Валентин взглянул на часы и поцокал.
— Спит еще. Надо подождать.
— Кого? — Карл Борисович встал из-за стола и подошел к окну. Вдали, над крышами домов, занималась заря.
— Да так. Знакомого одного, — Валентин лег на диван и вытянулся. — Что будешь делать, когда попадешь к ним?
Карл Борисович сел на забрызганный красками подоконник и почувствовал, как в груди больно кольнуло. Бессонная ночь и переживания не прошли даром.
— У тебя валидол есть?
— Не-а.
— Что я буду делать, когда попаду к ним? — переспросил он и мечтательно улыбнулся. — Жить. Просто жить. Я очень боюсь смерти. А еще сильнее боюсь немощной старости. Детей у меня нет. Поэтому поселят меня в дом престарелых, где я и умру. На матрасе, пропитанном мочой. А ты старости не боишься?
— Нет, не боюсь. Мне до старости еще далеко. Как думаешь, сколько мне лет?
Профессор внимательно посмотрел на него и отметил лысину, глубокие морщины, избороздившие лоб, лицо с красными прожилками, потемневшие зубы.
— Думаю, как и мне. Лет пятьдесят-шестьдесят.
— Что-о? — недовольно сказал тот. — Какие еще пятьдесят-шестьдесят? Мне тридцать семь.
Пришло время удивляться Карлу Борисовичу.
— Как — тридцать семь? Не может быть. Паспорт покажи.
Валентин потянулся к шкафу и вытащил пакет с документами.
— Паспорт ему покажи, — пробурчал он. — Вот тебе паспорт. Смотри.
Он протянул документ в коричневой обложке. Профессор посмотрел на дату рождения и присвистнул.
— Ничего себе! Не врешь. Как же так? Что с тобой случилось?
Валентин убрал документы на место, с силой захлопнул дверцу шкафа и вновь вытянулся на диване.
— Ничего не случилось. Просто работаю много, — он взглянул на часы. — Пойду, проверю. Вдруг он уже проснулся. А ты сиди здесь. Никуда не уходи.
Он надел дерматиновую куртку и вышел из квартиры. Карл Борисович прислушался к сердцу. Боли не было, но появилась тяжесть, словно в грудь засунули камень.
«Вот и хорошо. Потерпи немного. Валентин покажет мне, как в другой мир переместиться, и пойду домой отдыхать, — подумал он и спохватился. — В гостиницу. А вот насчет дома надо что-то решить. Хотя, что там решать, оставлю Свете».
Карл Борисович снова подошел к той картине.
«Красота. Как же я хочу туда!»
Он двинулся вдоль стены, с интересом рассматривая пейзажи и портреты. Вдруг ему на глаза попалось темное пятно в рамке, которое резко выделялось на фоне ярких солнечных работ. На полотне была изображена пещера. Посреди пещеры догорал костер, тлеющие угольки дарили совсем мало света, поэтому темные фигуры вокруг костра профессор увидел не сразу.
«Какие-то странные головы у людей, вытянутые, — подумал он и ахнул. — Это рога!»
Он отступил на пару шагов, и картина стала четче. Пять рогатых созданий с длинными хвостами держались за руки и словно завороженные смотрели на огонь.
— Хм, — профессор пригладил затылок. — Я думал, он в жанре реализма пишет.
С трудом оторвав взгляд от темного полотна, он двинулся дальше. Следующая картина будто горела огнем. Красный, оранжевый, бордовый цвета смешивались в замысловатый узор.
«Валентин что, краски пролил?» — подумал он и снова отступил на несколько шагов. Как и в прошлый раз, в отдалении изображение раскрылось. Лицо демона с длинным языком и горящими глазами выступало из адского пламени.
Карл Борисович присмотрелся и обнаружил, что весь этот угол комнаты занимали картины со страшными демонами и отвратительными существами: безглазые карлики с острыми зубами, скелеты с когтями, толстяки с щупальцами вместо рук, свиньи с окровавленными зубами в несколько рядов. Он попятился, вернулся к окну и сел на подоконник. Ему стало неуютно и захотелось поскорее покинуть эту квартиру.
«Они смотрят. Они на меня смотрят», — в панике подумал он и отвернулся к окну. По спине побежали мурашки, ему показалось, будто демоны буравят его взглядом.
Тут входная дверь щелкнула и открылась. Карл Борисович взвизгнул от неожиданности и с облегчением выдохнул, увидев Валентина.
— Ну наконец-то пришел.
— Уже соскучился? — улыбнулся он. — Меня не было пять минут.
— Да? А мне показалось гораздо больше.
Валентин бросил куртку на диван, подошел к плите и включил чайник.
— Ты опять хочешь чай пить? А как же другой мир? — с негодованием воскликнул профессор. — Если ты меня обманул, то признайся, и я пойду домой. Мне здесь не нравится.
Валентин достал из кармана брюк небольшой сверток и положил на стол.
— Сейчас я тебе все покажу, потерпи, — тихо сказал он и загадочно улыбнулся.
— Что это такое? — профессор тронул пальцем сверток, он оказался мягким и легким.
Валентин поставил на стол глубокую тарелку, затем снял бумажную обертку со свертка и положил содержимое в тарелку. Заинтересованный Карл Борисович наклонился и увидел скрученную сухую траву.
— Это что, чай?
— Можно и так сказать, — Валентин залил кипятком листья, и те раскрылись. — Надо подождать пять минут, чтобы лучше сработало.
Профессор озадаченно посмотрел на Валентина, который с нетерпением уставился на настенные часы.
— Так, признавайся. Что это такое? Наркотики?
Тот замахал рукой и воскликнул:
— Ты что, с ума сошел? Какие наркотики? Я что, похож на наркомана?
Карл Борисович не стал говорить, что именно на наркомана он и похож. Поэтому решил сменить тему разговора.
— А там что за картины? — кивнул он в сторону угла. — Ты же вроде в реализме работаешь.
Валентин уставился на него и еле слышно ответил:
— Так они реальны.
— Кто? Демоны?
— Ну да. Я их видел. Они живут в параллельном мире.
Карл Борисович на мгновение потерял дар речи.
— Подожди-ка, — шумно выдохнул он. — Эти красивые пейзажи и монстров ты видел в параллельном мире?
— Да, — кивнул Валентин и вновь взглянул на часы.
— А в параллельный мир ты перемещаешься после того, как выпьешь эту настойку?
Валентин еще раз кивнул, затем взял ложку и размешал пожелтевшую воду. Запахло сеном.
— Еще чуть-чуть. Минутки две.
Профессор не знал, как поступить. Было понятно, что Валентин видел галлюцинации от травы, которую пил. И судя по его нетерпению, трава обладала наркотическим эффектом. Сам он, конечно же, даже пробовать не хотел настойку. Но, любопытство взяло вверх, и Карл Борисович решил остаться, чтобы понаблюдать за художником.
Тем временем вода в тарелке приобрела насыщенный зеленый цвет.
— Готово, — объявил Валентин и перелил жидкость в свою кружку. — Ты точно не будешь? Могу поделиться.
— Нет-нет. Я, пожалуй, воздержусь. А ты пей.
Валентин принялся шумно пить горячую настойку. Карл Борисович сел напротив и пристально за ним наблюдал. Сначала у художника покраснели щеки и уши. Затем стали влажными глаза.
— Что ты чувствуешь? — тихо спросил профессор.
Валентин не ответил. Он блаженно улыбнулся, глядя перед собой. Затем начал что-то рассматривать, щурясь и наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.
— Ты меня слышишь? — Карл Борисович дотронулся до его руки. Но художник даже не взглянул на него. Его интересовало что-то находящееся около дивана.
— Валентин, что ты видишь? — вопрос снова остался без ответа. Валентин медленно встал, подошел к дивану и начал щупать что-то в воздухе.
— Хороший, — любовно сказал он, и профессор вздрогнул от неожиданности. Происходящее ему совсем не нравилось. Было что-то зловещее и пугающее в его поведении и влажных неподвижных глазах.
Тем временем, Валентин встал на колени и начал тереться лицом о жесткую обивку дивана.
— Не уходи. Побудь со мной еще. Дай полюбоваться, — он начал хихикать и что-то шептать. Карл Борисович взял его под руку и начал поднимать.
— Валентин, ты меня слышишь? Не надо так делать, у тебя уже все лицо красное.
Он посадил художника на диван и сел рядом.
— Как долго будет продолжаться эта бесовщина? — Карл Борисович уже жалел, что не ушел сразу, когда понял, в чем дело. — Не могу же я целый день с тобой сидеть.
Валентин посылал воздушные поцелуи и подмигивал тому, кого видел только он.
«Домой пойду. Оклемается, позвонит».
Он нашел карандаш и написал на клочке бумаги номер рабочего телефона. Выходя из квартиры, остановился у зеркала и горестно вздохнул. Одет он был в спортивные трико и фланелевую рубашку, которые Валентин любезно предложил вместо голубой пижамы.
«Быстрее бы добраться до гостиницы и переодеться. Надеюсь, никого из знакомых не встречу».
Он вышел из квартиры и плотно закрыл за собой дверь. Денег него не было, так что пришлось идти пешком. В полдень, мокрый от моросящего дождя и с хлюпающим носом, Карл Борисович зашел в гостиницу.
Молодая девушка — администратор с сочувствием посмотрела на него и предложила горячий чай.
— Было бы очень мило с вашей стороны, — ответил он и пригладил волосы на затылке. — Если можно, то два кусочка сахара положите.
Она кивнула и протянула ключ от номера.
— Вас не было несколько дней. Мы испугались, что с вами что-то случилось. Наш директор, Марина Владимировна, даже в полицию позвонила, чтобы узнать, не было ли вас среди пропавших без вести и не попали ли вы в аварию.
— И что? Не было меня среди пропавших без вести? — улыбнулся он.
— Не было, — потупив взгляд, ответила она.
Карл Борисович выпил горячий чай, который любезно принесла администратор, принял душ и лег в кровать.
«Посплю немного, а то сил совсем нет. Надо еще радиоприемник у Светы забрать».
***
Карл Борисович проснулся уже затемно. Он включил настольную лампу и взглянул на часы:
— Ничего себе! Уже восемь. Целый день проспал.
Профессор налил воды из графина и залпом выпил. От холодной воды желудок неприятно сжался.
«Надо бы поесть. Схожу в магазин», — решил он и подошел к шкафу. Но тут вспомнил, что портфель остался на работе, а пиджак, в кармане которого лежат деньги — в больнице.
Он выругался и начал думать, где взять деньги.
«Можно у Вовки занять, но он сейчас на даче живет. Далеко. Может, у Семена Семеновича попросить? Не-ет, еще не понятно, как он отреагировал, когда узнал, что я сбежал».
Карл Борисович был уверен, что пожилой психиатр сразу же доложил директору завода о его побеге.
«Ребят моих на работе тоже нет. В это время там только охранник и Машенька… Машенька!»
Он торопливо оделся, засунул босые ноги в ботинки и вышел из номера.
— Скажите, где тут у вас телефон? Мне надо позвонить, — обратился он к администратору.
Девушка ткнула в сторону окна, заставленного бесчисленным множеством цветочных горшков. Профессор кивнул, развернулся и увидел за лимонным деревом в вазоне небольшой закуток. Там стояли кресло и столик, на котором белел телефон.
— Алло, Гена? Это Карл Борисович.
— Здравствуйте. Как дела? Как здоровье? — участливо спросил охранник.
— Спасибо, Гена. Уже гораздо лучше. Можешь Марию Сергеевну попросить, чтобы позвонила мне?
— Куда? Домой?
— Нет-нет. Я не дома. Записывай.
Профессор продиктовал номер, указанный на телефонном аппарате, и, попрощавшись, положил трубку.
«Что там с радиоприемником? Надеюсь, они его не сломали».
Телефон громко зазвонил, и профессор испуганно подскочил.
— Алло, Карлуша, — услышал он обеспокоенный голос Марии и с облегчением выдохнул.
— Машенька, здравствуй.
— Здравствуй. Где ты? Аллу видела, когда на работу шла. Она сказала, что ты сбежал из больницы. Что случилось?
Карл Борисович улыбнулся. Ему было приятно, что хоть кто-то о нем беспокоится.
— Все хорошо. Надоело мне в больнице. Скукота. Что Алла про директора сказала? Небось, вразнос пошел?
— Не знаю, — призналась она. — Я не спрашивала. Ну, где ты?
Профессор сорвал листок лимонного дерева, помял его между пальцами и вдохнул цитрусовый аромат.
— Я в гостинице. Расстались мы со Светой.
— Понятно. Значит, ты все знаешь, — Мария горестно вздохнула. — Неприятно, но жить можно.
Карл Борисович откашлялся и спросил:
— Ты о чем?
— Видела я их. Когда она антенну вынесла, на улице ее ждал молодой да бравый. Теперь понятно, почему ты сорвался. Со всех сторон тебя прижали.
Профессор согласно кивнул, но решил, что не стоит обсуждать с Машей измену Светы.
— Машенька, ты можешь мне портфель с кабинета принести? А то у меня нет денег даже на еду.
— Конечно, могу. Мне осталось пятый этаж помыть и все. Правда, спина болит, еле хожу. В какой ты гостинице?
— На Фрунзенской в «Победе», — Карл Борисович взглянул на часы. — Поздно уже. Домой портфель забери. А завтра утром я тебе позвоню, и мы встретимся.
Мария согласилась, и они попрощались.
Карл Борисович полночи проворочался в постели. Во-первых, он выспался днем. А, во-вторых, мысли пчелиным роем перескакивали с одной темы на другую.
«Как там Валентин? Надеюсь, он ничего с собой не сделает. Бедный он, бедный. Завтра схожу проведать и денег отнесу. А сколько денег ему надо? И что это за трава такая опасная? Надо будет взять несколько листочков и показать в университете. Химбил должен определить…Лишь бы Света ничего с радиоприемником не сделала. И зачем он ей? Кроме русского, языков больше не знает. А любовник-то хорош. Рад за нее… Соскучился по Гюставу и остальным. Как они там? Ушел ли Амон на четвертую сторону? Оливер хотел пойти вместе с ним. Я бы тоже пошел. Как же я хочу к ним! Жаль, мамы больше нет. Уверен, ей бы там тоже понравилось».
Едва рассвет осветил небо, как Карл Борисович наконец-то уснул.
***
Карл Борисович надел свой лучший костюм, пригладил гелем вихор на затылке и вышел из номера.
«Жаль, денег нет. Купил бы Маше цветы», — думал он, бодро шагая по улице. Они договорились встретиться в Центральном парке возле фонтана. Парк находился недалеко от дома уборщицы Марии.
Через полчаса он был на месте. Фонтан уже не работал, а на дне лежала пожелтевшая листва.
— Карлуша, — услышал он сзади и радостно обернулся. Но тут же встревоженно бросился ей навстречу.
— Машенька, ты чего?
Мария опиралась на трость и с трудом передвигала ноги. В подмышке был зажат портфель.
— Сегодня еще сильнее спина разболелась. С утра сдала анализы и вышла на больничный.
— А почему не сказала? Я бы сам до тебя пришел, — возмутился он и забрал портфель.
— Не хочу дома сидеть. Я уже сделала компресс и анальгин выпила. Отпустит. Пойдем на скамейку.
Он кивнул, взял ее под руку, и они медленно зашагали к скамейкам.
— Знакомая трость. У Захара?
— Да, — кивнула она. — Семь лет прошло с его смерти, а я до сих пор ничего не выбросила. И вот пригодилось.
Мария с кряхтеньем села на скамью и вытянула ноги.
— Может, и прав ты. Пора на пенсию выходить, здоровье дороже. Вчера еще дочка расстроила.
— Что такое?
— Приехали с отпуска и заявили, что хотят на юге жить. Уже и квартиру присмотрели. А сегодня пошла документы у детей из школы забирать. Меня с собой зовут, но я не хочу. Какой юг, когда я всю жизнь на севере прожила? Я в это-то лето от жары не знала, куда спрятаться, а они хотят на юг меня увезти.
— Ты права. Нельзя под старость лет климатический пояс менять, — кивнул он и пригляделся к Марии. Светло-русые волосы седина не тронула, овал лица тоже не изменился, только мелкие морщины покрыли веснушчатое лицо. С мужем Марии Захаром он дружил со школьной скамьи. Даже, так получилось, служили в одной части на границе с Китаем. Затем судьба их разделила, но незадолго до смерти Захар устроился на работу на завод. Их дружба вспыхнула вновь, однако ненадолго. Несчастный случай в цеху сделал Захара инвалидом, а через год у него случился инсульт.
— Сам-то ты как?
Карл Борисович посмотрел вдаль, на алые кусты и тяжело вздохнул:
— Даже не знаю, что сказать. До сих пор не осознал, что произошло. Правильно ты сказала: прижало меня со всех сторон. Черная полоса.
— Но ты держись, — она положила руку ему на плечо и сжала. — Время лечит, уж я-то знаю. Если совсем станет невмоготу, то обопрись на меня. Я придержу, не дам упасть.
Профессор посмотрел на нее и грустно улыбнулся.
— Спасибо, Машенька. Кроме тебя, никого из близких не осталось.
Они замолчали. Каждый думал о своем. С деревьев тихим шорохом сыпалась листва. Картавая ворона оповещала всю округу о приближении зимы.
— Может, в кафе пойдем? — предложил Карл Борисович. — Я со вчерашнего дня ничего не ел.
— А пойдем ко мне? — спохватилась Мария. — У меня суп куриный с вермишелью. Вчера варила.
— Неудобно. К тому же, хочу тебя угостить в благодарность за услугу. Пойдем?
Мария кивнула. Профессор помог ей подняться, и они неспеша направились в сторону оживленной дороги.
— Здесь помнится, Пельменная была, — сказал Карл Борисович, силясь разглядеть вывески.
— Так вон она, — указала Мария на соседний дом.
Они зашли в столовую с выцветшей вывеской «Пельмени от Лёни». Профессор заказал двойную порцию пельменей со сметаной, а Мария — вареники с вишней.
— Что со Светой будешь делать? — осторожно спросила она. — Попытаешься помириться?
— Ты что! — воскликнул Карл Борисович, чем привлек внимание остальных посетителей. — Предательство нельзя простить. Если бы она честно призналась, то я бы с удовольствием ушел и ей все оставил.
— С удовольствием? Ой ли, — расхохоталась Мария.
— Честно, — заверил он. — Меня этот брак тоже напрягал. Я женился в пятьдесят три года. Почти всю сознательную жизнь прожил один, а потом — раз и появилась Света. Мне было тяжело.
Дородная женщина с пышной прической принесла дымящиеся тарелки и поставила перед ними.
— В общем, разводиться буду и имущество тоже буду делить по закону.
— Дело твое, конечно, — сказала Мария, подула на вареник и засунула в рот. — Но я бы не торопилась. Вдруг, помиритесь. Одному — ой, как не сладко. Уж я-то знаю.
Карл Борисович замотал головой.
— Нет, не хочу. Я вон, лучше с тобой буду в парке гулять и пельмени есть, чем продолжать играть в семью.
Они поели, и Карл Борисович проводил Марию до дома.
— Ты на работу-то собираешься возвращаться? — спросила она.
— Конечно, если Семен Семенович меня еще не уволил, — грустно усмехнулся он. — Ты покажешь мне, где маму похоронили?
Мария взяла его руку и крепко пожала:
— Конечно покажу, только не сейчас. Спина совсем одолела, надо полежать. Давай завтра сходим?
Карл Борисович кивнул:
— Выздоравливай, Машенька. Как хорошо, что ты есть.