- Негодяй! -И подумал: "Все мы негодяи!"
- Так как?
- Ты меня спрашиваешь?
- До вечера, батя. Когда приходить?
- В семь. Освободишься в семь?
- Хорошо.
- Смотри ты, Шурка у нас стал мужчиной!..
- Какой мужчина, какой мужчина, папа? Смех один, а не мужчина!
Она убежала наконец от него в аптеку. И теперь Саул Исаакович в третий раз проходил по кварталу с симпатичными его сердцу балконами. Ему нужно было в троллейбусе ехать к Зюне и к Моне.
"Ай, Шурка! Ай, виртуоз!.. Только вчера, кажется, водил его в зоосад..."
Оглушенный новостью, Саул Исаакович не заметил сам, как приблизился к филармонии, а приблизившись, не заметил, как поднялся наверх по ступеням, сначала на десяток, отдохнул, потом пошел и пошел, раз пять останавливался, чтобы угомонить одышку, наконец под самым куполом схватился за выступ дубовой двери.
Никогда раньше Саул Исаакович не забирался сюда. От восхождения удерживала боязнь наткнуться в уголках укромных галереек на консервную банку, пустую бутылку, облепленную мухами селедочную голову, обсосанные окурки. Что стало бы тогда с голубыми звонами?.. Кроме того, чтобы познать вершину, надо не жалеть сердца. Он с трудом отдышался, держась за дверь, огляделся вправо-влево чисто. Тихо. Оглянулся назад. Он пребывал над лестницей, как над водопадом, синий купол кепкой налез на глаза, угол улицы обрамил расписной проем. Стоило подняться. Прошел за боковую балюстрадку, облокотился на перила, разглядывая как бы опрокинутый храм.
"О Рива, глупая! Рыдала! Билась в истерике, когда Ася отправилась на фронт! А не пойди она на фронт, не привезла бы с фронта Шурика! И не рос бы Шурка целых десять лет у бабы с дедом, не было бы этого счастья и не было бы Ирки... как ее там... Стародубце-вой, и нельзя было бы рассчитывать на правнука, мигнувшую издалека живую звездочку!.. Исключительное везение, что Ася пошла на фронт!.. Исключительное везение, что Ирка оказалась такой умной дурочкой!.. Ну и Шурка! Если так пойдет дальше, можно благополучно дожить и до праправнука, еще каких-нибудь семнадцать-девятнадцать лет.. Надо уметь быть счастливым - не пустые слова. Надо уметь даже в неудаче если она свалилась на твою голову, увидеть приятное или, в крайнем случае, полезное. Купить блокнот и записывать такого рода мысли. Может получиться назидательный труд. Страница делится пополам слева записывать, что случилось, как оно выглядит на первый поверхностный взгляд, справа - каков результат подлинный "С какого бока подойти" - чем не название для книги? Или: "Как на предмет падает свет" Даже лучше. В книгу можно вносить не только события собственной жизни, но и Ревеккиной, и других людей... Кроме Гриши. Гриша - исключение из общего порядка... "Как на явление падает освещение" - вот серьезное, философское название!.. Гриша любит подчинять себе обстоятельства жизни, дай бог ему удачи каждый раз!.. Шурка небольшого росточка, и девочка, наверно, миниатюрненькая .. Возможно, блондиночка!.. Беленькая голубка... Она еще не понимает, что ей повезло. Когда оно запищит, тогда поймет. Надо подсобрать денег ей на подарочек..."
Саул Исаакович размягчился от светлых и праздных мыслей ему не хотелось уходить, он даже поискал глазами скамеечку, но скамеечки, к сожалению, не оказалось. Тогда он не без опаски решил посидеть на верхней ступени и сел, а он никогда не позволял себе сидеть на. камне. Но сел, положил локти на широко расставленные колени, еще раз подумал о девочке: "Она, конечно, не понимает пока, как ей повезло, но стоит ему запищать..." Представил умилительно властный крик новорожденного мальчика - он уверен был в мальчике.
- Ну? - спросил он чугунного архитектора в нише, такого же, как и он сам, старого человека, по-видимому, с больной печенью или с язвой, тщеславного и с плохим характером, но, несомненно, имевшего внуков.- Как вы на все это смотрите?
В металлическом взгляде Саул Исаакович с удивлением увидел насмешку.
"А если?.."
Предположение было ужасным. Он встал, опираясь о перила, вежливо оттолкнул их от себя и, проклиная уважаемого архитектора за грандиозность лестницы, ринулся вниз.
Он бешеными глазами проткнул пассажиров в троллейбусе, задержавшем его на перекрестке, подмял под свои подметки холмистый кусок улицы в четвертый раз за последние полчаса и навалился глыбой на очередь в аптеке.
- Смотри мне!.. Чтоб все было, как ты сказала, слышишь?.. Чтоб ты не проворонила!.. Немедленно жени их!.. Чтоб не вздумали... своевольничать!.. Немедленно, пока у невесты тонкая фигура!.. Родит-каждый день буду гулять с ним в парке, скажи им! А?..
Ася закивала, заулыбалась-все будет как надо, напрасно волнуешься!
Саулу Исааковичу стало неловко-чего, спрашивается, кидаться в панику, если жизнь, известно, сама делает, как лучше.
- Приведи ее сегодня в нашу семью!
- Попробую.
- Прошу извинения, прошу извинения! - забормотал Саул Исаакович, жалко улыбаясь очереди.- Прошу извинения! - буркнул он, столкнувшись в дверях с полной блондинкой.- Прошу извинения! - пятясь и шаркая по асфальту, сказал он еще кому-то, не разглядев, кому, но спросив у него, который час.
Оказалось, три четверти первого.
"Однако надо торопиться",- подстегнул решительный и деловой Саул Исаакович благодушного фаталиста Саула Исааковича.
Зюня лежал на кушетке, читал журнал "Огонек" и одновременно слушал по радио программу "Маяк". Вместо "здрасьте" он крикнул голосом знакомого продавца из москательно-скобяного ряа.а на Привозе:
- Каков красавец! Какой, обратите внимание, здоровяк! Как поживает твоя злючка?
- Мы с Ревеккой приглашаем сегодня вашу семью на ужин,- объявил Саул Исаакеаич.
- В честь чего? - уже собственным голосом, но удивляясь свыше всякой меры, сказал Зюня - В честь чего, хотел бы я знать? - будто бы и представить невозможно, в честь чего вдруг устраивается званый ужин в дни Гришиного приезда.
- В честь Гриши.- Саул Исаакович постарался, чтобы не прозвучал нечаянно намек на то что такое мероприятие следовало бы провести родным Гришиным братьям, и намека не получилось.
- Ты слышишь, Соня? Нас приглашают на бал! Как ты догадался устроить бал? Я не догадался, а он-да! Какой молодец! Какой нахол-чивый в мыслях' -кричал Зюня скобяным голосом на всю квартиру вздымал и ронял волосатые руки, вскакивал и садился на кушетку до тех пор, пока Соня не забеспокоилась:
- Перестань, Зюня, ты хочешь приступ?
- И как же, будет оркестр? Будет фейерверк? Развешены афиши?-казалось, он с удовольствием устроил бы себе какой-нибудь приступ.
- Ты не можешь сказать мне,- без тени раздражения спросил Саул Исаакович,вы придете, или вас не ждать?
И услышал ответ, произнесенный с дурашливым поклоном:
- Мы придем, мы очень рады, что нам остается!..
"Или я не знаю жизни, или каждый свой ад любит устроить на свой лад..." философствовал Саул Исаакович в накаленном на солнце троллейбусе, а полупустой троллейбус трясло и встряхивало, солнце полудня лезло во все окна и щели, никелированные поручни жгли руку, на дерматиновом диванчике сиделось, как на сковородке.
"Маня с Гришей у окна, мы с Ревеккой у двери, слева Соня с Зю-ней, справа Ася с Сережей,-подытоживал Саул Исаакович результаты обхода.-Рядом со мной Шурка с девочкой...-Тут улыбка наползла на его лицо и кое-кому из пассажиров троллейбуса могла показаться идиотской.- Пусть заведуют музыкой".
В это время Зюня на кушетке, полистывая "Огонек", рассуждал вслух, громко, чтобы Соня в кухне могла слышать, о Сульке Штей-мане, в котором он всегда подозревал хитреца первой марки, выбравшего позицию добрячка с некоторой умственной неопределенностью, добрячка-дурачка. Выгоднейшая уловка! Зюня знал таких простачков' Они умеют вовремя щелкнуть зубами!.. И так далее.
"Есть еще места, останутся места, к сожалению. Ведь на Моню рассчитывать нечего-Клара... Однако пригласить должно-Моня".
И Саул Исаакович поехал к Моне. Анютины глазки
Соломон Зейликович утром писал письмо в Кишинев на имя Игоря для пересылки Гуточке в санаторий, адрес которого ему пока не сообщили. Он писал за столом, отвернув клеенку-под клеенкой у него хранились требующие ответа письма, почтовая бумага, конверты и все виды четырехкопеечных марок, какие выпускались в СССР, чтобы с каждым его письмом внуки могли получать новый экземпляр в коллекцию. Имеется ли у них коллекция, он не знал.
"Она ни на что не жалуется,-писал он,-значит, у нее, слава богу, ничего не болит. Она совсем не встает с постели, а любит лежать на двух высоких подушках и поглядывать, чем я занимаюсь, что поделываю по дому".
Моня посмотрел на Клару-Клара грустно и серьезно смотрела на него.
"А больше всего она любит дремать..."
Затем Моня описал появление у них брата, веселую встречу, выразил сожаление, что Гуточка осталась в стороне от уникального праздника семьи. Он описал и погоду, сообщил, что спят они при открытом настежь окне, спросил, хорош ли санаторий, какая публика.
Клара смотрела, как он пишет, и не прерывала его занятия и ни о чем не спрашивала, казалось, ей не было уже ни до чего дела. Только, когда он заклеил конверт и прилепил марку из спортивной серии "плавание", позвала: