Итак, я приехал на тренировку и обнаружил, что наш тренер, а также троица парней стоит одетая по-уличному, в лёгкую полу-спортивную одежду.
— Ты чуть не опоздал, — сказал Сергей Сергеевич. — Сегодня мы идём… на полевые тренировки.
— В каком смысле?
— Искать приключения! — сказал один из парней.
Его звали Егор, второй представился, как Ленни, их я уже встретил при первом моём посещении. Третьего я видел впервые, он назвался Алишером. Подождали меня ровно три минуты, пока я переодевался в спортивное.
— Ты новичок, — Сергей Сергеич хлопнул меня по плечу. — К тому же — дворик. Потому будешь стоять на стрёме, приглядывать, не пойдут ли жандармы.
Затем все закрыли лица лёгкими шарфами и масками.
— Я, собственно, не против поучаствовать, — сказал я. — И даже не на стрёме. Вы что собираетесь делать? Грабить банкоматы?
Моя “банда” дружно посмеялась и бодрым шагом направилась на выход.
— Нет, конечно, — сказал Алишер. — Всё законно и безопасно. Это ж Барбар. Ну, почти.
“Барбар” — от фамилии Барбарискин, понял я. Что ж, как раз сегодня порекомендовали “острые ощущения”. Может, это совпадение не зря, подумалось мне. Возможно, это говорили во мне медленно кипящие юношеские гормоны, возможно, воспоминания о прошлых жизнях. Кажется, ещё не прошло ни одной моей молодости Секатора, чтобы я хотя бы немного не прикоснулся к обратной, тёмной стороне жизни столиц. Это тоже может быть полезным. Недолго думая, направился вслед за ними, незаметно перевесив кобуру с пистолетом под спортивку.
Мы вышли из здания техникума, прошлись по бульвару перед ним и свернули на одну из неприметных улочек. Вокруг рядами встали унылые пятиэтажки. Я знал их как “хрущёвки”, но здесь они назывались по-другому, но тоже в честь какого-то правительственного лица, наверное, премьер-министра середины прошлого века. Кажется, “косыгинки”.
Чем дальше мы отдалялись от бульвара, тем более безлюдно становилось. На часах было всего восемь, но здесь не было заметно ни семейных пар, ни молодёжи, лишь одинокие мужчины и женщины средних лет спешили с работы. Видя нас, многие шарахались в сторону или переходили на другую сторону улицы. Судя по одежде, я понимал, что все они — крепостные или мещане. Мы шли молча, долго, энергичным шагом, изредка срезая через дворы, но молчание начало раздражать.
— Я ничего не знаю о тебе, — спросил я Алишера, который шёл рядом. — Даже сословия.
— А зачем знать? — усмехнулся он. — Из служилых татар я. Из-под Симбирска.
— Ты же говорил, что из казаков? — бросил Егор.
— А какая разница? Сейчас одно сословие — контрактное.
Слово это я уже слышал, но не отразил, что речь идёт не типе воинской службы, а о целом сословии.
— Ты ж дворик? — спросил Егор. — Из богатых, или так?
— Или так, — кивнул я, посчитав, что это ближе к истине.
Мы подошли к перекрёстку, и шедший впереди Барбар замедлился, отойдя в тень раскидистой айвы, на которой уже зеленела листва.
— Вон, смотри. Клуб абиссов. Наша задача — поговорить с охранником. Вы, парни, помните, о чём. В бой вступать только по команде. Ты, Эльдар, останешься здесь. Смотри и учись.
Я хмыкнул — мол, ещё подумаю, следовать ли его совету, или нет. Но пока что остался в тени.
Абиссы, как я понял, это что-то вроде местной смеси рэперов и растаманов. Мещанская молодёжь, в основном, эмигрантская, предпочитавшая музыку родом из французских колоний и Великой Абиссинии, самой крупной социалистической страны из оставшихся после распада местного соцлагеря. Клуб находился через дорогу, сама музыка уже доносилась из приоткрытой двери: характерный этнический барабан, басы, речитатив. Не самый неприятный жанр, который мне доводилось запомнить, особенно после десятков реальностей, где ничего лучше блатняка не услышишь. Но сейчас он вызывал дискомфорт и беспокойство.
У входа стояло трое парней. Все окружающие резко разделились на “наших” и “ненаших” — чёрт возьми, как мне это было знакомо!
Барбар молча кивнул, все надвинули маски на лицо и ровным клином пошли в сторону клуба. Удивительно, но старик теперь казался одним из моих ровесников. Спортивный, подтянутый, с ровными резкими движениями. Один из парней тут же скрылся в дверях клуба. Двое остались.
— Чё надо? — услышал я слова самого крупного из них, бритого. Видимо, того самого охранника.
“Наши”, говорили тихо. Я услышал слова “обидел”, “зачем”, “извинись”, и что-то ещё. Неужели не рэкет, а дело чести? Впрочем, первым впечатлением от тренера и ребят было именно такое, а я редко ошибался. Бритоголовый задёргался, четвёрка обступила их со всех сторон. Рука охранника нырнула куда-то за дверной проём, и в ней появилась бита для “байсболля”, как назвал вид спорта тот таксист. Четвёрка тут же преобразилась. В руке у Егора возникла короткая складная дубинка, вроде той, что была у Осипа. У Ленни — кастет, а Алишер достал и размахнулся нунчаками. Барбар, Сергей Сергеевич, похоже, предпочитал драться голыми руками.
А в руке у приятеля нашего оппонента сверкнул нож. Группа пришла в движение. Бритый замахнулся битой, но Барбар ловко уклонился, и в плечо бритому воткнулась дубинка Егора. Нунчаки Алишера выбили из ладони кинжал, которым замахнулся второй, мелкий. Ещё взмах битой. Тренер оттолкнулся, перехватил ладонь бритого, вывернул, бита выпала из разжатых пальцев, и была поймана ладонью соперника.
Удары парней посыпались по куртке и бокам бритого. Он закрылся, спрятался, его подельник отошёл назад, укрываясь от метких ударов Барбара. Вроде бы, всё шло хорошо, но я почувствовал дискомфорт. Во-первых, адреналин снова выплеснулся в кровь, и мне было тяжело стоять в стороне. Я прямо рвался туда, рвался помочь своим сородичам в этих каменных джунглям. Во-вторых, я чувствовал опасность. Шестое чувство в этом мире было как никогда обострённым, и я понимал, что что-то может пойти не так.
И оно пошло.
В первую очередь, потому, что я инстинктивно сделал пару шагов вперёд, выйдя из тени. Во вторую — потому что несколькими секундами спустя, когда бритый, казалось, уже окончательно сдался и отступил внутрь клуба, четверо моих подельников резко побежали в мою сторону. А из дверей хлынула толпа парней — в широких джинсах, разного цвета кожи, с разными причёсками.
У многих в руках были кастеты, дубинки и ножи.
— Валим! — заорал кто-то из “наших”.
Мне хотелось драться. Разумеется, навыки бега в курьерской службе могли быть полезны, но я пришёл сюда не за этим. Я встретил первого ударом по ноге. В моей руке оказалась сухая палка, выломанная из соседней айвы, пара ударов — и ближайший враг обездвижен. Но, увы, я почему-то был неинтересен толпе, её интересовали только те четверо, кто учинил драку у входа. Секундой спустя понял, в чём дело: из-за того, что моя форма отличалась от формы парней, и я стоял поодаль, меня приняли просто за какого-то уличного парня, попавшего под горячую руку. После обмена первыми ударами толпа выкинула меня на обочину. Ветка сломалась о спину очередного парня, а следующие понесли меня вперёд.
Я обогнул толпу и поспешил на помощь парням. Рука так и тянулась в заветную кобуру на поясе, но я не торопился с этим. Адреналин в крови всё ещё требовал более мясного, более близкого обмена ударами.
— Сюда! — заорал Барбар и повернул за угол пятиэтажки, во двор. Я ускорился и обогнул здание с другой стороны.
Уже объединившись с группой, краем глаза увидел, что толпа настигла только Егора, бегущего следом — его били дубинками, он, как мог отбивался, а что было дальше — я не знал.
— Концерт! У них концерт! — орал Алишер на ходу. — Я думал! Там пусто!
— После! — рявкнул тренер.
Адреналин постепенно утихал. Нет, мне всё ещё хотелось остановиться и дать сражение. Но их было много, слишком много — двадцать, может, тридцать человек. В общем, это было не отступление, подумалось мне, а поиск наиболее удачного места для контратаки.
Мы рвали по тропинке в густом заросшем дворе, едва не сбив женщину с детской коляской. Впереди был поворот на короткую бетонную лестницу, спускавшуюся в соседний двор — чтобы не сбить дыхание, я перемахнул через бордюр, расцарапав ладонь о шершавую поверхность бетона, больно приземлился на пятку с полутораметровой высоты. Вся рука была цела, но болела, сказывались предыдущие поединки, а сбитая дыхалка захлёбывалась. Сергей Сергеевич и Алишер обогнали меня, Ленни, напротив, тоже отставал. Я обернулся — от толпы осталось уже не так много парней, человек семь самых упёртых. Наши парни сиганули куда-то в кусты, затем в узкий проход между домами, за которыми обнаружился небольшой сектор элитной недвижимости — типичные “таунхаусы”, как их называли в прошлой жизни.
А перед ними стоял забор — высокий, решётчатый, метра в два с половиной, безо всякого зазора между домами. Вот тебе и удобное место. Алишер преодолел его без труда. Следом полез я, из-за пораненной ладони и растянутого предплечья рука соскользнула, и я понял, что не получится. Мимо пронёсся и два толчка преодолел стену Ленни. А Барбар дальше идти, как и я, не смог.
— Ну что вы? — спросил Алишер.
— Приплыли, — отозвался тренер. — Я останусь.
Двое перелезших наших на миг застыли за забором в нерешительности, затем Алишер запрыгнул обратно наверх и протянул руку Барбару. Тот зацепился, с трудом полез через ограждение. Всё произошло за считанные секунды, и когда тренер оказался сверху, толпа уже была рядом.
— Стойте, парни, надо поговорить! — рявкнул Ленни.
Окружила нас, но бить не торопилась. Ходили из стороны в сторону, словно цепные псы. Я обернулся и понял, что остался один. Тренер перемахнул через верх забора и рявкнул:
— Залезай! Чего стоишь, дворик, залезай!
— Ты чего у нас забыл, дед? Кто вы, нахрен, такие? Чего вы докопались до Крошки Сэма? — тявкнул кто-то писклявый из-за спин переднего ряда.
— Чего ждёте, гаси его, парни!
Ко мне уже двинулись двое, я встал в защитную стойку, но тут один из абиссов остановил второго.
— Дворик? Слышал? Дед сказал, что он — дворик? Ты что тут забыл? Какого хрена вы пришли? Спортсманы, что ли?
— Спортсманы, — кивнул Алишер. — Ваш Крошка Сэм обесчестил одну девушку. Серафиму. Она преподаватель литературы в энергетическом техникуме. Мы пришли просить, чтобы он извинился.
— Гаси дворика! — из-за спин вынырнула худая тень, которая понеслась прямо на меня.
Дальше всё было быстро и хаотично. Свет фонарей сверкнул в лезвии ножа. Я отошёл в сторону, толкнул — нож застрял между прутьев ограды, вывернутая рука разжала лезвие. Но на меня неслось уже трое. Нырнув вниз и притянув хилого на себя, я укрылся от первого удара дубинкой.
— Бейте руками, иначе нас посадят! — рявкнул кто-то из них.
Нож, выпавший из руки хилого, был отправлен пинком через прутья решётки. Двое “наших”, всё же, пришли на подмогу. Надо отдать должное, они видели меня в первый раз, были другого сословия, но решили всё же не бросать. Алишер приземлился на головы двоим, повалив их наземь, его нунчаки описали круг, врезаясь в грудь соседа. Хилый, который полез ко мне, получил удар в спину, и его оттащили свои. Но противников становилось больше. По ноге прилетело ботинком — могло было быть и больнее, но мне хватило, чтобы скорчиться от боли и отойти чуть правее.
Пространство оказалось достаточным, чтобы достать козырь из рукава. Вернее, из кобуры. Выстрел пронзил вечернюю тишину. Я стрелял поверх голов, но этого хватило, чтобы парни, которые лезли на нас, отскочили назад. Всё же, хорошо в обществе, в котором обладание огнестрелом — удел избранных.
— У меня осталось восемь патронов! — рявкнул я и взял на мушку того, кто был самым активным. — Пистолет матрицированны. а я отличник по стрельбе! На всех не хватит, но не гарантирую, что раны будут не смертельными!
— Валим, валим!!! Скоро здесь будут копы!
Я удивился, как они были правы. Откуда-то сверху, как мне сначала показалось, с крыши соседней пятиэтажки, послышалось мерное, назойливое гудение сирены. Все бросились врассыпную — и наши, и ненаши. Сергеич бросил напоследок:
— Остановка трамвая в квартале! Завтра утром сбор!
Сначала я не понял, про что речь, но затем, уже на ходу сообразил: моя форма курьера-подпоручика осталась в клубе, а я был одет в спортивную. Вскоре откуда-то сбоку послышался треск, а свежая листва деревьев задёргалась, словно на неё прерывисто дули. Невидимый луч достиг меня, и я оцепенел. Воздух стал как будто наэлектризован, что-то раздражало нервные окончания и вызывало желание не то застыть, спрятаться, не то, наоборот, ускориться.
Заморгали, потускнели лампы в уличных фонарях. Сирена все приближалась, и вскоре я увидел ее источник.
Над двором, между крон деревьев медленно, словно небольшое облако, показался круглый летающий диск диаметром метров пять, выхватывающий прожекторами из тени бегущих парней. Шума двигателей не было слышно, и меня вдруг осенило. Память реципиента подсказала, что из себя представляют дисколеты: это здоровенные артефакты, управляемые телекинезом мощных сенсеев-проводников.
Встреча с правосудием мне сейчас была не нужна. К счастью, оцепенение длилось недолго — кольцо на пальце левой руки зажгло кожу, я двинулся искать укрытие и зашёл в ближайший подъезд. На ступеньках первого пролета сидела в недвусмысленной позе бедно одетая молодая парочка. Девушка — ярко накрашенная, с размазавшимся макияжем и задранной юбкой, взвизгнула и поправила одежду. Ничуть не смутившись, парень прервался и спросил:
— Что там? Блин патрульный прилетел?
— Прилетел, — кивнул я.
— С…и. Опять разборки?
— Ага.
— Слушай, вали отсюда! Ты нам мешаешь.
— Свалю через десять минут, — сказал я, достал и покрутил в руке пистолет. — А пока… валите вы.
Уговаривать не потребовалось — парочка резво поднялась с места и забралась повыше, оставив меня в покое.
Выждав, пока все не затихнет, я выбрался и доковылял до остановки. Рука и нога болели изрядно, но ссадины уже особо не кровоточили, а адреналиновый шок поутих, оставив место расслаблению. На остановке обнаружился Егор, весь помятый, с разбитым лицом, он заметил меня и коротко кивнул.
— Помощь нужна? — спросил я.
— Не. Спасибо тебе. Как сам?
— Пойдет. Часто у вас такое?
— Не часто. Честь девушки, знаешь ли.
— Понимаю.
На все же помог ему забраться в трамвай и решил прокатиться сам. Проехался три остановки в сторону МКАДа, затем пересел до такси и доехал до дому.
Вокруг домика Сида обнаружились обильно политые хилые кустики саженцев. Сам же Сид неспешно колдовал над приятно дымящимся мангалом.
— Вот, приобрел, сейчас опробую, — не оборачиваясь, сказал он. — Еще сударь один подъехал, назвался Голицыным, предложил саженцы посадить. Вот это абрикосы, а это черешни… Вот черт, барь, что это с тобой?! А вещи где?
Последующий час Сид обклеивал меня пластырями и помог намазать раненые конечности восстанавливающими мазями. Не менее восстанавливающим оказался стейк лосося с мангала: приготовился он просто божественно, не сухой, не передержался, не пересолёный. Гарниром был жареный батат со специями.
— Шикарно, но чего ты так раскошелился?
— Так ведь… день рождения у меня, барь. Двадцать три.
— Вот блин… Поздравляю! Не знал… Ну, сам понимаешь.
— Понимаю. Ничего, если в выходные друзей позову? Человек пять, немного.
— Можно, конечно. Слушай, ничего не знаю про твоих родных — расскажи хоть.
Сид рассказал: оказалось, что мать у него умерла во младенчестве, а папаша, бросивший семью, был отправлен на десятилетнюю каторгу на Чукотку, когда парню было четырнадцать лет. Воспитывали две тётки, которые переехали, когда стало восемнадцать, а после — основной семьёй стала семья моей матушки.
Объевшись и ложась спать, я заглянул в сообщения, чтобы поговорить с Нинель Кирилловной.
“Какъ ваше самочувствие, Эльдаръ Матвеевичъ?”
“Всё хорошо, любезная Нинель Кирилловна, разве что получилъ лёгкую травму ноги. На тренировке”.
“Бедная ваша нога… Можете прислать фото, я хочу удостовериться, что всё не так серьёзно?”
Пришлось сфотографировать свою волосатую конечность ниже колена, замотанную в эластичный бинт. Выше синяки были столь жуткими, что я бы ни за что не стал их показывать. Затем я подумал, что её больше интересует обмен фотографиями в качестве флирта, чем реальный интерес по поводу моего здоровья, и добавил:
“Теперь ваша очередь, Нинель Кирилловна”.
“Какой вы настойчивый! Ладно, возможно, фотография моей ножки подействует на васъ как лекарство”.
Спустя волнительные пару минут фото загрузилось: фигуристая ножка, гладкая, изящная, она была высунута из-под розового кружевного одеяла чуть выше колена.
“Действительно, отлично снимаетъ болевой синдромъ. Только прислалось обрезанное фото, какъ будто там не вся ваша ножка полностью. Нельзя ли переснять?”
Следующее фото оказалось уже значительно выше колена. Ещё пара сообщений, но раскрутить удалось только до уровня бёдер, при этом никаких более приятных непристойностей Нинель Кирилловна себе не позволила. Увы, продолжать наступление я не мог, потому что очень хотел спать. завтра требовалось встать ещё раньше обычного.
Утром уговорил выехать Сида пораньше, докинуть до злополучного техникума. Благо, дверь клуба на заднем дворе оказалась открытой, но ни тренера, ни кого-то из ребят не оказалась, только одинокая пожилая уборщица подметала полы.
— Мне вещи забрать.
— Давай, милок, Сергеич что-то говорил, да, — кивнула она, не отрываясь от работы.
Быстро переоделся — дальше времени у меня не представилось бы. Взглянул на уличные пробки в сторону Садового Кольца, и решил, что лучше будет добираться на метро. Увы, по многожизненному опыту передвижения в Москве я знал, что ни одно такси бизнес-класса в час пик не поможет в скорости передвижения так, как подземка. В конце концов, на курсах говорили, что даже московские курьеры из отдела особых поручений не чураются использовать метро.
Турникеты, экскалаторы, оплата телефона касанием — всё примерно как и в других мирах. Вот только первый вагон поезда был окрашен в цвета флага и предназначался для дворян. Однако, судя по всему, это была больше дань традиции, чем жёсткое правило: дежурный жандарм на станции лишь пару раз лениво махнул рукой и злобно зыркнул, отгоняя от дверей уж совсем бомжеватого вида люмпенов. Что-то мне подсказывало, что тут уже потрудились социалисты — рано или поздно с ростом урбанизации в любой крупной стране сегрегации в транспорте становится меньше. Шесть станций и одна пересадка, и чем ближе к центру, тем богаче и чище становились вестибюли, тем разношёрстнее становился народ.
Даже прихрамывая после вчерашнего, до учебного центра я добежал вовремя, за десять минут до заданий. Но только на подходе к зданию я понял, что подготовил себе неприятный сюрприз и раздосадованно хлопнул себя по лбу.
Из-за хаоса последних дней я совсем забыл, что пятница — это день практики, и ехать мне предстояло совсем не сюда. Предстояло ехать на задание, иначе я провалю весь учебный курс.
А второго отчисления в этой жизни я очень не хотел.