- Гриша! - крикнула она, поразив обоих мужчин силой радостного возгласа.Гриша!
И захохотала, и загремела оброненной крышкой, и плеснула кипятком из носика.
- Гриша! Гришка!
Гриша подскочил, они жарко расцеловались.
"Никогда не знаешь, чего ждать",-думал Саул Исаакович, успевший сунуть под кастрюльку подставку и разыскать на полу другую. Она нашлась под сервантом, и все уселись.
Рива сияла немыслимой приветливостью.
- Гришка, ты уже повидался с братьями?
- Нет! Раньше, чем идти к братьям, я пришел к нему! - Гриша по-свойски ткнул через стол пальцем.- Ты думаешь, мне не страшно к ним идти? Немного все-таки страшно. Я пришел получить храбрость у Сульки.
"Друг!"-умилился Саул Исаакович и посмотрел на Ревекку. Рива сияла.
- Идем, я могу отвести тебя хоть сию минуту,- снисходительно предложил он.
Мужчины встали.
- А чай? - Ах, как лучезарно возмутилась Рива, хотя к чаю у нее не было ничего особенного и возмутилась она только для формы.
Гриша поцеловал ей руку и отказался.
- Я сделаю фаршированную рыбу, слышишь, Гриша? Приходи завтра или послезавтра. Как хочешь, а у меня будет фаршированная рыба в твою честь! блистала Ревекка кипучим гостеприимством.- На сколько ты приехал?
- На полных четыре дня, Ривочка, на четыре дня! - Гриша щедро развел руки.
- Что это - американский стиль? Исчезнуть на полвека, чтобы прилететь на четыре дня! Ты не боишься, что у тебя начнется мелькание? Четыре дня! - Она передразнила его щедрый жест.- Тоже мне птица!
- Орел! - вступился Саул Исаакович. А Гриша хихикал, ужасно довольный выволочкой.
- Но меня не касается, на сколько ты прибыл! - кричала Рива сверху, когда они уже спустились с этажа, а она перегнулась через перила лестничной площадки.-На рыбу чтоб был! Смотри же мне!
Гордый женой, Саул Иссакович повел Гришу к Моне.
Живописнейшей дорогой - через парк, мимо крепости и стадиона, мимо александровской колонны и обсерватории-повел Гришу Саул Исаакович.
Парк зеленел свежо и прозрачно, парк благоухал после дождливых дней под решительным солнцем. И в такой ранний час уже по набережной аллее несколько счастливых бабушек гуляли с внуками и щупло трезвонил трехколесный велосипедик. И в такой ранний час за столом, принесенным кем-то из сарая и ставшим парковым инвентарем, уже играли в домино завсегдатаи: два старичка рыбака, двое неразлучных, садившиеся за домино категорически спиной к морю, бывший ревизор Ai. фининспектор, за вечно тоскливое выражение лица прозванный на улице Униженным и Оскорбленным. А кроме них новый знакомец, мальчик Симбек в госпитальном халате.
- Ты популярный человек,- отметил Гриша, когда еще у дома с ними поздоровались два-три соседа.- Ты очень популярный человек,- повторил Гриша, когда они прошли мимо играющих и оба рыбака, Александр Денисович и Яков Михайлович, приподняли над прокаленными лицами воскресные стираные полотняные фуражки.
- Разве море сегодня выходное? - сказал Саул Исаакович рыбакам и остановился.
- А, пропади оно! - ответил Александр Денисович.
- На пенсии мы, на пенсии!..-добавил Яков Михайлович.
- Какая сейчас рыба?! Где она?!-уныло воскликнул Униженный и Оскорбленный.
А мальчик Симбек в развороченном на голой груди больничном халате крикнул, приглашая к столу:
- Уступлю место, отец!
- Мы тогда не простудились? - сказал ему Саул Исаакович и развел руками: "Сыграл бы, но торопимся".
- Зачем? Ни в каком случае! - осклабился солдатик и стукнул по столу костяшкой.
- Штейман, скажите, а кто с вами, этот шустрый на вид мужчина? - спросил Александр Денисович, остановил игру и улыбнулся Грише.- Похоже, он не с нашей улицы?
Все, кто играл, опустили полные костяшек руки на колени и тоже с интересом посмотрели на Гришу.
- Похоже,- сказал Яков Михайлович,- он даже не из нашего города.
- И даже не из нашей страны,- добавил Униженный и Оскорбленный.
- А что? - вдруг ответил им Гриша без улыбки, задрал брови на лоб, засунул руки в карманы и с силой отфутболил в сторону камешек, то есть сделал почти все, что полагается в подобных разговорах. Не сплюнул через зуб, забыл.
- Вот именно, а что? - сказал Саул Исаакович. И сплюнул.- Я не могу иметь знакомых на других улицах, друзей в других городах, родственников за границей? - И отфутболил другой камешек.
Даже Униженный и Оскорбленный заулыбался. А дитя степей, то..' просто сплющился, смеясь, на венском стуле, казалось, он может задохнуться от смеха.
- А ну выпрямись, суслик, и закутай свой плеврит! - строго, как сыну, приказал СауЛ Исаакович, и Симбек послушно закрыл безволосую смуглую грудь.Палату не переменили?
- Переменили! Вчера!
- Ai.. То-то! Без-зобразие!..-сказал Саул Исаакович, и ему самому было неясно; что же именно безобразие - то, что долго не меняли палату, или же то, что поторопились переменить без его, Саула Исааковича, энергичного вмешательства.
А когда треск костяшек по фанерному столу и кряканье сражающихся перестали быть слышными за кустами цветущей жимолости, когда остался позади парад лиловых ирисов, выстроившихся на клумбах набережной аллеи, и они свернули в боковую, с газоном посредине и в кружевных оборках маргариток по краям, когда самыми громкими звуками стали их собственные шаги по песчаной дорожке и жужжанье невидимых ос, Гриша сделал заявление:
- Я должен тебе сообщить, Суля. Кое-что для тебя приятное,- начал Гриша и посмотрел снизу вверх с тем выражением, с каким другие смотрят сверху вниз. Тон его сделался официальным.-Я имею к тебе долг.
- Я тебе должен? - изумился Саул Исаакович - понял, что будет игра, и с готовностью кинул кость.
- Наоборот! Я тебе!
Официальность соскочила с Гриши, он сунул руки в карманы брюк и заглядывал снизу и сбоку в лицо Саула, глядя хитро и хихикая.-Тебе неожиданное! ь? Сюрприз?
- Любопытно, конечно, Гришенька, но невероятно. Долг? Мне? Нет!
- А! Я так и знал, что тебя заинтересует! Ты считаешь, невозможно? Но так! Я тебе должен немаленькую сумму и уплачу. И уплачу сейчас! И уплачу долларами! Двести долларов - хорошие деньги, как ты скажешь? - Гриша при каждом восклицании подпрыгивал от воодушевления.- И за что я буду давать тебе двести долларов?
- Ты не шутишь?
- Не знаешь, за что? Давай, давай, вспомни!