Дворец трясло и лихорадило, как будто сама реальность осыпалась от ярости Владычицы.
И это была не фигура речи: хотя они находились в субреальности его подсознания, Амброус чувствовал, как неконтролируемое божественное могущество практически вырывает из его рук контроль. Владычица Ильмадика могла и его самого вышвырнуть отсюда, столь велика была ее ярость.
Нет. Это Амброус понял мгновением позже. Не ярость это была. Точнее, ярость там тоже была, но дело было не в ней. Она лишь прикрывала истинную причину, по которой Ильмадика утратила над собой контроль.
Она была напугана. Впервые в жизни Первый Адепт видел свою богиню, — бессмертную, всемогущую, великую богиню, — по-настоящему напуганной. Это казалось странным, противоестественным…
…и вызывало отчаянное желание защитить ее от всего.
— Не бойся, Госпожа, — подал голос король в перерыве между ее матерными выкриками, — Я никому не позволю причинить тебе вред. Никому и никогда.
— Ты не понимаешь! — истерически воскликнула женщина, и экспрессивный взмах хрупких ладоней породил волну искажения окружающего пространства, лишь на мгновение показав сокрытый за роскошью тлен.
— Я… — начал было Амброус, но богиня оборвала его:
— Ни хрена ты не понимаешь! То, что он мог узнать! Если он получит это оружие, то сможет уничтожить меня! Убить мою личность! Превратить в безвольную куклу! Сделать со мной все, что захочет!
— Я не позволю ему этого сделать! — пылко ответил контроль.
И весь сжался, поймав ее холодный взгляд. Сквозь отрешенность ментальной связи он ощутил, как все тело начинает ломать боль. Жестокая, выкручивающая боль, какой достойны те, кто разочаровывает Владычицу.
— Ты обещал, что он не сможет ничего узнать, — ответила богиня, — Что ни одна мышь не проскочит. И что же? Он узнал! И мы даже не знаем, как много!
Устремив на мужчину немигающий взгляд, она произнесла всего три слова, резанувших по его сердцу, как зазубренный нож:
— Ты меня подвел.
В первый момент единственным, что ощутил Амброус, стала жгучая обида на несправедливое обвинение. Ведь он обещал лишь что Килиан и повстанцы не получат доступа к оборудованию Убежища! Ведь даже сама Ильмадика не догадалась вовремя, что предателю хватит наглости ворваться в Тюрьму Богов!
Мгновением позже пришло раскаяние. Да, он не знал. И она не знала. Но он не имел права на незнание. Он должен был подумать, догадаться, сообразить. Из-за его ошибок… из-за его глупости… из-за его несовершенства Владычице угрожала опасность. И он ничего не мог сделать, чтобы исправить то, что натворил!
— Госпожа… — король сам не понял, как оказался на коленях, — Пожалуйста, прости меня.
Но богиня лишь отвернулась:
— Твои извинения ничего не изменят. И ничем мне не помогут.
Все так же не глядя на не оправдавшего надежд адепта, она продолжила:
— Я больше не могу надеяться на твою защиту. Я не могу чувствовать себя в безопасности в Идаволле, — по крайней мере, пока ты не принесешь мне или не уничтожишь Стиратель.
Это был намек, прозрачный намек. Что еще не все пропало, что еще есть какая-то надежда. Что она помнит его былые заслуги и все еще хоть немного верит в него. Что он еще может оправдаться в ее глазах…
Амброус Идаволльский чувствовал, что недостоин такой милости.
— Я останусь здесь, — продолжила Владычица, — В Гмундне. Восстановлю укрепления и защитные системы, чтобы при необходимости выдержать осаду. С собой возьму двадцать самых надежных адептов: тех, кого отберу сама. Тех, на кого могу положиться.
От осознания того, что он больше не принадлежит к их числу, король испытал жгучее желание покончить с собой на месте.
— Остальные в твоем распоряжении. Делай, что хочешь, шпионь за мятежниками или отправь войска ко всем трем базам, но Килиан НЕ ДОЛЖЕН заполучить Стиратель.
— Но на какой из баз он находится? — спросил Амброус, изучая появившиеся перед ним записи древней разведки. Детальное расположение, координаты, ориентиры, планы помещений, бесполезные уже сведения об охране.
И ни слова о главном.
— Да я сама не знаю! — раздраженно бросила Ильмадика, — Разведка тогда подвела меня. Как и ты сейчас.
Дрогнув, как от удара, Амброус нашел в себе силы собрать все остатки уверенности в себе. Напомнить себе, что он не глупый растерянный мальчишка в тени своего отца, а Её Первый Адепт.
— Я больше не подведу тебя, Владычица. Верь мне: я не позволю им переиграть нас снова.
Ильмадика лишь слабо улыбнулась. И столько сдерживаемой боли было в этой улыбке, что король немедля испытал желание прямо сейчас идти войной на тех, кто заставил ее бояться.
Взыскать с них за каждую её слезу.
— Я верю тебе, Амброус. Я все еще тебе верю. И в доказательство я научу тебя важнейшему из своих заклинаний. Тому, чему не научила никого другого и никогда не рискнула бы научить того, кто мог бы использовать это против меня. Я надеюсь, что это поможет тебе… спасти меня.
Ради того, чтобы спасти ее, — ради привилегии, которую предатель Килиан увел у него из-под носа, — Амброус готов был на все.
К огромному облегчению князя Альбаны, его замок больше не был штабом повстанцев. После уверенной победы над орденскими войсками все командование незамедлительно перебралось в Стерейю, власть над которой прочно взяла в свои руки вдовствующая графиня Селеста Карстмеер.
Ее кабинет, — строгий, по-военному суровый и практичный, — до сих пор, казалось, нес на себе отпечаток прежнего владельца. Не вязался этот образ с нежной и возвышенной леди, какой была Селеста. Не подходил он и Маврону Карно, который, скорее всего, даже не открывал его дверей на протяжении своего недолгого правления. Казалось, что здесь до сих пор незримо присутствует граф Ворден, тот, кто не побоялся открыто выступить против короля во имя своего Бога и кто поставил слишком многое на свой клинок.
«Простите меня, граф, если сможете», — мысленно сказал Килиан призраку умершего противника. Пусть глупа была попытка силами одного графства свергнуть власть Ордена; быть может, для этого благородного воина умереть в бою было бы лучше, чем быть казненным как мятежник.
Быть может.
Те, кто собрались здесь сегодня, продолжали его дело. И наверное, подумалось ученому, граф был бы доволен, если бы это увидел.
А может, опечалился бы, что это происходит без него.
Явно чувствовала неуловимую ауру графа и Селеста. Ей находиться здесь было особенно неуютно: там, где все напоминало о ее умершем отце. Но крепко сжав зубы, графиня отказалась перенести совещание в другое место. Она не желала бежать от своей боли. Она желала прожить ее полностью.
Вот теперь Килиан ощутил к ней искреннее уважение. Ради этого стоило даже потерпеть испепеляющие взгляды, которые она на него кидала.
Тем более что он их заслужил.
Леинара уже не пыталась скрывать свое состояние: под широким платьем без выраженной талии легко угадывался округлившийся живот. О ее беременности от короля Амброуса было объявлено накануне. И Килиан многое отдал бы, чтобы увидеть лицо брата, когда тот узнал об этом.
Исключительно из естественнонаучных соображений, разумеется.
Тэрл, как всегда, держался невозмутимо. Казалось, ничто, никакая сила не сможет заставить этого человека-скалу потерять хладнокровие. Шрамов на его теле за время полета к Гмундну прибавилось, но кажется, он обращал на это даже меньше внимания, чем та же Леинара.
Не удавалось прочитать и Фирса. Начальника идаволльской разведки Килиан знал плохо, но сразу же понял: даже если кажется, что ему удалось уловить какие-то отражения эмоций на невзрачном лице, никто не может поручиться, какие из них настоящие, а какие — искусная маска.
Немногим проще было прочитать и графа Рогана. Этого человека, однако, Килиан знал несколько лучше: им доводилось встречаться еще в Иллирии. Сам Роган эту встречу вряд ли помнил, но вот Килиан уже тогда готовился к предстоящему плану освобождения Владычицы и знал, что посол может сыграть в нем свою роль.
Оставшийся гость был Килиану незнаком, да и присутствовал он там лишь частично, если можно так выразиться. Как шепотом пояснила Лана, Габриэль Пламенный был единственным из иллирийских магов, кто умел общаться на большом расстоянии не только с помощью привычной мыслесвязи, но и направляя свой образ в проявленный мир. И хоть полупрозрачный силуэт вызывал неприятные ассоциации с тем памятным днем, когда все началось, — там, в Проломе Стефани, — но зато это давало возможность хоть как-то согласовать действия с союзниками, воевавшими с Орденом у восточных границ.
Как раз в данный момент Лана заканчивала свой отчет об их экспедиции к руинам Восточной Империи.
К тому месту, откуда все началось.
— …таким образом, если из трех мест мы выберем нужное, а также опередим Орден на пути к нему, то у нас будет единственное оружие, способное убивать Владык. Это наш шанс.
— Единственное ли? — заметил Габриэль, испытующе глянув на Килиана, — Помнится, вы говорили, что Ильмадика уничтожила остальных Владык.
С ученым он держался вежливо, — но вместе с тем холодно и высокомерно, непрестанно давая понять, что не считает его ровней себе. Что ж, бастард давно привык к такому отношению.
— Уничтожила, — подтвердил он, — Она вызвала Повышение самих их тел. В результате ей удалось не только убить их, но и преумножить за счет этого свое могущество. Я пытался понять, как она это сделала, но увы: органика устроена слишком сложно для меня или для любого другого адепта. Нам этот путь недоступен. Не сможем мы и воссоздать Стиратель, хоть у нас и есть необходимые схемы. Эта технология опережает пресловутые винтовки Дозакатных на несколько веков.
— Понятно, — кивнул эжен, — Значит, только экспедиция на край света за древним артефактом.
В его голосе послышался легкий оттенок иронии.
— Так же считают и орденские, — встрял в разговор Фирс, — Мои люди в столице докладывают, что король собирает экспедиции в Пустоши. На эту задачу брошены все возможные силы.
— Удалось выяснить, куда именно они направляются? — уточнил Тэрл.
— Нет, — покачал головой разведчик, — Точнее, по разным каналам пустили информацию о двух десятках разных направлений. Король совсем не хочет, чтобы мы отследили нужное по его активности.
— Давайте для начала сузим круг, — предложил Килиан и, не дожидаясь ответа, расстелил перед остальными старинную карту, изображавшую весь мир.
— Мы — вот здесь.
На фоне древних очертаний континентов Полуостров казался совершенно крошечной точкой.
— А вот места предполагаемого нахождения лабораторий.
Эти точки Килиан отметил булавками. Первая воткнулась в северную часть крупного полуострова на западе от «сапога», ныне ставшего архипелагом.
— Координаты четыре-два-четыре-девять-ноль-один-три-девять. База «Иерихон» рядом с городом Памплона.
Следующая булавка воткнулась далеко на востоке.
— Координаты три-два-четыре-семь-один-два-девять-пять-два. База «Геофронт» возле города Нагасаки.
И наконец, последняя заняла свое место на самом юге карты.
— Координаты семь-семь-пять-ноль-один-шесть-шесть-четыре-ноль. База «Ленг» в пустошах Антарктики. В данном случае действительно в пустошах: это настолько холодный регион, что полноценных городов там не построили даже с Дозакатными технологиями. То есть, проект изменения климата Южного полюса существовал, но так и не был реализован из-за недостаточной финансовой окупаемости.
Килиан кинул вопросительный взгляд на Фирса:
— Что-нибудь из этого упоминалось в докладах ваших людей?
— Названия нет, — ответил разведчик, — Но по примерному расположению похоже, что экспедиции готовятся ко всем трем точкам. Это может значить, что адепты, как и мы, не знают, какая из них верная. Или же что они предусмотрели, что мы можем попытаться отследить их, и подготовили обманные ходы. В любом случае, нам выбор придется делать самостоятельно.
— И по закону подлости это окажется «Ленг»… — желчно усмехнулся Килиан.
Затем, спохватившись, пояснил:
— Я не к тому, что нам надо сосредоточиться именно на нем. Скорее наоборот, лучше бы оставить его напоследок. Как я уже сказал, эта точка наиболее неудобна для нас. Чтобы попасть туда, придется сперва преодолеть открытый океан без возможности пополнить припасы, а затем — выжить в ледяных пустошах со средней температурой воздуха минус тридцать летом. Не говоря уж о том, что по имеющимся сведениям, до Заката в «Ленге» проводились биологические исследования, и даже Бог вряд ли в курсе, что там могло расплодиться после Заката.
Ученый развел руками:
— Проще говоря, будь я некой космической силой, ставящей себе целью создать нам максимум проблем, я расположил бы Стиратель именно там.
— Кили, можешь не ерничать? — поморщилась Лана, — Что по остальным точкам?
— Самая простая — однозначно «Иерихон», — ответил он, — Это, конечно, тоже дальше, чем Гмундн, но в сравнении с остальными — не так уж сильно. Можно обплыть Иберийский полуостров с запада; или же высадиться в Провинции и дальше идти пешком.
— В провинции? — не поняла Леинара.
— Так называется местность к северо-западу от архипелага, — пояснил ученый, — До Заката тоже были времена, когда людям не требовалось привлекать фантазию к придумыванию названий. Только очень, очень давно.
— К делу, — напомнил Тэрл. Тонкости древней истории явно волновали его сейчас меньше всего.
— Понял. В общем, можно плыть в обход или идти пешком, но лучше воспользоваться «Искренним». Это даст возможность успеть туда раньше адептов, что особенно важно…
— …если учесть, что для них эта точка тоже ближе всего, — кивнул Тэрл, — И они наверняка постараются проверить ее в первую очередь. Не лучше ли тогда нам начать с «Геофронта»?
Килиан пожал плечами:
— Это лотерея. Если он на «Геофронте», это будет выигрышный ход. Но если он на «Иерихоне», то пока мы летаем на восток, они успеют не только захватить его, но и привезти обратно. Я ведь верно понимаю, что сил охватить все три точки одновременно нам не хватит?
— А сам как думаешь? — проворчал воин, — Нам бы справиться с одной, при этом не оставив без защиты ни один из фронтов. Король проводит полную мобилизацию, чтобы набрать силы на все экспедиции. Потому в его распоряжении в разы больше солдат, чем в нашем. Качество их, конечно, под вопросом, но в данном случае все решает количество.
— Кили, а если… — подала было голос Лана, но ученый покачал головой:
— Контроль вероятностей нам не поможет. Сейчас мои силы по этой части уходят на то, чтобы нейтрализовать аналогичные воздействия со стороны адептов. Я могу, конечно, изменить подход, но тогда на нужной точке будет гарантированная бойня.
— Понятно, — задумчиво протянул Тэрл, — леди Леинара, полагаю, правильно будет, если выбор сделаете вы.
Девушка оглянулась в поисках того, кто помог бы ей принять решение. На Тэрла. На Рогана. На Фирса. На Лану.
И один за другим они отводили взгляд. Никто из них не желал брать на себя ответственность за решение, когда совершенно ничто не поможет догадаться, на чем его следует основывать.
Не будучи правителями, они могли себе это позволить.
Маркиза перевела взгляд на точку, указывавшую расположение базы «Иерихон», и открыла было рот, но тут Килиан прервал ее:
— Подождите.
— Есть что-то еще? — осведомился Тэрл.
Ученый покачал головой. Затем посмотрел на «Иерихон». На «Геофронт». На «Ленг».
И озвучил свою идею.
Обсуждение длилось еще долго. План был дерзкий, опасный, — но именно поэтому он мог сработать. Во всяком случае, Лана верила, что мог. А еще — была согласна с теми словами, которыми Кили аргументировал свое предложение.
Что играя по правилам, невозможно победить.
Постепенно план приобретал законченные черты. Лана говорила все меньше, в основном слово брали Тэрл и Фирс как наиболее компетентные в вопросе и Килиан как консультант по вопросам магии адептов. Под конец чародейка уже говорила только по необходимости. Не потому что ей было совсем уж нечего сказать.
Просто она устала. Устала от бесконечной борьбы. Устала делать из себя воина. Она никогда не была воином. Она не хотела быть воином.
Она просто женщина, которая любила.
Когда все детали наконец-то были уточнены, и Лейла распустила совет, Лана выбежала из кабинета первой. Бежать, бежать. Прочь, пока кто-то не вздумал пристать к ней с разговором. Подальше от всех.
Поднявшись на одну из дворцовых башен, чародейка уселась прямо на парапет и просто сидела, невидящим взглядом уставившись в одну точку. Она не плакала: в последние месяцы она разучилась плакать. Каждый день, каждый час она загоняла свою боль внутрь себя.
Чтобы никто ее не увидел.
Внизу, во внутреннем дворе замка, сновали люди — такие же, как она, жертвы войны. Профессиональные военные и ополченцы, взявшие в руки оружие, чтобы защищать свой дом, а еще простые жители Стерейи, на чьи земли пришла война. Отец наверняка устыдил бы ее, указав, что многие из них пострадали гораздо сильнее. Что кто-то потерял свой дом, у кого-то погибли близкие, а кто-то на всю жизнь остался калекой. Что на этом фоне ее сердечные переживания смешны и нелепы. Но Лана не желала сравнивать. От сравнения не стало бы легче — никому.
Потому что хлебать половником дерьмо не станет приятнее лишь оттого, что у кого-то половник больше.
Разумеется, долго ее одиночество не продлилось. Как же, разве могли ее оставить в покое? Разве могли ей дать побыть наедине с собой?
Даже в такой малости ей отказали.
— Лана? Ты здесь? — поднявшись на вершину башни, Килиан огляделся в поисках ее. Полог отведения глаз не обманул чародея.
— Уходи, пожалуйста, — попросила девушка, не оборачиваясь.
Он проигнорировал ее просьбу.
— Ланочка… — в этом одном-единственном слове было столько нежности, что на глаза чародейки все-таки навернулись слезы. Усевшись рядом с ней, ученый обнял ее за плечи. Но Лана не ответила на объятие.
Как же все изменилось! Тогда, после возвращения из крепости черных, она была рада, что он пришел поддержать ее. Тогда она впервые почувствовала, что кто-то может дать ей заботу и понимание, каких она, «странная» и «чудная», никогда не знала даже от родных. Теперь же от них становилось лишь больнее.
Потому что она знала, что Кили ее любил. И точно так же она знала, что не сможет полюбить его в ответ.
От его заботы она чувствовала себя полным дерьмом.
— Не надо, Кили, — чародейка осторожно вывернулась, — Я ценю то, что ты хочешь помочь, но помочь мне ты не сможешь.
— Но почему?..
Она вздохнула. Ничему его жизнь не учит. Ведь спрашивает, прекрасно зная, что ответ ему не понравится.
Что ответ только причинит ему новую боль.
— Потому что что-то в тебе ликует, — безжалостно ответила она, — Радуется. Радуется посрамлению соперника. Радуется, что Амброус оказался мразью. Что от него мне одна горечь, а ты — весь такой герой-утешитель. Скажешь, не так?!
Он не стал спорить, не стал и подтверждать. Вместо этого сказал, скорее констатируя, чем спрашивая:
— Ты его любишь. Даже после всего, что он сделал.
— Люблю, — ответила Лана, — Осуждаешь?
— Нет, — покачал головой Килиан, — Не осуждаю. Не понимаю — такое есть. Что такое ты увидела в нем, за что готова любить его, несмотря ни на что?
Чародейка устало вздохнула:
— Кили, ты сам себя слышишь? Разве любят за что-то? Мы о любви или о торговле? Вот скажи, ты сам меня за что любишь?
Ученый улыбнулся:
— Если я начну перечислять, мы засядем тут до утра. Ты ведь даже не представляешь, сколько у тебя достоинств. Ты умная, и с тобой интересно. Ты добрая и побуждаешь меня становиться добрее. Ты живая, по-настоящему живая, и вызываешь во мне желание жить. Ты умеешь по-настоящему чувствовать, чего я не встречал ни в ком ни до тебя, ни после. Когда ты смеешься, мне хочется смеяться в ответ, даже если я не знаю, что такого смешного случилось.
Лана едва удержалась от сардонической усмешки на словах про умение чувствовать. На ее памяти еще никто не причислял это к ее ДОСТОИНСТВАМ. Обычно мужчины считали это за глупые бабские причуды. Порой им становилось от этого некомфортно, особенно когда чувства были негативными. Со временем она привыкла, что их следует прятать. Переживать внутри себя, чтобы никому не доставить неудобств.
Возможно, именно потому что с ним этого не требовалось, Кили и стал ее лучшим другом.
— И вот скажи, — ответила она, не заостряя внимание на больном вопросе, — Если бы ты встретил женщину, обладающую всеми этими качествами, ты бы полюбил ее точно так же?
— Люди не бывают одинаковыми, — возразил Килиан, — Единственная женщина, обладающая всеми твоими качествами, это ты. По определению.
— Это не ответ, — возразила Лана, — Это уход от ответа.
— Может быть, — пожал плечами ученый, — Но так как я не могу представить такой ситуации, ответить мне нечего.
Повисло тягостное, неловкое молчание. Так хотелось излить душу, сказать о своей боли. Но она слишком хорошо знала, что он скажет. Что хранить в сердце любовь к человеку, который ее предал, — глупо. Что нужно забыть его. Выбросить Амброуса из сердца.
И обратить свой взор на того, кто этого более достоин, а как же иначе.
— Я пыталась, — глухо озвучила Лана, — Пыталась разлюбить его. И тогда, когда он был женихом Лейлы. И когда он показал свое настоящее лицо. Но я не могу. У меня не получается.
Она в упор посмотрела на Килиана, ища на его лице признаки осуждения.
И не нашла.
— Я понимаю, — ответил он, — И если хочешь… я помогу тебе.
Ответом ему стал лишь вопросительный взгляд.
— Я не обещаю, что у меня получится, — продолжил ученый, — Но во время нашей следующей встречи я сделаю все от меня зависящее, чтобы не убить его, а захватить в плен. Опять же, я не могу пообещать, что в плену он изменится. Но если я смог освободиться от влияния Ильмадики, то возможно, то же самое сможет и он.
— Ты сделаешь это? — медленно спросила Лана, — Для меня?..
Килиан молча кивнул.
— Но почему?..
Неожиданно он рассмеялся:
— Потому что я люблю тебя, глупенькая. И хочу, чтобы ты была счастлива. Даже если не со мной.
Она отвернулась, не желая видеть затаенной боли в глубине его единственного глаза.
— Я лицемерка, да? — спросила Лана, — Столько народу завтра погибнет. Может быть, даже кто-то из нас. А я прошу позаботиться о парне, которого что-то во мне когда-то сочло моей мечтой. Только потому что что-то во мне полюбило его, я считаю его более важным, чем другие.
— Ты не лицемерка, — уверенно ответил Килиан, — Никто из нас не может спасти всех. Но мы можем хотя бы позаботиться о тех, кого любим.
Чародейка не была уверена, говорил ли он о ней или о себе. Да она и не стала уточнять.
— Спасибо, Кили, — сказала она вместо этого.
— Только не надо, пожалуйста, добавлять «Ты настоящий друг», — попросил мужчина.
Лана кривовато улыбнулась:
— Хорошо. Не буду.
— Думаешь, они нанесут удар по «Иерихону»? — спросил Амброус, изучая шахматное поле.
Протянув руку, король переставил ферзя.
— Шах.
Шах, шах, шах. Казалось, это была вся его жизнь. Он думал, что тогда, взойдя на трон вместе с Владычицей, он одержал окончательную победу.
Но его победа была лишь ступенькой к новой войне. К войне с братом.
И даже победа в ней, даже изгнание Килиана стало еще одной ступенькой.
И еще. И еще. Лестница в Небо, которой не будет конца.
Потому что Небеса недостижимы, — по крайней мере, пока ты человек и пока ты еще жив.
Пока ты человек и пока ты еще жив.
— Каким будет твой следующий ход? — нетерпеливо спросил король, вытирая пот со лба, — И каким будет его ход. Скажи мне. Что задумал мой брат?
Он ждал ответа, и все сильнее сковывал его тело холод. Страх. Если он ошибется, то подведет Владычицу. Нельзя… Нельзя ошибаться! Владычица Ильмадика была для него всем! Всем, что осталось!
Он не имел права подвести ее!
— Что он задумал?! — перешел на крик Амброус, видя, что собеседник медлит с ответом, — «Иерихон» — это слишком просто. Килиан никогда не выбирал решений, лежащих на поверхности. Но он не станет рисковать с «Лэнгом». Слишком мало шансов на успех. Слишком большие риски. Поставить все на одну карту — это тоже не в его стиле. Значит, «Геофронт»?
Но это решение тоже не казалось ему верным. Слишком очевидно. Килиан слишком любил сложные, запутанные планы. И сейчас, если Амброус не хотел подвести Владычицу, он должен был проникнуть в извращенный мозг своего брата.
В конце концов, в этом самая суть королевской власти. Понимать, как думают люди, чтобы управлять ими. Это было то, что он умел. Это было то, к чему его готовили с самого рождения.
И никого никогда не волновало, хочет ли он этого.
Трое подчиненных вошли без доклада в его кабинет. Кто они такие? Нужно вспомнить. Правитель всегда должен помнить, с кем он говорит. Узнавать каждого в лицо и по имени.
Он должен. Должен держать марку. Даже когда все летит в тартарары.
К счастью, троица дала ему немного времени. Они замешкались, увидев его собеседника. Шок и изумление отразились на их лицах. А еще страх. О, да. Они не понимали, они не понимали, они не понимали! Они ничего не понимали, и их это пугало. Их всех это пугало. Только Ильмадику не пугало.
Она понимала все!
— Господа, что вам угодно? — собирая в кулак остатки самообладания, спросил Амброус, — Граф Тибальт, сэр Ландрок, сэр Велиант?
Он все-таки вспомнил их имена. А еще вспомнил, что эти три феодала предоставляли ему наиболее крупные дружины в этой войне. С ними приходилось считаться.
Но это ненадолго. Ох, ненадолго. С той силой, что дала ему Ильмадика, скоро ему не придется считаться ни с кем.
Кроме самой Владычицы, разумеется.
— Ваше Величество, — несмело сказал граф Тибальт, — Вы велели нам явиться на закате для получения приказов об отправлении экспедиций к руинам Дозакатных.
Уже закат? Действительно, небо за окном было красным. На фоне всего, что происходило, это казалось совершенно незначительным. Но нельзя было показать, что он не заметил этого.
Нужно. Держать. Марку.
— Вы правы, — холодно кивнул король, после чего обернулся к собеседнику, — Так что ты скажешь? По какой базе они нанесут удар.
Но он молчал. Никто… Никто не мог помочь ему! Даже Владычица его покинула!
Что ж, если лучшего решения нет, нужно принимать хоть какое-нибудь.
— Отправьте экспедиции ко всем трем базам.
Дворяне переглянулись.
— Ваше Величество, при всем к вам уважении… Мы должны сохранить достаточно сил на восточном фронте.
Как звали того, кто это сказал? Он опять забыл.
— К демонам восточный фронт! — закричал Амброус, — Если мы не получим Стиратель, все будет бесполезно! Вы понимаете это?!
Они снова переглянулись. Заговор… Это заговор! Они собираются предать его! Они продались — его предательнице-супруге, или брату, или сыну! Любому из тех, кто желает его смерти! Со дня на день они ударят ему в спину!
Точно так же, как проклятая ведьма Иоланта ударила в спину его отцу.
Предадут. Все предадут. Все, кроме Ильмадики, предадут его, рано или поздно.
Но если они думают, что им это удастся, то они ошибаются.
— Прошу прощения, господа, вспылил, — улыбнулся Амброус, — Исполняйте приказ. Оставьте небольшие силы на внешних гарнизонах и в столице. И увеличьте мою личную охрану за счет войск Железного Легиона.
Заговорщикам удалось скрыть разочарование. Но король не собирался верить их фальшивым улыбкам. Фальшивым улыбкам, за которыми пряталось презрение.
— Будет исполнено, Ваше Величество.
— И еще одно, — добавил он, — Пригласите ко мне мэтра Артиуса Ботари. Перед отправлением нужно решить кое-какие вопросы. Это все. Приступайте к исполнению.
Когда троица дворян покинула кабинет, Амброус рассмеялся. Пусть, пусть их. Пусть весь мир против него, пока Ильмадика в него верит, он непобедим.
Пока есть за что бороться, война продолжается.
Обернувшись к своему молчаливому собеседнику, король заглянул в прозрачные серые глаза, ища в них малейшие признаки одобрения.
— Так каким будет твой следующий ход, отец? Тебе шах.