Машина недолго петляла по подмосковным магистралям, затем проехала мимо центра Подольска и отправилась в элитный микрорайон, закончив свой путь у кирпичных ворот.
— Цифровой ключ у тебя в брелке, — подсказал Сид.
Я нажал, и ворота распахнулись. Я уже видел это длинное двухэтажное здание в стиле модерн на некоторых фотографиях, но живьём оно впечатлило. Панорамные арочные стёкла, витые шпили по углам, два флигеля и вход. На внутренней парковке стояло два автомобиля: фиолетовый, длинный, с позолоченными завитушками и круглыми фарами и квадратный, маленький, двухдверный. Территория была не сильно большой, но там хватило место и для беседки, и для фруктового сада, и для небольшого бассейна, и для ряда из трёх небольших домиков, по-видимому, гостевых, или для прислуги. В саду распускались первые цветы.
К машине резво подбежал пожилой мужчина, имя которого мне Сид уже напомнил по дороге. Это был Фёдор Илларионович, наш дворецкий, знакомый мне с детства. По совместительству дворник, сантехник, садовник и много кто ещё. С короткой, но ухоженной бородкой, наколкой в форме якоря на предплечье.
— Здравствуйте, сударь, добро пожаловать домой, — сказал он с хорошо поставленным московским акцентом и принялся помогать таксисту вытаскивать из багажника сумки. — Отчего же вы не позвонили, я бы встретил в аэропорту, машина свободная, барыня не выезжала в город.
— Фёдор Илларионович! Рад вас видеть. Мать дома, получается?
Дворецкий немного настороженно глянул на меня, видимо, заметив изменение.
— Дома. Ждёт вас к ужину.
Маман сидела в гостиной и принимала высокую молодую женщину в узком коктейльном платье, которая листала ей альбом с работами. От женщины исходила странная, немного чарующая аура, она взмахнула ресницами, коротко и томно посмотрела на меня. В голове прозвенел тихий голосок: «Какой милый сын... я думала, он моложе, а он в самом соку...»
Подобное чувство я испытал тогда, во время аварии, когда мимо прошла девушка, заглянувшая мне в душу. Теперь я знал чуть больше, и понимал, что это не голоса в моей голове, а мощная телепатия, что эта женщина специально странслировала мои мысли в голову. Но всё продлилось лишь доли секунды, дама отвернулась и продолжила диалог с моей родительницей.
Честно говоря, я не ожидал, что в этой реальности моя маман будет столь дородной. Завидев меня, она достаточно холодно кивнула и сделала характерный взмах рукой в сторону комнат — мол, не видишь, я занята. Вокруг длинного стола уже крутилась, расставляя приборы, кухарка. Я вспомнил — Эльвира, тридцать с небольшим лет, с достаточно хорошей, спортивной фигурой, которую мой предшественник наверняка в силу возраста ещё не успел оценить и воспринять. Внешность портило, разве что, только косоглазие и короткая причёска, которая ей совсем не шла.
Сид быстро провёл экскурсию по дому. Первым делом я заглянул на второй этаж, в свою спальню. Все стены были обклеены постерами с анимационными девочками, на шкафах пылились какие-то игрушки, с которыми девятнадцатилетний парень так и не расстался. В душе при взгляде на всё это что-то шевельнулось, но сентиментальничать я вовсе не собирался.
Сид порылся в пакетах и выудил рихнер, резво прикрутил к проводам экрана и клавиатуре, стоящим на столике.
— Тут гардеробная, дальше игровая.
Игровая комната оказалась не меньше спальни. Огромный телевизор в полстены, столы с какими-то фигурками и солдатиками для сложных настольных игр, стол для бильярда. Похоже, на развлечения сына родители не скупились.
— Жаль, не доиграли, — сказал Сид, с грустью указав на один из столов. — Ты, барь, меня обыгрывал постоянно. Правила совсем не помнишь?
— Нет. Если надо — разберусь.
Дальше было два пустых кабинета, оставшихся от отца. После развода отец, судя по всему, вывез всё своё имущество. А на первом этаже располагались покои матушки, комнаты для «дворни» и огромный склад, полный картинами из галереи.
Переодевшись во что-то домашнее, показавшееся подходящим, вышел к столу. Мы сидели у одного конца, вся прислуга — дворецкий, кухарка и Сид — у другого.
— Что ты вырядился? — сказала маман. — Ты это шмотьё чёрное никогда не носил. Мало я тебе приличного купила?
— Во-первых, мама, здравствуй, я очень рад тебя видеть. Во-вторых — Мариэтта Генриховна, возможно, уже сказала...
— Да-да, что ты потерял память. Ты в эти игры ещё в четырнадцать лет играл, помню.
— Валентина Альбертовна, он правда... меня еле признал, — подал голос Сид. — Многого не узнаёт, как телефоном пользоваться — показал.
Мать нахмурилась, внимательно посмотрела на меня, пробормотала:
— А говорить вроде бы умеет. Или совсем дураком стал?
— Нет-нет! — замахал руками Сид. — С соображаловкой у Эльдара Матвеича всё отлично.
— Как будто изменился... — кивнула мать и снова нахмурилась. — Бездарь. Столько сил вложено! И процент такой хороший — пять и две десятых. Лень. Только лень тебя погубила. И твои игрушки!
— Я изменился. Безвозвратно. Обещаю, дальше тебе будет проще. Найду работу и съеду.
Мать прожевала очередной кусок пирога и кивнула, пожалуй, первый раз внимательно на меня посмотрев.
— Съехать?! Что-то ты странное говоришь. Куда ты съедешь? Ты даже готовить не умеешь. С памятью что-то надо делать. Есть у меня среди клиентов один специалист. Светозар Михайлович Кастелло. Живёт недалеко, в Воскресенском, я ему сейчас позвоню... Сейчас... — в руке у неё показался телефон, такой же, как у меня. — Алло, Светозар Михайлович? Не отвлекаю? Циммер Валентина беспокоит, у меня возникла одна проблема... Можете сына посмотреть? Завтра? Нет, в обед он не может — у него собеседование. Ага, договорились, вечером в семь. Спасибо вам большое, Светозар Михайлович! Про оплату свяжемся позже с вами. Хорошего вечера!
— Что за собеседование? — насторожился я.
— Ты же сам нифига не найдёшь без меня, так? Завтра едешь в Подмосковный офис Императорской Курьерской Службы. Отдел особых поручений. И не думай возражать! Подпоручиком могут взять, если не провалишь стажировку.
Терпеть не мог, когда решали за меня, но пока что в силу возраста и положения выбирать не приходилось. К тому же «императорская служба» звучало как что-то приближённое к правящему двору и вполне могло сойти за удобную траекторию во властные структуры. К тому же, мать, при всей её резкости, явно хотела как лучше. Следом я подумал о гораздо более серьезной неприятности — лекаре. От одного упоминания этого слова пробежали мурашки по спине. На что мог повлиять лекарь?
По опыту предыдущих жизней — не на что серьёзное разного рода психологи сделать с моей вселëнной личностью не могли. Но я все же решил поспорить.
— Я думаю, я обойдусь без лекаря, маман. Память вернется сама.
— Даже не думай. Пусть хотя бы посмотрит, вынесет вердикт. Все, иди, за рихнером до ночи только не сиди.
После ужина Сид подошел и отпросился до обеда, сначала у матушки, потом у меня.
— Страшно тебя такого оставлять, барь. Но ты уж как-нибудь тут осторожнее.
— Разберусь. Не впервой, — сказал я и тут же поправился, чтобы не вызывать лишних вопросов. — В смысле, одному оставаться. Занятие себе найду.
Для начала я распаковал и разложил вещи. Побрился и, отыскав в закромах чёрную краску, разобрался с инструкцией и выкрасил волосы в чёрный цвет. Пока они сохли, включил Рихнер — благо, в качестве пароля был установлен отпечаток пальца, и залез в Московскую Городскую Сеть. Проверил письма и сообщения — ничего срочного не было, кроме, пожалуй, одного.
«Эльдар Матвеевич, вы прибыли? Как перелёт?»
Нинель Кирилловна явно намекала на встречу, и я решил поддаться лёгкому соблазну. Остатки разума реципиента внутри меня тут же впрыснули в кровь целую гамму гормонов: адреналин, кортизол, вызывавший лёгкую панику, и тестостерон, вызвавший вполне логичное возбуждение. Приятное, позабытое чувство. Главное было избрать верную тактику, чтобы и не напугать, и не показаться слабым.
«Да, я дома, Нинель Кирилловна. А вы?»
Ответ пришёл быстро — видимо, она сидела с телефона онлайн.
«Совсемъ неподалёку, получается. Я нахожусь въ саду для чтений вверх по улице. Читаю очень интересную книжку».
«Я былъ бы радъ увидеться с вами. Возможно, прямо этим же вечером. Это возможно?»
Следующий ответ пришёл чуть позже.
«Мне необходимо привести в порядокъ макияжъ, я была не готова к встрече».
«Не переживайте, Нинель Кирилловна: я тоже буду готовъ только через полчаса. Я сломал в дороге мобильный — связаться будет сложно, я буду ждать васъ прямо въ саду».
«Я подумаю. Если получится — буду через полтора часа».
Времени оставалось предостаточно, и я отыскал в сети ближайший салон ремонта мобильных телефонов, расположившийся в небольшом торговом центре. Но сам бы я туда не успел, поэтому отыскал дворецкого, который подрезал ветви деревьев в саду.
В руках у него был секатор. Достаточно странное чувство появлялось, когда я видел этот предмет и осознавал, что занимаюсь точно таким же делом, только в более глобальном и метафорическом плане.
Попросил отнести телефон за вознаграждение.
— Эльдар Матвеевич — что за глупости говорите! — улыбнулся Фёдор Илларионович. — Мне в радость будет прогуляться, я как раз думал в продуктовый.
Вернувшись за компьютер, я поддался искушению и открыл носитель, преподнесённый мне Марком. Честно говоря, я ещё надеялся, что там будет что-то полезное и секретное, но ожидания не оправдались. Взгляд пролистнул по названиям роликов. Фантазией местная индустрия «фильмов для взрослых» не блистала, но говорили они красноречиво. Непонятно, кто их так назвал — не то Марк, не то загадочный дилер, подогнавший такую забористую видеопродукцию, не то сами авторы этих шедевров.
Итак, на носителе обнаружились: «Случайно зашёл в женскую баню», «Юная дворянка ублажает своего водителя», «Графиня заказала двух танцоров», «Вдовушка страстно скучает по мужскому естеству», «Молодая княгиня принимает ванну нагая», «У невесты оказалась слишком большая грудь», «Боец вернулся с войны и застал жену с соседом», «Две сестры разделись в парке», «Специальное устройство для женщин», «Слуга подглядывал за молодой хозяйкой», «Грязная любовь в заброшенном хлеву», «Грубое обращение с помощницей директора», а также два небольших сериала — «Анимационная страсть» и «Скрытая камера в раздевалке училища медсестёр». Последним в списке было иностранное название — «Zwei schwarze Frauen streicheln sich», и открыв файл, я обнаружил именно то, о чём предупреждал Марк — весьма горячее видео про двух негритянок. Качество видеороликов оказалось ужасающим: то ли в этом мире так и не изобрели нормальные кодеки, то ли эти видео были настолько древними, что сжимать видеопоток в две тысяча десятом ещё не научились.
Я решил не увлекаться: всё же, явиться на первое свидание в чрезмерно-приподнятом настроении было бы неэтичным. Да и в принципе я предпочитал реальную близость с женщиной разным изображениям на экране. Мне предстояло прожить ещё не одно десятилетие и эффективно выполнить свою миссию, а это сложно сделать, будучи аскетом. Увы, в таком юном возрасте и в сословии, скованном определёнными устоями, для достижения близости требовалось приложить куда больше усилий. Но первые шаги я уже сделал.
Собравшись с духом и причесавшись, я покинул поместье и отправился на поиски того самого сада, про который говорила Нинель Кирилловна. Вокруг возвышались похожие на нашу виллы и крохотные огородики. Начинало темнеть, приветливая старушка, окучивавшая цветы, помахала мне граблями через оградку и крикнула:
— Эльдарушка, неужели это ты — так вымахал!
Мне осталось только сухо кивнуть — вспомнить, кто это был, я не смог.
Улица уперлась в большой зелёный квадрат. Там начинали зеленеть раскидистые деревья, а под ногами хрустнула скорлупка грецкого ореха.
Я нашел скамейку и сел. Признаться, у меня были подозрения, что она не придёт. Во-первых, из-за невозможности связаться, во-вторых — исходя из жизненного опыта. Во времена моих многочисленных юностей другие девушки в других мирах частенько не приходили на свидания. По молодости это может объясняться и нерешительностью, и желанием набить себе цену, зачем-то проверить твердость намерений, или даже просто поиздеваться. И чем ближе к тридцати — тем больше у противоположного пола уверенности и тем меньше желания так нелепо подшутить.
Но этого не случилось. Вскоре в сумерках на тротуаре появился тоненький, хрупкий силуэт. Нинель Кирилловна шла ровно оттуда же, откуда пришёл я, ведь мы же были соседями. Она шла немного неуверенным шагом, одетая в домашнюю кофту и лёгкие брюки, прижимая скрещёнными руками к груди большую книгу. Судя по нашей переписке, я был более готов увидеть пышное розовое платье девятнадцатого века с корсетом, но всё оказалось чуть прозаичнее. Но даже такой простой образ сводил остатки сознания моего реципиента с ума.
А на носу у неё, под слегка растрёпанной русой чёлкой виднелись очки. Чёртовы очки!
Я встал практически инстинктивно. Нет, разум оставался холоден и расчётлив. Общение с женщинами полезно для организма и наполняет мою работу дополнительным смыслом и стимулом. Мне случалось быть на свиданиях тысячи раз с совершенно разными и непохожими друг на друга девушками, в абсолютно разных условиях, с разным исходом. Но в тот миг тело всё равно переполнила целая гамма ощущений — от зашедшегося в безумной пляске сердца до лёгкой дрожи в коленях. Виной тому, конечно, были реакции, оставшиеся от моего предшественника. Парень, несомненно, был влюблён в эту девушку, к тому же, чувствовалось, что она тоже испытывала к нему интерес.
— Нинель Кирилловна! — я отвесил учтивый поклон.
Она скривила губки — не то в ухмылке от моей игры в старомодного джентльмена, не в то в странной застенчивой улыбке. Затем отвела глаза и села на противоположный край скамейки.
— Эльдар Матвеевич, я рада вас видеть, но вы бы могли выбрать более удачное время — соседи могут подумать что-то непристойное.
— Вам есть дело до соседей? Мы так давно не виделись, я, признаться, соскучился...
Она вспыхнула на миг, но тут же раскрыла книгу и погрузилась в чтение, пробормотав:
— Я решила встретиться с вами... как с другом детства. Только и всего.
Многих парней пугают слова о дружбе, часто девушки так дают понять, что не видят в собеседнике мужчину и потенциального партнёра. Но тут был не тот случай — я видел, что тоже интересен ей. Мне всего лишь показали, что надо снизить обороты, и что предстоит игра в долгую.
— Ты... вы говорили о книге? Это она и есть? Что вы читаете, если не секрет?
Она показала обложку.
— Сущая беллитристика, «Изабель и призрачное счастье», известная писательница, Юлия Гладкая. Не имеет отношение к сенситивной науке, зато... про человеческие взаимоотношения, вы понимаете.
— Про любовь? — предположил я.
— И про нее тоже, — потупила взгляд Нинель и перевела тему. — Значит, вы отчислены... Чем вы планируете заниматься, Эльдар Матвеевич?
— Иду завтра на собеседование, буду устраиваться на работу.
— Вы же писали, что у вас получилось раскрыть базовый навык только однократно, на тренировке, не при комиссии? Получился перенос схемы в матрицу, или как вы сказали? Получается... ваше покорение сенситивности не закончено?
Неужели у моего предшественника всё же получилось? Воспоминания, оставшиеся от реципиента, были весьма смутные. После слов ректора в зале я был уверен, что он так и закончил неумехой. С другой стороны, опыт подсказывал, что перед приходом моего разума в тело реципиента у того кратковременно обостряются все органы чувств, навыки и другие способности. Может, и та самая сенситивность обострилась?
Тут я укорил себя, что недостаточно тщательно изучил переписку перед встречей, и поэтому рисковал соврать. Когда-то давно меня учили: если припёрли к стенке, и не знаешь, что отвечать — отвечай правду. Способ совсем не универсальный, и раскрываться полностью я вовсе не хотел, поэтому ответил полуправдой.
Неожиданно в голову пришла отличная гипотеза, которая одновременно и была ответом на вопрос, и могла бы стать вполне правдоподобной легендой.
— Вы знаете, дорогая Нинель Кирилловна. Мне кажется, на меня совершили воздействие в том зале. Когда человек уходит из столь серьёзного заведения с его разумом делают что-то, чтобы он забыл тонкости мастерства. Я очень плохо помню многие вещи. Признаться, я с трудом узнал даже своего комардина.
— Сида? — удивилась Нинель. — Того мрачного волосатого парня? Вы же с ним не разлей вода?
Я кивнул.
— Он вовсе не мрачный. Часть памяти возвращается иногда, но управлять этим я не научился.
Конечно, я умолчал, что, скорее всего, и не научусь, потому что так устроен человеческий мозг и так работает моё вселение в двойников. Воспоминания всегда будут непрогнозированными и случайными.
— Что вы помните, Эльдар Матвеевич? — она отодвинула книгу.
— Ох... — Я откинулся на спинку скамейки. — Не могу сказать, что из этого явь, а что мне приснилось. Мне казалось, я гораздо старше и опытнее. Помню, как я достиг многого — власти, денег, верности близких людей. Помню, как проходил через множество испытаний, умирал и рождался вновь. Мне грезилось, что я был хорошим руководителем, воителем, полководцем. А возможно, также был и отцом, мужем, горячим любовником. Как пережил множество сражений. Но в одном из последних проиграл. С группой верных мне людей мы пытались совершить что-то вроде государственного переворота, но враг перехитрил меня. Выстрел в висок... Или это была гильотина? Всё смешалось...
Нинель Кирилловна смотрела на меня внимательно, с интересом, широко раскрыв и без того бездонные глаза, затем сказала.
— Вы так ловко смешали свои переживания по поводу отчисления с сюжетами ваших рихнер-игрушек... А что ещё помните?
— Помню, как хотел быть выше этого мира. И всех других миров. Как хотел достичь идеальной красоты — и никак не достигал её. А ещё я помню вас... Уже очень давно. И иногда мне кажется, вы близки к моему идеалу вселенской красоты.
Мне казалось, что в этот момент я явственно чувствовал жжение на коже, как будто от Нинель исходил жанр. Меня это даже слегка напугало: это точно не могло быть самовнушением или эмоциями. Ощущения были примерно те же, что и тогда, при встрече на перекрёстке. Неужели я могу чувствовать других сенсов? Чувствовать наличие у них способностей?
Так или иначе, наступил наиболее идеальный момент беседы — я протянул руку и положил свою ладонь на её хрупкие пальцы, нервно ощуповавшие неровности скамейки.