делам, то в город с тобой, то к врачу, а меня только грузит работой: помой, прибери, прополи. Пока ты не нарисовалась, она все сама прекрасно успевала.
— Что ты предлагаешь? Я не могу исчезнуть.
— Можешь. Просто скажи, что не хочешь здесь жить. Если будешь убедительна, то поедешь в детдом. А мама будет тебя навещать, ну и в каникулы забирать, это я так уж и быть потерплю.
Лелька не верила своим ушам. Ей в голову не приходило, что Ирина, оказывается, все решила и придумала, вот только сама Лелька двоюродную сестру ни капли не волновала.
— Ты сама-то поехала бы в детдом?
— А при чем тут я? Это ты у нас жизнью обиженная.
— Нет. В детдом я не хочу.
— Ну тогда не обижайся.
Ирина и не рассчитывала, что Лелька так просто сдастся. «Не хочет она… Тоже мне цаца! Ничего, поживешь здесь маленько и еще как захочешь». Незримая война была объявлена.
Следующие несколько дней Лелька старалась как можно меньше времени проводить в доме. Ирине пришлось-таки освободить часть комнаты и последние пару дней дядя Андрей делал там под окном длинный стол. Соседи отдали старую, но крепкую деревянную кровать, а новый пружинный матрас тетя заказала в городе. Переселение становилось все ближе, что не радовало никого из девчонок.
В городе Лелька сейчас вовсю гуляла бы с подружками, Маринкой и Инной. Они менялись бы наклейками с пони, шили бы платья Маринкиной Барби. Здесь же она еще не успела обзавестись компанией, а Иринины друзья ее не жаловали, сочувствуя «жертве оккупации». Так что встретив возле рощи двух девочек в летних льняных сарафанчиках, Лелька очень обрадовалась.
Девочки осторожно поглядывали на Лельку, улыбались, хихикали в кулачки. Наконец, одна решилась:
— А как тебя зовут?
— Вообще-то Вольга, но все меня зовут Лелькой, мне так больше нравится. А вас как?
— Я Уля, а она — Дана.
— Вы сестренки?
— Можно и так сказать. А ты откуда? Мы тебя раньше не видели.
— Я раньше в городе жила, а теперь буду здесь.
Лелька испугалась, что сестры начнут ее спрашивать, почему она переехала из города. Она почти смирилась со своей болью, но говорить о ней решительно не могла. Однако разговор пошел иначе. «Расскажи нам про город», — попросила Уля. Она была побойчее сестры, и сарафанчик у нее был вышит поярче.
И Лелька начала рассказ. Она рассказывала про высокие дома, в одном из которых жила, про школу, про качели и лестницы во дворе, про магазины, в которых можно купить так много вкусного. Девчонки ахали, переспрашивали, удивлялись, словно никогда ничего подобного не видели. Потом они сплели себе по венку и договорились снова встретиться завтра.
Теперь Лелька каждый погожий день прибегала на опушку. Они играли вместе, собирали букеты, Уля рассказывала про травы, а Дана — про деревья. Обе девочки жадно слушали Лелькины рассказы, спрашивая иногда о самых обычных вещах: что такое театр, как Лелька сама ходит в кино, чему учат на уроках математики. Вопросов было так много, что однажды Лелька не выдержала и спросила:
— Где вы живете, что всего этого не знаете? Сейчас же во всех школах одинаково учат.
— Нам в школу нельзя, — тихо ответила Дана.
— Как нельзя? Так не бывает.
— Бывает. Нас не пускают.
Тут Лелька вспомнила передачу про сектантов, которую однажды смотрела вместе с папой. Тогда ей показалось замечательным, что дети сектантов не ходили в школу, а учились дома. Она бы с удовольствием училась у мамы. Но папа объяснил, что жизнь у этих детей не сладкая, что им многое запрещено: читать книги, смотреть мультики, иногда даже лечиться. Он рассказал, что детям нельзя ни с кем дружить, что их наказывают за разговоры с чужими людьми, даже с чужими детьми. Лельке стало ужасно жалко сектантов, и она решила, что зря им позавидовала.
«Наверное, эти девочки тоже из секты, раз их не пускают учиться, и ходят они все время в одних и тех же сарафанчиках», — подумала она. Ей очень хотелось их об этом спросить, но она побоялась, что после такого вопроса сестры больше не придут. Лельке было очень одиноко и терять новых подружек не хотелось.
Особенно тяжело стало после того, как ей все-таки пришлось перебраться в комнату к Ирине. Сестра иногда делала вид, что Лельки не существует, раскладывала свои вещи по всем поверхностям, а потом кричала, если Лелька их трогала. Иногда она злилась и рассказывала Лельке, какая та неуклюжая, неловкая и некрасивая, и как ей, Ирине, неприятно на все это смотреть. Леля поначалу пыталась как-то объясниться, договориться о мирном сосуществовании. Но в какой-то момент поняла, что для Иры она не человек, а просто помеха, и мнение этой помехи Ирине не интересно, она просто намерена помеху убрать. Убираться Лелька-помеха не хотела, но скандалить не любила. У нее после ссор совсем не оставалось сил, их хватало только спрятаться в каком-нибудь уголке и поплакать. Жаловаться она тоже не хотела, в школе привыкла, что быть ябедой стыдно, а что еще можно сделать — придумать не могла.
Положение спасали встречи с новыми подружками. Всегда приятно, когда с тобой просто нормально разговаривают. Так что Лелька проводила с Даной и Улей целые дни, возвращаясь домой только поздним вечером. Вот в один из вечеров и случилась беда: пропал Старичок-Огневичок, вместе с маминой тетрадкой и последним письмом от родителей.