— Арно Делаун, за твои преступления тебя будут судить!
— Нет, нет! Я не хочу! Так не может быть!
— Любой преступник понесет наказание!
— Но Килиан обещал, что я не понесу никакого наказания!
— До Килиана мы тоже доберемся. А ты сдавайся, и получишь справедливый суд!
— Нет! Справедливый суд приговорит меня к смерти! Я не хочу умирать!
— Ты умрешь — сейчас или после суда!
Тэрл отвернулся от кукольного представления, скрывая омерзение. Народ, однако, гоготал и улюлюкал над трусливым мятежником.
Над человеком, которого Герцог Леандр объявил своим наследником. Над человеком, которого Тэрл так и не смог защитить.
Город Неа-Кастория располагался на полуострове в озере Кастория, что в северной части Стерейи, близ альбанской границы. Вообще-то Тэрл и пять человек его отряда не собирались там задерживаться. Заехать по пути, пополнить припасы, узнать последние слухи…
На последнем пункте они и застряли. Выяснилось, что на день раньше их в Неа-Касторию с неизвестной целью прибыла сама Владычица Ильмадика. Как некоторые считали, с инспекцией, потому стража нынче работала куда старательнее, чем обычно, и при проверке документов мятежники каждый раз рисковали разоблачением.
Кроме того, разделились мнения и в их отряде. Сразу четверо бойцов стали настаивать, что это шанс, который нельзя упускать. Владычица — сердце Ордена. Если удастся убить её, война будет окончена. И даже если убить её невозможно, можно её похитить.
Некогда так думал и сам Тэрл. Он единственный имел с ней дело раньше. Тогда его самонадеянность стоила жизни эжену Нестору, учителю Ланы. Сейчас никого из магов с ними не было.
Поэтому своей властью командира Тэрл категорически запретил пытаться убить или похитить Ильмадику. Но вот проследить за ней, выяснить, что ей здесь нужно, было совсем нелишне. В конце концов, не просто же так она объявилась здесь вскоре после того, как они добыли нечто очень важное для неё…
Сейчас он, чуть склонив голову, чтобы края шляпы прикрывали лицо, смешивался с толпой зевак, желавшей понаблюдать воочию прекраснейшую Госпожу. Госпожа возжелала увидеть показываемое артистами-кукольниками представление, и те, естественно, желали подольстить ей, показывая один из тех сюжетов, что вошли в репертуар по ее приказу. Лично Тэрл, получивший благородное воспитание и выросший на классических пьесах, находил такие сюжеты, рассчитанные на простонародье, до отвращения примитивными. Сопротивление неизменно представало в них капризными, инфантильными и трусливыми идиотами, адепты (не говоря уж о самой Ильмадике) — идеальными рыцарями без страха и упрека, а Килиан — карикатурным злодеем, творящим зверства ради зверств (и кстати, тайно стоявшим и за восстанием). Наверняка в глубине души не очень-то впечатляли они и саму Ильмадику.
Что не отменяло того, что эффект на толпу они оказывали вполне ощутимый. Простонародье никогда не отличалось изысканным вкусом; для него чем сюжеты проще, тем лучше.
Когда кукла-Арно трусливо совершила самоубийство, а кукла-Ильмадика произнесла над ней благостно-сожалеющую речь, настоящая Ильмадика захлопала в ладоши:
— Браво, браво. Надеюсь, маэстро и дальше будет вгонять меня в краску своими представлениями.
Её приближенные рассмеялись её шутке, и мгновением позже к ним присоединилась и толпа. Демонстративно посмеялся и Тэрл, хотя внутренне сейчас не испытывал ни капли веселья.
— Мне понравилось то, что я увидела, — продолжила богиня, — Ты будешь щедро награжден.
По её приказу один из слуг преподнес склонившемуся в поклоне кукольнику мешочек с серебром, — больше, чем большинство жителей этого города видели за всю жизнь. Сама Владычица не стала слезать с паланкина и пачкать подол роскошного платья багряного бархата уличной грязью. Впрочем, её улыбка, казалось, была для мужчины не менее ценной наградой, чем любое серебро.
И он даже, скорее всего, не заметил того, на что обратил внимание более бдительный Тэрл. Как на какую-то секунду улыбка Владычицы померкла. Как в глубине прекрасных небесно-синих глаз отразилось удивление, неверие — и страх.
Всего на секунду.
— Вы все! — вновь заулыбалась Ильмадика, оглядывая толпу, — Сердце мое радуется, ощущая вашу любовь, и уверяю вас, она взаимна. Я люблю вас! Вас всех. Я люблю вас и я благословляю вас. Знайте же, что все, чего вы желаете в данный момент, неизбежно сбудется.
«Вот уж вряд ли», — мысленно заметил Тэрл. Хотя конечно, если бы она убила себя собственной магией, исполнив таким образом его желание, это было бы… иронично.
— Но сейчас меня ждут дела. Я покидаю вас телом, но знайте, что сердцем своим я всегда с вами!
«У тебя нет сердца», — вспомнил Тэрл слова Нестора во время бойни в Миссена-Клив.
По знаку Владычицы один из слуг опустил полог паланкина, скрывая её от толпы, и в сопровождении шести всадников Железного Легиона её понесли в сторону одного из зданий на северо-западной окраине города. Чем она занималась под своим пологом, рассмотреть было сложно, но Тэрл, пристроившийся чуть сбоку от процессии, готов был поклясться, что она что-то писала.
Вскоре он получил подтверждение этому предположению. Из-под полога высунулась изящная женская рука, пальцы которой были украшены изящными золотыми украшениями с изумрудами. Прелестные пальчики сжимали запечатанный конверт.
— Отнеси это на голубятню и отправь в столицу, — распорядилась богиня.
«Если это так важно, почему бы тебе не передать это по магической связи?» — с легким недоумением подумал Тэрл.
Но сейчас это было делом десятым. У них была идеальная возможность выполнить задание прямо здесь, не дожидаясь прибытия в Стерейю. Один из легионеров отделился от основной группы и поехал в сторону голубятни, что располагалась у восточной городской стены.
С другой стороны, оставался также риск, что таким образом Владычица хотела отвлечь внимание от того, чем собиралась заниматься сама. Возможно, там было что-то не менее важное, чем проект Ланы.
— Вы трое — следуйте за ней и постарайтесь проследить, что она будет делать, — отдал Тэрл распоряжения своим спутникам, — Понапрасну не рискуйте. Вы двое — за мной.
Он не был уверен до конца, что распределил правильно. Будь его цель обычным человеком, выделил бы всех подчиненных на слежку, а сам взялся за дело в одиночку. Но солдат Железного Легиона — это уже нечто большее, чем просто человек. Втроем на такого ходить — в самый раз.
Казалось бы, всадник должен обладать преимуществом в скорости над тремя пешими. Однако в черте города это преимущество быстро сходит на нет. Увязая в толпах людей, лошадь не может двигаться быстрее не самого быстрого человека, — если, конечно, всадник не горит желанием потоптать прохожих. Что, вполне очевидно, создало бы Владычице определенные проблемы с репутацией.
Если же учесть знание проходов, где лошадь не пролезла бы, то немудрено, что Тэрл со своими спутниками оказались у голубятни раньше, чем посланник от Ильмадики. Забравшись наверх, Корбейн оглушил хозяина голубятни, спрятал бессознательное тело подальше от глаз и дал сигнал остальным. Они, в свою очередь, ждали снаружи.
Ждали удобного момента.
Подъехав к голубятне, легионер спешился. Это был высокий, мощного телосложения мужчина с темными глазами. Какие-либо другие черты сложно было рассмотреть из-за скрывающего лицо шлема и скрывающего кожу белого мундира, поверх которого была надета золотистая кираса. Тэрл уже знал, что доспехи Железного Легиона были сделаны не из золота, а из какого-то сплава прочнее железа, — но и тяжелее тоже. Человек, нося подобное, быстро утомился бы, но для сверхсильных легионеров — в самый раз.
Поэтому первым шагом в плане была попытка использовать вес легионера против него самого. Когда он поднимался по винтовой лестнице на голубятню, Корбейн выскочил ему навстречу, с размаху нанося удар дубинкой по лицу. Если бы этот удар достиг цели, покатившийся с лестницы противник уже вряд ли смог бы подняться.
Прошедший через нечеловеческие тренировки, легионер успел среагировать. Левая рука в металлическом наруче приняла на себя удар дубинки, даже не хрустнув. В правой руке как по волшебству появился короткий меч, и наверное, туго бы пришлось Корбейну, если бы Тэрл уже не переходил к следующей части плана.
Спрятанный до поры за полой плаща маленький арбалет, спроектированный Элиасом по Дозакатным схемам и получивший смешное имя «чо-ко-ну», выпустил стрелу в место, которое нельзя было полностью закрыть доспехами: в тыльную сторону коленной чашечки. Мощность у этого оружия была минимальной, — её едва-едва хватало, чтобы пробить одежду и кожный покров, но при попадании в столь уязвимую зону любой бы перестал соображать от боли.
Легионер был не любым. Он даже не отреагировал. Лишь чуть сбившийся удар меча дал понять, что ему хоть немного больно. Корбейн лишь чудом успел отшатнуться назад, оставив на лестнице кусок своих усов. А противник уже выхватывал свободной рукой винтовку.
Этого Тэрл позволить не мог. Отбросив в сторону арбалет, гвардеец ухватился за ствол оружия Дозакатных, пытаясь отвести его от своих. И хоть никогда он не считал себя слабым человеком, но сейчас было у него ощущение, будто он пытается руками остановить понесшего дестриэ.
К счастью, сила — это еще не все. Неожиданно изменив направление движения, Тэрл опрокинулся на спину, увлекая противника за собой. На этот раз маневр имел успех: легионер, к тому времени полностью развернувшийся в его сторону, опрокинулся всем весом на гвардейца, тут же пытаясь достать клинком до его горла.
Трижды он атаковал, и трижды боевой опыт позволял Тэрлу увернуться. После третьего удара к дерущимся подобрался Корбейн и обрушил дубинку на затылок легионера.
Дубинка раскололась. Легионер медленно повернул голову.
— Извини, — улыбнулся кавалерист, предусмотрительно увеличивая дистанцию.
Противник переключился было на него, но подножка от Тэрла не позволила ему продолжить преследование. Он снова оказался лежащим на лестнице, но на этот раз Тэрл был сверху.
А тем временем его спутник, не принимавший участия в битве, подхватил трофейную винтовку.
— Сдавайся! — воскликнул он, нацеливая оружие на врага.
Впустую. Бойцы Железного Легиона были полностью лишены страха смерти. Резким движением железный стряхнул с себя Тэрла, после чего метким броском меча пригвоздил к стене руку солдата, сжимавшую рукоять винтовки.
Легионер остался безоружным, но безопасным он от этого не выглядел. Удары металлическими перчатками, нанесенные с его сверхчеловеческой силой, могли быть не менее смертельны.
Но вот — шаг, второй, а затем несокрушимая боевая машина покачнулась. Боец Железного Легиона ухватился за стену, чтобы не упасть, но ноги уже отказывали ему.
Потому что Тэрл не рассчитывал на болевой шок. Снаряжая его на миссию с похищением, Элиас выдал не только чо-ко-ну, но и состав, которым гвардеец смазал стрелы. Состав, вызывающий потерю сознания. Все, что оставалось, это занять противника на срок достаточный, чтобы зелье успело подействовать.
— Свяжите его, — распорядился Тэрл, обыскивая свою добычу.
После того, как с легионера сняли шлем, это оказался бритоголовый ансарр средних лет с застарелым клеймом на щеке. Денег или иного оружия помимо меча и винтовки у пленного не нашлось, а вот конверт был на месте.
Письмо было адресовано королю с пометкой «лично в руки», что вдвойне вызывало недоумение, почему Ильмадика не могла сообщить через магическую связь. Ведь Тэрл знал, что с королем она связывалась таким образом неоднократно.
Гласило же письмо следующее:
«Наш старый враг дал о себе знать. Задействуй любых агентов на Черном Континенте. Пусть любыми путями передадут Халифату информацию о том, что необходимо уделить особое внимание происшествию к западу от Этбайского хребта и его виновнику-чужеземцу. Как обосновать необходимость для халифа, решай сам. Но очень важно, чтобы он выделил на это все силы и не дал чужеземцу выхода к морю. Нельзя допустить, чтобы он вернулся на Полуостров.»
— Этбайский хребет, — задумчиво повторил Тэрл, — Кто-нибудь знает, где это?
Вопрос был риторический. На то, чтобы получить знание о географии Черного Континента, можно было надеяться, общаясь с учеными, изучавшими Дозакатные карты, но не с военными. Переворот Амброуса и развязанная им война поставили крест на перспективах ответного удара по Халифату, хоть, как показывало это письмо, какая-то агентура по ту сторону моря у Ордена все-таки была. Повстанцам же и вовсе было не до того: их интересы целиком и полностью лежали на Полуострове.
— Ладно. Давайте-ка поскорее…
Распоряжение Тэрла прервал сигнал боевого горна с северо-западной стороны города.
Сигнал тревоги.
Ильмадика предпочла бы осуществить задуманное прямо во дворце, но не хотела, чтобы кто-то рассказал об этом королю. Амброус был еще полезен, и ей совсем не хотелось потерять его сейчас.
Именно поэтому в сопровождающие она выбрала черных рабов, несших паланкин (не умела Владычица пользоваться таким варварским способом перемещения, как верховая езда), и телохранителей из числа Железного Легиона. Иными словами — тех, чья верность ей была несомненна.
В том, что ни один из адептов не выйдет из-под контроля, она больше не могла быть уверена.
Из тех, чьи мозги не были промыты, о предстоящем рассказать мог разве что городской глава, любезно предоставивший богине свой особняк с восхитительной красной ковровой дорожкой, но и он понятия не имел, что именно она задумала. Как и большинство мужчин, он совершенно терял критическое мышление от беспомощного взгляда и милой улыбки девушки.
Не знали, — пока не знали, — что происходит, и пришедшие по её зову кандидаты в новые адепты.
— Мои будущие рыцари, — улыбнулась Владычица самой обаятельной из своих улыбок, — Я так рада, так счастлива видеть вас здесь!
Перед ней выстроились трое городских мальчишек — один десяти лет, другой одиннадцати, третий восьми. Дети. Пластичное, живое сознание, которое позволит им освоить её магию быстрее, чем многим из взрослых, — исключая лучших, разумеется. Наивная, бездумная, очаровательная жестокость, что во взрослом возрасте сохраняется разве что у социопатов. А самое главное — отчаянное желание встретить того, кто отнесся бы к ним как к взрослым.
Ильмадика собиралась исполнить это желание.
— Я позвала вас сюда, потому что вы особенные. Не такие, как все. Вы трое — Избранные. Единственные, кто способен на то, что другим не по силам.
Работать с детьми было проще, чем со взрослыми, — хотя суть, на самом-то деле, не отличалась. Амброус, Килиан, Эрвин, Йоргис, Шнирке, — все они хотели видеть себя Избранными так же, как и эти трое мальчишек с горящими глазами. Но в то же время пообещай она им это прямым текстом, и ни один бы ей не поверил. Каждому из них приходилось подбирать свои собственные слова. Но в глубине души каждый хотел одного и того же.
Быть особенным. Такое простое, такое нелепое желание. Быть особенным — для неё и для мира.
И никто из них в своем тщеславии не задумался о том, что если особенные все, то не особенный никто.
— Но Госпожа, — несмело подал голос восьмилетний, — Что мы можем? Мы же слабы. Бессильны.
Умный мальчик. Ильмадика в его возрасте таких вещей не понимала.
Жизнь преподала ей такие уроки позже.
— У вас будет сила, — заверила его богиня, — Вы же Избранные. Сила ваша по праву. Разве не так? Следуйте за мной, и овладеете возможностями, каких большинство не могут и представить себе.
Заметка на будущее: ввести в обиход более удобоваримый альтернативный термин для магии, чем «псионика».
Как насчет «Чудеса»?
— И это еще не все, — продолжала она, — Сколько взрослые смотрели на вас сверху вниз? Просто потому что они больше и сильнее. Вы хотите, чтобы это прекратилось?..
Богиня обвела взглядом аудиторию, отмечая восхищение в глазах мальчишек.
— Кто из вас самый смелый? Пусть подойдет ко мне.
Казалось, они сейчас поубивают друг друга за право к ней подойти. Каждый хотел показать, что именно он — самый смелый.
Но в планы Владычицы драка не входила.
— Спокойно, господа. Я верю, что вам всем отваги не занимать. И подойти ко мне вы можете все вместе.
Точно рассчитанный момент. Они уже успели почувствовать сладкий вкус конкуренции. Но еще не успели выплеснуть энергию в примитивном мордобое. На этот потенциал у Ильмадики были большие планы.
Пока же трое будущих адептов подошли к ней, выстроившись в неровную шеренгу. И рассеяв белой пылью тонкую золотую цепочку, Владычица начала творить свою ворожбу.
Щедро вливая полученную энергию в тела детей, она изменяла их, вылепляла из них тот образ, что стоял перед её внутренним взором. В сиянии её чар они росли на глазах, будто зрачок кота, готовящегося к прыжку. Затрещала, разрываясь, одежда, слишком маленькая для их нового обличья.
И вот, минуты спустя, на месте трех милых детишек стояли трое прекрасных молодых мужчин. Высоких, мускулистых, с гладкой кожей и правильными чертами лиц слегка восточного вида, — к восточным мужчинам Ильмадика питала слабость еще в Дозакатные времена. И все же, в них оставалось достаточно от их прежней внешности, чтобы они могли поверить, что именно такими должны стать, когда вырастут.
— Вы ведь хотели быть взрослыми, неправда ли? — лукаво подмигнула Ильмадика, наблюдая, как её новые адепты оглядывают себя.
Да. Они принадлежали ей — с потрохами. Осталось лишь закрепить эффект.
Познакомить их с новыми для них реакциями их тел и навсегда запечатлеть их на себя.
— Время вам, мои дорогие рыцари, почувствовать, что такое быть по-настоящему взрослыми, — добавила Владычица, одним движением ослабляя завязки платья.
И красный бархат упал к её ногам.
Обнаженный мужчина неспособен скрыть своей реакции на красоты совершенного женского тела, — впрочем, не сказать чтобы и без того богиня сомневалась в своей способности завлечь любого из них. Сейчас она подарит им лучшую ночь в их жизни; ночь, которую они не забудут никогда. А чтобы это повторилось, им придется заслужить её благосклонность.
Кто-то назвал бы это проституцией, но Владычица предпочитала термин «инвестиции».
Один из новых адептов, ныне выглядевший как аристократически-бледный готический брюнет, сориентировался первым. Подойдя к Ильмадике, он крепко обнял её и поцеловал в губы. На вкус богини, его поцелуй был слишком жестким, а объятие неуклюжим, но она не позволила ему и на секунду это почувствовать. Напротив, ее тело откликалось, как будто сейчас с ней был лучший мужчина в её жизни.
Как и предыдущие двадцать.
Мягко, незаметно Владычица начала брать инициативу в свои руки… И тут их грубо прервали.
Звон разбитого стекла. Грохот выстрела. Вспышка боли, пронзившая висок.
Ильмадика ненавидела, когда ей стреляли в голову. Почему-то все, кто сталкивался с регенерацией Владык, первым делом думали, что голова может быть их уязвимым местом. Что ж, первые ее подопытные действительно обладали такой слабостью. Ильмадике пришлось приложить немало усилий, чтобы отделить восстановление мозга после механических повреждений от ментальной стагнации из-за отката формирующихся нейронных связей. Но она с этим справилась, и после этого пули в голову ничего кроме раздражения у нее не вызывали.
Еще до того, как зрение восстановилось, Владычица взмахнула рукой, ориентируясь на эмоциональный фон. И двое людей в штатском, бесстыже подглядывавших за ней через окна, влетели в помещение.
О, как ее новые адепты на них набросились! Поистине, лучший способ увидеть по-настоящему дикого зверя — помешать мальчишке, едва-едва осознавшему свою сексуальность, на самой грани исполнения его мечты. Право же, в этот раз мятежники сыграли на руку ее планам, как никогда не сыграла бы даже она сама.
— Мои рыцари, вступитесь за мою честь! — крикнула она, взмахивая рукой.
Три клинка, созданных из сверкающих силовых полей, появились перед ее новыми адептами. Пусть. Пусть почувствуют вкус подвига. Из героев выходят отличные слуги.
Тем более что ее новая, экспериментальная троица адептов значительно превосходила простых людей силой и скоростью. Выучки им недоставало, но по сути дела, они постоянно находились в боевой форме. Глобальная перестройка организма имеет свои преимущества.
А главное, противники видели, что сражаются с детьми. И при всей своей подготовке не готовы были хладнокровно бить на поражение. Идиоты. Они не понимают, что нет на свете более безжалостных убийц, чем дети.
Силовой клинок рассек ствол винтовки, которой пытался прикрыться тот мятежник, что ранее стрелял в нее. Еще удар — и сразу два клинка пронзили его грудь. С легким запозданием Владычица поняла, что может не успеть отдать еще один важный приказ.
— Взять живым!
Второй мятежник все-таки попытался перейти в контрнаступление. Шпага в его руке оставила рану на боку не ожидавшего такого адепта, заставив его вскрикнуть от боли. Ильмадика подумала, что когда она будет лечить раненого, нужно передать ему девять частей нежности и заботы на одну часть эротизма и сексуальности. Тогда остальные еще позавидуют, что ранили не их.
И будут еще больше готовы рисковать ради нее.
Мятежник допустил серьезную ошибку. Он дал противникам напасть на него одновременно. Даже будь они вооружены обычным оружием, даже самый лучший на свете мастер фехтования не смог бы отражать удары сразу трех бойцов. Раз, два — и силовой клинок отсек ему кисть руки. Три — и удар по голени заставил его рухнуть на колени.
Ильмадика чуть поморщилась. Из однорукого калеки выйдет плохой слуга, а тратить силы на лечение какого-то раба ей совсем не хотелось. Впрочем, главное, ради чего она приказала оставить в его живых, она все-таки получит.
Жестом отстранив одного из своих новых адептов, Владычица положила руки на виски пленного. Сейчас он расскажет ей все.
— Именем Ильмадики, открыть ворота!
Тэрл никогда не считал себя слабым человеком. Но сейчас чувствовал, что сил его тела не хватает, чтобы тащить тот груз, что он взвалил на себя.
Когда единственный выживший из солдат, отправленных проследить за Владычицей, сообщил о том, что случилось с остальными, первым порывом гвардейца было попытаться силой прорваться через ворота. Очевидно было, что их вот-вот найдут, и тогда им несдобровать.
При ближайшем рассмотрении, однако, оказалось, что попытка идти на прорыв — это точно такой же стратегический проигрыш. Их было слишком мало, а городские ворота на время присутствия здесь Владычицы были закрыты и открывались лишь по необходимости. А значит, прорваться через них на скаку будет невозможно.
Тогда и настало время действовать не силой, а хитростью.
Доспехи Железного Легиона были сделаны все-таки не из золота, несмотря на характерный оттенок: золото — мягкий металл, легко деформирующийся от сильного удара, этот же неплохо держал даже пули. Но вот весили эти доспехи если и меньше, чем чистое золото, то ненамного.
И все-таки Тэрл надел их. Вместе с белым (хоть и теперь изрядно испачканным) мундиром Железного Легиона. Золотистый шлем скрыл его лицо, от чего шея немедленно заболела. Что до его спутников…
Спутников его пришлось демонстративно связать — вместе с пленным ансарром, теперь закутанным в плащ с капюшоном.
— Что надо? — не очень вежливо откликнулся стражник со стены.
— Везу захваченных шпионов в столицу для допроса, — ответил Тэрл, стараясь подражать бесстрастному голосу легионеров, — Вы должны открыть ворота.
— Мне ничего об этом не говорили, — как-то неуверенно сказал стражник.
Сейчас бы надавить авторитетом командования, — но какой может быть авторитет у безвольной куклы. И даже фраза «Слышал сигнал рога? Так вот, это мы поймали шпионов» звучала бы неуместно. Слишком по-человечески.
— Я выполняю приказ Госпожи Ильмадики, — отчеканил воин, — Тот, кто чинит мне препятствия, будет признан мятежником и уничтожен.
Бойцы Железного Легиона не угрожали. Они предупреждали. И вот этому предупреждению стражник внял.
— Ладно, ладно, не кипятись, — примирительно сказал он, берясь за ворот.
Заскрипели веревки, приводя в движение механизмы. Медленно, очень медленно, ворота стали открываться.
Как Тэрл хотел двинуться вперед, не дожидаясь их полного открытия! Казалось, с каждой секундой, что он ждет, шансы выбраться из этой передряги живыми снижались на глазах. И все же, нужно было играть роль до конца. До конца придерживаться плана.
По крайней мере, пока план не пришлось менять.
— Именем Ильмадики, закрыть ворота!
Это не был голос легионера, — возможно, один из тех детей, которых магия Владычицы ускоренно превратила во взрослых. Но Тэрл не стал дожидаться, когда окликнувший с своими спутниками приблизится к воротам. Разбирательство неизбежно выявит обман.
Сорвав с пояса пистолет, гвардеец одним уверенным, прицельным выстрелом снял растерявшегося стражника, не дав ему начать вращать ворот в обратную сторону. Благо, образовавшегося проема было достаточно для нескольких всадников.
— Быстрее! Но!
Пришпорив коня, Тэрл первым прорвался через ворота. За ним последовал Корбейн, сидевший на одном коне с единственным настоящим пленником. Благо, узлы на руках фальшивых пленников были сделаны лишь для вида, и освободиться от них не составляло труда даже на скаку.
Грохот выстрелов. Крики боли и лошадиное ржание. Некогда оборачиваться. Некогда считать потери.
Нужно было как можно быстрее преодолеть открытый участок вокруг городских стен. В лесу будет проще.
Еще одна порция ржания, исполненного лошадиной боли, — на этот раз со стороны преследователей. Умница Корбейн, проезжая через ворота, рассыпал «вороньи лапки» — звездочки из металлических шипов для ранения конских ног. Это даст им небольшую фору.
К сожалению, очень небольшую.
Топот преследователей был все ближе. Легионеры уже не стреляли, видимо, растратив все патроны в первые секунды погони, но их фанатичное упрямство и готовность без сожаления пожертвовать своей жизнью позволяла им скакать на такой скорости, какую никогда не рискнул бы развить нормальный всадник.
К моменту, когда беглецы достигли леса, из всей группы остались лишь Тэрл и Корбейн со своим грузом.
— Скачи вперед! — крикнул Тэрл, резко снижая скорость и разворачиваясь.
Нельзя было дать всем, кто погиб во время операции, погибнуть напрасно. Успех миссии — превыше всего.
Гвардеец рубанул мечом вслепую, но инстинкты и боевой опыт не подвели его. Хотя удар в грудь не пробил тяжелых доспехов легионера, сила столкновения была такова, что тот просто слетел с лошади, изломанной куклой падая на землю.
Одним меньше.
Будущие адепты безнадежно отстали, а один из легионеров, видимо, принял на себя ловушку Корбейна, но к Тэрлу подступали еще трое. А это — ровно на трех легионеров больше, чем те, с которыми гвардеец был готов сражаться в таких условиях.
Поэтому, убедившись, что все они следуют за ним, он задал стрекача, забирая влево, в сторону озера.
Пистолет перезаряжать было некогда, а из винтовки при такой скачке он ни во что бы не попал. Про чо-ко-ну даже вспоминать было смешно. К тому же, замедлившись на развороте, Тэрл безнадежно уступал в скорости своим преследователям.
Играло ему на руку хорошее знание местности. Гвардеец видел, как преследователи заходят к нему с флангов, пытаясь зажать в тиски, замедлить — и взять тепленьким. Он сопротивлялся этому, но лишь для вида.
Потому что его такой результат устраивал.
И вот, он в тисках. Не имея возможности нормально маневрировать. Из последних сил принимая на тяжелую легионерскую броню сыплющиеся со всех сторон удары.
Лишь до той поры, пока до легионеров не дойдет, что он выбрал эту тропу сознательно. Что очень скоро — участок, где она проходит между двух больших поваленных деревьев. Обходить которые пришлось бы очень долго, и уж точно это потребовало бы более быстрого торможения, чем можно было позволить себе на таких скоростях.
Минус два.
Проскочив между двух деревьев, Тэрл выехал на берег озера и дальше двинулся вдоль него. Последний оставшийся легионер, разумеется, не отставал: зайдя справа, он стал медленно, но неуклонно оттеснять гвардейца в воду. Этот явно имел хороший опыт верховой езды; из такой позиции, с какой он подходил, он имел решающее преимущество.
Тэрл попытался снова пустить в ход меч, но на этот раз противник был к этому готов. Прямо рукой в бронированной перчатке перехватив клинок за лезвие, легионер дернул его на себя, — и Тэрл был вынужден выпустить оружие, чтобы удержаться в седле. Мгновение неустойчивости противника дало возможность ударить его кулаком, — но тот, казалось, этого даже не заметил.
Только продержаться… Продержаться…
В тот момент, когда лошадь споткнулась, Тэрл подумал, что это конец. Но нет: сегодня Истинный Бог благоволил ему. Лошадь не упала, не сломала ногу, и даже он сам из седла не выпал. Но теперь скакать приходилось не по земле, а по мелководью, что тоже скорости не прибавляло.
Осталось немного… Совсем чуть-чуть…
Мелькнула перед глазами шпага, лишь чудом не угодив в глазную щель. Противник явно не собирался прекращать таких попыток, и все, что мог сделать Тэрл, это прикрыться рукой в бронированной перчатке. За время этой погони доспехи неоднократно спасали ему жизнь, но благодаря им же он был вымотан уже настолько, что о контратаке и речи не могло быть.
Почти, почти… Вот оно!
Впереди береговая линия сходилась с тропой на северо-восток, по которой ранее ускакал Корбейн. Верный кавалерист ждал своего командира.
С заряженным пистолетом наготове.
Хоть пуля и не пробила неведомый металл, из которого были сделаны доспехи Железного Легиона, угодила она прямо в лоб. С громким хрустом шея легионера переломилась.
Тэрл наконец-то смог выдохнуть.
— Отличная работа, — сказал он, замедляясь, — Дадим лошадям пару минут передохнуть, и двинемся дальше. Мы должны успеть в Альбану за один переход… Только дай я сперва сниму эти гребанные доспехи.
Иногда чтобы прослыть пророком, достаточно просто быть пессимистом.
Именно эту народную мудрость снова и снова вспоминал Вотан, через прорезь в стене палатки наблюдая за приехавшими всадниками. Яруб не терпящим возражений тоном приказал ему не показываться на глаза слугам халифа, боясь, что пребывание в поселении ансарров белого гостя прогневает их. И все же, ни знахарь, ни его ученик не могли и на секунду допустить, что появление их в ближайшие дни после памятного разговора было простым совпадением.
Не бывает таких совпадений. В смысле, не бывает, чтобы они были по-настоящему случайными.
Это Вотан знал, как никто другой.
Лица семи всадников были закрыты черной тканью. Здесь, в пустыне, это было вопросом не обычая, а здравого смысла. И все же, определить среди них предводителя, одного из младших адептов Лефевра, не составляло ни малейшего труда. И даже не из-за характерных для колдунов Халифата светлых глаз, контрастировавших с темной кожей. Слишком ярко сияли, несмотря на дорожную пыль, золотой воротник, браслеты и пояс. Слишком властно, уверенно он держался. Как будто люди перед ним были лишь пылью под его ногами.
Пожалуй, в глазах слуги Халифата так оно и было.
— Господин…
Яруб склонился в подобострастном поклоне. Стоявший за его правым плечом Джамиль повторил его жест, хоть на какие-то мгновения и позволил проникнуть на свое лицо выражению бессильного гнева. Черных ненавидели. Пожалуй, все ансарры разделяли эту ненависть. Но поделать с этим они ничего не могли: вздумай они бунтовать, вся деревня полегла бы под выстрелами пары солдат со штурмовыми винтовками Дозакатных.
Что уж говорить об адепте, перед которым ансарры испытывали не меньше священного ужаса, чем их черная родня?
— Господин, мы не ждали вас так скоро, — продолжал знахарь, — Мы успели собрать не так много, но надеюсь, что великий халиф Намир оценит по достоинству наши дары.
Адепт перевел брезгливый взгляд на сваленные в кучу дары, которыми маленькое племя откупалось от всесильной империи, властвовавшей над континентом. Керамика, изделия из глины и кости. Кожаные доспехи для воинов и сушеное мясо, незаменимое в дальних походах. А самое главное — пара горстей золотой пыли, адским трудом отмытой из золотоносного песка. Главное, ради чего Халифат вообще до сих пор позволял племени условно-свободно жить на условно-своей территории.
— Мало, — фыркнул адепт, — Твои обезьяны совсем обленились.
— Господин, но вы должны понять… В прошлый раз у нас забрали слишком много трудоспособных мужчин. Те, кто остались, работают медленнее… А времени было немного…
— Молчать! — рявкнул черный, — Я никому и ничего не должен! Ты знаешь, что вы должны делать, чтобы покупать свою свободу. Если вы этого не делаете, выходит, своей свободой вы не дорожите.
Вотан уже знал, что это значит: в конце концов, первые ансарры, с которыми он встретился, были рабами, используемыми Халифатом на самых тяжелых и неблагодарных работах. Насколько он знал, такими были большинство представителей их народа, за вычетом тех, кому выгоднее было дать определенную степень свободы.
— Скольких вы заберете на этот раз? — спросил Яруб обреченным тоном. Он уже потерял таким образом сына. Но бороться с Халифатом знахарь был не в силах.
— Подумаю, — отмахнулся адепт, после чего в его голосе вдруг появились какие-то гаденькие нотки:
— Впрочем, в одной претензии ты прав. Мы забрали много трудоспособных мужчин, и нам ни к чему ослаблять золотодобытчиков еще больше. Халифу и его верным служителям давно нужны свежие наложницы. А ну-ка, созови сюда всех девочек и женщин племени!
Джамиль заскрежетал зубами. Вотан знал, что у воина была молодая и красивая жена, которая наверняка заинтересует черных. Заметил его реакцию и один из солдат Халифата, предупредительно нацелив на Джамиля винтовку, но пока не торопясь стрелять.
Прочие же солдаты с энтузиазмом ринулись кнутами и пинками сгонять, как скот, перепуганных женщин. Кое-как выстроив их в шеренгу, адепт заставил их открыть лица и стал проходиться вдоль ряда, ощупывая и комментируя каждую:
— Эта уже стара… А эта страшна, как задница шайтана… А вот эта очень даже хороша. Пожалуй, оставлю ее себе. А тут у нас что? Еще не созрела, но уже видно что будет писаной красавицей. Ее тоже берем. Дальше…
Всего он отобрал четырнадцать девушек — почти треть племени. Тринадцати из них по его приказу надели колодки, соединив одной цепью, привязанной к луке седла. Четырнадцатую, отобранную лично для себя, — Нагму, — адепт посадил перед собой. Ей не придется идти пешком, но счастливой по этому поводу она явно не выглядела.
А между тем, Вотан вдруг понял, что аргументы, которыми он убеждал себя оставаться в палатке, стали казаться чем-то до отвращения мелким и неважным. Наверное, стоит пережить полное крушение идеалов, чтобы выковать в пламени личного Ада свои собственные идеалы. Наверное, он вдруг понял, что расчет и здравый смысл склоняются перед простым принципом. Не дать случиться тому, чего ты не хочешь.
А может быть, дело в том памятном разговоре с Ярубом. Вотан боялся подвести людей, которые спасли его. Боялся глупой выходкой завести их в западню, из которой нет выхода.
Но он знал, что выход есть. А значит, можно не бояться.
Не бояться и делать то, что считаешь правильным.
Из палатки Вотан вышел с открытым лицом. То еще лицо было, если честно: он никогда не принадлежал к числу тех, кто считал пиратскую повязку на глазу чем-то крутым. А учитывая, что черты лица у него были тонкие и изящные, ни капельки не брутальные, смотрелось это и вовсе не столько круто, сколько нелепо. Хотя слегка сглаживали картину раздуваемые пустынным ветром длинные темные волосы, делавшие его силуэт визуально немножко больше.
— Господа, прежде чем вы уйдете, я хотел бы задать вам один вопрос, — громко сказал он на Дозакатном языке.
Адепт бросил на него удивленный взгляд, после чего воззрился на перепуганного Яруба:
— Подлый шакал! Ты сговорился с чужаками?!
Знахарь даже не нашелся, что ответить. Казалось, ужас сковал его, как лед реку.
Но ему и не требовалось говорить.
— Теперь два вопроса, — снова подал голос Вотан, — Первый: вы полагаете, что вежливо говорить с кем-то другим, игнорируя тех, кто обращается к вам?
— Ты вздумал учить меня манерам?! — взвился черный.
— …и второй вопрос, — невозмутимо продолжал чужестранец, спокойно приближаясь к всадникам, — Интересовало ли вас когда-нибудь… как умер Лефевр?
Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. На какие-то секунды воцарилась тишина. Даже ансарры, не верившие в Лефевра и вообще Владык, не могли помыслить о том, чтобы сказать такое вслух. Что уж говорить о черных?
Первым нашелся, что сказать, адепт. Что, в общем-то, не удивляло.
— Богохульник! — закричал он, — Да за такие речи тебя протащат лошадьми до самой столицы! Взять его!
— А лошади верят в Лефевра? — невинно осведомился Вотан, — Кстати, ты никогда не задумывался над таким вопросом? Почему боги, все из себя такие всемогущие, перекладывают наказание богохульников на смертных? Может, им плевать на то, что считает богохульством человек? Или просто они не такие уж могущественные?
Адепт жестом остановил своих солдат и расхохотался:
— Ты хочешь увидеть могущество Лефевра, чужеземец? Узри же!
Один из браслетов на его левой руке рассыпался иридиевой пылью. В руке черного колдуна начала собираться энергия для разрушительного разряда молнии.
— Неплохой фокус, но не более того, — пожал плечами чужеземец, — Как насчет того, чтобы сравнить на практике силы наших богов? Помериться, так сказать, у чьего бога длиннее?..
Адепт Лефевра снова расхохотался:
— Не смеши меня, язычник. Христианский Бог не проявлял себя с библейских времен.
— О, ты знаешь, что такое Библия? — с легким удивлением переспросил Вотан, — Любопытно. Только вот есть одно «но». Я не христианин.
Он улыбнулся, вспоминая главную истину, что осознал накануне своего падения. Истину, даже сейчас наполнявшую его спокойствием и силой.
— Единственный мой Бог — это я сам.
— За подобную ересь я сдеру с тебя кожу и залью глотку расплавленным свинцом, — пообещал адепт, — После того, как ты падешь ниц перед могуществом Лефевра. Что ж… Твори свою магию, чужеземец. У тебя одна попытка.
Вотан улыбнулся. Ему и была нужна лишь одна попытка. На одну попытку у него и были силы. На одно применение чар, что когда-то открыли для него, что значит наполнять заклинания не заемной силой, а лишь своим внутренним светом.
Лишь знанием, что делаешь то, к чему лежит твое истинное желание.
Адепт так и не выпустил заготовленную молнию. Буквально подавившись заготовленным заклинанием, он захрипел и сполз с лошади, когда тонкий золотой шип, отделившись от его собственного воротника, пронзил трахею.
— Кажется, у моего Бога длиннее, — сделал вывод Вотан, подходя к поверженному противнику.
Тот был еще жив и теперь захлебывался собственной кровью. Покачав головой, чужеземец достал из ножен противника саблю и нанес удар милосердия прямо в сердце. А заодно — подобрал один из золотых браслетов, прежде чем выпрямиться и посмотреть на солдат.
— Господа, я даю вам один шанс уйти по-хорошему.
Разумеется, они не прислушались. Не вступая больше в пререкания с наглым чужеземцем, солдаты взяли оружие наизготовку.
— Как хотите, — пожал плечами Вотан, отпуская, наконец, сдерживаемый гнев и позволяя ему преобразить его тело. Вернулась боль, ломавшая его с самого падения; как будто одно превращение перечеркнуло все время, что он провел, стараясь притерпеться к ней. Но сейчас это было неважно. Он знал, чего хочет: спасти этих людей. А когда знаешь, чего хочешь, очень многое перестает быть важным.
Казалось, время замедлилось. Даже в боевой трансформации он не смог бы увидеть пулю в полете; однако солдаты Халифата просто не успевали водить стволами за стремительно двигающейся мишенью. Развеяв захваченный браслет, Вотан поразил разрядом молнии сразу троих. Их тела еще не успели осесть на землю, а он, проскочив между ними, поразил четвертого саблей в лицо. Двое оставшихся бросили винтовки и выхватили собственные клинки, пытаясь зажать противника в клещи.
Однако в эту игру можно играть и вдвоем. Клинок одного из убитых вдруг оторвался от земли и ударил в спину еще живому. Последний боец остался один на один со стремительным черным демоном, и шансов у него не было.
Вся битва не заняла и пяти секунд.
— Снимите с них колодки, — приказал Вотан, возвращаясь в человеческий облик.
Он не удержался от стона. Вернувшаяся боль не исчезла после завершения трансформации. Но странное дело: то, что некогда казалось ужаснейшей из адских мук, сейчас воспринималось как нечто… терпимое.
После же того, как в глазах прояснилось, первым, что увидел Вотан, стало разозленное лицо Джамиля.
— Чужеземец! — воскликнул ансарр, — Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! Ты погубил нас всех!
Вотан хотел было возразить, привести свои, несомненно правильные соображения, но был слишком ошеломлен новым приступом боли. Зато неожиданно за него вступилась Нагма:
— Что наделал? Спас нас, может? Пока ты, Джамиль, просто стоял и смотрел!
— Ну, да, — фыркнул воин, — Лишь до того момента, как халиф обнаружит отсутствие своих посланников и пришлет карательный отряд. Вместо четырнадцати человек мы потеряем сорок шесть.
— Нет, — вдруг громко и четко сказал Вотан.
Боль никуда не исчезла. Но снова вернулась она на то место, что он отвел ей. В самую глубину.
Туда, где она не будет ему мешать.
— Нет, — повторил чужеземец, — Никого мы больше не потеряем. Пусть присылают свой карательный отряд. Мы дадим им бой на наших условиях. И победим.
— Это безумие, — почти прорычал Джамиль, — Ты представляешь себе силы Халифата? Нас просто раздавят!
— Представляю, — спокойно ответил Вотан, — Я не ставлю себе целью уничтожить Халифат. Но выжить и победить — это мы сможем. Если будем следовать плану.
— Джамиль, руганью делу не поможешь, — подал голос Яруб. После чего спросил:
— Что за план?
Благодарно кивнув, чужеземец заговорил:
— Приготовьте все, чтобы покинуть это место. Вы больше не будете мыть золото для Халифата. Вместо этого мы двинем на восток, в сторону Этбайского хребта, так, чтобы ваши кочевые предки вами гордились. Но прежде мне понадобится селитра. Точнее, прежде всего сера, но она наверняка найдется в запасах у этих ребят.
— Хочешь изготовить порох? — осведомился Джамиль, — Брось. Я думал об этом. Мы не сможем изготовить огнестрельное оружие, способное тягаться с их винтовками.
— Я не говорил, что мне нужно огнестрельное оружие, — с легким раздражением ответил чужеземец, — Я говорил только что мне нужны сера и селитра. Хотя винтовки — раздай лучшим воинам племени. Кому именно — выберешь сам.
Он не собирался тратить время и силы на объяснение процесса получения серной кислоты через окисление оксида серы, использования ее для получения азотной кислоты из селитры и купоросов из обычного железа — конечного «отхода» всех магических преобразований. Не собирался он и заострять внимание на том, как заклинание молнии позволит ему получить необходимый для окисления озон, и вообще на всей магической части.
Главное, что у них будет инструмент, необходимый для исполнения его плана.
— Еще нам потребуется животный жир, — добавил он, — Если что, его тоже можно вытопить из солдат.
По ужасу на лицах некоторых из ансарров он понял, что его несколько занесло.
— Это какие-то… страшные практики, — озвучила общее мнение Нагма.
Но прежде, чем чужестранец успел сказать что-либо в свое оправдание, она добавила:
— Но если это поможет, то я готова этим заняться. Я верю тебе, Вотан. И пойду за тобой.
— Спасибо, Нагма, — серьезно кивнул мужчина, — Но только еще одно. Не зовите меня Вотаном. Это… не мое имя. Это имя древнего бога из преданий мифического Севера. Я принял его, потому что хотел дистанцироваться от себя прежнего. Но сейчас я понимаю, что это была ошибка. Я прежний, я нынешний, я будущий — все это один и тот же человек. И даже если где-то я ошибался, я не отрекусь от своих ошибок, а извлеку из них полезный опыт.
Чародей улыбнулся — светло и уверенно. Целостно.
— Если вы пойдете за мной, вам нужно знать мое настоящее имя.