- Замужем?
- А, разве легкое дело - выдать замуж дочь, Суля?
- Смотря где, Гришенька, смотря где. У нас, например, даже слишком легко. Мои девочки успели по два раза каждая, так что я имел при двух дочерях четырех зятьев, и все четыре мне нравились, славные хлопцы. Ах, исключительные фотографии - качество, качество! У нас еще нескоро научатся получать такой цвет, нет, нет! А это твой дом, я понимаю?
- Да, у меня дом, восемь комнат. У меня много места, приезжай, посмотри! Сад, два автомобиля. Теперь, когда я продал дело, я свободный человек, ничем не занят. Приедешь, мы совершим путешествие,- не без яда говорил Гриша.- Я зимой отдыхаю во Флориде, захочешь, поедем во Флориду, весной я путешествую по Европе, захочешь, едем в Европу. Рим, Париж, Швейцария!
Саул Исаакович решил, что дипломатичнее не говорить Грише, что на подобную поездку у него нет, никогда не было и не будет денег и он понятия не имеет, зачем без специальной командировки советским гражданам шататься по загранице. И он сказал так:
- А ты мне лучше ответь, мы едем в Кодыму или нет, я не расслышал твоего ответа. Я, может быть, плохо слышу?
- Я не могу ехать в Кодыму.- И они засмеялись, и встали, и пошли дальше, два старых хитреца.- Моя путевка не содержит Кодыму, такой маршрут. К сожалению, Суля.
- Значит, в Кодыму ты ехать не можешь. Сочувствую тебе. Что ж, поеду без тебя. Я могу ехать, Гриша, когда захочу, хоть сию минуту я могу отправиться в нашу дорогую Кодыму,- говорил Саул Исаакович с нежной улыбкой старого чемпиона, выигравшего партию у любимого ученика.- Я в любой момент могу проверить, цел ли наш тополь, проверить, как там идет новое строительство, какая станция, какой теперь вокзал. Я поеду, Гришенька, и все тебе опишу в письме, если тебе интересно, конечно.
- Да, да! - отвечал Гриша.- Но ты мне скажи про себя - какой у тебя капитал, как ты жил все годы? Ты ничего не говоришь про себя, и я могу думать, что тебе нечего сказать, а? - задирался Гриша.
- Мне нечего? Мне нечего?! Когда ты придешь к нам на фаршированную рыбу, прочисть хорошенько уши, Гришенька, и приготовься долго слушать. Я расскажу тебе такую историю, что ты останешься под впечатлением.- И Саул Исаакович свистнул в полную силу, как умел, как свистел когда-то своей боевой упряжке, и сам Котовский не уставал восхищаться его свистом.
Гриша снова схватился за оранжевую коробочку.
- Ax, Гриша, извини, я забылся! - сказал Саул Исаакович, расстроившись при виде коробочки.- Но смотри, Гришенька, смотри, мы пришли к Моне.
- Где, где живет Моня?
Ах, какая же это чудная улица, где -живет Моня, где трамвайная колея течет зеркальными ручьями в густой нетоптаной траве, где бугель бренчащего бельгийского трамвая пробил в непроницаемых кронах тополей зеленый и высокий свод, где старые дома больны надменностью. О, блеклые фасады! О, выпавшие кое-где балясины балконов!..
- Где, где живет Моня, покажи мне!
- Вон, где открытые ворота,- поднял руку и произнес Саул Исаакович,- Где дикий виноград полез на крышу, где маленькая девочка играет со скакалкой, где выщерблен асфальт, где красная звезда прикреплена к подъезду, означая, что этот дом - образцового порядка и весьма высокой культуры.
- Слушай, ты поэт!
- Ты думаешь?
Саул Исаакович довел Гришу до самой двери, показал белую кнопку звонка. Гриша не звонил, Гриша переводил дыхание и вытирал затылок малиновым платком.
- Гриша,- не устоял Саул Исаакович перед соблазном,- ты не можешь подарить мне свой платок, он мне страшно нравится, я хочу иметь от тебя на память...
- Бери, конечно! Я принесу тебе полдюжины или дюжину, у ме-' ня много! воскликнул Гриша, сунул платок в руку Саула и, бледнея, позвонил. Три старых бульдога, или Дела библейские
И было так.
- Зюня? На тебе, Зюня! В чем дело, Зюня! Заходи, заходи! Гриша кивнул спустившемуся уже на нижнюю площадку Саулу Исааковичу и пошел по темному коридору за звуками шаркающих впереди ног. Потом открылась комната, он вступил в нее следом за Моней, огляделся. На постели с тарелкой в руке отдыхала уставшая от еды Клара, она посмотрела на Гришу и улыбнулась.
- Чай будешь пить, Зюня? - спросил Моня.
- Давай чай,- ответил Гриша. Клара улыбалась.
- А кашу хочешь?
- Давай кашу.- И Гриша сел к столу. Моня взял из буфета тарелку, ложку и стал выскребать из казанка остатки пригорелой каши.
- Что-то ты давно не забегал, Зюня.
- Да, давно...
- Ты, кажется, немного похудел.
- Да, похудел...- Гриша испугался затянувшегося неузнавания, оглянулся на Клару, но она улыбалась.
- Ты, может быть, был в Москве?
Клара кивнула, не поднимая головы с подушки.
- Да, я был в Москве...
- Интересно. И что же сказал Боря?
- Боря? А что должен сказать Боря?
- Не крути, Зюня. У тебя ведь Боря решает вопрос.
- Какой вопрос?
- Я говорю, не крути, Зюня. Вопрос о твоей встрече с Гришей.
- Боря сказал, что, конечно же, пускай брат обнимет брата.
Так сказал Гриша и встал.
- Он не дурак...-Моня тоже встал, поднятый непонятной силой - сомнением и ужасом, и восторгом.
- Моня,- сказала Клара и засмеялась.- Очнись! И надень очки! И возьми тарелку. И почему ты не знакомишь меня с Гришей? Разве я уже умерла?
Тогда Моня заплакал. Он снял с гвоздя ремень и крепко ударил ремнем младшего брата, и еще ударил, и еще, а Гриша смеялся.
А потом было так. Прозвенел звонок в коридоре, Моня поднял палец кверху, сказал "ша!" и пошел открыть дверь. Гриша слышал, как Моня сказал у входа:
- На тебе, Зюня! В чем дело, Зюня? Заходи, заходи!
Вошел Моня, а за ним Зиновий. Их стало трое, не считая Клары.
- Я как будто чувствовал, как будто догадался!..-сказал Зюня.
- А я полагаю, что ты как будто попался! - со смехом сказал Моня.