Профессор смахнул со стола кусочки проволоки и еще раз обвел взглядом кабинет. Все лежало на своих местах, кроме радиоприемника. Громоздкий радиоприемник его отца уже полгода, как вещал не только новости страны и ближнего зарубежья, но и других, более отдаленных мест. Сегодня утром Карл Борисович слушал песни какой-то норвежской группы, а после обеда картавый оратор вещал решения, принятые немецким парламентом — Бундестагом.
— Мда. Надо бы подучить языки, а то половину слов не понял, — с негодованием сказал он, уменьшил громкость и склонился с паяльником над платой.
Остаток дня Карл Борисович просидел в кабинете, над новой разработкой, и только вечером с кряхтеньем разогнулся. Он спрятал радиоприемник в железный ящик, прикрученный к стене. Затем вышел и запер кабинет.
— Карл Борисович, ты еще здесь? — подала голос уборщица Мария, старательно протирающая плинтус.
— Машенька, тебе не надоело заниматься этим бессмысленным делом? Мы же почти одного возраста, а ты все попой кверху гоняешься за пылью. Сиди уж дома. Пусть молодые работают.
— Эх, Карлуша, не прожить мне на эту пенсию. Сам знаешь, какая. Твоя, небось, недалеко от моей ушла.
— Да, не прожить, — задумчиво произнес он. — Ладно, пойду. Завтра хочу пораньше прийти.
— Иди-иди. Уже девять. Молодая жена другого заведет, пока ты сутками напролет на работе пропадаешь.
— Не заведет. Она у меня хорошая.
Карл Борисович махнул рукой и устало поплелся по длинному коридору к лифту. На стене кабины лифта было прикреплено узкое зеркало в полный рост. По утрам перед ним прихорашивались сотрудницы завода, по вечерам — профессор. Он достал из кожаного портфеля расческу, баночку с гелем и пригладил вихор седых волос, торчащий на затылке. Затем стряхнул с пиджака сор и протер губкой носки ботинок.
Лифт дернулся и остановился на первом этаже. Карл Борисович подошел к посту охраны. Тучный охранник с упоением читал журнал «Закон и порядок».
— Я позвоню? — спросил профессор и потянулся к телефону. Охранник кивнул, не отрываясь от чтения.
— Алло, — послышался мелодичный голос.
— Светочка, я в магазин заеду. Тебе что-нибудь купить?
— Купи молока и пирожных. И себе на ужин что-нибудь. Я не готовила. Была занята. Только ничего копченного! Помни о своем желудке.
Он с улыбкой выслушал наставления жены, положил трубку и вышел на улицу. На парковке одиноко стоял черный джип, отражая свет фонарей начищенными боками. Карл Борисович сел за руль, завел мотор и вырулил на оживленную трассу.
***
Лето выдалось жарким. С самого утра температура поднималась до двадцати семи, а в полдень останавливалась на отметке тридцать пять градусов. Во всем административном здании завода царила духота. Семен Семенович, директор завода, спасался тремя вентиляторами, обдувающими с разных сторон. Секретарь Алла Шалвовна набила холодильник «Бирюса» стеклянными банками с водой и квасом.
— Позвоните Карлу Борисовичу. Пусть срочно зайдет ко мне, — велел директор, когда Алла Шалвовна закончила клеить газеты на окна.
— Зачем? — равнодушно спросила она, спрыгнула со стула и принялась надевать босоножки.
— За хлебом! Я что, перед всеми должен отчитываться! — взревел он и тут же остыл. — Скажите, чтобы не мешкал. Знаю я эту «отрыжку Ломоносова», увлечется и забудет про меня.
Алла Шалвовна усмехнулась и, удостоверившись, что газеты надежно спасают от горячих солнечных лучей, вышла за дверь. Семен Семенович достал из нагрудного кармана рубашки листок телеграммы и еще раз прочел. Он знал наизусть текст сообщения, но пытался уловить скрытый смысл или подсказку.
«Помоги мне, Всевышний», — подумал он и возвел руки к потолку.
Тем временем секретарь набрала номер телефона научно-технического отдела и с нетерпением ждала ответа.
— Алло, — наконец раздался раздраженный мужской голос.
— Позовите Карла Борисовича.
— Он заперся у себя. Просил до вечера не беспокоить.
— Семен Семенович вызывает. Срочно! — с нажимом сказала секретарь.
— А я говорю, просил не беспокоить, — сухо ответил мужчина и положил трубку.
Алла Шалвовна вскочила со стула и, стуча каблуками, зашагала по коридору.
— Ни в какие ворота не лезет! Их отдел как отдельное царство. Сказано, срочно — значит, срочно, — зло шептала она, дожидаясь лифта.
Через пять минут, не дождавшись лифта, запыхавшаяся и сердитая Алла Шалвовна барабанила кулаком по двери с табличкой: Заведующий отделом Воронов Карл Борисович. Из соседних кабинетов выглянули любопытствующие.
— Карл Борисович, это Алла. Вас директор вызывает. Срочно! — кричала она, не прекращая стучать.
Дверь открылась, и взъерошенный профессор извиняющимся тоном сказал:
— Аллочка, я сейчас приду.
— Срочно, — смягчилась Алла Шалвовна и, развернувшись на каблуках, удалилась.
«Какой от все-таки умница. Жалко, что женатый», — подумала она и обернулась.
Голова Карла Борисовича вновь скрылась за дверью, и он щелкнул замком. Сотрудники отдела, давно привыкшие к странностям своего руководителя, принялись за работу. Они знали афоризм, придуманный и часто повторяемый профессором: гений творит в тишине. Поэтому никто из подчиненных не смел беспокоить Карла Борисовича, когда тот работал.
Тем временем Карл Борисович прибрал стол, запер железный ящик и вышел из кабинета. Озадаченный внезапной срочностью, он не стал дожидаться лифта и побежал вниз по лестнице.
— Фух, какая у вас жара, — сказал он Алле Шалвовне, сидящей у настежь открытого окна, и снял пиджак.
— Конечно, у нас же нет такой системы, как на вашем этаже, — пожаловалась она. — Хотя могли бы и нам установить ту штуковину. Как она называется? Постоянно забываю.
— Кондиционер, — по слогам сказал он и кивнул в сторону двери кабинет директора. — Ждет?
— Ждет-ждет, заходите, — махнула она рукой и подставила лицо легкому ветерку.
Карл Борисович легонько постучал и вошел.
— Семен Семенович, вызывали?
Тучный директор с потным ярко-красным лицом сидел в кресле и обмахивался газетой.
— Беда, Карл Борисович, — жалобно сказал он и протянул листок телеграммы. — На, читай.
Профессор медленно и с каким-то благоговением взял помятый листок, спустил очки со лба и прочел надпись: Почти 80 процентов. Решено закрыть.
— Что это значит? — недоуменно спросил он и перевернул листок в надежде найти причину паники директора.
— Как, что? Ты что, не понял? — вскочил тот с кресла и вплотную подошел к профессору. — Главный бухгалтер в Москве. Написала сразу после собрания акционеров. Восемьдесят процентов за то, чтобы закрыть завод!
— Почему?
— Вот зарылся ты в своих бумагах и не знаешь, что творится, — упрекнул директор. — Таких заводов, как наш, по стране уже несколько десятков. Все склады забиты полиэтиленом. Предложение превысило спрос. Никому он в таком количестве не нужен.
— Да-а, — протянул профессор и почесал щеку. — Печально.
— Погоди печалиться, — заговорщически зашептал Семен Семенович. — Я тут подумал. А что, если нам из полиэтилена что-то производить? Вот кто-то тару делает, кто-то трубы, кто-то бутылки. Поэтому и вызвал тебя. Придумай-ка, Карл Борисович, такую штуковину, чтобы всем была нужна, а купить можно было только у нас.
Карл Борисович удивленно поднял брови и хотел возразить, но Семен Семенович прервал его:
— Не тороплю. Думаю, полгода у тебя в запасе есть. Но помни, если нас закроют, то это ты не сработал. Ты умный, с тебя больший спрос.
Он похлопал ошарашенного профессора по плечу и подтолкнул к выходу.
— Не смею задерживать. Знаю, у тебя полно работы.
Карл Борисович развернулся и медленно вышел. Алла Шалвовна всполошилась и схватила графин с водой, увидев его бледное лицо.
— Вам плохо? Воды?
— Нет-нет, — замотал он головой. — Все хорошо… Если что, я у себя.
Он засунул телеграмму в карман и зашагал вверх по лестнице. На пятом этаже выдохся и два последних этажа поднялся на лифте. Спроектированные им кондиционеры висели на потолке по периметру всего седьмого этажа. Как только он вышел из лифта, прохлада привела его в чувство.
Карл Борисович похлопал в ладоши. Глухой звук эхом разнесся по этажу, и из кабинетов показались головы сотрудников.
— Экстренное совещание! — провозгласил он и направился в конференц-зал.
Сотрудники безмолвно расселись вокруг длинного стола и вопросительно уставились на руководителя. Карл Борисович обвел их взглядом и улыбнулся. Каждого привел лично и знал, что они лучшие из лучших. По пятницам он преподавал в техническом университете. Платили там гроши, но интерес у него был свой. Именно оттуда он приводил на завод самых умных и талантливых ребят.
— Директор возложил на нас ответственность за будущее завода, — он достал из кармана телеграмму и помахал ею, высоко подняв над головой. — Пришли очень плохие новости: акционеры решили закрыть завод.
Все переглянулись, однако тишину никто не посмел нарушить.
— Есть один выход, — он замолчал и обвел взглядом напрягшихся сотрудников. — Нам надо придумать, как использовать полиэтилен по-новому, да так, чтобы никто кроме нас так больше не умел. Каждую неделю по понедельникам буду ждать вас с предложениями. Не смею задерживать. Все за работу.
Перешептываясь, они покинули зал. Карл Борисович взглянул на часы.
— Столько времени зря потерял, — сказал он с досадой и направился в свой кабинет.
***
Уже второй месяц молодые инженеры прибегали к Карлу Борисовичу с предложениями. Он внимательно слушал, забирал листы с проектами и неизменно повторял:
— Неплохо. Но не совсем то, что нужно. Еще есть время. Думай.
Его мысли были далеки от проблем завода. Вот уже полгода он тратил силы и время на изобретение, которое могло стать наивысшим достижением в его жизни. Каждое утро он запирался в кабинете и вытаскивал из железного ящика старый радиоприемник, внутри которого находилась сложная система приема и преобразования электромагнитных волн. От прежнего радиоприемника остался только деревянный корпус.
— Так, сейчас проверим, — он подмигнул глиняному истукану, стоящему на столе. Карл Борисович часто разговаривал с ним, делился достижениями и даже спрашивал совета.
Весь последний месяц профессор конструировал сверхмощный усилитель. Пришло время его испытать.
Усилитель представлял собой коробку размером с кирпич и примерно такую же по весу. Из него торчали три телескопических усика. С помощью проводков разных цветов Карл Борисович соединил усилитель с радиоприемником.
— Интересно? — обратился он к истукану. — И мне интересно. Ну что ж, приступим.
Карл Борисович воткнул вилку в розетку, повернул ручку настройки громкости до предела и вытянул усики. Сначала кроме треска и невнятного бормотания ничего не было слышно. Он начал поворачивать усики в разные стороны. Вдруг среди шума появились голоса. Профессор развернул все три усика в одном направлении и помехи пропали, а в кабинет полилось многоголосье: одни ругались, другие смеялись, третьи спорили. Язык, на котором разговаривали люди, Карл Борисович не мог распознать.
— Может, португальский? — спросил он у истукана и сам ответил, пожав плечами. — Если бы они говорили на английском, французском, китайском, испанском, немецком или итальянском, я бы понял. Но этот язык мне неизвестен.
Он взял ручку, блокнот и стал записывать слова, которые смог разобрать.
— Послушай-ка, — он откашлялся. — Сервато рубока син. Узнаешь? И я нет. А вот это: нигад де ремола фибар. Красивый язык, правда?
Профессор отложил ручку и прислушался. Лаяла собака. Две женщины что-то обсуждали и заливисто смеялись. Пожилой мужчина монотонно говорил, изредка прерываемый восхищенным возгласом молодого парня.
Карл Борисович повернул усики усилителя чуть левее, и звуки поменялись. Из динамика радиоприемника донеслась печальная мелодия струнного музыкального инструмента. К нему присоединился духовой инструмент и жалобно завыл. Профессор закрыл глаза. Перед внутренним взором открылась долина, утопающая в зелени. Вдали возвышались остроконечные горы, подернутые молочной дымкой. Солнце, уходя на покой, отбрасывало последние лучи и окрашивало облака в розовый цвет. Старец, с большим округлым инструментом на коленях, перебирал узловатыми пальцами струны. Рядом примостился юноша с копной вьющихся соломенного цвета волос. К губам он прижимал свирель, сделанную из камыша.
Громкий стук вырвал профессора из чудесного видения.
— Карл Борисович, это Сева. Я кое-что придумал, — послышалось из-за двери. Карл Борисович чертыхнулся, выключил радиоприемник и подошел к двери.
— Сева, я же сказал. По понедельникам отчитываемся.
— Но сегодня только пятница. Я не могу так долго ждать. Это просто потрясающе! — восторженный тон двадцатипятилетнего Севы возбудил в профессоре любопытство. Он убрал радиоприемник в железный ящик и вышел из кабинета.
— Что там у тебя? Показывай.
Сева протянул лист и в нетерпении уставился на профессора. Карл Борисович спустил очки со лба и внимательно прочел.
— Тара?
— Не просто тара. Контейнер для еды. Многие приносят с собой обед. Я в стеклянной банке, у Кости жестяная коробка из-под чая, Виктор Савельевич обычно приносит курицу, завернутую в пергамент. Надо выпускать контейнеры разных форм и размеров, чтобы каждый мог себе подобрать.
Он замер в ожидании вердикта. Карл Борисович задумчиво кивал головой, глядя на лист. Молчание затянулось и Сева решил его поторопить:
— Здорово, правда?
— Как ты думаешь, может обычная человеческая речь, например, разговор на улице, распространяться с помощью электромагнитных волн? — спросил Карл Борисович, погруженный в свои мысли.
— Электромагнитных волн? — переспросил Сева и задумался. — А при чем здесь волны?
Карл Борисович встрепенулся так, словно только что проснулся, и еще раз взглянул на лист.
— Хорошо, я бы даже сказал: отлично! Молодец! Продолжай в том же духе, — он развернулся в сторону кабинета, но Сева вцепился в его руку.
— Зачем что-то еще придумывать, если выход уже найден? Сходите до Семен Семеновича и покажите, — повелительным тоном сказал Сева. Он знал, что рискует, ведь Карл Борисович не любил, когда ему указывали. Однако знал также и рассеянность своего руководителя.
— Хорошо, Сева, схожу, — тяжело вздохнув, пообещал Карл Борисович. Зашел в кабинет и крикнул из-за двери. — Но не сегодня.
Сева разочаровано топнул ногой, но снова тревожить профессора не решился. Карл Борисович удостоверился, что Сева ушел и в нетерпении бросился к железному ящику.
***
— Светочка, ты представляешь, я могу слушать любую радиостанцию мира, — как-то похвастался он жене.
— Слушай, что хочешь, — равнодушно ответила она и продолжила накручивать волосы на горячие бигуди.
— Куда собираешься? — удивленно спросил он, увидев в зеркалах туалетного столика отражение накрашенной Светы.
Она проигнорировала вопрос и продолжила заниматься прической. Карл Борисович немного подождал, пожал плечами и пошел на кухню. В холодильнике лежала открытая банка шпрот и черный хлеб.
— А чем ужинать будем?
— Меня пригласили в ресторан. У Вали день рождения.
— Светочка, а мне чем поужинать?
— Карлуша, я не для того замуж за взрослого мужика выходила, чтобы с ним нянчится, — раздраженно ответила жена и выругалась, обжегшись об бигуди. — В конце концов, твоя мама живет на соседней улице. Ужинай у нее. Заодно проведаешь.
Карл Борисович взглянул на наручные часы, разочаровано выдохнул и вновь подошел к холодильнику. Он долго жил бобылем и привык питаться консервами. Бутерброд из трех копченых рыбок и куска черствого хлеба выглядел весьма аппетитно для голодного человека. Он в два укуса проглотил бутерброд, запил горячим сладким чаем и вернулся в комнату. Светлана вертелась перед зеркалом. Белая блузка, черная мини-юбка и лаковые сапоги по мнению Карла Борисовича делали его жену вызывающе сексуальной. Однако он, как обычно, промолчал и развернул газету.
— Карлуша, денюжку дай, — протянула Светлана и прыгнула ему на колени. Он мысленно сделал пометку, где закончил читать статью, отложил газету и устало спросил.
— Сколько надо?
Светлана задумчиво посмотрела наверх и приставила палец ко рту. Карл Борисович за три года совместной жизни изучил все ее уловки. Сейчас она считала расходы и умножала их как минимум на три. Но считала медленно, поэтому не стал дожидаться ответа и сказал:
— Кошелек в кармане пиджака. Возьми сколько надо.
— Я уже смотрела. Там мало, не хватит, — захныкала она и обидчиво скривила губы. Карл Борисович вспомнил, что так и не нашел времени сходить в кассу за зарплатой. Поэтому скрепя сердце сказал:
— Возьми из кубышки.
Светлана чмокнула в щеку, покрытую жесткой щетиной, укололась и снова обидчиво хныкнула:
— Некоторые каждое утро бреются.
Карл Борисович провел ладонью по щетине и виновато опустил голову. Работа часто выбивала его из реальной жизни. Бывало, забывал поесть, пропускал дни рождения родных, надевал один и тот же костюм, пока локти и манжеты не начинали лосниться от грязи. Пять лет назад он так увлекся разработкой охладительного аппарата для Пивзавода, что пришел на работу в пижаме и в ботинках на босу ногу. Именно тогда он и поставил экспериментальные кондиционеры на седьмом этаже административного здания своего завода. Семен Семенович не раз просил установить кондиционер в его кабинет, но загруженный работой Карл Борисович так и не нашел на это времени.
Светлана вспорхнула с колен и бросилась в кабинет. Мать Карла Борисовича надеялась, что эта комната превратится в детскую, но ни Карл Борисович, ни Светлана речь о детях никогда не заводили. Их устраивала такая жизнь.
Кубышка стояла на полке с посудой, статуэтками и колокольчиками, сделанными из глины. В одно время Карл Борисович увлекся поиском необычных вещей из глины, однако быстро остыл. Пузатая кубышка с рельефными боками была доверху наполнена аккуратно сложенными купюрами. Светлана отсчитала нужную сумму и спрятала деньги в кожаную сумочку. В самом начале совместной жизни они договорились, что деньги в кубышке лежат на «черный день», и их следует тратить только по очень важным поводам. Если бы Карл Борисович знал, что Светлана считала важным поводом каждый поход в магазин, то давно бы уже пересчитал накопленные деньги и, что было бы лучше, перепрятал их втайне от жены.
Он проводил жену до двери и неодобрительно цокнул вслед, когда увидел, что юбка едва прикрывала нижнее белье. Светлана не обратила внимания и принялась спускаться по лестнице, осторожно вышагивая в неудобных лаковых сапогах.
Уважаемый читатель, чтобы не пропустить новые главы, не забудь подписаться и добавить книгу в библиотеку!