Инга Геннадьевна величественно несла себя по школьному коридору. Занятия закончились, не было больше так раздражавшего ее визга и писка. Конечно, при ней щенки вели себя прилично, директор школы, как-никак, но шум все равно был и бесил до невозможности. Сейчас же тишина пустого здания грела душу, но настроение все равно было не радужным.
Директор сельской школы… Да разве об этом когда-то мечтала юная ведьма! Перед ней, наследницей самой верховной, открывались сказочные перспективы. Огромная, пусть и тайная власть, почти вечная молодость, неимоверная, благодаря подпитке ковена, сила. Когда все это рухнуло? Кто виноват?
Впрочем, со вторым вопросом ясность была полная. Виноват был Владислав Гранин — сильный, красивый, молодой ведун из рода потомственных магов-защитников, ее несостоявшийся жених. Ах, какие были у него глаза в длиннющих ресницах, какие широкие плечи, сильные руки! И все это было обещано ей. Две семьи объединяли не столько капиталы, сколько силу и влияние, и от предвкушения этой власти, нет, не так… ВЛАСТИ! Инге кружило голову.
Кончилось все внезапно, когда она (Сама! Своими руками!) привезла почти жениха в их поместье. Конечно, это был просто большой рубленый дом с огромным, ухоженным участком, чуть в стороне от деревни, но Инга предпочитала именовать его поместьем. Первая неделя была сказочной — прогулки под луной, теннис на собственном корте, прием гостей. Ее немного огорчала сдержанность Влада, ведь она была красива! Рыжие волосы, синие глаза, безупречная фигурка разили мужчин наповал, а вот Владислав интереса не проявлял, хотя вежлив был безукоризненно. Он не позволял себе ни одного лишнего жеста, но Инга списывала все на свойственную юноше рыцарственность, и не беспокоилась.
Через неделю подтянулась на отдых Ингина компания, и она, расслабившись, упустила ситуацию. Организатора той роковой рыбалки юная ведьма позже прокляла до седьмого колена, но поправить ничего было уже нельзя.
Она со своей свитой на рыбалку не поехала. Чего она в той реке не видела! Сырость, комары, тиной воняет. Так что было решено воспользоваться отсутствием мужчин, вызвать на дом косметолога-парикмахера-мастера маникюра и как следует почистить перышки.
Влад вернулся с рыбалки уже чужим, собрал вещи, вежливо простился и ушел. Через день Инга узнала, что он снял комнату в ближайшей деревне. Расспросы, практически допросы участников рыбалки помогли воссоздать картину столь грандиозного провала. Оказалось, что один из этих идиотов ухитрился загнать себе в задницу рыболовный крючок! И вместо того, чтобы быстро ехать назад или хотя бы в больницу, начал орать и требовать помощи на месте. Остальные же не нашли ничего лучше, как притащить к нему местную знахарку, поскольку деревенский фельдшер была в отъезде.
Именно там, в доме у знахарки, удерживая незадачливого сотоварища, Влад и увидел эту соплячку. Знахаркина внучка, которой едва стукнуло четырнадцать, вертелась рядом, помогая бабке, грела воду, подавала инструменты. Задница у придурка зажила буквально через пару дней, но Владислава было уже не вернуть.
Конечно, она попыталась, и до сих пор не могла забыть этого унижения. Несостоявшийся жених спокойно отвел нежные ручки и кратко ей объяснил, что о каких-то чувствах он никогда не говорил, обещаний не давал, на планы семьи ему наплевать и женится он только на этой пигалице. На крик души: «Да ей же до свадьбы как до Луны!», невозмутимо ответил, что он не спешит, хорошего дела и подождать не грех.
Инга тогда просто взбесилась. Она разогнала всю компанию, озлобленной фурией прилетела в город, надеясь, что бабка, как обычно, прижмет непокорного парня через семью, но ничего не вышло. Нет, поначалу отец Владислава грозился научить непутевого сына, кого и как надо любить, но после возвращения юноши из деревни, настроение папаши поменялось. При очередном визите бабки, которая еще и Ингу с собой потянула, родитель непокорного объяснил, что сын у него один, жениться ни на ком другом он не сможет, а пресекать род из-за Инги — это надо совсем разумом съехать.
Бабка попробовала пойти другим путем, рассудив, что если извести девчонку, то остальное наладится. Инга участвовала в том обряде, уж очень ей хотелось увидеть, как накажут соплячку. Жалеет она об этом до сих пор. Порчу навести не удалось, а откат так шарахнул бабку, что та буквально стала овощем. Долго она после этого не прожила. Сама Инга сочла, что легко отделалась, да не тут-то было. Несостоявшийся свекор даже не приехал, просто позвонил, прохладно осведомился о самочувствии бабки и предупредил:
— Все, что случилось и еще случится, вы навлекли на себя сами. Мой сын в состоянии защитить то, что ему дорого, а его самого в состоянии защитить я. Не хотите повторить судьбу уважаемой бывшей верховной — не пытайтесь вредить моему роду.
Инга поначалу не поняла, а через пару дней осознала, что сила, дарившая красоту, молодость и власть, утекает из нее, как из дырявого ведра. Обращение к духу-хранителю позволило остаться живой и сберечь крохи силы. Дух в результате развеялся, а Инга за неделю превратилась из юной феи в сорокалетнюю тетку. Без поддержки хранителя, бабкиной силы и влияния, семья довольно скоро разорилась, отец умер, а мать сбежала куда-то в Норвегию, где до сих пор и жила то ли с пятым, то ли с шестым мужем. Инге же пришлось продать всю недвижимость и осесть в бывшем «поместье», с трудом добившись места директора школы. Из ковена ее выгнали. Нет, не за черный ритуал, ведьмы обладают абсолютной свободой в своих решениях. Просто она стала бесполезна — платить взнос энергией она больше не могла, а деньгами не хотела.
Довольно долго Инга жила спокойно, если это можно назвать жизнью. Потихоньку подкапливала силы, возвращала молодость, собирала деньги, надеясь вновь войти в ковен. Дела шли неплохо, но буквально на днях кто-то отпустил луговицу, годами присматривающую за огромными огородами. Инга решительно не понимала, кто это мог быть: мало-мальски сильных ведьм в округе не было, последняя ведунья, та самая знахарка, умерла много лет назад, а нелюди в ведьминские дела никогда не лезли. Надо было разбираться.
А тут еще фермеры решили повысить ставку за аренду земли. Дескать, им покосов не хватает, по прежней ставке сдавать невыгодно. «Ну ничего, ничего, — усмехнулась Инга. — Попомните вы еще эти покосы».
Ближе к середине июня Лелька познакомилась с самым настоящим привидением. Случилось это, когда она в очередной раз навещала Анчутку. Мохнатик отлично устроился на картофельном поле дяди Андрея, лопал колорадских жуков и хруща, вел с переменным успехом позиционную войну с кротами. Лельку он всегда встречал радостно, подставлял пушистое пузико для почесывания, демонстрировал свои успехи, а как-то вообще притащил букетик из цветков картошки. Надо сказать, что этот гибрид поросенка непонятно с кем был неразговорчив, но при необходимости изъяснялся внятно, хотя и коротко.
В тот раз он попросил Лельку о помощи: надо было залить водой нору особо крупного крота, справиться с ним сам нечистик не смог. Однако он смог выдать Лельке старый чайник, очень похожий на тот, что искала бабка Настасья, свекровь Сашкиной мамы, и показать тропинку к позабытому колодцу. Лелька с трудом сдвинула крышку и набрала воды, благо та ушла неглубоко. И в этот момент на нее налетело что-то истошно завывающее и неприятно холодное. С испугу девчонка швырнула в нападающего пригоршню соли, после чего вой сменился возмущенным поскуливанием.
— Ты кто? — спросила Лелька.
— Прошка я, — жалобно провыла белесая тень.
— А чего лезешь к людям?
— Так скучно же. Я пошутить хотел, а ты сразу солью с полынью кидаться!
— Ну у тебя и шуточки… Ты вообще откуда здесь взялся?
Прошкина история была простой и незатейливой. Жил он во времена, как сам сообщил, «Александра-Милостивца, который хранцузов побил». Была у него семья: батя, мамка и малые сестрички. Батя был крепким хозяином, Прошка — старшим сыном и наследником. После него у матери рождались одни девки, было их много, но выжили всего две, Акулька да Дуська. Все шло неплохо, но наступил неурожай, и батька стал надолго уходить на заработки, отсутствуя по половине года. В последний раз его не было почти 9 месяцев, мамка ждала-ждала, да загуляла с прохожим охотником. Когда батя вернулся, охотник мигом смазал лыжи и был таков. Отец, разозлившись, решил жену поучить кулаками, да увлекся. Та, видать была в тягости, так что истекла кровью и отошла на третий день. Батька и к Прохору с сестрами присматривался, да только все они пошли в его породу, сразу было видно, что не чужие. Сестры были малы, вести хозяйство не могли, так что через полгода отец снова женился. Новая жена была из многодетной нищей семьи, другая бы за вдовца с тремя детьми не пошла.
Вскоре у нее родился сын, за ним второй. Сестренок приспособили в няньки, а Прошку отец стал чаще припрягать по хозяйству, все-таки наследник. По молодости Прохор не успел понять, что молодой мачехе это не по душе, что хочет она своего ребенка наследником видеть. Он много работал, радовался, что мачехины браться берут его в свою компанию, лестно ему было со взрослыми парнями. Это его и сгубило. Как-то раз новоявленные родственники, угостив парнишку самогонкой, подначили его на спор спуститься в колодец, а когда тот, цепляясь за скобы, скрылся из виду, просто задвинули сруб крышкой и ушли.
Прошка помнил свою смерть, помнил, как замерзал в ледяной воде, как мечтал, умирая, о мести. И он отомстил. Тело его таки не нашли, видать за что-то он на дне зацепился. Воду из колодца продолжали брать. От той воды и пошел в деревне мор. Выжили только Прошкины сестры. Забрала их дальняя родственница отца и больше Прохор о них не слышал.
Со временем деревня отстроилась заново, колодцем так и пользовались, а Прошка от своих костей уйти не мог. Со скуки начал пугать девок, что приходили за водой после вечерней зорьки: хватал за титьки, завывал в ухо, так что колодец забросили, а потом про него и вовсе забыли.
— Ты совсем отсюда уйти не можешь?
— Не. Только если по воде, колодец-то через подземные родники с рекой связан. Да только там водяной злющий, за вихры таскает, грозится поставить головастиков пасти. А зачем мне те головастики, лучше уж здесь, хоть кто-то иногда забредает. Ты вот забрела.
С тех пор девочка время от времени прибегала к незадачливому призраку поболтать, рассказывала о современных чудесах, слушала его истории о том, как жили раньше. История для Лельки оживала, превращалась в череду интереснейших рассказов, что грозило благотворно сказаться на успеваемости.
Не забывала Лелька и помогать тете. Анчуткина диета избавила их с Ириной от необходимости собирать колорадов, но дел и без того было достаточно. Пололи овощи, рассаживали клубнику, подвязывали какие-то особые морозостойкие помидоры. Дядя Андрей решил взять пару бычков, откормить на мясо. Фермерская артель в этом году расширила покосы, так что сено было недорогим, особенно если накосить его самому на окраинных неудобьях.
Были у Лельки и свои дела. Помня о нападениях нечисти, она в это лето решила собрать как можно больше разных трав. Лесавки ейс удовольствием помогали, но только если она занималась сбором вместе с ними.
— Самим нам траву рвать не положено, а тебе помочь можно. Лесной хозяин дозволил. — объяснила Уля.
Так что возвращаясь домой, Лелька падала в кровать и мгновенно засыпала, чтобы с рассветом вскочить и снова бежать в лес. В одну из таких ночей ее разбудил Кондратьич.
— Дева, а дева… проснись, разговор есть.
— А? — Лелька с трудом открыла глаза.
— Тут твой нечистик дал знать, что тебя какой-то Прошка зовет на разговор. Я днем-то сказать не мог, не положено нам, сама знаешь. А что это за Прошка такой?
— Это привидение, он в старом колодце живет.
— Ох ты, ну у тебя и знакомства! Но сходить надо, анчутка просто так разговаривать не станет. Да и как-то тяжко мне в последнее время, беды жду. Сходи, а? Может понятнее будет, что к чему.
— Ладно, я схожу завтра. А сейчас спать, ладно?
На следующий день, ближе к обеду, Лелька отправилась на знакомое картофельное поле. Выскочивший нечистик был непривычно суров, пузо для почесывания не подставил и немедленно потащил девчонку к колодцу. Дойдя до места, он как-то по-особенному хрюкнул, и над колодцем немедленно соткалась еле заметная туманная фигура.
— О, пришла! — обрадовался призрак.
— Пришла. А чего звал-то?
— Твой хозяин на покос собирается?
— Не хозяин, а дядя. Да, через пару дней уйдет, поживет в летнем балагане дня 3–4, запасет сена.
— Тут вот какое дело… Я русалок подслушал…
— Снова подглядывать лазал? Поймает тебя водяной, точно будешь лягушек пасти.
— Да ладно тебе, я ж просто со скуки. Ну так вот, русалки баяли, что появились на полях ночницы и одного мужика уже заездили.
— Ночницы? Это кто еще?
— Неужто не знаешь? У нас в деревне даже сопливые детишки знали, что после заката в поля нельзя, заездят ночницы. Они людей ловят, кто ночью в поле оказался, и катаются на них до первых петухов. Человека-то потом бросят, да только в разум он больше не вернется, будет ржать как конь, да скакать. Русалки болтали, что одного мужика у вас в селе уже заездили, как раз в тех местах, где твой дядька косить собрался.
— Вот-те на-те, — подумала Лелька. — что же теперь делать-то…
Поблагодарив Прошку за предупреждение и рассказав ему в качестве гонорара кусок «Волшебника Изумрудного города», девчонка рванула домой. Она понятия не имела, как предупредить дядю так, чтобы он поверил. Помогая тете Наташе чистить картошку к ужину, Лелька осторожно упомянула, что слышала про мужика, который после ночевки на покосе сошел с ума.
— Ты бы, Леля, всякую ерунду не слушала. Нуда, повредился Гришка головой. Так ведь пил он как конь последние годы. Как еще раньше-то не свихнулся! Вообразил себя конем, сперва думали придуривается, чтобы на опохмел дали, а оказалось в самом деле из ума вышел. Вера Васильевна говорит — белая горячка у него, она такое не лечит, так что отправили его в город, в сумасшедший дом.
После такого разговора Лельке стало совсем плохо. Весь вечер она лихорадочно листала мамину тетрадь и нашла-таки в итоге решение: руны. Мама почти не рассказывала ей о рунной грамоте, но сама иногда использовала руны в гаданиях. Весь следующий день у девочки ушел на изготовление амулета. Лелька решила сделать простой браслет из веревочек и полимерной глины. Обрезки шнура нашлись у тети в «рукодельном» ящичке, а немного полимерной глины — в вещах, которые Наталья забрала из Лелькиной комнаты в родительской квартире.
Глиняные квадратики с рунами высохли в последний день перед отъездом Андрея. Оставалось самое сложное — убедить дядю надеть браслет.
— Дядя Андрей, можно с тобой поговорить? Всего пять минуток?
— Отчего нельзя, — улыбнулся племяннице Андрей.
— Ты знаешь, моя прабабушка Таисия была не совсем обычной женщиной, и мама неплохо гадала. А у меня есть что-то вроде предчувствия, и сейчас я сильно беспокоюсь. Можно я тебя попрошу?
— Ну, племяшка, навела ты тень на плетень. Проси, конечно.
— Надень, пожалуйста, этот браслетик и не снимай, пока с покоса не вернешься.
— Ну давай, но, если сам порвется — я не причем.
— Он не порвется, пока я его не сниму. И еще…Если ты услышишь что-то необычное ночью — ни в коем случае не выходи из балагана, очень прошу.
— Ох и намутила ты, Лелька. Ладно, если тебе так будет спокойней, то обещаю не выходить.
— Спасибо, спасибо! Только не забудь — ты обещал!
Андрей выехал из дома рано утром. Коня ему заменял старенький велосипед, много раз собственноручно чиненный и смазанный, коса была привязана к багажнику. Они с Толькой, бывшим одноклассником, а ныне тоже крепким хозяином, договорились встретиться в балагане. Добравшись до места, Андрей увидел, что Анатолий не один.
— Да это приятель мой из города. Пристал как банный лист, возьми да возьми с собой. Он конечно с придурью, как все городские, но мешать не будет.
Городских Толька не любил еще со школьных лет, когда один такой приезжий чуть не увел у него Галку, на которой Толян теперь был счастливо женат. Косили весь день, в обед перекусили бутербродами и работали до темноты. К вечеру прошел небольшой дождик, поднялся ветер, так что готовить ужин было решено в балагане, в небольшой печурке, обустроенной специально для таких случаев. Мужики уже налаживались спать, как вдруг городской насторожился.
— Парни, слышите, зовут?
— Да кто зовет, угомонись давай.
— Не-не, там женщина меня зовет. Наверное, Анжелка все-таки приехала, поняла, что сама дурой была. Я сейчас, выйду покричу ей, а то ведь заблудится.
— Погоди-погоди, откуда тут твоя Анжелка? Ты ей что, дорогу рассказывал? Ты ж сам не знал, что на покос поедешь.
— Да она у меня упрямая как не знаю кто. Что в голову вступило — вынь да положь. Из-за этого и поцапались. Свободно могла припереться к Галине, а та ей видать и рассказала, где нас искать. Из женской солидарности. Пойду я, посмотрю.
И тут Андрей вспомнил слова племяшки. Ему стало не по себе, но настоящего страха не было. Картина, описанная городским, выглядела абсолютно нормальной, в чертовщину Андрей не верил, но совпадение Лелькиной просьбы и неожиданно прорезавшейся Анжелки было крайне странным.
Тем временем городской выскочил за дверь ипропал. Где-то через минут сорок, когда мужики, не дождавшись приятеля, начали задремывать, вскинулся Анатолий.
— Слушай, это ж Галка моя! Она ж меня на помощь зовет! Видать городской-то ее с Анжелкой перепутал!
Вот тут Андрей понял, что дело неладно. Толька рвался наружу, удержать его не удавалось. Андрей примерился и крепко врезал другу в челюсть. Он всегда был сильнее Анатолия, да и атаки тот не ожидал, так что свалился, как подрубленный. Быстренько вынув из рюкзака веревку, Андрей связал бывшего одноклассника, пока тот не пришел в себя, и тут услышал, что его зовут. Кричала и плакала Иринка, на нее напал этот городской придурок. Рванувшись к дочке, Андрей зацепился браслетом за пряжку рюкзака. Дернул рукой, но шнурок держал крепко. Тогда он схватился за нож, попытался разрезать шнур. Крик Иришки стал совсем отчаянным, и Андрей второпях полоснул по руке. Как только кровь брызнула на браслет, голос дочери исчез. Вместо него Андрей услышал хриплое карканье и отчаянные вопли городского.
Толька заворочался, и Андрей подтянул узлы. Бежать наружу больше не тянуло, открывать дверь в балаган было откровенно страшно. Вспомнив Лелькино «не выходи из балагана, очень прошу», выглядывать он не стал, а вместо этого осторожно посмотрел в щель между досками. Увиденное долго являлось ему в кошмарах. По ночному лугу несся городской приятель Толяна. Он ржал как конь, взбрыкивал задом, передвигаясь скачками. На его спине сидели несколько фигур, закутанных в развевающиеся темные тряпки. Руки с огромными черными когтями держали веревку, которой несчастного мужика взнуздали вместо уздечки, серые космы клубились вокруг голов или, по крайней мере того места, где головам надлежало быть. Сквозь космы сверкали глаза, из пастей торчали клыки больше чем у Джека. Одна из фигур приподнялась, пришпоривая несчастного, а вторая издала тот клекот, который должен был имитировать голос Иришки. Андрей смотрел как завороженный, не в силах отвести взгляд. Внезапно страшилища направили своего «коня» прямо к балагану, к той щели через которую смотрел Андрей. Космы раздвинулись и Андрей потерял сознание. Он никогда не думал, что он, здоровый мужик, может рухнуть в обморок как трепетная барышня, но видеть то, что скрывали серые космы было выше человеческих сил.
Пришел в себя он утром. Рядом ворочался Толька. Быстро развязав приятеля, Андрей приготовился к скандалу, но тут снаружи послышались вопли, будто человек пытался ржать как конь. Выскочив наружу, мужики увидели в утреннем свете городского придурка, который валялся на земле не в силах подняться, но все равно пытался скакать, вскидывал зад и издавал такое же ржание, как местный пьяница Гришка, на днях отправленный в городской дурдом.
— Андрюх, ты это… Спасибо, короче, братан. Не твой бы кулак, я б тоже там сейчас ржал. Мне бабка моя о таком рассказывала, а я ведь думал, что все эти ночницы — сказка. Как ты сам-то смог не выйти? Бабкам не говорила, что не может человек устоять против их зова.
— Племяшке спасибо, — угрюмо буркнул Андрей. — Видать, не зря она беспокоилась.
— А, она ж у тебя правнучка старой Таисьи! Я и забыл. Мне бабка, та, что про ночниц рассказывала, говорила, что не так проста Таисья. Видать так и было, да еще и правнучке передалось. Короче, свезло тебе Андрей, с девчонкой. А заодно и мне до кучи.
— Что с покосом делать будем? Ну и с этим, твоим городским?
— Я, Андрюх, здесь на ночь больше не останусь. Не по мне судьбу дразнить, один раз свезло и хватит. Давай-ка мы с тобой попросим косилку у Михалыча? У него конечно тоже сезон сенозаготовок, но если приплатить, то он одолжит на день-два.
— Дело говоришь. Но сперва надо этого к врачице нашей доставить.
Доставить пострадавшего к Вере Васильевне оказалось не так просто. Пришлось съездить за телегой, а потом еще и связать бывшего человека, которому предстояло доживать свой век, считая себя конем. Врач удивилась странной эпидемии, косилку Михалыч одолжил, а узнав причину, даже денег не взял. А вот о том, что Андрей увидел через щель в стене балагана, он никому никогда не рассказывал и старался не вспоминать. Последнее не всегда удавалось, так что вся оставшуюся жизнь ночевать на покосе ни он, ни Толян не оставались.
Уже вернувшись домой с неудачного покоса и чуть выдохнув, Андрей задумался. По всему выходило, что девочка, живущая у него дома, отличалась от обычных людей. Он ясно помнил, что Таисия, которой жена Наташа приходилась внучатой племянницей, людям зла не делала. «Не делала, — подумал Андрей, — это не значит, что не могла. Видимо просто не хотела. А вот не захочет ли Лелька? И может ли она что-нибудь, кроме как предчувствовать?» Словом, мысли крутились нехорошие. Однако еще чуть подумав, Андрей вспомнил, как Ирина изводила двоюродную сестру. «Никто бы не удержался, любой бы отомстил, а Ирина ходит и хоть бы что. Видимо Лельке все-таки не дано ничего сверхъестественного, ну а интуиция — это даже неплохо. И ей пригодится, и нам». Знай он тогда, как он ошибается, спрятал бы дочь в городе, как можно дальше от Лельки, но у него-то как раз интуиции и не было.
А вскоре деревню потрясла очередная новость и вся история с покосом вылетела у Андрея из головы. Новость оказалась сногсшибательной: сын завмагазином Нины Петровны, Витька, бывший лет на семь моложе Андрея и давно проживавший в городе, тоже неожиданно сошел с ума. Однако лошадью он себя не считал, а просто молча сидел, где посадят, пытался есть все что видел и тихо гадил под себя. Интересно то, что приключилось с ним все после поездки в родное село.
Недели три назад Витька приехал к матери, как он говорил, «с другом». Друга в городе назвали бы мажором, а деревенские просто отметили дорогущую одежку, манеру спать до обеда и отвратительное высокомерие. Звали друга Альбертом и при всем своем гадком поведении был он писаным красавцем. Деревенские тетки сворачивали головы, а девчонки просто ходили следом и смотрели как на икону. Парень и впрямь был вылитый эльф, как их рисуют на обложках женских романов, которых даже у его здравомыслящей Натальи была целая полка.
Отоспавшись пару дней, поев деревенской свининки, приятели решили податься на охоту. Так-то охотиться был не сезон, но уверенности в том, что эта пара способна кого-нибудь добыть, у деревенских не было, и беспокоить лесничего никто не стал.
Охотники отбыли в лес, планируя вернуться вечером, и пропали. Только через пять дней к людям выбрался странный субъект, в котором с трудом угадывался бывший эльф. Серебристые локоны походили на старый веник, щегольская экипировка была порвана и испачкана то ли в крови, то ли в грязи, лицо и руки ободраны, будто Альберт все пять дней лазил по шиповнику, выбирая места погуще. Витька же пропал.
По словам Альберта, поначалу у них все шло неплохо. Они даже подстрелили какую-то белку, а потом начались странности. Во-первых, отказал GPS и пропала тропа. Приятели долго ее искали, пытаясь вернуться по собственным следам, но вскоре поняли, что ходят кругами. Было решено заночевать в лесу, а утром поискать снова. Альберт привычно уселся на подходящее бревнышко, дожидаясь, пока Витька разберется с костром и организует поесть.
Он слышал, как приятель засуетился, собрал хворост и сказал, что наберет воды, дескать знает поблизости ключ. Вернулся и впрямь с водой, странно молчаливый, и вместо того, чтобы готовить еду, сел возле огня. Альберт чуть подождал, но есть хотелось все сильнее, и он решил другана поторопить. Подошел и увидел, как Витька с тем же остановившимся взглядом медленно ест убитую ими белку вместе с мехом и костями, а по его подбородку течет кровь.
Остальное Альберт помнил плохо. Он помнил, как бежал по лесу, падая и срывая кожу с рук в попытках подняться, помнил, как споткнулся и ударился головой, как над ним наклонился кто-то зеленый и страшный. Очнулся он уже на опушке, впереди виднелась то самое село, из которого они ушли на охоту. Увидев дома, Альберт рванул к людям и вскоре уже звонил отцу, пытаясь истерически объяснить, что с ним произошло. Буквально через пару часов приехала машина, мажора упаковали и увезли. А пара серьезных мужиков сообщила, что у них приказ: найти Витьку и с ним разобраться. Приезжие заплатили лучшему охотнику деревни и отправились с ним в лес, откуда и вышлив месте с Витькой буквально через несколько часов.
Еще через неделю Нина Петровна съездила в город, вернулась заплаканной. Непонятно, то ли Витька повредился головой еще в лесу, то ли после разбирательства Альбертова папаши. Врач психиатрической клиники сообщил матери, что случай практически безнадежный и, если не случится чуда, в которое он лично не верит, Витька просидит в углу всю оставшуюся жизнь. «Какое-то у вас там место странное, — добавил психиатр. — Ваш сын уже третий безнадежный случай за последний месяц».