Дальнейшее было делом техники. Весть о разгроме армии на перевале достигла порта Аль-Каград быстрее ансарров, в пути обрастая все более фантастическими деталями. Город готовился к обороне, но даже закаленные в боях солдаты боялись того, чего не понимали. Оставалось лишь разыграть еще одну карту, помогавшую Килиану против черных уже не раз.
Их старательно выпестованный страх перед магией адептов. Защитить от магии, в понимании последователей Лефевра, могла лишь другая магия. Но ближайшие адепты остались там, на перевале через Этбайский хребет, под завалами тонн камней.
Демонстративно полетав над стенами, Килиан дал защитникам города сутки на раздумья.
Через несколько часов город сдался.
Килиан не испытывал иллюзий по поводу ансарров: он знал, что благородство и милосердие — черты отдельных людей, а не целых народов. Знал он также и что бывшие рабы с большой охотой отыграются на своих угнетателях.
К счастью, на это попросту не было времени. Разграбление города, конечно, будет, — но централизованно и с конкретной целью. Отдавать город на положенные три дня во власть победителей некогда: войска Халифата прибудут со дня на день.
— Джамиль, проследи, чтобы местное самоуправление не доставляло проблем, — отдавал распоряжения Килиан, — Ясмир, возьми пять человек на свой выбор и отправляйся в порт. Мне нужен самый легкий из доступных кораблей, способных выдержать все племя. Абу, на тебе арсенал. Нужно, чтобы все племя до последнего ребенка было вооружено винтовками. Возьми всех стрелков, кроме Ясмира, Джамиля и Нагмы, на случай сопротивления. Нагма, Яруб — вы со мной.
По распоряжению чародея, всех торговцев с местного базара собрали в одном месте — деревянном здании какого-то старого склада. Аура страха и нервозности ощущалась почти физически: как выяснилось, кто-то уже пустил слух, что теперь их тут запрут и подожгут. Успокаивать их Килиан не спешил.
— Нагма, держи их на мушке, — попросил он.
Полсотни человек один стрелок не остановил бы; но есть у толпы полезная психологическая особенность.
Никто не хочет принимать первую пулю.
— Господа, я надеюсь на плодотворное сотрудничество, — сказал Килиан на языке Дозакатных, что считался высоким наречием на Черном Континенте, — С выгодой вам из него не выйти, но живыми, здоровыми и свободными — вполне. Устраивает?
Народ безмолвствовал. Впрочем, вопрос и так был риторический.
— Нам понадобятся от вас определенные товары и услуги, — продолжил чародей, — Предоставьте их нам, и мы не будем иметь к вам более никаких претензий. К сожалению, я не осведомлен о том, кто из вас чем занимается. Поэтому на каждом пункте я хотел бы, чтобы тот, кто способен его нам обеспечить, поднимал руку.
Он чуть улыбнулся:
— И так как у многих из вас уже одолевает желание скрыть от меня свои подлинные возможности, я настаиваю на том, чтобы каждый из вас не только предоставлял мне собственные ресурсы, но и выдавал тех, кто также занимается ими. Это будет справедливо: не дело, когда один отдувается за всех; и также это зачтется вам при определении вашей судьбы. Нагма, тех, кто вздумает шельмовать, можешь пристрелить.
Народ безмолвствовал. Если бы взгляды могли убивать, от чародея и его спутников не осталось бы, наверное, вообще ничего пригодного для опознания.
— Если возражений нет, то начнем с самого простого, — сказал ученый, — Нам понадобятся припасы для путешествия. Только то, что хранится в дороге, и только то, что было заготовлено заранее: мне совсем не улыбается, чтобы вы подсыпали нам яду. Итак, есть добровольцы?
Около десятка человек подняли руки. Еще четверо неохотно последовали за ними под предупреждающими взглядами. Кажется, попытка укрыться не прибавила им любви собратьев по несчастью. Еще бы: кто любил расплачиваться за других, пусть даже эти другие расплаты точно так же не заслужили?..
— Вот видите? — улыбнулся Килиан, — Это не так уж и сложно. Думаю, справедливо будет распределить траты между всеми вами поровну. Яруб, запиши их имена и состав предоставляемых товаров.
Знахарь был одним из немногих грамотных людей в племени, так что вести бухгалтерию ученый доверил ему. Один за другим, провожаемые стволом винтовки, торговцы подходили к старику, представлялись и озвучивали свои предложения. Еще немного времени ушло, чтобы сопоставить их с количеством людей, предполагаемой длиной пути и выкладками Килиана по предполагаемой грузоподъемности.
Но вот, наконец, с первым пунктом было покончено.
— Великолепно, — сказал чародей, — Теперь переходим к следующему. Господа, среди вас есть золотых дел мастера?
Пока что вызываться никто не спешил.
— Вы ведь знаете, как работает магия адептов, не так ли? — уточнил Килиан.
Как он и предполагал — не знали. Естественно, не знали. Знание — это власть. Если ты знаешь, откуда исходит сила твоего врага, это делает его уязвимым перед тобой. А адепты, несмотря ни на что, считали врагами собственный народ. Собственно, для адептов врагами были все, кроме их драгоценного Владыки.
Что ж, раз такая возможность, почему бы не просветить общественность?
— Магия адептов не работает без топлива, — сообщил чародей, — И лучшее топливо — тяжелые металлы. Свинец. Золото. Платина. Киноварь. Наверняка многие из вас замечали, что адепты активно все это скупают.
Только что он запустил бомбу замедленного действия. Торговцы разносят не только товары. Они разносят новости, слухи, известия. Тайна адептов — больше не тайна. А знание — это сила, и теперь у народа Халифата была сила, позволяющая их свергнуть. Рано или поздно, но среди недовольных культом Лефевра появится тот, кто додумается атаковать его экономически.
И Халифат падет.
Впрочем, сейчас Килиану было до этого мало дела. После того, как ансарры обойдут флот Халифата, собирающийся блокировать их в гавани, появляться на Черном Континенте он не собирался.
— Разорение, какое разорение… — не удержался от комментария один из купцов.
И ученый немедленно обернулся к нему.
— Ага, вот и золотых дел мастер. Приятно познакомиться. А теперь укажи мне на своих коллег, слишком боящихся привлечь к себе внимание. Ты ведь не хочешь взять все траты на себя? Подумай, это будет только справедливо, если вы разделите их поровну.
К сожалению, свинца (с которым прижимистый по характеру чародей любил работать больше, чем с золотом) нашлось не так уж много. Но золотых украшений хватало, чтобы не испытывать стесненности в использовании магии. Помимо того купца, что высказался про разорение, «поделились» еще пятеро.
Стрелять, по счастью, пока не приходилось. Не то чтобы Килиан сомневался в своей способности отдать необходимый приказ или в том, что этот приказ будет выполнен. Но все-таки ученый предпочитал избегать жертв среди мирного населения, насколько это только возможно.
Он не желал превращаться в палача.
— Третий пункт, — сообщил Килиан после того, как Яруб каталогизировал все полученное, — Мне понадобится кожа. Много кожи.
Оглядев собравшихся, он добавил:
— И сразу четвертый. Мне понадобятся люди, умеющие с ней работать. С ней и еще — с деревом.
В гавани их не запрут. Осталось объяснить рабочим их задание и выделить надзирателей, чтобы они не наделали глупостей.
— Что ты задумал? — прямо спросил Яруб, когда беседа с торговцами завершилась, и Нагма отправилась выяснять, как дела у Джамиля, Ясмира и Абу.
Килиан, однако, лишь загадочно улыбнулся:
— Терпение, друг мой, — сказал он, — Любой фокус требует подготовки, и не стоит раскрывать своих секретов раньше времени.
Этот ответ старому знахарю не понравился.
— Это не фокусы, Вотан… Килиан. Это не игра и не представление. От тебя зависят человеческие жизни.
Ученый кивнул:
— Думаешь, я не понимаю этого? Я принял эту ответственность, и я несу ее. Вам стоит уже привыкнуть, что мои планы нацелены на то, чтобы спасти вас всех.
— Я верю тебе, — ответил старик, — Нагма верит. Джамиль, как ни странно. Но не каждый на это способен. Они не знают, что и зачем ты делаешь. Ты завоевал некоторое доверие своей победой на перевале, но этого мало. Дай людям то, что им нужно, Вотан. Докажи им, что они могут верить в тебя.
Килиан резко мотнул головой:
— Прости, Яруб, но здесь ты неправ. Я не собираюсь доказывать, что я заслуживаю доверия. Это — путь в никуда.
Ансарр хотел было что-то сказать, но ученый продолжил:
— Я доказывал, что заслуживаю любви. Я доказывал, что заслуживаю уважения. Но знаешь, что объединяет все это? В конечном счете остается только пепел. Пламя амбиций испепеляет того, кто не нашел опоры в себе самом.
Он говорил резко, но в душе испытывал странное чувство покоя.
— Ильмадика использовала таких, как я. Тех, кто мечтал о любви и уважении, но сам не верил, что имеет на них право. Но знаешь, что? Я не виню ее. Это стало возможным лишь потому что мы сами позволяем себя использовать. Мы сами вручаем людям ключ от своих кандалов. Так что нет, Яруб. Я больше не хочу идти по этому пути. Я иду туда, куда сам посчитаю нужным. А у вас выбор простой. Вы можете пойти со мной. Или уйти, если считаете, что найдете путь самостоятельно. Это уже решать только вам.
— Я понял, — хрипло ответил Яруб, отведя глаза, — Ансарры пойдут за тобой, асдик.
Асдик. Этим словом когда-то называл его Хади, а Килиан понятия не имел, что оно означает. Лишь пожив немного среди ансарров, ученый наконец-то раскрыл эту тайну.
Он узнал, что это слово означало «друг».
Закончив свои дела в городе, ансарры стали устраиваться на ночлег, чтобы утром покинуть его навсегда, — если повезет, вообще до того, как флот Халифата подойдет к стенам. Маленький отряд с комфортом расположился во дворце местного наместника: места хватало на всех. Сам наместник был пока отправлен в городскую тюрьму: башен для почетных пленников культура Халифата не предусматривала.
Завтра Килиану могли понадобиться все силы и вся концентрация, чтобы нигде не ошибиться и не напортачить, так что в свою комнату он ушел довольно рано. Подход Халифата к интерьерам ему, к слову, понравился. Черные не ставили в жилых комнатах обычных кроватей, стульев и столов. Прямо на полу они сваливали огромной грудой мягкие подушки ярких сине-красно-золотых расцветок. Развалиться на них было на удивление удобно, мягко и приятно.
Лане бы наверняка понравилось. Тем более что именно ее Килиан вспоминал, глядя на покрывавшие стены шелковые драпировки. Его замок она обустраивала похожим образом: чародейка не любила все, что доставляло дискомфорт, и сквозняки в том числе.
Только Килиан успел раздеться и устроиться на подушках, как дверь его комнаты резко, требовательно постучали. Ученый не расслаблялся в потенциально враждебном окружении: сабля лежала достаточно близко, чтобы он мог выхватить ее в считанные секунды, как и ресурсы для преобразований.
Именно таким, с клинком наперевес в одной руке, золотым браслетом в другой, и при этом голым, ученый и предстал перед вошедшей Нагмой.
Молодая ансаррка открывшиеся перед ней картины оглядела с интересом, после чего осведомилась:
— Могу я войти?
Килиан кивнул и посторонился. Стыдливо прикрываться он не стал, но саблю все-таки положил.
— Что-то случилось? — осведомился чародей, закрывая дверь за девушкой.
— Нет… То есть, да… То есть, нет…
Нагма поежилась, зябко кутаясь в свободное черное одеяние пустынницы.
— Я хотела сказать тебе кое-что.
— Говори, — разрешил Килиан, присаживаясь на подушки и все-таки накрывая бедра тканью.
— Тогда, когда тот колдун пожелал забрать меня себе… — начала девушка, — Я почувствовала очень сильный страх.
— Тебя можно понять, — хмыкнул ученый.
Только на всю голову ушибленная женщина не будет испытывать страха перед реальной перспективой попасть в сексуальное рабство. Ну, или начитавшаяся соответствующих романов до полной утраты контакта с реальностью.
— Да, — согласилась Нагма, — Но я почувствовала кое-что еще. В тот момент я мысленно пожелала, чтобы кто-то заступился за меня. Кто-то… более достойный, чем этот человек. И тогда вмешался ты.
Одним движением она скинула на пол одеяние пустынницы. Под ним не было ничего.
Тело Нагмы было прекрасно, с этим Килиан не мог бы поспорить. Несмотря на обветренную кожу и небольшие, но крепкие мышцы, тело девушки оставалось нежным даже на вид. Гладкая, чистая кожа темно-бронзового оттенка. Небольшая, но мягкая, красивой формы грудь. Упругая, подтянутая попка.
Хороша была Нагма, что и говорить. И сейчас она стояла, обнаженная, в его покоях, недвусмысленно приглашая мужчину поближе познакомиться с достоинствами ее тела.
— И я почувствовала, что хочу принадлежать тебе. Что ты — тот мужчина, с которым женщина может чувствовать себя в безопасности.
Килиан соврал бы, если бы сказал, что не испытывал желания. Последней женщиной, с которой он делил ложе, была Ильмадика — еще там, в Землях Порчи. И все же…
— Это ложное ощущение, — хрипло сказал он, — Я не могу сказать всего. Но то, что ты чувствуешь, не настоящее.
Ведь она видела его в боевой трансформации. В трансформации, в которой резко усиливалась выработка тестостерона. Все-таки людей ведут инстинкты куда больше, чем они сами хотели бы признать. И из-за этой самой гормональной перестройки в трансформации он казался им «альфой». Поэтому ансарры последовали за ним: они просто на инстинктивном уровне почувствовали в нем вожака. И поэтому же Нагма была сейчас здесь. Самый авторитетный самец получает лучшую самку — это непреложный закон дикой природы, но не об этом мечтал ученый.
— Мне все равно, — ответила Нагма, — Я знаю, чего я хочу. Не то же самое ли ты говорил о себе?
Она придвинулась ближе, находя губами его губы. Килиан чувствовал жар, исходящий от тела пустынницы. Он чувствовал, как жаждет она отдать ему всю себя. И правду говоря, хотелось ему принять этот подарок.
Свою награду за все, что он сделал для ее народа или собирался сделать.
Но вместо этого чародей отвернулся.
— Извини, Нагма. Но я люблю другую.
Против его опасений, она не обиделась. Лишь отстранилась и негромко спросила:
— Разве такой мужчина, как ты, не может позволить себе любить многих?
Ученый уже знал, что народ ансарров не имеет ничего против полигамии. И возможно, какое-то время назад он, как и многие мужчины, воспринял бы такую идею с энтузиазмом. Да и вердикт его собственного тела был однозначен: оно соскучилось по женской ласке и не видело ничего плохого в том, чтобы здесь и сейчас получить ее от этой женщины.
И все же…
— Нагма…
Килиан серьезно посмотрел в глаза пустынницы. А когда мужчина, общаясь с красивой обнаженной женщиной, смотрит ей в глаза, это значит, что вопрос действительно серьезный.
— Пользоваться, чтобы удовлетворить свои потребности, — это не любить. Прости, но я не хочу обманывать тебя на этот счет. Если сейчас я возьму тебя, это будет не «любить», а именно «пользоваться». И я слишком уважаю тебя, чтобы поступить таким образом.
Ансаррка посмотрела на него и просто спросила:
— А что, если мне не нужно твое уважение?
— Мне нужно, — убежденно ответил Килиан.
Какое-то время Нагма внимательно вглядывалась в единственный глаз. А потом отвернулась и стала одеваться.
— Если ты передумаешь, то я в твоем распоряжении.
Ученый промолчал. Что-то подсказывало, что даже простое «спасибо» будет звучать фальшиво и неуместно. Когда же за пустынницей закрылась дверь, он выдохнул. Хоть тело его и испытывало разочарование от того, что он упустил возможность провести незабываемую ночь, внутренне бывший адепт считал, что поступил правильно. Что решение, принятое им, было каким-то… более здоровым, что ли.
Хотя какая-то язвительная часть его вопрошала, поступил бы он так же, если бы не надеялся сегодня ночью снова встретить Лану в лабиринте снов?
Очень странным было это путешествие.
Да, пожалуй, «странное» — самое подходящее слово. Лана никогда не бывала в этих местах: никто из тех, кому была дорога жизнь, не заходил так далеко за границу Порчи. И все-таки пейзаж вокруг казался невероятно знакомым. Как будто шла она путем, по которому ходила десятки, сотни, тысячи раз. Где знала каждый камень, каждую травинку.
Не сразу, ох, не сразу чародейка поняла, что эти места рисовала задолго до того, как Мир привел ее сюда.
Неведомый предводитель созданий Порчи сдержал свое слово: хоть не раз и не два Матеас, ходивший на разведку, обнаруживал группы местных обитателей, нападать на путников не пытался никто. В каком-то смысле, похоже было, что эти существа открыли для себя понятие дипломатической неприкосновенности.
Впрочем, местные обитатели не трогали не только их. Тот же Матеас рассказал о преследующем их отряде в цветах Маврона Карно. Откуда-то враги уже знали, куда они направились, и по крайней мере знали, насколько это важно.
К счастью, знание местности и меньшая численность давали преимущество в скорости. Расстояние между двумя отрядами то сокращалось, то увеличивалось, но никогда не доходило до того, чтобы был реальный риск вступления в бой.
А вот ко времени возвращения нужно быть готовыми прорываться.
На второй день пути отряд несколько расслабился. Встречи с созданиями Порчи уже не вызывали немедленной реакции «готовиться к бою». Хотя оружие Тэрл все еще требовал держать на виду.
Как и девственные леса Восточной Империи, территории к северу от Елизарова Вала совершенно не походили на пустоши, какими представляли их в народе. В общем-то, если бы не легкий отклик в теле в те моменты, когда невидимая сила Порчи обрушивалась на магические щиты, Лана вообще не отличила бы их от дикой местности на территориях Иллирии или Идаволла. Моменты эти, к слову, случались довольно редко, и начались позже ожидаемого: похоже, что граница Порчи и вправду потихоньку отодвигалась.
Жаль, что медленно, слишком медленно.
Редкий лиственный лесок закончился: дальше дорога вела вверх, в горы. Те самые горы, пейзаж которых был последним, что рисовала Лана до начала войны с Халифатом. Сходство было несомненным. Сходство было поразительным.
Сходство было страшным.
На удивление ровная тропа вполне заменяла собой вымощенную дорогу. Плавно, полого поднималась она в гору, — правда, в нужном им направлении вела не напрямую, а зигзагом. По словам Матеаса, до прихода вражеских сил оставалось еще часа три.
До места, где Лану ждал предводитель — минут пять.
— Стойте, — сказала чародейка, — Дальше я пойду одна.
Поймав удивленный взгляд Тэрла, она развела руками:
— Так нужно. Это будет разговор один на один. Не бойтесь за меня: мне ничего не угрожает.
— Ты не знаешь этого точно, — глухо ответил воин.
Она так не считала. Она не верила, она именно знала, что предводитель созданий Порчи сдержит свое слово. Магия давала ей это знание. Но только как объяснить это тому, что не понимал ее? Не понимал того, чем она живет?
Говорят, что невозможно наполнить сосуд, который уже наполнен. В случае Тэрла эта поговорка была более чем справедлива. Он верил, что знает мир, и всего, что он не знал, в его реальности попросту не существовало.
— Не знаю, — согласилась девушка, — Но если мы не будем верить, то все это путешествие бессмысленно с самого начала. Мы пришли, чтобы договориться. Так давайте вы не будете рушить мне дипломатию неуместным упрямством.
Гвардеец молчал. Видно было, что он не хочет отпускать ее одну. И Лана почувствовала жуткое раздражение.
Эти самцы могут хоть на секунду отключить свое мужское эго?!
— Слушай, — нахмурилась Лана, — Я не учу тебя воевать. Ты — не учи меня ничему, связанному с магией. Идет?
— У тебя есть двадцать минут, — ответил Тэрл, — Если через двадцать минут от тебя не будет вестей, мы идем по твоим следам.
Не давая ей возразить, он обернулся к подчиненным.
— Займите позиции для обороны. Незачем расслабляться. Бофор, мы с тобой за этим камнем. Остальные — вон за тем.
Две точки, занятые солдатами, позволяли вести перекрестный огонь по поднимающейся тропе. Если отряд Карно успеет раньше, чем ожидается, то здесь оборону можно будет держать неограниченно долго. А пути в обход этой тропы не было; точнее, не было в ближайших окрестностях. Пытаясь обойти их с тыла, враги потеряли бы не один день.
Так что позиция была выбрана практически идеально. Матеас и Хади, не имевшие ранее дела с Тэрлом, склонили головы в одобрении. Хотя наверняка заметили, как он тихо отдал еще один приказ Родрику, даже если и не слышали самих слов:
— Следи за Хади. Я ему не доверяю. Если он будет вести себя подозрительно, убей его.
А Лана двинулась дальше вперед. Склон становился все более крутым, и вскоре девушка всерьез забеспокоилась, что не уложится в отведенное время: к скалолазанию она привычна не была. Но вот, наконец, впереди показался вход в пещеру. Большую такую пещеру.
Ибо очень большим был ее единственный обитатель. Когда глаза чародейки привыкли к изменившемуся освещению, перед ней предстало ужасное и величественное создание из легенд.
Посреди пещеры, на груде золота, когда-то сплавленного в единый ком, но давно застывшего обратно, возлежал огромный дракон! Могучий ящер метров пятнадцати длиной, свернувшийся клубком, как кошка. Перепончатые крылья накрывали его тело, будто одеялом; в неверном желтом свете его чешуя отливала красным; лицо же (не морда, ни в коем случае не морда!) напоминало строением скорее волка или иного хищного зверя, чем рептилию. Янтарные глаза с вертикальным зрачком горели настолько ярко, что иных источников света и не было нужно: их сияния было достаточно.
А еще было в них нечто такое… Нечто такое, отчего Лана, едва взглянув в них, содрогнулась и поспешила отвернуться.
Когда-то давно задалась она целью нарисовать Время. Тогда у нее это так и не получилось. Сейчас она понимала, что достаточно было поймать, перенести на холст то неуловимое выражение глаз могучего существа. Эти глаза видели сам Закат. В отличие от Владык, дракон не провел эти тысячелетия в заточении: каждый век, каждый год, каждая секунда наполняли его мудростью и жизненным опытом.
От попытки представить, что творилось в его разуме, у Ланы закружилась голова.
Отведя глаза, чародейка увидела то, чему не полагалось быть в пещере. У дальних стен росли… деревья. Как вообще могут деревья расти в пещере?
Однако же, росли. Более того, казались эти растения ей знакомыми. Не потому что Лана уже рисовала их, нет. Дело в другом.
Она уже видела подобный дуб. Дуб, пытавшийся предупредить её, как бы нелепо это ни звучало для человека, чуждого магии.
— Рассвет Владык наступил.
Голос исходил от деревьев, но почему-то Лана знала, что говорят не они. Они лишь передают то, что хочет сказать дракон.
На лице исполинского ящера отразилось нечто, что могло быть только улыбкой. Он отметил ее узнавание.
— Буря началась, и вы в ее сердце. Приветствую. Я ждал вас.
Деревья говорили поочередно, но Лана уже не смотрела на них. Её взгляд был сосредоточен на настоящем собеседнике.
— Приветствую, — в тон ему ответила девушка, — Я Иоланта Д'Исса, и я пришла, чтобы говорить от имени Иллирии, Альбаны и повстанцев Идаволла.
— Я буду говорить не с ними, а с вами, Иолантадеисса, — ответил дракон.
Судя по тому, как произнесли это деревья, о таком явлении, как родовое имя, он не имел ни малейшего понятия.
— Зовите меня просто Лана, — попросила чародейка, — Как мне обращаться к вам?
Заминка.
— Я Дареламианиативираикс, — представился в ответ дракон.
— Позволите обращаться к вам Дарел? — тут же уточнила Лана.
— Позволю.
Что ж, по крайней мере, ей не придется произносить это языколомное имя. Деревьям, может, и нормально, а Лане было бы неудобно.
— Буря разыгралась, — продолжил Дарел, — Я призвал вас единственно потому что вы находитесь в ее сердце. От вас очень многое зависит; незначительные решения в вашей жизни обернутся колоссальными последствиями для мироздания.
Час от часу не легче.
«Но почему? Что во мне такого важного?» — обиженно подумала Лана. Наверняка кто-нибудь вроде адептов Ильмадики прыгал бы до потолка от радости, узнай он что-то подобное о себе. Но она — она никогда не просила о подобном. Она понимала, что означает это в первую очередь колоссальную ответственность. Она не желала для себя подобной судьбы.
Она никому такого не желала.
Вслух, однако, чародейка спросила иное:
— Вы видите будущее? — уточнила она.
Кто знает? Быть может, эта встреча поможет прояснить сомнения и неопределенности, что терзали ей душу уже давно.
— Никто не видит будущее, — ответил дракон, — Это невозможно, ведь будущее не предопределено. Я вижу узоры вероятностей. Колоссальную паутину переплетающихся взаимосвязей, по которой вы, люди, можете ходить лишь вслепую. Я вижу, что не случись катастрофа, положившая начало этой буре, мой народ никогда не имел бы надежды на будущее.
В первый момент эти слова показались ей бессмысленными. Но затем…
— Вы говорите об освобождении Ильмадики? — спросила Лана.
— Сладкий Яд обрела невиданную мощь, — ответил дракон, — Сейчас она гораздо могущественнее, чем была в период Заката. Сейчас её Рассвет. Но за этим могуществом скрывается слабость. Она допустила ошибки, которые могут привести к ее падению… А могут и не привести. Это зависит от того, как переплетутся многие и многие вероятности. Каждое решение, принимаемое на пути, приближает или отдаляет исход, желаемый каждым из нас.
— И какого же исхода желаете вы? — спросила чародейка.
Дракон выпустил из ноздрей пару струек дыма, что, видимо, должно было быть эквивалентом пожатию плечами:
— Это очевидно. Я желаю исхода, где мой народ освободится от силы, что породила его и что убивает.
Лана промедлила, не решаясь задать следующий вопрос. Дарел, однако, понял её правильно:
— Вы хотите спросить, есть ли в исходе, желаемом мной, место для вашего народа. Это… зависит. Это зависит от многих факторов. Есть исход, где человечество будет уничтожено самим собой, и мой народ унаследует Землю. Есть исход, где наши народы смогут жить в мире. Есть вариант, где мы вытесним вас на юг и поделим Полуостров.
— Я предпочла бы второй вариант, — отметила чародейка.
— И в этом одна из причин, по которым от вас так много зависит, — подтвердил он.
Девушка устало потерла переносицу. Не переносила она, когда люди пытаются напускать на себя демонстративно-загадочный вид. Они считают, что это придает им эдакой опасной харизмы. Но как обычно, на практике получается лишь омерзительное позерство.
Впрочем, дракон, такое впечатление, не пытался. Он искренне не знал, как выразить более конкретно то, что он просто чувствовал.
Лане это ощущение было знакомо лучше, чем кому-либо на целом свете. И она решила попробовать ему помочь.
— То обещание, что я дала на переговорах с серафимом, я смогу его выполнить? — задала наводящий вопрос девушка.
— Нет, — на этот раз дракон вполне по-человечески покачал головой, — Земля не в вашей власти. Это не ваше предназначение. Вы прекрасный целитель, но это не исцеление. Это владычество.
Лана не поняла, при чем тут владычество, но все же решила не заострять на этом внимание.
— И все же, вы сказали, что исход, где наши народы смогут жить в мире, существует.
— Да, существует, — подтвердил Дарел, — Вероятности переплетаются, рождая новые вероятности. Каждый человек идет своим путем, но пересекаясь между собой, пути сходятся в единый путь.
— Начало знаю, а итог узнаю как-нибудь… — пробормотала Лана строчку из Дозакатных стихов, услышанных как-то от Килиана. Она сама не знала, почему вспомнила ее сейчас.
Рассуждение дракона на несколько секунд поставило её в тупик. А затем её вдруг осенило:
— Вы хотите сказать, что я не могу исцелить эту землю. Но я могу сделать что-то, что косвенно приведет к цепочке событий, ведущей к исцелению этой земли.
Дракон не ответил. Но почему-то Лана почувствовала, что попала в точку.
— В таком случае, какой мой первый шаг на этом пути? — спросила она.
Шаги в темноте. Именно так. Она не видела дорогу, и все, что ей оставалось, это шагать вслепую. А не шагать нельзя.
Кто остановится, погибнет.
— Первым делом — не умрите сегодня.
Дракон сказал это без какой-либо иронии, но почему-то Лане такой совет показался издевательским.
— Вероятность, что вы не доживете до заката Солнца, велика. Вы можете слегка уменьшить её; для этого снимите амулет и переложите в карман.
С некоторой опаской Лана последовала совету. Мелькнула мысль, а не пытается ли создание Порчи обмануть её, чтобы сделать уязвимой перед какой-то болезнью. Но это было бы глупо: если бы он хотел убить её, мог бы просто напасть. Противостоять ему чародейка не смогла бы.
— Амулет должен принять на себя удар, предназначенный мне? — осведомилась девушка.
— Золото — мягкий металл, — ответил Дарел, — Оно никого не защищает. Но амулет не должен потеряться. Он должен быть при вас в нужный момент. Тогда вероятности переплетутся наиболее благоприятным образом.
— И какова же будет вероятность того, что я выживу? — уточнила чародейка.
— Ноль целых тридцать одна сотая, — невозмутимо сказал дракон.
Что-то не радовала её такая оценка. И все же, Лана постаралась остаться невозмутимой.
— А в более дальней перспективе? Что главное, что я должна сделать, чтобы вероятности переплелись благоприятным образом?
И дракон ответил:
— Слушать свое сердце. В решающий миг лишь оно подскажет правильный выбор.
Чародейка поморщилась. Этот совет был настолько распространен, настолько абстрактен и настолько очевиден, что даже то, что он был еще и правилен, не делало его менее раздражающим.
— Что-нибудь более конкретное вы можете подсказать? — безнадежно спросила она.
Дракон задумался. Надолго.
— В тот момент, когда вам будет казаться, что вы совершили самую фатальную ошибку, вспомните о человеке, обязанном вам жизнью. И еще одно. Не бойтесь говорить о своей боли. Именно молчание обращает её в яд.
Лана медленно кивнула. Первый совет остался ей непонятным. Но второй…
Разве не от того, что она боялась, что её боль сделает её неудобной, помешает другим людям, она отравляла собственное существование? Разве не то, что она глотала слезы обиды, заставляя себя улыбаться, сделало её уязвимой к манипуляциям Амброуса? Кто знает, может, раскройся она кому-то с самого начала, все могло бы сложиться иначе?
Впрочем, это неважно. Сейчас речь шла не о её личной жизни, а о делах.
— Последний вопрос, — сказала Лана, — Вы знаете, что это такое?
Она достала из сумки непонятное устройство, отобранное ими у Шнирке.
— Знаю, — подтвердил дракон, — Но объяснить не могу. Положите его к амулету: скоро он сыграет свою роль.
— Объясните хоть, для чего оно!
— Не могу, — покачал головой Дарел, — Но скоро вы все узнаете. Эта беседа закончена, Иолантадеисса. Если вы переживете сегодняшний день, мой народ прекратит свои нападения. Так и передайте своим сородичам, когда встретите их.
— У меня есть еще вопросы, — возразила Лана.
— Разговор окончен.
Деревья не повысили голос, и дракон не сделал ни одного угрожающего жеста, но почему-то Лана почувствовала, что продолжать расспросы будет опасно.
Смертельно опасно.
— Ладно, — кивнула она, — До свидания, Дарел.
— Прощайте, — откликнулся тот.
Почему он выбрал именно это слово?..
Развернувшись, Лана направилась на выход из пещеры. Девушка была раздражена. Разговор с древним и мудрым существом, который мог бы многое прояснить, лишь добавил загадок. Но по крайней мере, цели своей она достигла. Нападения прекратятся.
Нужно обрадовать Тэрла, а то он небось считает последние секунды перед тем, как ворваться в пещеру следом за ней.
— Тэрл, у нас получилось! — крикнула девушка, выйдя на свет, — Они…
Она осеклась, когда её речь прервали на полуслове. Грудь чародейки пронзила острая боль, и огромная сила опрокинула её на землю.
А затем мир погрузился в темноту.