- Смерть, Саул, смерть, а не жизнь,- зашептал ему Моня и оглянулся на Клару испуганно, но она не могла слышать, она не осознавала жизни.
Саул Исаакович посмотрел на голубые губы умирающей, на колыхание волос над ее лбом, на увядшие руки.
"О, о и еще раз о!-зарыдал в нем кодымский старик.-О, о!.. Почему должна так рано споткнуться на краю обрыва нежная Клара?.. Умолкните, песни! Выключайся, музыка! Горе! Горе!.."
Моня взял его за локоть и попросил:
- Слушай, Саул, позови ко мне Гришу.
"О, да, да!.. Сдвигайся, стол! Отменяйтесь, торжественные тосты за встречу, за вечную дружбу, за мир. О, о!.. -царапал грудь и рвал одежду, и посыпал седую голову пеплом исступленный кодымский старик.-О, о! Пусть пеплом станет костер Ревеккиных хрустиков! Пусть праздничное блюдо рыбы станет будничным запасом на неделю!.. Клара, Клара! Сколько было в тебе светлой доброты для всех нас! Плачьте, плачьте!.."
- Ты хочешь, чтобы пришел Гриша?-спросил Саул Исаакович.
- Да. К Зюне я послал соседку, Зюня сейчас придет. А ты, Саул прошу тебя, позови Гришу.
- Знаешь, Моня, я ведь сегодня созвал гостей, я и за тобой пришел как за моим гостем. У меня сегодня вечер в честь Гриши, все уже готово. Ты не задержишь его?
Моня, потупившись, смотрел на истертый просяной веник в углу. не отвечал, а Саул Исаакович добавил:
- Пожалуйста, не держи его долго.
Моня еще немного помолчал-что он там думал?-а потом повлек Саула за собой в тьму коридора и в коридоре,- не отпуская его локтя, приблизил свои глаза к его глазам и зашептал:
- Она умирает, Суля! Она каждую минуту может умереть, ты не понимаешь? Она одной ногой уже там! Я хочу, чтобы сегодня мы все были вместе. Я сломаю твои планы, и ты меня извинишь!
- Почему ты решил, что она умирает?
"О, о! Кто знал такую ласку в чьей-нибудь другой улыбке! Клара, Клара!.. О тоска! Она мне давит на сердце, она опутала мое горло! Плачьте, плачьте..."
- И все-таки почему ты решил, что она непременно умрет? Кто знает? Тебе эта курносая девочка сказала? Что она понимает? Кто может знать?
- Я знаю, Суля.
Моня закашлялся, наверно, от непривычки говорить шепотом. Он прокашлялся, отдохнул и уже не шептал, а бормотал, бубнил:
- Умирает моя Клара, Гуточка в санатории, у нее нарушится отпуск... Надо вызвать Хаю из Кишинева... Позови мне Гришу, Саул.
- Хорошо, хорошо, я скажу ему. Не падай духом, Моня, крепись!.. Он придет, если ты настаиваешь. Хотя я уверен, что Клара выздоровеет! Но пусть будет по-твоему, пусть он придет к тебе, и вы будете весь вечер смотреть друг на друга!.. Как я могу спорить?
Саул Исаакович вышел на площадку и захлопнул за собой дверь громче, чем намеревался. Но Моня сразу же поторопился опять распахнуть ее настежь - нужен был свежий воздух, движение воздуха.
"О, о, о! Плачьте, плачьте! Только на днях она улыбалась драгоценной своей улыбкой!.. Почему же теперь ее не будет?.. О горе нам горе, о горе!.. Плачьте!" -не умолкал вопящий и рыдающий. Миллион извинений
- Гарри Стайн-ваш родственник? Он, наверно, скоро вернется. Его повезли осматривать порт Ильичевск, но уже пора вернуться. Посидите, вы, кажется, устали.
Саул Исаакович опустился на стул. Если бы, подумал он, ему позволили прилечь на диванчике в эркере под пятнистыми листьями тропического растения, то можно было бы подождать Гришу, выпить с ним бутылочку куяльницкой минеральной воды.
- Я, к сожалению, не имею ни минуты времени, я ужасно спешу,- сказал Саул Исаакович любезной дежурной.- Мне нужно в мою записку - вы не забыли, я оставлял записочку? - мне просто необходимо внести существенные изменения.
Дежурная, редкостного терпения человек, достала из ящика столе! его листок, подала все ту же фривольную ручку. Саул Исаакович отор -зал исписанную часть, а на оставшейся чистой полоске написал:
"Гриша! Горе! Очень плохо Кларе. Иди туда".
Подпись не поместилась, он подчеркнул слово "очень", сложил обе записки пополам, старую и новую, одну положил в карман, другую перед дежурной, и черт ли тут вмешался или жара и усталость сбили с толку, но только новая записка оказалась у него в кармане, а прежняя, естественно, осталась у дежурной для передачи Грише, и обнаружилась ошибка за целый квартал от гостиницы, на трамвайной остановке, когда он доставал три копейки, чтобы по спуску Греческой улицы ехать наконец домой.
"Ну, дудки! -категорически заявил Саул Исаакович самому себе, той CL ай части, которая мысленно уже тащилась обратно в гостиницу.- Я ни при чем! Воля судьбы!.. Домой!"
- Ай, Суля, что ты так долго ходишь? Мне нужно купить хлеб, мне нужны соленые огурцы для салата! Я же не могу разорваться!
- Так ли обязательно делать салат?
- Так что, ты пойдешь, или мне все бросить и идти за огурцами?
- Могу я напиться воды и минуту посидеть в своем доме? Чемодан и жареная картошка
Ах, какой получился вечер, какой удачный, славный, складный вечер! Как быстро все собрались, как рады были встретиться вокруг обильного стола, раздвинутого если не для множества гостей, так для множества блюд! Какой удивительный, чудный вечер, не омраченный ничьим плохим настроением, ничьей, как бывает, преднамеренной колкостью, ничьим неосторожным словом!
Первой пришла сестра Маня. Надо было видеть, как непринужденно расцеловалась она с Ревеккой! Можно было подумать, что она ни разу в жизни даже не слышала подобного слова - цидрейте. Маня немедленно повязалась чайным полотенцем и сразу же взялась за дело. Когда Саул Исаакович навестил их с Ривой на кухне, они в высшей степени дружно чистили селедку, разогревали над паром рыбу, крошили продукты для наимоднейшего салата "оливье". Он даже захотел спеть им, таким дружным, и спел "Мы кузнецы, и дух наш молод, куем мы к счастию ключи!".
- О,-сказала Рива, не переставая цокать ножом по дощечке.- Солист оперного театра.
И подоконник, и все до одной табуретки и столы были заставлены блюдами с закусками, остывающими противнями, вазами с печеньем. Саул Исаакович встал в дверном проеме, а руками зацепился за притолоку-так он любил стоять когда-то, когда молоденькая Ревекка не пускала его на кухню, а он скучал без нее в комнатах.
Маня невыносимо грустно посмотрела на брата, потом переложила с дощечки нарезанную кубиками картошку в миску и только после этого сказала ему:
- Мы такие старые... Ах, какие же мы старые!..
- Про кого, про кого, но про тебя не скажешь, что ты старуха! Так я говорю, Ревекка? - И на всякий случай подмигнул Ревекке. Маня была слишком нарядна в белой блузке, с брошечкой, на каблуках, чтобы ей хотелось, особенно сегодня, быть старой.-А пора, пора постареть. сколько можно быть свежее нас всех!
- Да,-добавила Ревекка,-ты очень хорошо выглядишь, Маня. Конечно, ты не пропадаешь на кухне целый день, как я. Я бы тоже выглядела, если бы жила одна и для себя.- Лезвие ее ножа заблистало лиловым огнем.
"Пора сходиться гостям",-подумал Саул Исаакович, и в ту же секунду позвонили. Он побежал открывать.
Гриша!
И не просто Гриша, а Гриша с гигантским клетчатым, неописуемых размеров и заграничных пропорций чемоданом.
- Ты получил мою записку?
- Я получил твою записку!
- Ты сам тащил такой чемодан?
- Я? Почему я буду тащить такой чемодан, если я приехал Hd такси? Шофер поднял мне сюда чемодан!
- Буржуй!