— Интересно, как там Струнный поживает? — Карл Борисович включил радиоприемник и настроил усики. Тишина.
— Отдыхает, наверное, — решил он и подмигнул истукану. — Значит, послушаем «Деревню».
Он направил усики на цифру один и повернул ручку на полную громкость. Тишина.
«Неужели сломался?» — испугано подумал он, и кинулся к шкафу в поисках подходящей отвертки.
В дверь постучали.
— Кто там? — он нашел нужную отвертку и вернулся к радиоприемнику.
— Карл Борисович, это Сева. Мне нужно с вами поговорить.
«Может, проводок где-нибудь отошел? Или замкнуло?»
Профессор выдернул шнур из розетки и принялся судорожно откручивать заднюю крышку радиоприемника. В дверь снова постучали.
— Ну кто там? — раздраженно крикнул он.
— Это я, Сева. Уделите мне минутку… Пожалуйста.
Карл Борисович аккуратно снял крышку, надел налобный фонарь и принялся тщательно изучать механизм.
«Так, на первый взгляд, ничего не перегорело».
В дверь снова постучали.
— Сева, если ты еще раз постучишь, то вылетишь с работы, к чертовой матери! — он схватил истукана со стола и со всего размаху кинул в дверь. Истукан ударился, оставив вмятину, и отскочил в сторону.
Карл Борисович снова наклонился к радиоприемнику. Сердце бешено колотилось, на лбу выступила испарина.
— Вроде все цело, — он посмотрел каждый провод, каждое соединение. — Может с усилителем что-то случилось?
Он, по привычке, обратился к истукану, но его на месте не оказалось. Растерянный профессор огляделся вокруг и нашел его на полу.
— Прости, я не хотел, — Карл Борисович поднял истукана с пола и сочувственно погладил по сколотой ноге. — Радиоприемник не работает. С ним, вроде, все в порядке. Надо усилитель проверить.
Он поставил истукана на место и задумчиво почесал затылок.
«Сначала проверю все направления. Разобрать всегда успею», — решил он, поставил крышку на место и воткнул вилку в розетку.
Медленно поворачивая усики по часовой стрелке, он напряженно прислушивался. На цифре четыре раздалось журчание воды, жужжание пчел и щебет птиц.
— Ура! Работает! — закричал он и, не в силах сдержать радости, принялся подпрыгивать. — Работает, работает, работает.
Он скинул пиджак, ослабил галстук и плюхнулся в кресло. Звуки из динамика радиоприемника разносились по кабинету и дарили успокоение. Карл Борисович мечтательно улыбнулся, закрыл глаза и мысленно переместился в сад необыкновенной красоты. Маленькие разноцветные птички покачивались на розовых кустах и пели песни. Неугомонные пчелы сновали от цветка к цветку на пестрых клумбах. Быстрая речушка с холодной водой прокладывала свой путь от гор, видневшихся вдали, и исчезала между деревьями.
— Просто райский сад, — тихо произнес он и почесал затылок. — Как же они туда попали?
Он повернул усики на место, обозначенное как «Деревня». Гул голосов чуть не оглушил. Люди о чем-то спорили и перебивали друг друга.
— Амон! Амон! Ответь на мой вопрос! — профессор узнал Оливера.
— Давай по старшинству, — перебил его Гюстав.
— Вообще-то я старше тебя, — возмутился Оливер.
— А я по земным годам считаю. Мне было семьдесят два, когда я сюда попал. А тебе только восемнадцать. Значит, я старше, — упрямо сказал Гюстав и крикнул. — Амон, послушай меня!
— Говори, Гюстав, — услышал профессор незнакомый мужской голос, звучащий издали. — Спрашивай.
Гюстав зашептал, удаляясь:
— Пропустите меня. Дайте поближе подойти. Он со мной хочет поговорить…Амон, скажи, как далеко ты дошел?
— Очень далеко. Я шел по прямому пути ровно двадцать пять лет, но не нашел конца. Наша благословенная земля простирается на много-много шагов. Это уже третье мое путешествие. И третья сторона.
— Скажи, а ты бросил свои странствия или снова покинешь нас? — послышался женский голос. Это была Вера.
— Я достаточно сидел на одном месте, поэтому обязательно пойду. Но я устал ходить один. Забываю человеческую речь. На четвертую сторону возьму с собой попутчика.
— Возьми меня! Возьми меня! — закричал Оливер. К нему присоединились еще голоса. Карл Борисович уменьшил громкость и откинулся в кресле.
«Двадцать пять лет. Интересно… Может, у них год по-другому идет? Как день, например? И имя такое: Амон. Сразу египетские пирамиды вспоминаются. Я должен разгадать эту загадку, иначе не смогу спокойно жить».
***
Карл Борисович запер радиоприемник в железном ящике, подмигнул истукану и вышел из кабинета. В коридоре Маша оттирала отпечаток обуви на светлой стене.
— Узнаю, кто это сделал, в узел завяжу, — зло прошептала она и с трудом выпрямилась.
— Здравствуй, Машенька, — поздоровался он и, по привычке, пригладил вихор на затылке. — Как жизнь молодая?
— А, — махнула она рукой и поправила косынку. — Картошку надо копать, а мои отдыхать уехали. Что им на даче не отдыхается? Речка, баня, свежий воздух.
— М-да, молодежи спокойно не живется, — он вспомнил Светлану. — Пойду домой.
— Подожди, а ты-то как? — участливо спросила Мария.
Карл Борисович пожал плечами и невольно покрутил кольцо на безымянном пальце.
— Нормально. Живу потихонечку. Дом — работа, работа — дом.
— А мама твоя как?
Он вдруг осознал, что уже несколько дней не звонил маме и даже не знает, что с ней.
— Все хорошо. Машенька, мне пора, — сказал он на ходу и побежал к лифту.
На улице шел дождь. Мелкие холодные капли неприятно били по лицу. Он запрыгнул в машину, вытер лицо носовым платком и зябко поежился.
«Не люблю осень. Холодно и грязно. Надо выяснить, как Оливер, Гюстав, Вера и остальные попали туда. И где находится это «туда»?» — думал он, петляя между машинами.
Профессор остановил машину возле подъезда, поднялся на третий этаж и позвонил в звонок. Дверь открылась, но на пороге стояла чужая женщина.
— Вы кто? — опешил Карл Борисович и испуганно заглянул через ее плечо. — Что с мамой?
— Ничего, Карлуша, заходи, — услышал он знакомый голос и с облегчением выдохнул. — Просто у меня руки в тесте.
Женщина приветливо улыбнулась и ушла на кухню. Карл Борисович снял ботинки и пошел следом. Мама сидела за столом и лепила пельмени.
— Здравствуй, мамочка, — он поцеловал ее в щеку. — Прости, давно не звонил. Забегался. Как ты?
— Карлушка, ну что же ты такой невоспитанный, — возмутилась она. — Познакомься, это Полина. Поселилась на прошлой неделе, прямо подо мной.
Полина улыбнулась и скромно опустила глаза. Карл Борисович оценивающе посмотрел: на вид ей было лет сорок, густые каштановые волосы с седыми прожилками убраны в хвост, вельветовый брючный костюм свободно сидит на стройной фигуре.
— Здравствуйте, Полина, — он протянул ей руку, которую та легонько пожала. — Как поживаете?
— Спасибо, хорошо, — еле слышно ответила она. — Я пойду. Мне надо ужин готовить.
Она попрощалась и вышла.
— Приятная девушка, — сказала мама и многозначительно посмотрела на Карла Борисовича. — Одинокая, скромная и хозяйственная. Таких в жены берут.
— Зачем ты мне это говоришь? — сказал он и залез в холодильник.
— Просто так… Как дома дела? Что-то Светки давно не видно, — она протянула плоскую тарелку с пельменями и велела. — Убери в морозильник.
Он достал сковороду с голубцами и поставил на плиту.
— Не знаю, как у Светы дела. Наверное, хорошо. Я сделал потрясающее открытие! — оживился он и сел напротив. — В прошлом году я перебрал старый папин радиоприемник. Поменял кое-какие детали, поставил современные датчики, и он начал ловить радиоволны других стран.
— Очень интересно, — сказала мама и кивнула, чтобы он продолжал.
— Я слушал немецкое радио, американское, норвежское и даже австралийское.
— Серьезно? И что же они там вещают?
— Не важно, — махнул он рукой. — Это со словарем надо сидеть, и то — не разберешь. Говорят быстро. Я только немецкий более-менее понимаю. Но это еще не самое главное.
Мама заинтересовано посмотрела на него. Карл Борисович от волнения начал поглаживать затылок.
— К радиоприемнику я собрал усилитель. И он поймал звуки другого мира, — последнюю фразу он сказал шепотом. — Параллельного мира.
— Не поняла, — нахмурилась она.
Он вскочил, выключил шкворчащие голубцы и принялся чесать затылок.
— Я сам не понимаю… Сначала голоса звучали на незнакомом языке. Я даже подумал, что португальский. Потом что-то случилось, и я начал понимать все, что они говорят. Судя по разговорам, эти люди жили в разное время и в разных странах, но теперь они вместе. Мужчине по имени Гюстав уже сто пятьдесят лет, из них он семьдесят два года прожил на Земле. Я не могу понять, где это чудесное место и как они туда попали.
Мама озадачено смотрела на него, затем смахнула остатки муки на пол и решила сменить тему разговора.
— Ты обязательно разберешься, что к чему. Я в тебя верю. Ты мне лучше про Светку расскажи.
Карл Борисович поставил голубцы на стол и вытащил из шкафа две тарелки.
— Что про нее рассказывать. Не готовит, не стирает, в магазин не ходит.
— Ночует дома? — осторожно спросила она.
— Конечно, — опешил он. — Где же ей еще ночевать?
— Чем же она занимается целыми днями?
— Не знаю, — пожал он плечами и закинул в рот кусок голубца. — Фильмы, наверное, смотрит.
Она села и обхватила голову руками.
— Мама, ты чего? — испугался он.
— Это я виновата, — она подняла голову и посмотрела на него влажными глазами. — Прости меня, сынок.
— За что?
— Я хотела, чтобы у тебя была семья. Чтобы ты не остался один, когда я умру. Поэтому настояла на женитьбе. Я ведь с первого взгляда поняла, что она тебе не подходит. Тебе нужна такая, как Полина, — кивнула она в сторону двери. — Спокойная и домашняя.
Карл Борисович махнул рукой и сказал с набитым ртом.
— Не переживай — у нас все хорошо. Каждый занят своим делом. Я ведь тоже виноват: домой только поспать прихожу.
Мама тяжело вздохнула, открыла банку с компотом и принялась есть кусочки персиков в сладком сиропе.
— Как знаешь, ты уже взрослый. Но я бы на твоем месте проследила за ней. А то живешь с человеком и не знаешь, чем она занимается.
Он кивнул и положил себе в тарелку еще один голубец.
***
Карл Борисович выключил будильник, потянулся и посмотрел на хмурое безрадостное небо.
«Надо отпуск взять, а то отвлекают постоянно. Поеду на дачу и буду слушать их круглыми сутками. А по ночам буду ставить диктофон, чтобы не пропустить чего-нибудь важного».
Он приподнялся на локтях и посмотрел на видеомагнитофон.
«А кассеты где?» — удивился он, увидев пустые полки.
Светлана еще спала, поэтому Карл Борисович медленно встал и пошел на кухню. Вчера он поужинал у мамы, поэтому даже не заглянул на кухню, когда пришел домой. Он с удивлением обнаружил в холодильнике продукты и кастрюлю с гороховым супом.
«Какая молодец. Зря мама расстраивается, у нас все хорошо».
Он позавтракал и поехал на работу. В восемь часов собрал своих подчиненных, чтобы раздать задания.
— Все на месте?
— Нет, Сева заболел, — отозвался Кирилл.
Профессор кивнул и назначил ответственных и исполнителей.
— Через неделю жду с докладами… Кстати, меня не беспокоить. Только если ЧП, — предупредил он и заспешил в кабинет.
Он сразу направил усики усилителя на «Деревню» и включил на полную громкость.
— Этот мяч совсем не прыгает, — послышался голос мальчика. — С ним не интересно играть.
— Согласна, но настоящий нам неоткуда взять, — ответила Луиза. — Реган ягоды собрал, иди поешь.
— Не хочу. Я сытый. Знаешь, о чем я мечтаю?
— Нет, о чем?
— Чтобы кто-нибудь узнал, что нам надо, и, когда решится, принес сюда.
Послышались одобрительные возгласы.
— Я бы заказал спички, чтобы не надо было караулить очаг.
— А я бы ботинки. Из хорошей мягкой кожи. Мой дед был сапожником, и его ботинки не снашивались годами. Не то, что эта кора.
— Луиза, что бы ты хотела? — спросил мальчик.
— Спицы и пряжу. А еще иголки, пяльцы и разноцветные нитки. Я очень люблю шить и вязать. Здесь столько времени, а ничего нет.
Гюстав покашлял и мечтательно сказал:
— Нет, это все не то. Книги, вот чего нам не хватает. Классику всего мира: от Гомера до Жюля Верна.
— Мечты-мечты, — протянула Луиза. — Говорят, мечты сбываются, но не в нашем случае. В последний путь никто не берет с собой вещи.
Все замолчали. Карл Борисович почувствовал грусть, нахлынувшую на них. Он откинулся в кресле и задумался.
«Получается, там нет цивилизации. У них нет элементарных вещей, необходимых для жизни. Где они находятся? На необитаемом острове? А как же Амон и путешествие длиной в двадцать пять лет?»
Тем временем, кто-то предложил сходить к реке, и голоса удалились.
— Луиза сказала про последний путь. «В последний путь никто не берет с собой вещи». Что бы это значило? — он поставил перед собой истукана. — А еще Реган. У него шрамы, которые он получил в детстве. Также они говорили, что остались в том возрасте, в котором ушли.
Он встал и начал мерять шагами кабинет.
— Ушли, ушли, ушли…Что это значит? Они умерли и попали в рай? И я поймал прямую трансляцию с рая? Нет, что-то здесь не то.
Карл Борисович повернул усики на Струнного и улыбнулся веселой музыке, заполнившей кабинет. Вдвоем с Духовным они играли «Собачий вальс».
— Как же вы туда попали? — он снова сел в кресло и прикрыл глаза. — Их там не так много. Около тридцати человек. Значит, не рай, иначе я бы услышал миллиарды голосов. Но они умерли здесь и живут там много лет. Возможно, они бессмертны. Как же в этом разобраться?
Он убрал радиоприемник в ящик, закрыл дверь кабинета и бодро зашагал к лифту. Ему нужно было переключиться. Производственные цеха завода были его излюбленными местами отдыха. Как и академик Павлов, он считал, что лучший отдых — перемена занятий.
***
Светлана вышла из электрички и, прикрываясь зонтом от дождя, побежала в сторону больницы. В фойе никого не было.
— Милочка, вы куда? — грубо крикнула тучная женщина с короткой стрижкой, когда та начала подниматься по лестнице.
— Хочу друга проведать. Вот, поесть ему принесла, — показала она на тканевую сумку.
— Нельзя, — санитарка уперла руки в бока — Приемные часы уже закончились. Я там все помыла, а вы снова грязь занесете. Спускайтесь.
Светлана с надеждой посмотрела вверх, но не посмела ослушаться и спустилась.
— Я принесла котлеты и сырники. Они же испортятся до завтра. Не могли бы вы передать ему?
Санитарка с раздражением выдохнула и протянула руку.
— Ладно. Давай сюда. Как зовут?
— Артем, в двенадцатой лежит.
— Хорошо, передам, — она забрала сумку и, кряхтя, начала подниматься по лестнице.
Светлана вышла из больницы и направилась к остановке. Весь путь до дома она держалась, но едва вошла в квартиру — разрыдалась.
— Светочка, что случилось? — услышала она обеспокоенный голос и замерла.
«Он дома. Что сказать?»
Карл Борисович показался из кабинета. Он прижал ее к себе и начал гладить по голове:
— Тебя обидели? Где-нибудь болит? Боже, не молчи! Что случилось?
Она отстранилась и показала на окно.
— Дождь. Я промокла и замерзла. И голова побаливает.
Он шумно выдохнул.
— А я уж испугался. Умойся и ложись в кровать. Я тебе горячего супа принесу.
Светлана кивнула и сделала, как он велел. Но мысли были только об Артеме. Несколько дней назад его без сознания забрала скорая помощь. Но он только сегодня ей позвонил.
— Это я, — услышала она слабый голос с хрипотцой.
— Артем, наконец-то! Как ты? — она прижимала трубку к уху, чтобы не пропустить ни слова.
— Нормально. Живой.
— Что врачи говорят? Когда тебя выпишут?
— Пока не знаю. Уколы колят. Вся жопа синяя. ЧМТ поставили.
— ЧМТ — это что? — несмело спросила она.
— Черепно-мозговая травма. Ты глупенькая, что ли? — с усмешкой спросил он.
— Почему сразу, глупенькая? Невозможно все знать, — принялась она оправдываться, но он остановил.
— Я пошутил…Соскучился по тебе жутко.
У Светланы от радости и умиления перехватило дыхание. Она погладила телефонный аппарат и прошептала.
— И я. Очень-очень. А еще: я тебя люблю.
Прошло несколько секунд, и он ответил.
— И я тебя. Мне надо идти, тут уже очередь у телефона. Пока.
Она чмокнула трубку, из которой доносились гудки.
Тут раздался голос Карла Борисовича из кухни, и она вынырнула из воспоминаний.
— Хлеба принести?
— Нет, не надо. А ты чего так рано? — на часах было семь. — Ты раньше девяти уже давно не приходишь.
Карл Борисович появился в дверях с подносом, на котором стояла глубокая глиняная пиала. Из нее шел пар. Он поставил поднос на тумбочку и принялся с ложечки кормить Светлану. Та не сопротивлялась и послушно открывала рот.
— Решил тебе время уделить. Не хочешь рассказать, что у тебя случилось?
— Ничего не случилось. Просто грустно. Солнца давно не было. Больше не хочу есть.
Она легла и повернулась к окну, по которому барабанил дождь. Он посидел немного рядом, затем отнес поднос с пиалой на кухню и вернулся в кабинет.
Светлана в очередной раз порадовалась тому, что Карл Борисович рядом. Она часто думала о том, как ей повезло. Он ее любил, заботился и обеспечивал.
— Как было бы хорошо, если бы он был моим отцом, а не мужем, — сказала она подруге Марине на прошлой неделе и полюбовалась на свое обручальное кольцо с бриллиантом.
— Мда, — протянула та. — И возраст подходящий, и кошелек. Ты его совсем не любишь?
— Люблю, конечно! — возмущенно воскликнула она. — Но не так, как Артема. Сама не знаю, как описать.
Из воспоминаний выдернул Карл Борисович, появившийся в дверях. В руках он держал кубышку.
— Светочка, а деньги где? — он открыл крышку и показал полупустой сосуд.
Она резко села и почувствовала, как от страха сжалось все внутри. Каждый раз перед встречей с Артемом, она запускала руку в пузатую кубышку и выуживала несколько купюр. Это настолько вошло в привычку, что Светлана уже не давала себе отчета в том, сколько потратила.
— Ну взяла немного. А что, нельзя? Вообще-то, мы в браке и у нас все общее, — изобразила она негодование. Затем решила не оправдываться, а нападать. — Ты совсем не заботишься обо мне, не уделяешь внимания, не делаешь подарков. Про рестораны и театры я уже молчу. А теперь и деньгами начинаешь попрекать? Хорош-хорош, нечего сказать. Так давай, ругай меня. Обзывай.
Она залезла под одеяло и притворно захныкала. Карл Борисович сел рядом и погладил по спине.
— Я ведь просто спросил. Думал, может, нас обокрали. Я не сержусь, просто мы же договаривались не трогать деньги из кубышки. Зарплату на заводе исправно платят, не задерживают. Если тебе не хватает, то надо было попросить.
Она потерла глаза до покраснения и вылезла из-под одеяла.
— Когда просить, если ты приходишь домой ночью и уходишь рано? Я что, по-твоему, спать не должна ложиться и ждать тебя?
Карл Борисович задумался.
— Давай так: ты будешь оставлять мне записку на кухонном столе, сколько тебе надо. Хорошо?
Она кивнула, провела пальчиком по его заросшей щеке и ласково сказала:
— Хорошо. Иди прими душ и поскорее возвращайся. Я соскучилась.