На годовой контрольной по химическим превращениям случилась неприятность: меня снова атаковали эринии. В этот раз с посланницами Геры я справился быстрее: немного приноровился к их повадкам, угадывал их движения. Проекции моих рук, вместо пальцев оканчивавшихся астральными клинками, теперь били точнее. Жутковатые тела этих существ, похожие на косматые отрубленные головы со злобными лицами, мои невидимые клинки пронзали насквозь. Но как бы я не вертелся, тварям удалось нанести мне несколько болезненных ран, одна которых пришлась на область возле корневой чакры. Для мага это не только больно, но и опасно — серьезно пострадал мой нижний энергетический канал. Я надеялся восстановить его к утру, но если эринии нападут сегодня еще раз, то это может обернуться более серьезной проблемой.
Поскольку атака этих тварей происходила на тонком плане, мало кто заметил, что со мной происходить что-то необычное. Только Ольга видела, как я дергался, закрыв глаза. Она все поняла, зная о прежних нападениях посланниц Геры и услышав, как я успел шепнуть ей «эринии». Когда к нашей парте подошла преподавательница Ирина Гасановна и в свойственной ей язвительной манере сказала:
— Граф Елецкий, вижу вам во время контрольной снятся дурные сны. Может не стоило посмотреть их дома и не приходить на урок?
Ольга ответила:
— Саша плохо себя чувствует. У него болит голова. Тем не менее он пришел в школу и напишет контрольную хорошо. За это можете не переживать. Будьте любезны, не трогайте его сейчас.
Контрольную я действительно написал хорошо, правда с помощью Ковалевской. Она быстро закончила со своей работой, а потом подсунула мне листок с частью ответов на вопросы в моем билете — каким-то образом успела набросать их на черновик. Ольга вообще большая умница. Я ее ценю все больше. И ее все больше люблю. Если раньше для меня самым близким, всепонимающим человеком была Айлин, то сейчас без сомнений Ковалевская. Ее прежняя капризность, высокомерие стали исчезать, наверное, не только потому что она занимается психологическими проработками, но еще и потому, что Оля по-настоящему любит меня.
После занятий, немного поболтав с Ленской в школьном дворе, я отправился в Директорию Перспективных Исследований. Папка с набросками будущей схемы устройства «Одиссей» была в школьной сумке. Отвезти меня на Прокатную Ольга Борисовна вызвалась сама. У княгини имелось три с половиной свободных часа, и она с удовольствием уделила их мне. Вместе с ней мы прогулялись по ведомству Жоржа Павловича, посмотрели, как собирают механизмы для проекта «Порфириона» — строительного робота нового поколения, заглянули в лабораторию энергомашин и эрминговой автоматики.
Пока я, разложив на столе свои эскизы и пояснительные записки, объяснял Броневому, что мне требуется для реализации рабочей схемы, Ковалевская увлеклась пауками-роботами из серии «Каракурт» — их собирали в соседней лабораторной секции. Экскурсию по стендам с робототехникой для княгини устроил сам Жорж Павлович.
Примерно к половине второго я решил все технические вопросы с главным инженером и его замом. Время было обеденное и мы все вместе отобедали в трапезной Директории на втором этаже. Готовили здесь не очень вкусно, зато посетителей обслуживали роботы и делали они это очень быстро, сопровождая свои действия словесными пояснениями вроде таких: «Я поехал на марокканским салатом! Милейшая госпожа ждет меня за столиком 12!» Смотрелось это забавно и очень поднимало настроение. Особенно госпоже Ковалевской, она посмеивалась на протяжении всего обеда.
Когда мы уходили, граф Голицын задержал меня, отставая от княгини на десяток шагов и шепнул:
— Сань, как я тебе завидую! Ольга Борисовна — божественная дама! Не упусти ее!
— Над этим вопросом, Жорж Павлович, усиленно работаю. Можно сказать, не покладая рук, — рассмеялся я. — Все идет к тому, что придется жениться. И она как бы не против. Может ближе к осени пригласим вас на свадьбу.
— И станет она графиней. Уже на это согласна? — не унимался Голицын.
— А куда ей деваться, — я подмигнул Ольге, почувствовавшей, что разговор о ней и обернувшейся.
— Тебе надо князя, Сань. С твоей головой и талантами, на такой титул можно рассчитывать, — сказал Жорж Павлович и уже громче добавил, чтобы наше перешептывание не выглядело заговором: — Если все сложится хорошо с твоим «Одиссеем», то мы обязательно подадим представление тебе на орден «Святого Озарения» первой степени. Соберешь больше наград и тогда будет проще. Вообще, если верно твои заслуги преподнести царевичу, то он очень может поспособствовать твоему продвижению.
— Если вы таким образом печетесь обо мне, то я уже согласна быть графиней. Считайте, что Елецкий меня уговорил, — с улыбкой сказала Ольга Борисовна, остановившись зарешеченной колонны подъемника.
Там мы расстались с Жоржем Павловичем. Спустились на стоянку, где нас дожидался «Олимп» Ковалевский, сияющий на солнце хромированной сталью, прекрасный. Прежде, чем направиться к моему дому, мы с Ольгой заехали в лавку на Куликовском проспекте. Я этого местечка не знал, а княгиня, помня, что я озадачен подарком для князя Мышкина, посоветовала заглянуть именно туда. Там, по ее мнению, имелся хороший выбор необычных вещиц, в том числе и древних, иногда не совсем законно попадающих к нам из Египта, Индийского Семицарствия и империи Ацтеков. Со слов княгини здесь, в этом с улицы не слишком приметном месте она покупала подарок Денису Филофеевичу на тридцатилетие.
Лавка оказалась в самом деле богатой, при относительно небольшой площади — два зала примерно по сто квадратных метров, полки ее были уставленными красивыми, иногда странными вещами, назначение некоторых из них я даже не мог предположить. Зная, что Мышкин интересуется астральной магией, я выбрал ему статуэтку какого-то африканского божка — Хранителя Снов, статуэтку весьма красивую, сделанную из слоновой кости, инкрустированную черными агатами и бронзой. И настоял, чтобы Ольга выбрала подарок себе. Княгиня долго ходила между полок, пока не остановилась на ожерелье из кусочков нежно-голубого ларимара, обрамленных в серебро. За все это удовольствие я заплатил восемьсот рублей, но получил взамен поцелуй княгини и счастливый блеск в ее глазах.
Ольга довезла меня до дома. У нее еще имелся небольшой запас времени, и мы посидели в ее «Олимпе», обнимались, целовались под окнами нашего особняка. Я раздразнил княгиню своими нескромными прикосновениями, и она, извиваясь в моих объятиях, сказала:
— Очень скучаю по твоему телу. Жаль, что идешь сегодня к этому Мышкину. Мы могли бы… — она не сказала, что «могли бы», вместо слов долго поцеловала меня в губы.
— Давай поднимемся быстренько в мою комнату и там все-все сможем, — шепнул я, все более бессовестно играя в ее трусиках.
— Нет… не хочу быстро. Хочу как тогда, в нашем номере «На Небесах». Чтобы не было рядом твоей мамы и вообще никого, — она запрокинула голову, подставляя шею моим поцелуям и чуть раздвинула ноги.
— Давай завтра, — предложил я, играя пальчиками в ее мокрой щелочке.
— Завтра… вечер занят… — Ковалевская выгнулась, хватаясь за меня левой рукой и застонала: — Ну Саш!.. Саш!..
Я добрался до ее самого чувствительного места, ритмично лаская его под частые резкие вздохи княгини. Скоро она вскрикнула и задрожала.
Потом уткнулась мне в грудь и затряслась от смеха:
— Дурак ты, Елецкий! Тебя опасно сажать в мой эрмик.
— У тебя есть еще полчаса. Давай поднимемся ко мне, — я приподнял личико Ольги Борисовны, очень хотелось видеть ее полные удовольствия глаза.
— Нет, — она сжала ладошкой мой рвущийся на свободу член. — Пусть это будет тебе наказанием. Все, граф Елецкий, на этом распрощаемся на сегодня, — ее глаза смеялись.
— Оль… Хочу тебя дрыгнуть, — я поцеловал ее в губы. — Сил нет терпеть.
— Мне нравится твое желание. Пусть оно будет посильнее. Но сегодня нет, — она освободилась из моих рук и смягчилась. — Саш, у тебя дома это делать не будем. И у меня пока тоже. Не обижайся. Давай послезавтра вечером. Хочу там же «На Небесах» или придумай что-то другое.
На этом мы решили на сегодня расстаться. Следом за мной Ковалевская вышла из эрмика, и мы еще раз поцеловались на прощание прямо на улице, как всегда бессовестно нарушая нормы дворянского приличия. Хотя кто их соблюдает в последнее время, тем более в нашей школе? Вскоре княжеский «Олимп» укатил в сторону Кузнечной, а я пару минут поговорил с Денисом и Антоном Максимовичем, который особо внимательно смотрел на сцену прощания с княгиней, и поднялся к себе.
Мама с Майклом собирались ехать на день рождение к Мышкину к семи вечера, и у меня еще имелось много времени, которое я собирался провести с пользой. В первую очередь планировал уделить полтора часа школьным дисциплинам, а затем продолжить работу над схемой устройства «Одиссей», теперь уже на основе важных замечаний и подсказок Ефима Петровича Броневого. Сегодняшнее общение с ним оказалось чрезвычайно плодотворным. Все шло к тому, что моя часть работы над устройством столь важным для характеристик боевых виман, будет сделана гораздо быстрее, чем я думал. Не знаю, сколько провозятся в лабораториях Голицына над доведением схемы до производственного проекта, но был шанс, что летающий корабль на основе устройства «Одиссей» появится к началу июля или даже в середине июня.
Однако, части моих планов на сегодняшний вечер не суждено было сбыться. Когда я сел за схему «Одиссея» и достаточно хорошо продумал узлы подключения управляющего модуля, эйхос издал писк — пришло сообщение от Торопова:
«Ваше сиятельство, очень извиняюсь, затянул с ответом. Время потребовалось, чтобы все выяснить. Надеюсь, еще не поздно и моя информация будет полезна. Из непубличной информации по Мышкину известно немного. Лет пять назад выезжал в Элефсис для участия мистерий Диониса. Позже несколько раз участвовал в мистических оргиях. Если это важно могу подать списком. Глубоко увлечен астральной магией, при этом у самого магические способности развиты слабо. Имеет доставшиеся по наследству весьма доходные кампании „Дора-Транс“, „Морские перевозки Дора“, „Сладкие Карибы“, плантации табака и сахарного тростника в Карибской губернии. Однако, всем там занимаются его доверенные лица. Сам он к вопросам бизнеса почти безразличен. Еще вот это может вам быть интересным, поскольку прежде вы интересовались Майклом Милтоном: у Мышкина есть совместный проект вместе с „Milton’s Delivery“, принадлежащей частично господину Милтону, частично его сестре миссис Барнс и ее мужу, и здесь князь проявляет намного большую активность. Известно, что миссис Барнс в прошлом году дважды приезжала к Мышкину без мужа, после чего процент доходов от их совместного транспортного предприятия распределился в пользу британских владельцев как шесть к четырем», — вот здесь я нажал на паузу и сказал:
— Элиз, ну какая же ты шлюха! Твой ротик очаровал князя? На сколько процентов выросла прибыль? — меня это позабавило, хотя нечто подобное я предполагал. Оставалось лишь непонятным, зачем тогда Элиз тянет меня на вечеринку к своему, так сказать, партнеру по бизнесу. Я нажал кнопку, чтобы прослушать сообщение сыщика дальше:
«Князь Мышкин известен как художник в жанре мистической живописи. Судя по отзывам специалистов, художник он посредственный. Есть слухи, что некоторые его картины, написанные с использованием человеческой крови. Якобы он макал кисточку в рану своей любимой женщины, которая ему изменила. Таких картины две: 'Мучение Лизы» и «Ее грехи». Местонахождение их неизвестно. И теперь самое главное, Александр Петрович. Трагическая гибель жены Мышкина Геннадия Дорофеевича, его отца и матери произошла в день рождения князя Мышкина Дорофея Аристофановича, то есть отца ныне живущего князя. При чем они были отравлены ядом, который используют братья Гришко. Этот яд довольно редкий в России, его делают в какой-то подпольной лаборатории в Манчестере. Меня эта информация очень встревожила. Подумайте, может вам не следует идти на день рождения к этому господину? Очень беспокоит столь неожиданное пересечение: производимый в Британии яд; известные убийцы, которые пользуются им; интересы британской короны и этот странный человек. Кстати, прямым выгодополучателем после смерти родителей и жены стал именно Мышкин Геннадий Дорофеевич. Карибские плантации были записаны на ее имя.
И еще о важном… нужно обсудить наше совместное мероприятие, намеченное на послезавтра. Я говорю о вашей предстоящей сделке. Есть ряд вопросов, которые лучше решить в живой беседе. И решить их очень желательно сегодня, чтобы я успел внести необходимые коррективы на четверг. Если есть возможность, навестите меня до девятнадцати часов в нашем агентстве или назначьте время — я приеду к вам сам'.
В этот раз я решил воспользоваться его предложением и не ехать на Таганку. Отправил ему сообщение, с просьбой навестить меня в ближайшее время.
Геннадий Степанович добрался до меня лишь без пятнадцати семь вечера — мама и Майкл к этому времени уже уехали к Мышкину. Торопов приехал не один. Его сопровождало двое парней лет двадцати пяти — тридцати на вид, оба коренастых, темноволосых. Один по имени Илья, другой Борис. Как оказалось, в четверг они должны будут обеспечивать мою безопасность на месте встрече в Шалашах, и с ними требовалось согласовать многие моменты. По выражению Торопова «расписать все по нотам». При чем эти ноты мы писали, делая пометки на карте, которую привез Геннадий Степанович. Кроме Ильи и Бориса должны быть еще какие-то люди, но задача тех вести самих Гришко, если те появятся.
Посовещались мы примерно до половины восьмого, за это время я даже успел получить сообщение от мамы. Она несколько раздраженно сказала:
«Саша, неужели ты не мог отложить эти свои дела⁈ Приезжай скорее, здесь сам князь Козельский с Жанной Платоновной! Очень рекомендую тебе с ним поговорить. Подойдем вместе с тобой. Все-таки именно Григорий Юрьевич решает вопросы безопасности в нашем государстве, а у тебя с этим не все хорошо».
Раз так, значит надо ехать и поскорее. Успеть, чтобы Елена Викторовна сама не начала неуместную беседу с моим скрытым, но злым врагом. Спешно вызвав эрмимобиль в службе найма «Гонцы Денисенко», я проводил Торопова и его парней. До приезда эрмика задержался в гостиной, немного поболтав с охранниками, заступившими на ночь. Новенький «Елисей-7–07» прибыл минут через двадцать после моего вызова. Я попросил извозчика ехать побыстрее, и уже скоро мы мчались по Вербовой в сторону Коломенских прудов. Там по речке Яженке, соединявшей Коломенские пруды с Царскими, располагались богатые особняки. Я не любил тот район от удаленности к центру и неудобному подъезду, но где-то там находился летний дворец Глории, особняк Урочеева и Козельского — говоря прямо, тех самых недоброжелателей нашего Отечества.
Мы недолго застряли под Аркой Гермеса — здесь собралась пробка при заезде на мост. За то было время полюбоваться швартовкой Южного Экспресса. По вторникам он причаливал именно сюда — причалы Первоимперских башен в центре были заняты. В темнеющем небе серебряная громада дирижабля впечатляла особо. Когда мы остановились, этот гигант медленно подплывал к ажурной конструкции арки, поднимавшейся на сто пятьдесят метров. Туда же к широким площадкам подходили пассажирские и транспортные виманы, с грузами для Южного Экспресса.
Пробка перед мостом вроде разошлась, и «Елисей» помчался через мост. С высоты уже виделись чаши Коломенских прудов, серые в сумерках в обрамлении темной зелени садов. На востоке появились первые звезды.
Еще минут десять стремительной езды и эрмимобиль остановился рядом с указанным адресом. Парковка перед особняком была заполнена почти полностью. Справа на зеленой лужайке стояло пять виман, вероятно, гостей князя Мышкина.
У ворот меня встретило трое вежливых прислужников. Я показал дворянский жетон и представился. Старший тут же, отпустил вежливый поклон со словами:
— О, ваше сиятельство! Приглашены, приглашены! Ожидают вас! Дениска сейчас же супроводит.
Дениска повел меня через сад, по мощеной дорожке вдоль клумб. Со стороны беломраморной террасы доносилась музыка — мелодия из оперы «Московские ночи». Там мерцали огни, разведенные в чашах, какие обычно бывают в храмах, и виделась какая-то торжественная суета. С каждым шагом все яснее слышались возбужденные голоса и чей-то смех.
Когда я поднялся по ступенькам, среди множества гостей мои глаза сразу нашли маму. Она стояла между Майклом и князем Козельским и что-то говорила ему. И это было дурным знаком.