Светлана стояла на стуле и с размаху бросала хрустальную и фарфоровую посуду об пол. Она схватила со стола статуэтку:
— Прощай, голубка.
Статуэтка разлетелась на несколько кусков.
— Прощай, колокольчик, — следом полетел глиняный колокольчик в виде сказочного домика.
— Прощай, свистулька. — Грохот.
— Прощай, тарелка. — Грохот.
Так продолжалось уже пятнадцать минут. Весь пол в гостиной был усеян осколками. Вскоре ей надоело разбивать по одному, и она смахнула все разом со стола на пол.
Светлана аккуратно спустилась со стула и огляделась. Лакированные дверцы шкафов испещряли нецензурные слова, сделанные гвоздем. Обои местами были порваны, местами забрызганы коричневой краской для пола.
— Та-ак, унитаз и раковины засорила, холодильник выключила, посуду разбила. Чем бы еще его порадовать?
Она остановила взгляд на открытой банке краски и хищно улыбнулась.
— Коричневое белье тебе должно понравиться, — она схватила банку и пошла в спальню. Тонкая струйка коричневой краски полилась на пуфик, туалетный столик, ковер, комод, пока Светлана не добралась до кровати. Она скомкала постельное белье и обильно полила оставшейся краской.
«Может, пожар устроить? — задумалась она, но тут же отвергла эту мысль. — Посадят еще».
Светлана понимала, что злиться нужно на себя. Она своими руками разрушила безбедную спокойную жизнь. Но решила отомстить Карлу Борисовичу, в первую очередь за то, что он так легко отказался от нее. Во вторую, что не принял обратно.
— Прощай, Карлуша, — она закинула на плечо сумку, взяла чемодан и вышла из квартиры. Дверь назло оставила открытой настежь.
Денег на такси не было, поэтому пришлось тащить тяжелый чемодан до остановки. Через час она вышла из автобуса и увидела вдали родительский дом.
«Зря каблуки надела», — зло думала она, семеня по ухабистой дороге из разбитого асфальта.
Маленькие старые скособоченные домики в пригороде использовались городскими жителями, как дачи. Осенью, когда урожай был собран, двери и окна заколачивались до следующей весны. На длинной кривой улице оставались жить лишь те, кому идти было некуда, как матери Светланы.
С тяжелым сердцем она остановилась у калитки и посмотрела на дом. За три года дом еще сильнее провалился в землю с правой стороны. Заросший травой огород говорил о том, что и в этом году ее мать не удосужилась посадить даже картошку. Светлана потянула калитку, и та жалобно заскрипела. В окне появилось светло пятно, которое тут же исчезло и на крыльцо выбежала моложавая женщина с пышной химической завивкой на голове.
— Светка приехала, — всплеснула она руками и улыбнулась, обнажив нестройный ряд желтых зубов. — А что не предупредила?
Она спустилась с крыльца и попридержала калитку, пока Светлана втаскивала во двор чемодан.
— Здравствуй, мама.
— Здравствуй, доченька.
Они обнялись, и Светлана невольно сморщила нос от тяжелого запаха пота, перегара и сигарет.
— Ой, а что в чемодане? — женщина приподняла его и опустила вновь. — Консервы, что ли, привезла?
— Нет, мама, это вещи мои. Я приехала насовсем.
Мать озадачено уставилась на нее и сочувствием спросила:
— Бросил, да? Моложе нашел?
— Нет, — буркнула Светлана и поволокла чемодан к дому. — Я тебе потом расскажу. Надеюсь, ты не все продала, и мне будет на чем спать.
Женщина пожала плечами и пошла следом.
***
Карл Борисович с облегчением выдохнул, когда на мойке смогли удалить надпись.
— Спасибо, что отмыли. Я собираюсь продавать машину, — сказал профессор, когда оплачивал услугу.
— Да? — заинтересовался владелец мойки. — И за сколько?
— Не решил еще. Надо прикинуть, на рынок посмотреть. Машине чуть больше двух лет, совсем новую брал.
Тут он вспомнил, в каком восторге была Светлана и тяжело вздохнул. Он корил себя за то, что жестко с ней поговорил.
— Будете продавать, про меня не забудьте. Я заметил, какой аккуратный вы водитель. Ни соринки, ни пылинки, ни царапинки. Движок работает, как часы, и на спидометре всего восемь тысяч.
— Какой вы внимательный, — усмехнулся профессор. — Хорошо, дам знать. Спасибо.
Он попрощался и поехал к дому Марии. По пути заходил в магазин и купил продуктов.
— Машенька, ну, как ты?
Мария стояла в дверях и держалась за косяк.
— Также, спина болит. Но таблетки хорошие, помогают.
— Тебе легче? Может, на выздоровление идешь? — с надеждой спросил он.
Мария махнула рукой.
— Какое выздоровление, без таблеток жизни нет. Пока не выпью, хоть волком вой. Боли адские. Доктор сказал, что когда таблетки перестанут помогать, уколы выпишет. Проходи, чего в дверях стоять.
Она поплелась на кухню, держась за стену. Карл Борисович разделся и пошел следом.
— Я тебе продуктов купил. Если что-то нужно, то говори — не стесняйся, — Карл Борисович выложил продукты в холодильник и по просьбе Марии включил чайник.
— Как у тебя дела? Что на работе?
— А-а, — махнул он рукой. — Я на пенсию ухожу. Еще два дня и «до свидания». Буду больше времени с тобой проводить. Ах, — спохватился он. — Я же выяснил кое-чего. Оказывается, они сбросились. У них новенький — Чан, об этом рассказал. А Вера сказала, что ему повезло упасть в определенный день. Что это за день, я не знаю. Но думаю, что в какой-то апрельский день. Чан сказал, что уже полгода там.
— Апрельский день, — заинтересовалась Мария. Она нарезала тонкими ломтями сыр и раскладывала его веером на тарелку.
— Да, теперь надо узнать, что за день? — он выключил свистящий чайник и вытащил из шкафа две кружки.
— У меня вон календарь за дверью висит, — кивнула она. — Там все праздники красным цветом выделены.
Карл Борисович налил чай и подошел к календарю:
— Кроме Пасхи, здесь и Радоница есть, и Благовещение, — он начал задумчиво приглаживать вихор на затылке. — А может, это вовсе не праздник? Может, обычный будний день?
Мария открыла пакет с печеньем и позвала профессора к столу.
— А ты уверен, что в апреле? Вдруг в марте или в мае?
— В том-то и дело, что не уверен. Вообще не знаю на что опереться. Меня беспокоит, что все так медленно движется. А вдруг, я вообще не узнаю, что это за день? — он поджал губы и уставился в кружку.
— И что из этого? Нашел о чем горевать, — она сделала бутерброд с сыром и протянула ему.
— Машенька, ты что, не поняла? Я ради тебя это делаю. Хочу спасти тебя.
Мария перевела разговор в шутку, сказала, что ее совсем не интересует бессмертная жизнь, тем более с таким занудой, как профессор. Он посмеялся вместе с ней, но от задуманного не хотел отступать. После чаепития профессор попрощался и сразу поехал в гостиницу.
— Так-с, чем занимаетесь? — Карл Борисович выключил магнитофон и подсел к радиоприемнику. Однако ничего интересного там не происходило: кто-то ел, кто-то играл в настольную игру, вдали насвистывал Духовой, он же Оливер. Профессор включил запись на магнитофоне. Однако и там, кроме повседневных забот, ничего особенного не обсуждали.
«Ну ничего, я терпеливый. У нас еще полгода в запасе есть, — махнул он рукой и начал переодеваться. Вдруг уронил брюки и испуганно прижал руку ко рту. — А если, Маше хуже станет? Может, я зря время трачу и лучше отправить ее лечиться? Точно, так и сделаю: продам квартиру, машину, кое-какие проекты и глиняную коллекцию».
Карл Борисович наскоро перекусил, лег в кровать и уснул под звуки неспешных разговоров. Ему приснилось, что он отгадал нужный день и взобрался вместе с Машей на телевизионную башню.
— Нож. Ты нож положил в мешочек? — забеспокоилась Мария и с опаской посмотрела вниз.
— Положил. И не только нож, — он показал на кожаный чемодан, битком набитый разными вещами. — Пошли, нас ждут.
Он радостно улыбнулся и спрыгнул, увлекая за собой Марию и кожаный чемодан.
***
Раздражающий звук будильника заставил проснуться. Карл Борисович вылез из-под одеяла и зябко поежился.
— Что так холодно-то? — он надел поверх пижамы халат, посмотрел на улицу и опешил. Все, на что падал взгляд, покрывал тонкий слой снега. — Ух ты!
Он открыл форточку и вдохнул свежий морозный воздух. За суетой и хлопотами, он редко замечал смену времен года, только когда надо было сменить колеса и ботинки. Профессор наскоро позавтракал галетами с паштетом и, по пути на работу, заехал в шиномонтаж. Пока работники шиномонтажа меняли колеса, он сел на лавочку и вспомнил сон.
«Хорошая идея с чемоданом. Только надо побольше купить или несколько чемоданов с собой взять. И телевизионная башня подойдет для такого дела. Интересно, как взобраться на самый вверх? Может, заплатить кому-нибудь? Или втихаря пробраться?»
О том, что Мария не доверится ему и не спрыгнет, Карл Борисович даже думать не хотел. В конце концов, он найдет способ уговорить ее.
Через полчаса он подъехал к заводу. Еще издали увидел Севу, который быстро шел от остановки.
— Сева, подожди!
Сева остановился, как вкопанный, но, когда понял, что его зовет Карл Борисович, бросился к проходной.
— Эх, молодость, — усмехнулся профессор. Возле лифта он встретился с юристом Васей.
— Документы она подписала, — похлопал Вася по портфелю.
— Хорошо, — улыбнулся Карл Борисович, взял Васю под руку, отвел в сторону и заговорщически зашептал. — Надо квартиру продавать. Деньги нужны.
— Квартира на твою маму была записана. Надо сначала вступить в наследство, а для этого должно пройти полгода.
— Что?! — воскликнул профессор, отчего две женщины испуганно покосились на них. — Какие полгода? А раньше никак?
Вася покачал головой, а профессор судорожно начал думать, как поступить.
— А мамину квартиру можно продать? — с надеждой спросил он.
— Можно. Но только через полгода.
Карл Борисович зло выругался и уставился невидящим взглядом на стену.
«Проекты задорого не продашь. Машина хорошая, но на лечение вряд ли хватит денег. Что же делать?»
— А деньги тебе зачем? Любовницу молодую содержать? — Вася расхохотался своей шутке, но Карл Борисович только махнул рукой.
— Не о том ты думаешь. Мне надо человеку помочь. Деньги нужны на лечение, — сказал он, оглянулся и шепотом продолжил. — Можно как-нибудь обойти закон?
— Пф-ф, — со звуком выдохнул Вася и скривил губы. — По поводу махинаций — это не ко мне. Ты лучше сходи домой и посмотри, что там творится. Я вчера заезжал по твоей просьбе. Света уехала и оставила тебе подарочек.
— Что такое?
— Сам увидишь. Пошли работать, уже пятнадцать минут здесь стоим.
После разговора с Васей Карл Борисович весь день был не в себе. Костя досаждал вопросами и не давал сосредоточиться:
— А если к нам проверяющие органы придут, что надо показывать, а что прятать подальше?
— Костя, не отвлекай меня. Ты во всем со временем разберешься, — профессор вновь задумчиво уставился на истукана.
— А его вы мне оставите? — Костя взял глиняную статуэтку и покрутил ее в руках.
— Нет, конечно. Поставь на место и иди работай, — рассердился Карл Борисович. — И вообще, я плохо себя чувствую. Если будут спрашивать, то я поехал домой. Надо температуру померять.
Он засунул истукана в портфель и вышел в коридор. Проходя мимо открытой двери одного из кабинетов, он увидел Севу. Тот склонился над платой и что-то паял.
«Да ну их. Пусть что хотят, то и делают, — Карл Борисович подошел к лифту и нажал на кнопку. — Съезжу домой, посмотрю, что там».
Вскоре он подъехал к дому и забежал на второй этаж. Дверь была не заперта. Карл Борисович медленно, с опаской, заглянул в квартиру и шумно выдохнул. Такого «подарочка» он не ожидал.
— Что же это такое? — пролепетал он. — Как же это называется?
Ошарашенный увиденным, он ходил из комнаты в комнату и качал головой.
— Ну, Светка. Как же ты могла такое натворить?
Он сел на уцелевшее кресло в кабинете и прижал руку к груди. Сердце начало больно колоть.
— Фух, надо бы успокоиться. Не хватало еще загреметь в больницу.
Больше всего его огорчало не то, что сделала Светлана, а то, что он в ней так ошибся. Милая, светлая, улыбчивая, добрая — так он себе ее представлял.
«Как же я промахнулся. А ведь считал, что мне с ней повезло. Ничего-ничего, хорошо, что вовремя глаза открылись».
Через десять минут ему стало легче. Карл Борисович собрал веником осколки, вытащил продукты из холодильника и все выбросил в мусоропровод.
— Остальное пусть новые хозяева отмывают, — он запер квартиру и поехал в гостиницу. Профессор решил, что лучше поселиться в квартире мамы и с порога начал собирать вещи.
Из радиоприемника лилась музыка Струнного. Такое бывало редко, обычно он сидел отдельно и играл только для себя.
— Спасибо, Савелий. Спасибо, говорю! — громко сказал Реган и засмеялся. — Друзья, не ожидал, что вы вспомните.
— Сегодня у тебя первый двойной круглый юбилей, — послышался голос Гюстава. — Мы отмечаем только первое десятилетие, потом уже скучно.
— А почему двойной? — профессор узнал осторожный голос Чана.
— На Земле сегодня — день смерти. А у нас — день рождения.
Карл Борисович бросил в раковину принадлежности для бритья, которые хотел положить в чемодан, и бросился к радиоприемнику. Люди поздравляли Регана, а некоторые сетовали, что уже позабыли свой первый юбилей.
«Сейчас начало октября, четверг. До апреля — далеко. Значит, дело не в апреле. А в чем же тогда?»
Он выскочил в коридор.
— Сегодня есть какой-нибудь праздник? — выпалил он и уставился на администратора.
— Вроде, нет. А что? — удивилась она.
Карл Борисович взглянул на календарь, но тот отказывался ему подсказывать.
— Ничего…Кстати, я выселяюсь.
Он расплатился и вернулся в номер. Из динамика вновь звучала музыка Струнного, вскоре к нему присоединился Духовой.
— Ребята, пока вы играете, я успею доехать до маминой квартиры.
Профессор быстро собрал вещи и отнес чемодан и магнитофон в машину. Затем вернулся за радиоприемником, который положил на пассажирское сиденье и для надежности закрепил ремнем безопасности.
В маминой квартире пахло свечами и ладаном. Ее портрет, который Карл Борисович заказывал именитому художнику, был перевязан черной лентой.
— Эх, мамочка, — вздохнул он и провел рукой по платкам, пестрящим на вешалке в прихожей. — Как же мне тебя не хватает.
Он поставил радиоприемник на небольшой холодильник на кухне и включил на полную громкость. Вместо музыки послышался стук ложек.
— На Земле ничего подобного не пробовал, — сказал Оливер.
— Ну конечно, — усмехнулся Гюстав. — За столько лет жизни здесь, а не нашел ничего, что по вкусу было бы похоже на что-то земное.
— А вот и неправда! — возмутился Оливер. — А как же рыба? Она, конечно, сладковатая и мясо сиреневое, но по вкусу очень похоже.
— Лишь отдалено напоминает, — вмешалась в разговор Вера. — Я на Земле очень любила бутерброд из черного хлеба, куска селедки и кружочка вареной свеклы. Вот этот вкус и похож на рыбу. Но мне очень нравится.
«Хм, — задумался профессор. — Оказывается, различий между мирами больше, чем я думал».
Он закрыл глаза и попытался взглянуть на параллельный мир их глазами, но перед внутренним взором появились лишь пейзажи с Земли. Карл Борисович понял, что смотрел на Тот мир со знаниями Этого мира, а это совсем неверно.
«Может, у них три солнца и земля, как кисель? Нет смысла представлять то, о чем понятия не имеешь».
Он включил магнитофон, переоделся и вышел из квартиры. По пути к Марии решил заглянуть в свою квартиру и забрать проекты, которые Светлана не уничтожила. По-видимому, забыла о них. Возле дома его ждал неприятный сюрприз.
— Здорова, — Артем неуверенно топтался возле подъезда. — Светка где?
— Здравствуй, — сухо ответил Карл Борисович и сердце неприятно екнуло. Он не боялся, а скорее презирал этого гнусного типа, который стоял с опущенной головой и что-то бубнил себе под нос, как студент-двоечник.
— Я не расслышал. Повторите еще раз.
— Я говорю, где она? Уже второй день ее ищу.
Карл Борисович пожал плечами и равнодушно ответил:
— Не знаю. Мы развелись. Она уехала.
— Куда?
— Понятия не имею. Скорее всего, к матери. Анна Ильинична живет в пригороде. Где именно, не знаю. В гостях никогда не был. Она сама к нам приходила. А теперь дайте пройти, я тороплюсь.
Артем нехотя отошел в сторону, и профессор забежал в подъезд.
«До чего же неприятный тип».
Он зашел в квартиру, закрыл за собой дверь и с облегчением выдохнул. Только сейчас он почувствовал себя в безопасности.