Карл Борисович поставил на стол радиоприемник, повернул усики усилителя на «Деревню» и включил. Многоголосье разлилось по кабинету. Веселый смех детей вперемешку с тявканьем собаки слышался приглушенно, издалека. Зато разговор взрослых звучал так, будто профессор сидел рядом с ними.
— Хороша уха, — послышался мужской голос и причмокивание. — Моя матушка такую же готовила, только с картошкой.
— Да, плохо, что картошки нет. Сейчас бы картофельный гратен с сыром. М-м, — ответил старческий голос и тоже захлебал.
— Луиза, можно добавки? — крикнула женщина и тихо сказала. — Я этой картошкой на всю жизнь наелась. Во время войны одной картошкой питались.
— Вера, о какой войне ты говоришь? — полюбопытствовал старик.
— О Гитлеровской. С Союза я.
— Гитлеровской? Нет, не знаю. Меня тогда на земле уже не было. Я раньше переселился.
Озадаченный Карл Борисович повернул рукоятку на полную громкость. По голосу Вера была не старше тридцати лет. И что значат слова старика: «Меня тогда на земле уже не было?» Тем временем разговор продолжался.
— Когда вы переселились, Гюстав? — спросила Вера.
— Как только женушка покинула меня. Луиза сказала, что те времена стали называть «Сумасшедшие двадцатые». Не знаю. На моем шато ничего сумасшедшего не было. Кроме одиночества.
Повисло молчание, прерываемое стуком ложек, смехом детей и счастливым лаем собаки. Карл Борисович повернул усики в промежуток между одиннадцатью и двенадцатью. Печальная мелодия Струнного зазвучала из динамика.
— Интересно, — профессор поставил истукана к себе лицом и принялся задумчиво разглядывать знакомую статуэтку.
— Совсем запутался и никак не могу сообразить, — признался он истукану. — «Сумасшедшие двадцатые» были во Франции в двадцатом веке, после Первой мировой войны. Как старик мог жить в то время? Опять же эта Вера. По голосу — совсем молодая.
Карл Борисович вскочил с кресла и принялся ходить по кабинету, почесывая заросшую щеку.
— Люди разных возрастов, из разных стран, живущие в разное время — сидят вместе и общаются. Как такое возможно?
Он то подходил к столу, то смотрел в окно, то прислушивался к музыке Струнного. Прошло около получаса, но профессор продолжал без устали мерять шагами кабинет.
Вдруг пришла мысль, за которую он ухватился, вытянул, как шнурок, и с облегчением замотал в клубок понимания. Для такого эрудированного человека, как Карл Борисович, что-то не знать или не понимать равносильно тому как если бы атлет не мог поднять пятикилограммовую гирю. Он плюхнулся в мягкое кожаное кресло и доложил истукану:
— Это столовая психиатрической больницы. Сидят там эти Наполеоны с Пушкинами и басни травят. С этим разобрались. Но как быть с тем, что разговаривали они сначала на непонятно каком языке, а потом на русском? Хотя, Маша говорит — тарабарщина. Опять же, как вообще радиоприемник ловит обычную человеческую речь?
Он снова принялся чесать щеку, пока та не отозвалась жжением. Пару раз вскидывал вопросительный взгляд на истукана, но тот безмолвствовал.
— Эх, придется Вове позвонить, — махнул рукой профессор и схватил трубку. Номер старинного друга он помнил наизусть, но пальцы то и дело соскакивали с барабана. После нескольких попыток из трубки зазвучали гудки.
— Алло, — послышался ленивый голос.
— Алё, Вовка, это я. Ты спишь, что ли?
— А, Карло, привет! — вмиг оживился друг. — Конечно, сплю. Что же еще на пенсии делать?
— М-да, пенсия, — протянул профессор и, загнав подальше ерепенящуюся гордость, продолжил. — Я посоветоваться с тобой хотел.
— А я тебе говорил, что ей только денег надо.
— Я не про то, — перебил его Карл Борисович. — Помнишь, про радиоприемник тебе рассказывал?
— Не-а, — признался Вова после паузы.
— Не важно. У меня такой вопрос. Может ли речь обычного человека каким-то образом превратиться в радиоволну без помощи передатчика?
— Карло, ты меня пугаешь, — посерьезнел Вова. — У тебя, похоже, старческая деменция началась. Ты бы кроссворды порешал, а то…
— Я серьезно. Можно ли услышать через радио речь человека на улице? Всё-таки речь — тоже излучение.
— Акустическое излучение, — по слогам проговорил он. — А не электромагнитное.
— Но всё-таки это волны! — возмутился Карл Борисович. — Может, мы просто чего-то не знаем, и в определенных условиях они могут как-то…
— Карло, — перебил Вова. — Сядь на скамейку рядом со своими студентами и еще раз пройди физику. Не морочь мне голову. Светке привет.
Профессор услышал короткие гудки и положил трубку. Друг был прав. Такой вопрос мог задать только студент-двоечник.
***
Светлана жарила яичницу в общей кухне коммунальной квартиры. На соседней конфорке варились пельмени. Лысый мужичок в нетерпении смотрел на часы.
— Готово! — воскликнул он, выключил газ и, схватив кастрюлю, засеменил в свою комнату.
Артем подошел сзади и приобнял Светлану.
— Есть так хочется. Не готово еще?
— Почти. Поставь тарелки, сейчас принесу, — промурлыкала она и чмокнула в губы. Артем шлепнул ее по ягодицам и ушел.
— С каждым разом все распутнее, — услышала она сзади недовольный голос.
В дверях стояла худая сутулая старуха и с презрением смотрела на ее голые ноги. Светлана одернула рубашку Артема, но от этого та не стала длиннее. Старуха зашаркала по кафельному полу до белья, висящего у окна на веревках.
— Каждый раз новых таскает, — продолжала она, стягивая застиранные панталоны и складывая на подоконник. — До тебя пухлая была. Даже толстая. С бульдожьими щеками. Тоже стряпала без конца. То котлеты, то блины. Напекла целую стопку блинов и даже не поделилась… А до нее была пацанка. Стопроцентная пацанка. Ни сисек, ни жопы, и волосы короткие. Постоянно курила в туалете. А у меня астма, мне дым нельзя. Получила по горбу клюкой, больше не показывалась.
У Светланы испортилось настроение. Она схватила сковородку и вернулась в комнату Артема.
— Пахнет вкусно. Накладывай.
Светлана грохнула сковородой по столу, отчего стаканы с вином подпрыгнули, уперла руки в бока и сурово спросила:
— Ты бабник, что ли?
Артем приподнялся с кровати.
— Не понял.
— Соседка твоя сказала, что ты каждый раз новых таскаешь, то толстух, то курильщиц.
Артем запрокинул голову и громко рассмеялся:
— Нашла кого слушать. Нет, ты не подумай, я не отрицаю и хочу признаться: до тебя у меня были девушки. Аж целых три!
Он вновь повалился на подушки, уставился в экран телевизора и жалобно протянул:
— Как кушать хочется.
Светлана усмехнулась и выложила яичницу на тарелку. «Для двадцатисемилетнего красавца три девушки — почти однолюб». Она отпила красное вино из стакана и позвала Артема к столу.
***
Сева топтался у двери приемной директора, не решаясь войти. Сначала он хотел пойти к Карлу Борисовичу и поругаться. Высказать, что, мол, за несправедливость такая, воровать чужие идеи. Он представил, как профессор сначала покраснеет, затем начнет извиняться, но кончится всё тем, что скажет:
— Какая разница, кто придумал? Мы работаем для общего блага.
Может, даже премию выпишет и перед отделом похвалит, но Севе этого было мало. Он понимал, что Карл Борисович стареет, и вскоре его попросят уйти на пенсию, а на место начальника назначат кого-то из отдела, кого-то стоящего. Назначать этого кого-то будет, естественно, директор. Поэтому сейчас надо напомнить Семену Семеновичу о своем существовании. Сева обдумал дальнейшие шаги: сегодня расскажет, как спас завод от закрытия, завтра, если повезет, уступит последнюю котлету в столовой, а послезавтра подружится с директорской дочкой.
Однако, чем ближе он подходил к кабинету директора, тем быстрее спадал пыл, а возле приемной и вовсе ушел в минус. До пенсии Карла Борисовича мог пройти год-два, а может, и все пять. Поэтому ссориться с ним было плохой идеей. Сева развернулся и быстро зашагал прочь.
— Эй, ты куда рысью поскакал? — послышался сзади голос Аллы Шалвовны. — Видела, терся у приемной. Выкладывай, что хотел?
Сева с досадой топнул ногой и повернулся.
— Хотел с директором поговорить. Но это не к спеху. Могу позже зайти.
— Зачем позже? Он один, заходи, — велела Алла Шалвовна и смачно откусила кусок от яблока. — После обеда в налоговую едет, поэтому до завтра его не увидим.
— Вот и хорошо, — обрадовался Сева. — Не хочу настроение портить. Пусть к налоговой готовится.
Он приставил руку к голове, рефлекс после армии остался, и помчался в сторону лифта. Алла Шалвовна пожала плечами и бросила огрызок в корзину.
— Какой начальник — такие и подчиненные. Странные.
***
Карл Борисович зашел в квартиру и устало опустился на банкетку в прихожей. Из спальни доносилось веселое щебетание Светланы. Он снял обувь, носки и пошлепал по полу.
— Бедненький, спину потянул, — посюсюкала Светлана в трубку. — Завтра массаж сделаю. У меня есть барсучий жир.
Карл Борисович остановился в дверях спальни и принялся стягивать галстук. Светлана обернулась и вздрогнула.
— Марина, завтра принесу жир. Натрешь им спину мужа. Ну всё, пока, — быстро закончила она разговор. — Милый, ты чего так рано?
Карл Борисович пожал плечами, погруженный в свои мысли. Светлана помогла снять пиджак, повесила на вешалку и участливо спросила:
— Неприятности на работе?
— Нет, на работе всё хорошо. Просто я устал что-то. Выдохся.
Он разделся, схватил полотенце и поплелся в душ. Вода успокаивала и расслабляла, хотя мысли беспрестанно крутились вокруг нерешенных вопросов. Он выключил воду, надел махровый халат и пошел на кухню. На плите шумел чайник, готовясь закипеть. Светлана нарезала сырокопченую колбасу на деревянной разделочной доске и исподлобья поглядывала на мужа.
— У тебя как дела? — он положил кружок колбасы на хлеб и принялся тщательно пережевывать.
— По-прежнему, — равнодушно ответила она.
— В последние дни ты изменилась, — продолжал профессор. — Стала спокойнее и мягче. Нашла занятие по душе?
Светлана задумалась, пожала плечами и выключила свистящий чайник.
— Может, возраст? Всё-таки не молодею.
Карл Борисович потянулся, схватил жену за талию и посадил к себе на колени.
— Похоже, я снова увлекся и забыл о тебе. Хочешь, завтра отпрошусь и проведу целый день с тобой?
Светлана вскочила и на ходу ответила:
— Нет, не хочу.
В спальне заговорил телевизор. Карл Борисович налил чай в большую глиняную кружку, сделал еще бутерброд и тоже пошел в спальню. Светлана полулежала на подушках и делала вид, будто слушает диктора, говорившего о прелестях жизни на даче. Профессор сел на пуфик и принялся с шумом пить горячий чай.
— Меня бесит, когда ты так делаешь! — взорвалась она. — Ты не можешь разбавить холодной водой или подождать, когда остынет? Почему я должна отвлекаться на твоё хлюпанье?
Она встала с постели, схватила журнал «Крестьянка» и прошествовала в гостиную. Карл Борисович доел бутерброд, поставил кружку на столик и пошел следом.
— Ты вся на нервах. Что-то случилось? — спросил он и опустился на краешек дивана.
— Ничего не случилось, — огрызнулась она.
— Ты недовольна, потому что я не уделяю тебе внимания?
— Вот этим-то я как раз довольна. Можешь совсем домой не приходить, — выпалила она.
Карл Борисович улыбнулся и погладил ее по голой коленке.
«Точно. Обиделась, что дома редко бываю», — подумал он и сказал:
— Всё-таки я отпрошусь с работы. Сходим с тобой в театр, посидим в кафе, на велосипедах покатаемся.
— Не люблю я велосипед, — буркнула Светлана.
— Любишь-любишь, — ласково сказал он и обнял, словно капризного ребенка. — Ты же на велосипеде ездила, когда мы познакомились.
Светлана усмехнулась, вспомнив, как взяла соседский велосипед и специально упала возле его машины. Разодранная коленка зажила быстро. Так же быстро влюбился и профессор, который до этого считался закоренелым холостяком.
— Как же ты заворожила такого неприступного богатея? — удивлялась подруга Марина. — Говорили, что он на женщин даже не смотрит.
— В том-то и дело, — Светлана демонстративно обмахивалась веером из новеньких купюр. — Надо было сделать так, чтобы он посмотрел.
Карл Борисович вздрогнул от резкого телефонного звонка.
— Я возьму, — встрепенулась она, но профессор уже вскочил с дивана.
— Это, наверное, Вовка. Я ему звонил сегодня, — на бегу крикнул он и схватил трубку.
— Ты почему меня Мариной назвала? — послышался пьяный мужской голос. — Во сколько тебя завтра ждать?
Светлана, прибежавшая следом, услышала голос Артема и в ужасе уставилась на мужа. Однако Карл Борисович пожал плечами и положил трубку.
— Похоже, номером ошиблись. Пойдем в кровать, хочу выспаться.
Она с облегчением выдохнула и кивнула. Затем украдкой, пока Карл Борисович чистил зубы, выдернула шнур телефона, чтобы Артем больше не мог дозвониться.
***
Светлана стояла возле плиты на кухне коммунальной квартиры и помешивала кипящий гуляш.
— Что горит?! — раздался сзади хриплый крик, и она чуть не уронила ложку в кастрюлю. Старуха подошла и недовольно пробурчала:
— Огонь сбавь, горит.
Светлана выключила плиту, накрыла крышкой кастрюлю и направилась к двери.
— Дай попробовать, — попросила старуха и протянула алюминиевую тарелку.
— Вот еще, — пробурчала Светлана, протискиваясь к приоткрытую дверь комнаты.
Артем лежал на кровати и читал журнал.
— Как мне надоела твоя карга, — пожаловалась она и поставила горячую посуду на подставку. — Такое ощущение, что специально караулит меня.
— Что на этот раз выдумала? — равнодушно спросил Артем. Светлана махнула рукой и принялась накладывать еду в тарелки.
— М-м-м, как вкусно пахнет, — Артем сел за стол и попробовал. — Вкусно. Не знаю, что буду делать без твоей еды.
Светлана напряглась и медленно опустилась на стул. Артем, тем временем, с чавканьем разжевывал большой кусок говядины.
— В смысле? — тихо спросила она и принялась нарезать хлеб.
— Ну, я же не могу вечно работать грузчиком. В нашем городе работы для меня нет, значит, надо ехать в другой.
— Ты уже давно не работаешь, — еле слышно сказала она и протянула ему бутерброд с сыром. — Денег нам хватает. Зачем ехать?
Артем зло бросил ложку на стол и вперился в нее взглядом.
— В том-то и дело, что не хватает. Мне не хватает. Я тоже хочу ездить на шикарной машине, как твой муженёк. И по ресторанам хочу ходить, а не хлебать твои харчи.
Он встал, схватил пачку сигарет и вышел из комнаты. Светлана прижала к лицу кухонное полотенце и заплакала.
«Может, не вкусно?» — подумала она, взяла ложку и запихнула в рот горячую еду. Мягкое сочное мясо в ароматном томатном соусе было гораздо вкуснее ресторанной еды. Это она знала точно, ведь Карл Борисович не скупился и приглашал ее в ресторан довольно часто.
«Может, он хочет расстаться и нашел повод?» — ужаснулась Светлана, вскочила и побежала следом за Артемом. Он сидел на скамейке у подъезда и курил.
— Иди ешь, пока не остыло, — она примостилась рядом и положила голову ему на плечо.
— Докурю и пойду, — сухо отозвался он.
— Зачем тебе рестораны? Поверь, я лучше готовлю. У них то салат горчит, то мясо, как подошва, то хлеб деревянный. В студенческой столовой и то вкуснее, чем в ресторане.
Он выкинул окурок в лужу и тяжело вздохнул.
— Не нужен мне никакой ресторан. Просто жизнь такая надоела. Коммуналка эта надоела. Вот ты говоришь, у вас видеомагнитофон есть и кассеты разные, а у меня нет. Ты в отдельной квартире живешь, а я в бабушкиной комнатке. Муж твой на джипе ездит, а я пешком хожу или на электричке езжу. Мне нищета надоела так, что хоть в петлю лезь.
Светлана отпрянула и ошарашено уставилась на него.
— В петлю? — еле слышно спросила она.
— Да, не вижу смысла жить без радости и удовольствий, — он обнял ее и поцеловал в лоб.
— А как же я?
— А что ты? У тебя все хорошо. Профессор уже старый. Помрет и все тебе оставит. А мне никто ничего не оставит. Родители живут в двушке с младшим братом. И проживут еще долго.
Светлана уткнулась в его грудь и еле слышно прошептала:
— Зато я тебя люблю.
Артем отодвинулся и насмешливо спросил:
— Что ты скулишь? Громче говори или молчи.
Светлана обиженно надула губы и отвернулась.
— Пойдем есть. Пока старуха не свистнула кастрюлю.
Он встал и зашел в подъезд. Светлана услышала, как скрипнула дверь квартиры, и направилась следом.
«Завтра куплю ему видеомагнитофон и боевики какие-нибудь. И пару фильмов о любви, чтобы вместе смотреть», — думала она, поднимаясь по лестнице.