— Твою мать! — выругался я, схватившись за переносицу. — Что за?
Я отступил назад и через боль огляделся. Играла музыка, уже несколько раз слышанная ранее попса на японском. Большое, истрёпанное и слегка подгоревшее в углу полотнище с самураями и ниндзями висело под узким потолочным окном. Троица парней разного возраста, упражнявшихся на тренажёрах в углу, приостановилась и с интересом разглядывала меня. А прямо передо мной стоял низкорослый седой мужичок, подтянутый, но с красным пивным носом и шваброй наперевес. На скамье около стены стояли две жестяные банки пива “Столичное”.
— Чего припёрся? — он неодобрительно поднял взгляд на меня. — Я же сказал, кредит не верну!
Швабра сделала оборот, уперевшись мне в грудь, отчего я опять отступил назад. Затем описала полукруг, готовая врезаться мне в челюсть, но я успел отклониться.
— Какой живчик! А ну иди сюда.
Я отступал вдоль стены. Признаться, у меня даже перехватило дыхание — настолько я был возмущён. Нет уж, вешать полочку было бы куда приятнее.
— Сергей Сергеевич! Мы с вами договаривались по телефону. Что за хрень, вы обещали… Вы, блин, пьяны! Как вы ведёте занятия? Я возмущён до глубины души!
— Нормально ведёт, — буркнул один парень.
Сам тренер опустил палку, почесал затылок и сказал:
— Что-то припоминаю, да. Вроде как звонил кто-то. Я думал, что это опять кредиторы лазейки ищут, чтобы меня найти. А чего в форме?
— С занятий. Где у вас раздевалка? Нужно переодеться.
— Ну, раз с занятий, то лови…
Договорить и переодеться он не дал — швырнул в меня швабру, затем, крутанувшись и оттолкнувшись от стены, схватил из короба у стены ещё одну. Взмах, обманный манёвр, разворот. Я парировал удар. Один удар по плечу, второй — уже спустя моего касания. Через минуту я уже поменял своё мнение. Нет, несмотря на лёгкое опьянение и возраст, Барбарискин явно был хорош. Впрочем, и я был не промах — реакции угадывать движения и совершать уклонения хватало. Однако недавние сражения и ещё не до конца восстановившиеся мышцы дали о себе знать, я запыхался и отошёл в сторону.
— Ну, что я могу сказать, молодой человек… — тренер кинул швабру в угол. — Как тебя? Эльдар?
— Да.
— Тебя же кто-то учил? Навыки явно есть.
— В Верх-Исетске. Занимался немного.
— Не важно. Удивительно только, как при таких навыках хреновая физическая форма. Переодевайся — и на тренажёры. Парни покажут.
— А мы так и будем — на швабрах?
— Школа Кобадзюцу Ниден-Энеруги подразумевает использование любых подручных предметов. Для успешного применения в любом месте. Главным образом — для уличных боёв. Хотя техники на традиционном оружии тоже пройдём. Но сначала — набирать мышечную массу.
Спустя три часа занятий я ехал домой, чувствуя себя, как выжатый лимон. Нет, некоторые техники показались мне знакомыми, но организм к такому не был готов. Когда уже подъезжали, неожиданно зазвонил телефон. На экране высветилось “Собеседникъ неопределёнъ”, я подумал, что это звонит отец и принял звонок.
— Да!
— Ну, получил мой подарок? — послышался приглушённый голос Игоря Антуанеску. — Как думаешь, какой будет следующий?
— Нахрена она тебе, Игорь? Та крепостная с севера.
— Ты хорошо маскируешь страх… Ты меня боишься, я знаю, да-а.
Он говорил с шипением и странной интонацией, явно подражая кому-то. Персонажам, мульфильмам, чему угодно. Меня это скорее позабавило — я не знал контекста, и выглядело это, скорее, нелепо.
— Парень. Нас с тобой ничего не связывает. Найди новый объект для преследования. Я же далеко, кайфа же никакого. И своего ты всё равно не добъёшься.
— Что такое “кайф”? — после небольшой паузы спросил Игорь. — Опять что-то из твоих любимых мультяшных словечек?
— Мотивы. Мне не ясны твои мотивы.
После некоторой паузы Игорь всё же ответил.
— Может, мне нравятся юные северные девочки? Может, власть… А может я просто хочу больше узнать. Дневник, Цим-циммер. У тебя есть дневник, в котором много ценной информации. Я знаю это. Ты проболтался Марку, а он мне. Отдай мне дневник!
Вот тебе и Марк. Вот тебе и друг. С другой стороны, я с первого взгляда определил, что он из того разряда людей, что своей глупостью вредят и себе, и окружающим. С другой стороны, Игорь только что дал мне ценную информацию. Возможно, не разболтай Марк эту тайну врагам моего реципиента — я бы сам не догадался о его существовании.
— Я не знаю ни о каком дневнике, — признался я.
— Ну вот зачем ты мне врёшь, мальчик? Врёшь “Единорогам”. Общество. Меня интересует Общество. Даже если бы Марк не сказал, думаешь, я не знаю, как ты любишь всё записывать? Сидит всегда на лекциях, строчит, строчит… В общем, уверен, ты в ближайшие недели передумаешь. И всё мне расскажешь. Иначе скоро тебя будет ждать сюрприз!
Звонок прервался. Несмотря на то, что его угрозы меня не сильно задели, настроение было испорчено. Знать бы ещё, где этот дневник?
Когда я приехал домой, то увидел, что из домика Сида доносятся тяжёлые гитарные риффы и тоненький женский голосок. Играл явно он сам, а вот голос, очевидно, принадлежал Софии. Вот чёрт, подумал я, совсем забыл, что у нас на участке сегодня гости.
Наскоро поужинав, я принялся за поиски дневника. Среди немногочисленных вещей, привезённых мне Сидом из поместья, его не обнаружилось. В таком случае, решил я, следует подробнее изучить папки на рихнере. В структуре папок творился полнейший бардак. Всё было вместе и под совершенно не говорящими названиями — учебные материалы, цифровые книги, какие-то арты из мультфильмов, тексты песен, корявые цифровые рисунки — не то мои, не то — чьи-то. Спустя полчаса поисков я всё-таки обнаружил папку с любопытным названием:
Корень -> Мои бумаги -> Учёба -> Глупости -> Разное -> разобрать -> Изъ сетей 2009 -> Москва -> СВЕРХСЕКРЕТНАЯ ПАПКА НЕ СМОТРЕТЬ
Открыв её, я уже был уверен, что нашёл тот самый дневник и с лёгким волнением открыл файл “Безыменный”.
Когда я увидел то, что открылось на экране, меня, с одной стороны, постигло разочарование, а с другой — волнение моё усилилось настолько, что стало неудобно сидеть на стуле. Надо сказать, что файлы цифровых фотографий были, во-первых, с одинаковой иконкой и одинаковым разрешением, что и файлы отсканнированных книг. А во-вторых, они были жутчайшего качества. Однако это жуткое качество только усилило эффект воздействия от селфи Нинель Кирилловны, стоящей посреди спальни в чёрном кружевном белье и покусывавшей дужку очков.
Так вот о чём был тот удалённый фрагмент диалога на её восемнадцатилетие! Я мысленно похвалил двойника, уснувшего в моей голове: он не только выполнил обещание, удалил переписку и наверняка ни с кем не поделился этим сокровищем, но и сохранил его для меня. Причём удаления сообщений явно было недостаточно, чтобы их забыть. В голове буквально прозвенели фразы и слова, которые мой бедняга-реципиент наверняка прокручивал бессонными ночами.
“Мне тётушка подарила такое…”
“Нетъ, пожалуй, я не должна это вамъ посылать”
“Я могу вамъ доверять, Эльдаръ Матвеевичъ?”
“Я такъ стесняюсь…”
“Теперь же мне можно делать такие фото, ведь такъ?”
“Мне кажется, у меня слишкомъ небольшие формы…”
“Дайте слово, что никому не перешлёте!”
Вот чертовка, подумал я. В тихом омуте, как известно, могут водиться черти. С другой стороны, желание раздеться и продемонстрировать своё тело мужчине иногда просыпается даже у самых приличных и кристально-чистых принцесс. Оставалось надеяться, что не было ещё кого-то, кому она скинула в тот вечер эту фотографию. Я был вполне уверен в себе и умел прогнать ненужную ревность, но не был уверен в своём реципиенте. Вполне возможно, что он нравился Нинель и задолго до меня, но был одним из нескольких.
Возникло острое желание расспросить об этом саму Нинель Кирилловну, но я пересилил себя. Сомневаться в том, что ты единственный, даже если это не совсем так — проявление слабости, а девушки это очень остро чувствуют. Вместо этого я написал.
“Нинель Кирилловна, чемъ занимаетесь? Я ходилъ сегодня на занятия по рукопашному бою. Усталъ как пёсъ”.
Ответ пришёл достаточно быстро.
“Вы герой! У насъ званый ужин, и папенька привёлъ мне очередного кавалера для знакомства… Из петербургскихъ родовъ. Не переживайте, Эльдаръ Матвеевичъ, онъ мне совершенно несимпатиченъ, къ тому же молчитъ и пялится на мою грудь”.
“Не удивительно, у вас великолепная грудь, Нинель Кирилловна. Знаете, я хотел написать, что у меня из головы не выходит то фото, что вы прислали мне в ваш день рождения”.
“О, это было ужасно, пошло и безумно, я тогда впервые попробовала что-то крепче вина… Мне так стыдно!”
“Бросьте, полно. Вы были на нём столь чисты и прекрасны, что я искренне жалею, что удалил его из памяти своих вычислительных устройств”
“Я вижу, как вы взволнованы, Эльдаръ Матвеевичъ — вы даже пишете съ ошибками, как простолюдинъ :-) Что до фото — я никогда не понимала, зачемъ юношамъ такъ нравится сохранять подобные фотографии?”
Проклятые твёрдые знаки, подумалось мне. Однако, флирт, похоже, зашёл нам обоим. Я решил усугубить накал и настрочил следующее сообщение, расставив “Ъ” в конце требуемых слов.
“Потому что это можетъ быть красивее любыхъ произведений искусствъ. Как в вашемъ случае. А также потому что фотографии в белье вызываютъ острое стремление избавить обладательницу от оного.”
Я нашёл на специальной панели редактора облизывающийся смайл и добавил в конце сообщения.
“Как и в моёмъ случае?”
“Несомненно”
“Дорогой Эльдаръ Матвеевичъ… Вы столь нетерпеливы. Вамъ придётся ждать этого очень долго. Я решила, что не буду выходить замужъ до того момента, покуда не закончу высшее учебное заведение…”
Фраза показалась достаточно болезненной и выглядела как мягкий отказ. Я ничего не знал про местную статистику отношений до свадьбы среди дворян, но подозревал, что она ненулевая. А значит — это всего лишь отмазка. С другой стороны, опыт множества жизней подсказывал, что в восемнадцать лет девушки редко знают, чего на самом деле хотят, каким нормам собираются следовать и к чему стремятся.
А если включить в уравнение совершенно глупую игру “ближе — дальше”, когда парня то отпускают, то приближают к себе, то можно даже не пытаться объяснить действия мужской логикой. Так или иначе, она прямым текстом сказала про меня и про “замуж”, а значит — как минимум шанс есть, и какая-то картинка у неё в голове на моё счёт всё-таки имелась.
“Я бываю нетерпеливъ, но вы сомневаетесь въ моём умении ждать? И сомневаетесь в силе моей фантазии? Очень зря! Признайтесь, вамъ самой доставило удовольствие скинуть то фото мне, потому что это естественно, прекрасно, а ваше тело необычайно красиво и достойно того, чтобы показать мужчине, которому можно доверять. Мне понравилось ваше доверие, и я ни за что не нарушу его. Вы можете делиться подобными фотографиями и дальше… Напримеръ, прямо сейчас?“
Ответа не было слишком долго, и я подумал, что Нинель уже строчит гневное сообщение о том, что я перешёл все возможные границы, однако следующее письмо пришло без текста, но с вложением. Нинель Кирилловна стояла в уборной напротив зеркала, закрыв лицо телефоном так, что было видно только дужку очков. Её рука держала задранный вверх подол домашней толстовки, под которым был всё тот же кружевной лифчик. Следом пришла короткая строчка.
“Отошла отъ стола попудрить носикъ. После просмотра — удалить!”
“Отличный джемперъ. Вы ещё не ушли из уборной? Можете расстегнуть застёжку лифчика сзади, тамъ должна быть, так было бы интереснее”.
“Уже ушла! Вы удалили?”
“Я распечатаю фото и съемъ”, — пообещал я.
Возможно, стоило попытаться надавить, но я знал меру. Можно спугнуть. Маленькая победа мужского вуайеризма была мной одержана. После увиденного я вышел на крыльцо домика, чтобы охладить голову, которая, казалось, была раскалена. Музыка в домике Сида стала тише, а из приоткрытого окна доносились приглушённые женские стоны.
— Ну, отлично, — пробормотал я.
Вернулся домой и прочитал еще одно сообщение:
"Наконец-то они уехали, как я устала ходить в кофте по дому…"
"Вы бы предпочли ходить в костюме Евы, пока никто не видит?"
";-) отправляюсь спать, спокойной ночи, Эльдаръ Матвеевичъ"
"Можете представить, как я вамъ помогъ избавиться отъ лишней одежды. Спокойной ночи, сладкая Нинель Кирилловна. Письмо я удалилъ"
Про последнее я слукавил — письмо, конечно, отправилось из "Входящихъ" в корзину, но вот фотографию я на всякий случай сохранил в папку. Сам не знаю, зачем — это всё реципиент.
Утром Сид приготовил завтрак — какое-то лютое ходостяцкое хрючево из полдюжины яиц, колбасы, помидоров и перца. За завтраком сообщил:
— Представляешь… Вчера не успел сообщить. Того дедка лысого с гипнозкой отпустили. Осип пробил, он уже в Верх-Исетск улетел.
Да уж, новость была грустная.
— Все схвачено, хочешь сказать?
— Судя по всему, — кивнул Сид. — Такой мощный артефакт — это жутчайшее преступление, их на севера ссылают. Явно кто-то постарался.
— Да не обязательно, — подала голос Софья. — У меня дядя в жандармерии работал. Были случаи — взятка плюс гипноз. Охранники и ключом дверь откроют, и к начальнику проводят. А потом попросят бумажку нужную подписать. Камер для сенситивных не в каждом участке хватает. Не говоря уже о штатных офицерах-сенсах.
— Но должна же стоять защита? Досмотры при задержании?
— Стоят, — кивнул Сид. — Но от слабеньких, рядовых. Все более-менее талантливые сенсы с навыком гипноза в Москву да в Питер стекаются, в дыре вроде Подольска — откуда им взяться? Такого, чтобы мог защиту пробить… Значит, он настолько мощный дядька? Либо кто снаружи помог.
Откуда у Игоря взялись деньги на "мощного дядьку" и помощь снаружи — оставалось гадать. Если "Единорог" представляет собой что-то серьёзнее обычной студенческой банды, а целью является тот самый дневник — следовало быть вдвойне осторожным.
Мы погрузились втроём в машину Сида и поехали. Ночью прошёл дождь, и дорога из мелкого щебня, ещё не закатанная на нашем участке в асфальт, стала значительно хуже. На выезде из посёлка мы увидели длинный чёрный лимузин, стоявший у обочины, и я напрягся. Я уже более-менее научился пользоваться тем самым “нулевым навыком” — ощущением лёгкого волнения, когда рядом находится другой сенс.
Но тревога оказалась напрасной. Когда мы поравнялись с лимузином, дверь приоткрылась, и мне помахал рукой Леонард Голицын.
— Доброе утро, сосед. Ну, как ваши успехи? Обжились. Строиться пока не собиратесь?
Сид притормозил.
— Доброе. Для начала решаю вопросы с работой. Ну, и нет ничего более постоянного, чем временное.
— Я заметил, что у хижины вашего… получается, камердинера? Привет! — он помахал рукой Сиду и продолжил. — Разбито стекло. Приходил жандарм, фиксировал. Мне не понравилось, что в нашем посёлке ходит всякая шваль, спросил у охранника, проверил журналы.
— И что же?
— Выяснили. Похоже, это были водопроводчики, ходившие на пятнадцатый участок. Я отправил запрос в контору. Но раньше с ними проблем не было, возможно, что они были отманипулированы. В связи с этим вопрос, Эльдар Матвеевич — у вас есть какие-то проблемы? Почему именно на вашем участке?
— Уверен, мои проблемы не коснутся никого из вас. Это совершенно не тот уровень, чтобы вам стоило вникать. Разберёмся сами.
— Вы же учились где-то на Урале? Предположу, что студенческие бандитские кланы?
Секунду подумав, я всё же сообщил:
— “Единороги”. Вам это о чём-то говорит?
Голицын мигом поменялся в лице.
— Говорит. Они что-то требуют?
Я подумал, что о дневнике лучше не говорить, и ответил полуправдой:
— Информацию об отце. Либо — продать за бесценок мою крепостную, в северной деревне. Несовершеннолетнюю с высоким процентом.
— Я понял. Ценная информация. Думаю, я вынужден буду подключиться к вашей проблеме. Не смею больше задерживать, хорошего дня!
Мои предположения по поводу поведения Аллы оправдались — после моего отказа её интерес заметно поугас, хоть она и продолжала быть весёлой и позитивной.
— Полочку прибили, всё окай! Не тревожу тебя больше. Как ты в целом? Как тренировка?
— Спина ноет с непривычки.
Лекции весь день были по языкам. В короткой анкете я не стал хвастаться. Отметил, что знаю английский, французский и немного баварский — хотя с последним было всё не так просто, потому что немецкий Основного Пучка весьма сильно отличался от местных германских наречий. Но после короткого опроса нас разбили на группы, и я попал в одну с Лукьяном и Самирой, как “полиглот”. Половину дня мы с молодой преподавательницей осваивали нужные в работе обороты на доступных языках, с нами поделились полезными разговорниками и советами по поводу коммуникаций.
После обеда в коридоре к нам с Лукьяном подошёл Тукай с тройкой других парней.
— Есть предложение сыграть в покер в эту пятницу. Клуб “Штопор” на Тверской. Что думаете? Или вам мешают какие-то нравственные устои?
Он слегка ехидно посмотрел на Лукьяна. А в следующую секунду Лукьян съездил Тукаю в челюсть.