Выстрел в затылок. И я умер.
Ещё одна жизнь закончилась. Я дёрнул рукой, целясь ударить прикладом, но схватил воздух. Моего автомата больше не было. Запястье в рукаве серой мантии, вмиг ставшее костлявым, перехватила сильная и крепкая рука.
— Тише, тише. Ты дома, — прозвучал властный голос.
Под потолком горели тусклые лампы. На бледной штукатурке проступал светящийся силуэт извилистого дерева.
Я осел на холодный бетонный пол и окончательно осознал, где нахожусь. Вершина Бункера. Место возврата и начала. Место, про которое я уже начал забывать.
Вся предыдущая жизнь тут же начала превращаться в закончившийся кошмар. Казалось, я уходил отсюда на задание всего пару дней назад. Или, всё же, десятки лет назад? Как посмотреть, ведь Бункер Секаторов находится вне времени и пространства.
Разум, переместившийся во временное тело, вспоминает, что это уже в двухсотый, а может, в трехсотый раз. Что я очень стар. Что каждый прошлый раз я попадал сначала сюда, в Бункер, а затем в тело своей копии из параллельного мира. И что у меня очень скоро начнётся новая жизнь, новое задание.
Это чувство оживляло и волновало меня, но следом пришла ещё одна мысль. Что я проиграл и не закончил дело.
— Ты ошибся, — подтвердил опасения голос. — Второй раз за все время, что знаю тебя, Циммер.
Верховный Секатор как всегда был строг и мрачен. Тень чёрного капюшона скрывала лицо, но я догадывался, что прочитать хоть какие-то эмоции на нём всё равно не получилось бы. Я промолчал: слова были бесполезны. Он продолжил.
— Мир остался целым. Человечество сохранено. Мы проследили на десятилетие вперёд после твоей смерти и отправили в помощь Лифтёров и твоего коллегу. Тебе наверняка это не понравилось, Циммер. Ты хочешь искупить вину. Снова быть полезным мне. Это так?
Я кивнул.
— И ты не будешь брать отпуск? Скажем, тихий уютный мир, в котором ты проживёшь долгую и счастливую жизнь? Либо, может, тебе пора на покой?
— Я Секатор. Я не люблю тихие и уютные миры. И на покой мне рано.
Вдруг осознал, что впервые после предыдущей жизни услышал здесь свой голос — сухой, тусклый, старый. Верховный Секатор довольно кивает.
— Так и думал. Есть одна задача. Ещё один мир в достаточно далёкой и странной ветке.
Дерево за спиной вспыхнуло. Одна из Ветвей, тонкая, начинающаяся с самого нижнего края ствола и вьющаяся до верха, загорелась красным.
— Ветвь нужно подрезать? — догадался я. — Почему на этот раз?
— Магия. Парша, от которой ткань пространства гниёт и которая может перекинуться на другие Ветви. Пока ещё не подтверждено, но все признаки налицо. А там, где магическая гниль — там пересечения с Ветвями соседних чужих Древ. Ты знаешь, ты уже повидал такое.
Чужие Древа, малоизученные параллельные временные линии с инопланетными расами и чудовищами. Я поёжился. Работать с магическими Ветвями реальности мне приходилось всего пару раз. И именно в один из тех разов я провалил задание.
— В этот пучок Ветвей ещë не ходили ни Секаторы, ни Лифтёры. Ты понимаешь, какие риски у твоей операции?
— Понимаю, — кивнул я. — На этот раз я не подведу, Верховный.
— Я верю. Ты сможешь. Ты поймёшь, как. Ты найдёшь, кто враг и кого следует прикончить. Иди.
Снова кивнул и заковылял к выходу. Бетонная арка раскрыла свою пасть в коридор, который вился по спирали все дальше и дальше вниз, мимо сотен разноцветных дверей.
Вначале коридора — новые двери, ажурные, из неведомого материала. Наверху табличка: «2105 год». Я мог возродиться в Бункере в разное время, но воля Верховного Секатора поместила меня именно сюда. Ко времени, когда появилась информация и новое задание. И только тогда я понял, что моему телу уже больше века.
Скорей бы избавиться от него. Мне ещё рано на покой.
Я шёл мимо бесконечных дверей с уменьшающимися числами. Лифты. Шахты, каждая из которых ведет в одну из изученных и сохраненных реальностей. Это средства оперативной разведки и диагностики: через них можно посмотреть, все ли хорошо и стоит ли продолжать выращивать Ветвь. Растущих — десятки тысяч против миллиона Ветвей, которые мы отсекли.
Напротив дверей начала XXI века в лифтовом холле начали встречаться мои коллеги. На грубых скамьях за столами сидели лифтеры: молодые люди тридцати-тридцати пяти лет. Дольше из них редко кто доживал. Они принадлежали к низшей касте в Бункере. Инспекторы, разведчики, исполнители коротких опасных миссий, пушечное мясо. Они жили свои короткие жизни и возвращались в Бункер в реальном времени.
Все лица казались незнакомыми. Некоторые из них играли в неизвестную мне игру, кто-то курил, другие сидели с книгами и диковинными гаджетами, принесенными из самых молодых миров, крутили перед носом разноцветные голограммы.
— Эй, дед Эльдар, — окликнул меня один из них. — Живая легенда!
— Я видел тебя на прошлой неделе, — сказал кто-то ещё. — Ты был моложе, помнишь меня? Это сколько жизней назад было?
Разумеется, я не помнил ни его, ни сколько возрождений назад я попадал в этот период времени Бункера.
— Сколько ты уже прожил? Тысячи две, судя по виду.
— Присядь, выпей с нами. Какой год сейчас был? Что за ветвь?
Я мог бы ответить, что год был две тысячи пятидесятый, что этот мир пережил уже четыре мировых войны, две из которых устроил я. И что мир этот так и не сдался мне, но промолчал. Потому что знал, что не воспользуюсь лифтами и что я, агент-Секатор, не имею права рассказывать детали прожитой жизни.
— Это к удаче — встретить старого Секатора, — сказала какая-то из девушек.
Девушек среди лифтёров было мало — не больше десятка из сотни. Я бросил взгляд. Нежная, молодая, сочная, в расстегнутой черной рубашке. Еще больше расхотелось быть старым.
— Молчишь, как всегда... Ну и молчи.
Еще один голос добавил:
— Хорошей жизни, Эльдар! Желаю тебе умереть вместе с миром!
Я обернулся и холодно, коротко кивнул. Пожелание, действительно, вышло хорошим.
Мой путь закончился спустя несколько часов. Закончились последние двери лифтов — деревянные, с выцветшими цифрами «1880». Я прошёл мимо шумных цехов, мимо дурно пахнущей столовой. От мысли о еде начинало мутить. Спустился на тридцать с лишним витков длинного спирального коридора, туда, где чувствовалось горячее дыхание близкой лавы. А может, адского пекла. Путь заканчивался в небольшом зале с семью дверями и истёртыми знаками Службы Секаторов — Древа и скрещенными садовыми ножницами над ним. Семь дверей для семи одновременных операций. Поколения меняются, но во времени Бункера Секаторов всегда семь. Одни из створок были открыты.
Я был готов к казни.
Внутри, в полумраке тесной комнаты, полной инструментов для экзекуций, под жаром огня, меня уже ждала Лекарь. Крепкая, с грубыми чертами лица женщина в чёрном окровавленном переднике, под которым не было ничего. Вечно молодая, горячая и в то же время полная ледяного безрассудства. Из какого века она приходит? Есть ли у неё жизнь помимо Бункера? Их много копий или она одна? Я ни разу не успевал спросить, хотя несколько раз она дарила мне свою близость перед тем, как убить.
«Самка богомола» — когда-то давно слышал я фразу кого-то из молодых Лифтёров.
Внутри меня что-то шевельнулось, но с лёгкой грустью я вспомнил, что моё тело уже ни на что не годно. Ничего, скоро всё это закончится, подумалось мне.
Она коротко, немного резко улыбнулась.
— Эльдар, помню тебя. Рада видеть. Ты готов?
Я кивнул.
— Выбирай.
— Пожалуй, пусть будет гильотина. Давно не было гильотины. Это быстро и просто.
Нет прошлого, только настоящее, вспоминаю я.
Мою шею устанавливают в деревянные колодки. Руки сжимают специальный поручень. Потерявшими остроту зрения глазами я смотрю на изгибы её потного тела под передником палача — это немного успокаивает. Женщин я люблю, а они любят меня. В вену впивается игла с инъекцией «сути мира». До сих пор плохо представляю, как это работает, и что за состав у этой дряни, но сознание всегда попадает туда, куда нужно. В тело моего двойника.
Все работники Службы Секаторов — люди-парадоксы. Наши копии были или есть во всех известных Ветвях миров. И наше сознание можно переместить из одного тела в другое. Это наша сила и наша слабость.
Сознание плывёт: да, доля гуманности есть и в инъекции, помимо «сути», есть ещё и неопознанная дрянь, вгоняющая в сон и уменьшающая страдания умирающего. Я через силу приподнимаю взгляд. Впереди, на стене — точно такое же ветвящееся древо, что и в зале у Верховного. Сухое и безлистное, но вместе с тем красивое, манящее. Интересно, кем я стану?
Лекарь закрепляет последний шнур на моём теле, проверяет пульс, передник съезжает, и она касается моего плеча грудью. Не то шепчет, не то шипит:
— Помню, помню тебя. Жаль, что на этот раз ты слишком стар. В тот раз мне понравилось.
Я вглядываюсь в сплетение и выдавливаю из себя:
— Это же не Главный Пучок. Где... начало этой Ветви? В античности?
Главным Пучком назывались миры с развилками второй половины двадцатого века. Их много, и они похожи, поэтому освоиться в каждом новом из них не представляет труда.
— Точно неизвестно, Эльдар. Данные скудны.
— Как всегда, — ворчу я.
— Ты прекрасно понимаешь причины. У Службы Секаторов нет средств изучить такие Ветви достаточно глубоко. Разведчики не могут навести мосты в этот мир, и Лифтёрам туда не добраться. Были те, кто не возвращался с подобных заданий. Тебе повезло. Хотела бы я успеть попасть туда до конца мира... Одна из тех реликтовых Ветвей, что похожи на привычные миры только последнюю пару тысяч лет. Да-а... Знаешь же этот эффект: подобное тянется к подобному, даже если источник...
Всё это время её точильный камень с лязгом скользил по лезвию гильотины где-то надо мной.
— Давай закончим с этим, — обрываю я её монолог и кричу, чтобы было легче принять смерть. — Отрежь уже башку, грязная сучка! Вылечи меня от этого проклятого тела!
Лезвие срывается вниз, на мою шею...
* * *
Я пошатнулся, но удержался на ногах. Рука инстинктивно коснулась шеи. Мысли о недавней казни и сражении из последнего мира еще не выветрились из головы. Рефлекторно сжал кулаки, полагая, что все еще держу в руках не то автомат, не то деревяшку гильотины. Посмотрел на пол — под ногами был деревянный паркет, истертый тысячами туфель.
— ...Так вы признаете свою вину?! — прозвучал властный голос. — Что молчите?
Поднял глаза — передо мной большой зал, сотни молодых людей в странных синих костюмах, десяток мужчин постарше.
Смотрят насмешливо, с издевкой, с осуждением.
На задней стене — черно-красно-белый флаг с двуглавым орлом и огромное полотно:
«МОСКОВСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ КАМНЕРЕЗНЫЙ УНИВЕРСИТЕТЪ»
А чуть ниже выцветший плакат:
«С НОВЫМЪ 2010-М ГОДОМЪ!»
То, что московский — это хорошо. Что императорский — интересно, хоть и достаточно непривычно. Все последние линии, в которых довелось побывать, были уже после крушения Российской Империи. Но камнерезный? Серьезно? Что моя копия могла забыть в камнерезном, да еще и университете?
Впрочем, интуиция подсказывала, что за этими словами кроется что-то не вполне привычное.
— Твою ж мать! Десятый... девятнадцать лет! — произносят губы. — Гребаный студент!