Сложно посчитать, сколько всего квартир я сменил и сколько домов, вилл, коттеджей я построил за свою жизнь. Жил в землянках, и в бункерах, и в роскошных дворцах. Последнее, правда, обычно приходилось уже ближе к старости, когда удавалось пробраться поближе к власти, стать владельцем корпорации или видным государственным деятелем, например, генералом или главой промышленного военно-промышленного холдинга. Но иметь своё собственное отдельное жилище я любил. Из-за склонности к мизантропии тесные апартаменты в многоквартирниках были мне противны.
Именно поэтому, прикинув свои финансовые возможности и оценив рынок недвижимости, я решил начинать с малого. Сначала мы с Сидом закинули Софью на работу — работала она продавцом париков в супермаркете — и покинули Москву. Спустя час мы прибыли в Успенское и посмотрели полузаброшенную избушку. Первый вариант мне не понравился. Следующим стал посёлок Голицино, расположенный в десяти километрах от офиса Курьерской службы и в паре километров от магистрали “Дворянский путь”. Там нашлась небольшая контора недвижимости, продающая участки “для мещан, мелких дворян и купеческих детей” с крохотными коттеджами под ключ.
Долго выбирать я не любил и остановился на третьем из осмотренных вариантов в посёлке. Далее последовали семь часов проверки у нотариуса и подписания договора, бумажной волокиты, выписки, регистрации и прочих бесконечных поездок по конторам. Вечером того дня я заглянул приложение “Кошелёк”.
“Платёжный счёт: 104 руб. 82 коп.
Накопительный счёт: 3170 руб.”
Удивительно, но на всё нам хватило одного дня. Тут сыграла и простота оформления, и отсутствие необходимость брать кредит, и приятные бонусы сословия, вроде прохода в различные жилищные бюро без очереди. Я стал беднее на двенадцать тысяч, но в руке лежала связка ключей. Первый ключ открыл хилые, скорее, символические решётчатые ворота. Перед ними распахнулись мои двадцать соток голой, поросшей мелкими сорняками земли, огороженные забором. Прошёлся по короткой парковке и воспользовался вторым ключом, открыв вход в жилище — крохотный моноблочный дом с черновой отделкой. Тридцать с небольшим квадратов: символическая прихожая-тамбур, небольшая гостиная, совмещённая с кухней, крохотная спальня, тесный и холодный санузел. Бонусом был чердак, неотапливаемый и всё ещё пахнущий свежесрубленным деревом стропил.
Включил электричество в щитке, проверил котёл, плитку и сантехнику — всё работало исправно. Как часто это бывает, обнаружилась небольшая трещина в штукатурке — но иного за такую цену я и не ожидал. Сид приехал ещё раз, привёз откуда-то старый матрас, постельное бельё, немного из посуды и распрощался — солнце уже закатилось, а путь до имения предстоял неблизкий.
Я прогулялся по грунтовой дороге к небольшому универмагу, стоящему на въезде в посёлок, у пары многоэтажных домов. Успел перед самым закрытием купить еды и что-то из недостающих предметов быта. Приготовил “быстролапшу” в “быстропечке”, принял душ, обнаружив, что вода имеет слабо различимый болотный аромат. Расстелил кое-как постель и вырубился в своём собственном доме мёртвым сном.
В субботу меня растолкал Сид, которому я дал связку ключей.
— Вставай, барь, веселье продолжается.
И — снова разъезжали весь день, заказывали и возили мебель, бытовую технику и одежду.
В перерыве между разъездами, когда Сид отлучился за очередной покупкой, а в одиночку собирал шкаф, к дома подъехал роскошный длинный “Кадиллак” — удивительно, но марка автомобилей с таким названием была даже в этом мире. Выбежавший шофёр приоткрыл дверцу, и из машины вышел высокий, под два метра ростом мужчина в чёрном пальто, лет тридцати пяти, с короткой, немного агрессивной стрижкой.
— Извините! Циммер здесь проживает?
— Да, — я выглянул из окна, на всякий случай нащупав револьвер, оставленный на окне.
Мужчина прищурился — солнце было яркое, и разглядеть что-то в окне наверняка было непросто. Затем немного неуклюже заковылял по грязи к дому, а водила засеменил рядом.
— Что вы хотели? Вы кто?
— Вы меня не помните? Леонард Эрнестович Голицин. Сын владельца… вот это всего. И ваш новый сосед. Вон моя усадьба.
Он махнул рукой в глубины посёлка, медленно спускающегося к реке — там дома становились крупнее, и между ними виднелся роскошный особняк в псевдорусском стиле, частично скрытый в строительных лесах. Голицин продолжал.
— Я работаю с вашим, получается, отцом? — он подошёл к окну и протянул руку. —Увидел знакомую фамилию среди новых покупателей и решил проверить, тот ли это Циммер.
По мере приближения я буквально кожей почувствовал, насколько мощная у него аура. Голицин явно был сенсетивом, весьма мощным и опытным. Но интуиция, мой “нулевый навык” на этот раз подсказал, что руку пожать будет вполне безопасно — никаких вредных сенситивных эманаций не ощущалось.
— Тот, — я протянул руку в ответ. — Не помню, но будем знакомы.
Гость посмотрел целину в участке.
— Строиться будете? Или плодовое садоводство? Могу поделиться саженцами абрикосов и нектаринов.
— Пока не решил, — признался я. — Возможно, что буду.
— Ваш отец… не проявлял себя? — осторожно спросил Голицин.
— Нет. И вы же знаете, что я не могу дать ответ на этот вопрос. К тому же, если вы работаете с моим отцом — должны лучше меня знать, где он находится.
— Вы мне нравитесь, Эльдар Матвеевич! — Голицин указал на меня пальцем, изобразив выстрел из пистолета и направился обратно к машине. — Обращайтесь, если будут какие-то вопросы.
— Непременно.
Первое впечатление могло быть обманчивым, но знакомство показалось полезным.
До прочтения сообщений в телефоне дошёл только ближе к ночи. Писала мать — уже менее ультимативным тоном, приглашая на ужин, я ответил спокойно, мягко отказался и пообещал приехать через неделю. Сообщил, что недвижимость я нашёл, обустроился и всё в порядке. Пусть она и ведёт себя как тиран — всегда лучше попытаться успокоить, чтобы не было лишних волнений и ненужных попыток “причинить добро”. Ещё написали несколько однокурсников, включая Марка, который спрашивал, как у меня дела — коротко ответил, что всё в порядке и поблагодарил за коллекцию видео. Которое так до сих пор и не посмотрел. Угроз, вроде бы, не поступало.
Следом была парочка куда более интересных сообщений.
“Чё, как ты там? Вылечился? Работу ищешь? Мне сказали, что стажировка всё же будет”, — писала Алла.
И от Нинель Кирилловны.
“Дорогой Эльдаръ Матвеевичъ… Какъ ваше здоровье? Изъ головы не выходитъ тотъ нашъ поцелуй. Мне грустно это говорить. Это былъ порывъ… Я не готова. Мне нужно хорошо закончить гимназию и успешно поступить въ академию. Мне страшно, что наше съ вами увлечение вскуржитъ мне голову и испортитъ учёбу”.
Сперва перечитал переписку с Аллой и присвистнул. Выяснялось, что она тоже собеседовалась в Курьерскую службу, тоже принята на должность подпоручика и собирается проходить стажировку.
Неужто она меня преследует, подумалось мне. Мы не были настолько близко знакомы, поэтому сделал вывод, что просто решила идти по пути наименьшего сопротивления. Благо, моему реципиенту хватило мозгов не наговорить слишком много фантастической чуши. Сказал лишь, что решение идти работать было не его, что он отказаться от вакансии и находится в больнице — благо, не уточнив диагноз и специфику заведения. Поэтому сейчас я просто ответил:
“Ну, в таком случае, увидимся в понедельник — я решил пойти”.
Второй же ответ я обдумывал и писал куда дольше.
“Милая Нинель Кирилловна. Я выписался изъ больницы и сменилъ место жительства — мы больше не соседи. Намъ совсемъ не обязательно торопить события. Но я очень хочу встречи с вами, и уверен, что это вовсе не навредитъ. Я бы предложилъ увидеться завтра, как вы смотрите? Скажемъ, часовъ въ пять, въ ресторане Лелекай?”
Поскольку городская сеть у меня ещё не была подключена, а искать с телефона адреса более подходящих ресторанов я ещё не научился — назвал уже знакомое место.
“Я подумаю”, — первый ответ пришёл почти сразу.
И чуть позже:
“Терпеть не могу луороветланскую кухню. Васъ устроитъ японский ресторанъ “Сытый Сумоистъ”?”
Разумеется, я согласился. Воскресенье — законный выходной даже у такого вечного трудоголика, как я. Встал я рано, и без будильника — вокруг было тихо, лишь монотонно шумел аэродук "Дворянского Пути" и тихо кричала лесная птица где-то на окраине поселка. Попугай? При таком климате — вполне возможно.
Позвонил Сиду и спросил, где находится этот ресторан. Тот объяснил и добавил:
— Я сегодня не могу, барь. Только в самом крайнем случае. Если что — могу знакомого таксиста подогнать. По дешевке возьмет.
— Не откажусь. А, ещё, Сид, — я вспомнил об указании Корнея Константиновича. — Не поищешь на досуге, где можно найти подходящего тренера? Чтобы улучшил форму и рукопашку поставил, как надо.
С последним, как я подозревал, особых проблем быть не должно — навыки частично сохранялись из предыдущих жизней, что показала схватка в туалете аэропорта. Только вот мышечная память сохранялась от реципиента, поэтому для пробуждения навыка всё равно требовались тренировки.
— Не подскажу, Эль. Знаю некоторых по русскому рукопашному бою, но тебе-то надо сенсетивов. Спрошу у Софьи. А ещё — позвони своей тётушке, она должна знать некоторых — в молодости занималась.
Маргарита Генриховна ответила, проворчав что-то про “ранний час” — хотя в Верх-Исетске было на два часа больше. Объяснил ситуацию, и всё решилось достаточно быстро.
— Сейчас скину тебе телефон. Был у меня в девяностые один хахаль — специалист по кобудзюцу. Барбарискин Сергей Сергеевич. Скажи, что от меня.
Ближе к обеду, позанимавшись домашними делами и забронировав столик в указанном кафе, позвонил по указанному номеру.
— Меня зовут Циммер Эльдар Матвеевич, я племянник Маргариты Генриховны, она просила…
— Вот чёрт! Ритка? Она ещё жива? — голос был живой и молодой, хотя я догадывался, что носителю гораздо больше лет. — Чего хотел?
— Несколько тренировок и уроков по кобудзюцу. Где вы находитесь?
Обычно, если верить литературе, сенсей в таких случаях отвечал, что всё это в прошлом, и что он больше не берёт учеников. Я уже приготовился уговаривать и трясти кошельком, но дядька ответил:
— Я тружусь физруком в третьем энергетическом техникуме. На Каспийской. Ну… приезжай. После занятий, вечером. Вторник, четверг или пятница. Форму возьми, все дела. Как зовут, говоришь?
— Эльдар.
— Помню! Помню тебя ещё мелким засранцем, гостили вы с родителями как-то у Ритки на родниках. Эх, молодость. Ну, бывай.
Затем пришло время созвониться с Нинель Кирилловной. Ответила нескоро и говорила полушёпотом, слегка запинаясь от волнения.
— Эльдар Матвеевич, не стоило звонить… Матушка будет недовольна, если узнает.
— Я подъеду к вам на машине через час с небольшим…
— Не стоит! Я буду не одна. Со мной будет Альбина.
— Кто это?
— Моя гувернантка. Она посвящена в наши… В то, что случилось. Мы будем ждать вас у въезда в парк. Прощайте.
“Не, нам кузнец не нужен”, — вспомнилась крылатая фраза из какого-то знакомого кино. Свидание стремительно превращалось в странные посиделки с старушкой-дуэньей. Конечно, наличие постороннего человека на свидании казалось чем-то диким, но обратного хода я давать не собирался. Собрался, причесался и погладил парадный мундир подпоручика — как мне показалось, выглядел он весьма сносно и для торжественных мероприятий вполне годился.
На улице прогудела машина, и послышался громкий баритон:
— Эй, здесь проживает Эльдар Циммер?
Я выглянул в окно и мысленно выругался. Это была совсем не та машина, которая годилась для романтического свидания: здоровенный внедорожник, грязный, как будто на нем парой часов ранее устраивали тропическое сафари. Знакомый Сида с труднопроизносимой фамилией высунулся из окошка. Голос максимально не соответствовал внешности, потому что он оказался щуплым, каким-то не по годам сморщенным, и носил круглые черные очки. Протянул руку и представился:
— Осип Егорьев сын Волкоштейн-Порей, барин. Вас следует на "вы"?
— Да можно и на "ты", — я прыгнул на заднее сиденье.
— Окай.
— Слушай, может, заедем в автомойку? Невозможно же грязная.
— Танки грязи не боятся!
Мне показалось, что я слышал это выражение в совсем других мирах. Мы рванули с места, а в машине заиграл жесткий тяжеляк на смеси немецкого и норвежского, перемежаемый весьма интересными саксофонными вставками.
— Я серьёзно, Осип. Мы едем на свидание, и мне вовсе не нравится, что мы выглядим как после охоты на бизонов.
Машина резко затормозила на самом выезде из коттеджного посёлка.
— Щ-щас всё будет, не боись! — сказал водитель и выскочил из автомобиля.
Я увидел, как он подходит к дородному мужчине, который мыл на парковке свою старенькую машину при помощи портативной автомойки.
— Любезный сударь… Позвольте воспользоваться? Мой барин спешит на свидание, а я не успел заехать в автомойку. Буквально чуть-чуть.
Повезло — мы попали на весьма добродушного соседа. Мужчина улыбнулся и протянул ручку автомойки, и Осип направил струю на борта — я едва успел поднять стеклоподъёмник. Пять минут — и машина стала значительно чище.
Мы заплатили за “Дворянский Путь” и помчали в сторону Подольска.
— Если не секрет, барь, Сид как-то упоминал, что ты интересуешься “Обществом”? — спросил Осип, видимо, чтобы разбавить неловкое молчание. — Просто я тоже по призванию историк, и мне очень всё это интересно. Если, конечно, какие-то серьёзные секреты, которые крепостному знать нельзя — не говори, но вдруг…
— Интересуюсь, — кивнул я. — Для начала хотелось бы узнать, что ты знаешь сам?
— Ну… Общество. Существует то ли с семнадцатого, то ли с восемнадцатого столетия. Стояло у истоков сенситивики — “силознания”, как тогда говорили — как науки у нас в стране. Да и на Европейском полуострове вообще. Проработало первые способы определения процента сечения. Возможно, объединяет наиболее сильных сенситивов и скорее всего контролируется не то государем, не то бывшими боярскими родами. Скорее всего, помимо задач сугубо научных — ещё и какие-то функции “магического спецназа”, как пишут в желтых газетёнках.
— Спецназа? Очень интересно.
— Ну, это логично, потому как враги у государя и правящих родов есть как внешние, так и внутренние.
— Почему же тогда о них так мало известно? И почему ты об этом всём знаешь?
Вопрос был глупый и скорее провокационный — об ответе можно было догадаться самому. Осип усмехнулся.
— Барь, ты же с хорошим процентом сечения? Я вот крепостной, но у меня в роду евреи были. А у них он от природы приличный, вот мне и досталось по наследству ноль девять процента. Вряд ли даже первый навык раскрою, но зато многое чувствую и понимаю. А у Общества, по слухам, есть способность скрывать своё существование от людей с низким процентом сечения. Ну, к этому — СМИ, все сетевые ресурсы, прочее под их контролем.
— Внутренние враги — это кто же? Демидовы?
— Возможно, они, да. Польские рода ещё — Потоцкие, Мнишеки. Весьма серьёзные. Не даром Республика Польская у нас Российское Конго отжала.
— Российское?! Конго?
— Ну да. Новости не читаешь, барь? Ещё в декабре. Юрисдикция и верхновые органы Империи, а преимущественное право на землю, компании и разработку ресурсов — Польша. В обмен на статус Варшавы как свободного порта. Уж больно нам короткий выход в Северное Море нужен.
Мы поговорили ещё про политику — парень оказался весьма образованным и интересным, хотя многое из того, о чём он говорил, попахивало конспирологией — например, утверждал, что сенситивы способны менять группу крови и проникать в сны. Пока я не понял, насколько глубоко парша магии способна воздействовать на человека, но опыт показывал, что такие убеждения складываются из баек и слухов.
С другой стороны — удивительно было, как крепко держится местное общество. Внутренних противоречий было предостаточно — и сословия, и национальности, и, главное, деление на сенситивных и “нечувствительных” — и, всё равно, Империя располагала колониями на четырёх континентах.
— Слушай, а про род Антуанеску что-то знаешь?
— Это который барон? Слышал, вроде бы он управляющий колониальными месторождениями в Западном Газовом Картеле. Они, говорят, под контролем Австро-Венгерской монаршей клики в изгнании. С другими картелями бодаются за месторождения в колониях.
Мы проехали по знакомой улице мимо нашей усадьбы и дома Нинель. В душе что-то шевельнулось — но я знал, что это не моя ностальгия, а ностальгия моего предшественника, увидевшего моими глазами знакомые стены. Доехали до парка и припарковались, я написал сообщение “Нинель Кирилловна, я на месте, ожидаю васъ”.
Пошли волнительные минуты ожидания. Сколько бы тысяч свиданий не было в предыдущих жизнях — ожидание каждого последующего вызывает волнение. Но это волнение, конечно, исключительно-приятное. Буквально за пару минут до прибытия я спохватился и спросил Осипа:
— Цветы! Здесь принято дарить цветы девушкам на свидании?
— Что значит — “здесь”? В вашем сословии? Конечно, принято. Сейчас организуем.
Он метнулся куда-то в глубины парка, а спустя минуту вылез с букетом из смеси весенних лесных цветов и сорванных где-то на клумбах ирисов.
И очень вовремя. На улице как раз возникло два силуэта — знакомый худенький сюжет Нинель Кирилловны и силуэт её “дуэньи”. Честно говоря, я представлял кого-то постарше и потучнее — эдакую семенящую позади старушку в переднике. Всё оказалось совсем не так. Упомянутая гувернантка Альбина оказалась двухметровой смуглой мулаткой лет тридцати — тридцати пяти. В коротких тряпичных шортах, делающих её ещё более похожей на баскетболистку, с рюкзаком, в коротком спортивном топике и короткой стрижкой. Нинель же оделась в лёгкое белое платьишко, а волосы уложила в два задорных пучка, что превращало её образ в персонажа японской анимации.
Я галантно принял руку и поцеловал. Протянул букет.
— Как красиво!
— Присаживайтесь, — я приоткрыл заднюю дверь автомобиля.
— Это Альбина, — представила Нинель свою компаньонку. — Пусть лучше она сядет сзади, а я — спереди. А то ещё цветы помну.
Ни в одном из миров я не был выше метра восьмидесяти пяти, и женщины, которые значительно выше, всегда вызывают некоторую оторопь, смешанную с азартом и интересом. Насколько я мог вспомнить, мне приходилось иметь близкие контакты с высокими спортсменками, более того, я припоминал, что один раз даже получил некоторую травму в ходе таких развлечений. Пикантности добавляла весьма фривольная одежда, практически не оставлявшая простора для фантазии. Тем не менее, нынешним объектом моего внимания была совсем другая девушка. И сидеть рядом с двухметровой мулаткой вместо зазнобы совсем не возникало, но меня опередили. Альбина резво прыгнула в приоткрытую дверь, пробормотав:
— Хорошая машина, главное, что высокая.
Голос оказался красивым, с контральто. Я повёл Нинель к передней двери автомобиля, как вдруг услышал бешеный рёв двигателей и визг резины со стороны улицы.
На парковку влетел, развернулся и закрыл нам проезд яркий, жёлто-красный спорт-кар, из которого резво выпрыгнула троица бритых парней в чёрных кожанках. Глядя на биты и стволы в их руках, я понял, что свидание будет безвозвратно испорчено.