- Моя старшая дочь, мой старший зять!
- 0'кей! Очень приятно!
-; А Шурик?
- Он зашел за девочкой.
- Она придет?
- Он сказал - да.
Да, да, да, да! Она пришла! Не успели женщины оборудовать и обставить стол, не успели мужчины выпить перед ужином по третьей стопке коньяка, она пришла. "Дин-дин! Дин-дин!"-Шуркина сигнализация, Саул Исаакович бросил Гришу и помчался к входу.
- Знакомься, дед! Ира.
Саул Исаакович тряхнул тощую, по-детски резкую руку, заметил, что тряхнул с натянутой развязностью-я, мол, свой парень,-испугался, что она заметила и теперь не забудет. И прежде, чем сказаттэ что-либо уместное к случаю, вытащил из кармана платок и вытер вспотевший лоб.
- Клевый платочек! Американский?-Шурка задохнулся от зависти, а Шурка в семье считался знатоком заграничных вещей.- Дед! - восторженно унижаясь, заныл он.- Отдай мне, дед! - И выставил ногу, задрал брючину, чтобы Саул Исаакович мог увидеть его носки в малиновую полоску и убедиться, как необходим для ансамбля малиновый платок.
Рядом с Шуркиной ногой валялась на полу выпавшая из кармана Саула Исааковича бумажка, Шурка услужливо поднял ее, взглянул и, отскочив от деда, чтобы тот не смог его схватить за руку, прочел вслух:
- "Гриша! Горе!.."
- Дай сюда! -шепотом крикнул Саул Исаакович.
- А ты мне платок! - молниеносно сориентировался в ситуации этот выжига.
- На!
Шурка рванул к себе желанную тряпицу, Саул Исаакович выдернул у него преступно неотосланную записку.
- Дед у меня,- самодовольно запихивая добычу в карман, объяснил Шурка девочке,- иногда пишет стихи!
Они прошли в комнату. Саул Исаакович успел рассмотреть Ирку, правда, со спины, но хоть так. Каблучки-шпилечки, тюк-тюк. Блонди-ночка, "конский хвост"-прическа высокомерных, простодушные теперь стриглись очень коротко - "а ля Гаврош". Узенький затылочек, зеленое платьице, пуговки на спине до самого пояска... Господи, в чем там поместились грядущие поколения?..
Саул Исаакович мелко изорвал записку и клочки высыпал обратно в карман.
Больше никого не ждали. Но Гриша не позволил садиться к столу, согнал с тахты Шурика и девочку, втащил на тахту чемодан, раскрыл его и начал.
Первой Гриша одарил Ревекку. Он вытащил для нее отрез лилового джерси все женщины ахнули. Потом Гриша потянул за рукав лохматый свитер, белый, с коричневыми собаками по всей груди, вручил Саулу и заставил примерить.
- Я сказал Нэнси - купи разные вещи на разные размеры, там я буду видеть, кому что будет хорошо! Ну, и как получается, Суля?
Саул Исаакович натянул свитер, он оказался маловат, но терпимо маловат, все опять ахнули. Девочка сосчитала собак - их оказалось шестнадцать. Шурка заставил наклониться, вывернул воротник, чтобы прочитать надпись на ярлыке-оказалось, вещь канадского производства.
Вишневый отрез достался Мане, коричневый Асе. И что-то Сереже, и джинсы Шурику, и спортивная кофточка девочке, и кому-то красный плащ, и кому-то тёплый халат, и что-то ещё, и что-то ещё извлекал из чемодана Гриша, наконец извлек ковбойский костюмчик для мальчика дошкольного возраста.
- У нас нет маленьких мальчиков, Гриша! -сказала Ревекка.
- Сейчас нет, потом будут! - Саул Исаакович сложил аккуратной стопочкой брючки с бахромой, красную рубашечку, короткие сапожки и шляпу со шнурами.
В конце концов, когда чемодан полностью обнаружил свою, тоже клетчатую полость, Гриша вынул расшитую стеклярусом сумочку и подал ее Саулу. Саул Исаакович раздвинул молнию, внутри находилось нечто белое. Он достал это белое, развернул-талес, молитвенное покрывало.
- Ты в уме? Я никогда в жизни не был в синагоге!..
- Откуда, скажи мне, я мог знать твои вкусы и твои убеждения?
Все. Чемодан был пуст, извержение окончилось, в комнате повисла неловкость. Как будто некий пакостник незаметно растянул тоненькую резинку и она позванивала в комарином напряжении между лиц и рук и могла в любую секунду со свистом сорваться и стегнуть. Все стали рассовывать подарки по сумкам, по углам. Только Гриша не чувствовал стеснения, он потирал руки и, кажется, готов был подарить даже собственный пиджак в клеточку, если бы тот на кого-нибудь налез. И тогда произошло непредусмотренное.
Ревекка, ни на кого не глядя, медленно прошествовала к шкафу и в том отделении, где идеальной стопкой у нее были сложены простыни, взяла нетронутый флакон "Красной Москвы", подарок Аси ко дню рождения, а в отделении, где лежали особым способом накрахмаленные льняные скатерти, взяла коробку с духами "Пиковая дама", подарок Алы к Новому году, а в ящике, где в безупречном порядке хранились документы семьи, фотографии и письма, футляр с тяжелыми янтарными бусами, подарок мужа к золотой свадьбе, и все это поставила перед Гришей, так ни на кого и не взглянув.
- Жене и дочери,- сказала она строго. И все разом вздохнули. Саул Исаакович ушел в коридор, чтобы скрыть слезы восторга. И опять позвонили, а ведь никого уже не ждали.
- Я открою!-остановил Саул Исаакович выскочившего в коридор Шурика.
"Я не позволю испортить людям радость!"-Шестнадцать канадских собак двинулись за ним к двери.
Но нет, на лестничной площадке стоял не Зюня с печальным сообщением, а улыбались нарядные, прямо из театра, Ада с Сеней.
- Как, уже кончился спектакль?
- Нет! Мы плюнули и ушли.
- У меня умные дети! - Он пригладил рукой, успокоил ощетинившуюся было свору и снял свитер - стало жарко.
- Твоя младшая дочь? Твой младший зять? 0'кей, очень приятно! А что я имею подарить вам? Я все уже раздал!..
- Что вы, что вы, оставьте! Нам ничего не надо!.. Мы привыкли быть у папочки на последнем месте, но мы не обижаемся, у нас все есть, да, папуля?
И все стали усаживаться за стол. Гриша с Маней у торца, возле окна, Саул Исаакович с Ревеккой-у двери, и так далее, как было намечено.
Играла музыка, комната была полна разговоров.
- Тетя Манечка, какая у тебя миленькая блузка! Из Америки?
- Нет, Адюля, почему из Америки, с толкучки.
- Сколько?
- Ты не знаешь цен? Кто-кто, но ты хорошо знаешь цены!
- Тётечка у меня богачка! Тридцать карбованцев. Интересно, дядя Гриша, сколько может стоить такая вещь в Америке? Наверно, копейки!
- О, это надо спросить у моей жены, я тут не понимаю!
- В Америке не копейки, тетя Ада, а центы,-почему-то обозлился Шурка.