Прошли долгие две секунды, прежде чем она всё же решилась выдернуть руку, затем встала и медленно направилась к выходу из парка. Я догнал, спросил осторожно:
— Что-то не так? Я вовсе не хотел вас напугать.
— Но вы меня пугаете, — сообщила она чуть более холодно. — Не знала, что в Верх-Исетске так ловко учат комплиментами и искусствам обольщения. Вы уезжали совсем… другим. И я не знаю, нравится мне ли это. Уже поздний час, проводите меня до дому.
Столь быстрое завершение первого тактильного контакта, конечно, немного разочаровывало. С другой стороны, у девушки её устоев по-другому быть и не могло. Поразмыслив, я подумал, что это первое робкое касание и было самоцелью сегодняшней встречи и будет вполне достаточным, чтобы указать на намерения и показать интерес.
Пару минут мы шли молча, на её лице было волнение. Наверное, сложно было бы найти в округе более безопасных кварталов, чем те, по которым мы шли: на въезде в микрорайон я видел блок-посты жандармов, на столбах висели камеры, а в округе не было ни одного лишнего человека. Но проводить её было делом чести, к тому же, сознание моего реципиента подсказала весьма наивную мысль: “вдруг что-то перепадёт”. Нет, с такими девушками на первом недо-свидании ничего не перепадает.
— У меня впереди ещё полтора месяца подготовительных курсов, а затем экзамены, — заговорила она лишь в самом конце пути. — Я собираюсь учиться в Петербурге, в академии при Министерстве иностранных дел.
— На кого?
— Сенситивный психолог-дипломат. Проводившие процедуры измерения сечения специалисты сказали, что, возможно, первым навыком у меня будет телепатия… К тому же, моя способность к языкам…
Мурашки пробежали по спине. Получается, местные могут ещё и читать мысли?
— Je ne veux vraiment pas couper la communication avec vous (франц.: Я бы очень не хотел прервать общение с вами), — сообщил я, всё больше чувствуя себя персонажем произведений XIX века. — Und ich würde dich wirklich gerne zu einem vollen Date einladen. (нем.: И я очень хотел бы пригласить вас на полноценное свидание).
Она остановилась и обернулась. Гамма эмоций на лице была восхитительной.
— Где вы?!... Как вы настолько хорошо выучили французский? Вы же говорили, что едва сдали на “удовлетворительно”? А второй язык…. это какой-то странный диалект баварского? Или прусско-норвежского? Как вы… всё это выучили?!
— У меня ещё много тайн. Кажется, это ваше поместье?
Мы остановились у огромных решётчатых ворот. Мои ворота располагались всего в тридцати метрах через дорогу. Четырёхэтажное здание возвышалось почти прямо за оградой, и взгляд на окно четвёртого этажа, где, по-видимому, располагалась спальня Нинель, пробудил в душе какие-то тёплые воспоминания. Если не сказать больше — влажные.
— Идите, — кивнула Нинель. — Дворецкий уже подходит. Спасибо за встречу.
Я раскрыл руки для объятия.
— Спокойной ночи, Нинель Кирилловна. Надеюсь, моя болтовня не сбила ваш сон.
Она промедлила с минуту, воровато оглянулась. А затем коротко, быстро обняла меня свободной от тяжёлой книги рукой, максимально отвернув лицо, чтобы я ещё ненароком не полез целоваться.
Нет, конечно, я рассматривал этот эпизод общения исключительно как шаг по выполнению побочной задачи. А именно — организации долговременных интимных отношений, благоприятно влияющих на карьеру и выполнение рабочих задач. Но как же чертовски плохо я выспался в ту ночь!
Выбирать не приходилось — утром меня разбудил Фёдор Илларионович, сообщив:
— Карета готова, барин. Велено везти вас в Успенское на собеседование.
Матери я дома не застал. После быстрого завтрака, оставленного на столе кухаркой, и не менее быстрых сборов я отправился в дорогу, захватив по дороге отремонтированный телефон.
К собеседованию я не готовился — бесполезно готовиться в ситуации, когда сознание находится в мире всего пару дней. Но, если говорить в целом, то я думал, что всё окажется гораздо хуже.
Ехали мы меньше получаса, хотя, судя по карте, пришлось проехать не меньше пятидесяти километров. Сначала петляли по тесным улочкам Подольска, затем поднялись по длинной эстакаде на высокий аэродук, при въезде на который пришлось постоять в очереди и заплатить. А после втопили по полупустому идеальному шоссе почти под сотню.
— Опять цену на “Дворянский путь” подняли, — пробормотал Фёдор Илларионович. — Когда-то хотели выпускать по квотам крепостных. Всё заглохло.
Беседу о социальных несправедливостях я поддержать не мог по очевидным причинам. Платное подмосковное автомобильное кольцо только для дворян? Что ж, очень в стиле этого мира. Внизу, в метрах сорока, проносились поля, сады, теплицы, пруды, железнодорожные трассы, аккуратные коттеджные посёлки, соединённые другими трассами, а за лесом виднелись небоскрёбы Белокаменной. Мимо проезжали лишь дорогие машины, автобусы и небольшие фургоны. Мы миновали аэропорт, где я поймал взлёт здоровенного лайнера и весьма крупного двухвинтового вертолёта, поднимавшихся в разные стороны.
Ещё я обратил внимание, как мы проехали над огороженным периметром, ощетинившимся по краям ракетными системами, внутри которого стояли хищного вида вертолёты, прикрытые сетчатой тканью, а также здоровые круглые конструкции, напоминающие тарелки и выкрашенные в защитные цвета. Те самые дисколёты? Надо бы поискать в сети, хотя, подозревал я, информации будет не так много.
Здание местного подмосковного офиса Императорской Курьерской Службы в городке Успенском расположилось очень близко от съезда с платной дороги. Оно представляло собой трёхэтажный особняк середины прошлого века, с затейливыми витражными стёклами, но уже изрядно облезлый и поизносившийся. А рядом, через дорогу, возвышался огромный, в этажей восемь, оптовый склад, каким-то образом относившийся к подразделениям данной службы — я ещё не разобрался на тот момент.
Мы миновали большую парковку с сине-чёрными фирменными фургончиками и въехали через ворота во внутренний двор. У Отдела Особых Поручений, занимавшего целый флигель, был, как это можно догадаться, отдельный вход и огороженная территория. Нас встретила дама. В прошлой жизни я назвал бы её “девушкой”, но поскольку мне теперь было девятнадцать, к этой возрастной категории уже больше подходило “дама”. Лет тридцати пяти, худая, в строгом, но достаточно элегантном костюме. С аристократическим образом не вязались полосатые мелированные волосы и черные бусинки пирсинга в нижней губе и ноздре — пожалуй, я впервые видел такое в этой реальности.
— Эльдар Матвеич? — спросила она неожиданно-низким, прокуренным голосом. — Я, честно говоря, думала, что вы постарше. Ну, идёмте за мной.
— Я вам нужен, Эльдар Матвеич? — осведомился дворецкий.
— Нет, спасибо, можете быть свободны.
— Свободны, ага. Отметьте часы, будьте добры… — несколько несмело намекнул дворецкий, садясь в автомобиль.
На пару секунд отвлёкся в телефон — там вылезло уведомление о фиксации часов работы крепостного, я протыкал пару галок и нажал “сохранить”. После повернулся к девушке, решив сразу расставить все точки над “i”.
— Вы — руководитель?
— Я старший кадровик, — сказала она, не поворачиваясь. — Персонал-референт. Луиза Даниловна Шоц. Вашим руководителем будет один шикарный мужчина. Ну, если вы ему понравитесь, конечно.
Она провела телефоном, открывая внутреннюю дверь офиса, затем мы миновали небольшой холл, открыли ещё одну дверь и вошли внутрь. Внутри обнаружилось просторное помещение, занимавшее почти весь флигель — в некоторых мирах применяли англицизм “опенспейс”. Причём интерьер с золочёными завитушками и строгий мундир выдавали в заведении контору состоятельную, близкую к финансовым потокам. Это показалось хорошим знаком на пути к политическим элитам.
Рядом со входом была кухонная зона, у которой крутился молодой жилистый паренёк. Пара истёртых диванчиков, на которых сидела тройка господ. Дальше — зона, на которой сидело двое тучных господ в расстрёгнутых пиджаках, неторопливо попивавших кофе. Дальше были рабочие столы с рихнерами, бОльшая часть из которых пустовала. За одним из них с огромным, в полтора метра диагональю, экраном восседала полная женщина предпенсионного возраста, а на экране крутились разноцветные шарики, вспыхивающие звёздочками.
Мне вспомнилось, как однажды, примерно пять-шесть жизней назад я уничтожил мир путём доведения всех его жителей до предельной стадии игровой зависимости.
— Фаина Анатольевна, где шеф?
Не оглядываясь и не прерывая игру, женщина указала куда-то в середину зала. Немного покрутившись в лабиринте столов и перегородок, мы оказались в углу помещения. Луиза Даниловна шагнула в проход между перегородками… И тут же отшатнулась назад. Я же по инерции шагнул вперёд — и тут же перед моим носом пролетел, врезавшись в мишень на стене дротик от дартс.
— Осторожнее, сударь, — послышался голос. — Кого привела, Луиза?
— Ещё один. Циммер.
Посреди свободного пространства между столами стояли двое: худой, небритый парень чуть старше меня и высокий, плечистный, но худой мужичок в очках с лихо закрученными усами. Внешне он напоминал атлета викторианской эпохи. Остановился, перебирая в руке дротики для дартса, пытливо поразглядывал меня. Затем спросил Луизу.
— Что думаешь?
— Откуда я знаю? — фыркнула кадровичка. — Я с ним ещё не беседовала. Первый раз вижу.
— Так он же твой? — нахмурился начальник.
— В каком смысле?
— Ну, твой родственник, знакомый, что-то в этом роде?
— Нет, конечно. По вакансии, через дворянский дом. Он сын Валентины Циммер, известной галеристки. В досье написано, что отчислен из Верх-Исетского филиала Камнерезного.
— Социалист? — начальник прищурился.
Я не знал правильного ответа на вопрос, поэтому решил брать быка за рога.
— Циммер Эльдар Матвеевич, — я подал руку для рукопожатия. — Девятнадцать лет, холост, вредные привычки отсутствуют. Отчислен по причине неуспеваемости. В политических партиях не состою.
— Ещё бы ты состоял. Дворяне не состоят в партиях, они ими управляют, — усмехнулся начальник и представился. — Кучин Корней Константинович. Начальник Отдела Особых Поручений. Знаешь уже, чем мы занимаемся? На.
Он не глядя пересыпал дротики в руки Луизе, обхватил меня за плечо и повёл между рядами.
— Очевидно, особыми поручениями? — предположил я. — Государственной важности.
— Ну, государственной важности у нас занимается московская канцелярия. Взаимодействие между ведомствами и канцеляриями — это к ним. А мы — подмосковный. Почти все дворяне московского Дома проживают или имеют крупные дачи и поместья в Подмосковье. Мы занимаемся, главным образом, частными поручениями влиятельных родов, доставкой предметов ценности, передачей частной переписки между домами. Так, вот, знакомься. Серафим Сергеевич и Аркадий Сергеевич. Владислава Рафиковна…
Он продолжил сыпать именами-отчествами, я разглядывал лица. Почти все в районе сорока лет, всего пара женщин, все смотрели на меня с долей удивления и презрения. В основном все занимались безделицей: неспешно заполняли какие-то отчёты на рихнере, играли в примитивные игрушки, беседовали. Только один раз кто-то пробормотал про запрос, неспешно подхватил сумку и направился к ожидавшему его у входа крепкому приставу.
— Запоминаешь? — спросил он, когда был представлен уже десятый коллега, и я окончательно запутался.
— Нет, — признался я.
— Ну и правильно. Всё равно — вряд ли будешь видеть чаще, чем пару раз в месяц. К командировкам, получается, готов?
— Разумеется, — я кивнул.
— Процент сечения сенситивности?
— Пять и два, — вспомнил я слова матери.
Будущий начальник хмыкнул и руку с плеча убрал.
— Плохо.
— Почему?
— Потому что сильно высокий. Тебе тут наскучит, сбежишь поступать на сенситива.
— Вот и посмотрим, — пожал я плечами. — Работать готов и без специального образования.
Корней Константинович толкнул меня к большому столу, стоящему напротив окна. Экран рихнера был инкрустирован драгоценными камнями и покрыт сусальным золотом. Видимо, чтобы всем было понятно, что это место руководителя.
— Ну-ка, покажи ведомость из университета.
Порывшись в бумагах, я выудил тот самый листок, распечатанный в канцелярии. С минуту Корней Константинович что-то бубнил себе под нос, потом подвинул лист обратно. Последовал яростный стук по клавишам, пара энергичных ударов на “Ввод”, и из принтера бесшумно вылезло несколько бланков.
— Садись. Пиши заявление и заполняй анкету. Сенситивные нам нужны. Четверть всех доставок — матрицированные предметы, сам понимаешь, нужен особый подход. Две недели квалификационные курсы, тебе повезло — как раз успеешь на поток, если сдашь, затем — месяц испытательного срока. За испытательный — две-три командировки, в том числе одна зарубеж. Сопровождают или свои из службы приставов или можно крепостных — камердинеров там, мажордомов, мы их оформляем на полставки. Ещё мы тут вводим систему рейтингов и работы через заявки… Игроизация рабочего процесса, так её за ногу.
Дальше следовало описание условий работы. Брали меня стажёром подпоручиком с месячным жалованием двести десять рублей, при этом после испытательного, с учётом премий и командировочных сумма могла вырасти вдвое-втрое. Анкету заполнял длинную, на некоторые вопросы, например — “болели ли тропическими заболеваниями в детстве?” и “имеете ли опытъ управления летательными средствами?” я правильного ответа не знал. Нет, конечно, вертолётом и даже истребителем управлять приходилось, но так много жизней назад, что вряд ли могло пригодиться. В графу “крепостные, готовые к совместнымъ командировкамъ” вписал Исидора Васильевича Макшеина, после чего страницу пришлось переписывать — никаких “Васильевичей” у крепостных не было, а отчества до сих пор заканчивались на “-ев”.
— Ну, всё. Кандидатур приличных пока меньше, чем вакансий. Поэтому если тебя утвердят, то сразу группу на обучение и отправим.
— Когда?
— Со следующего понедельника. Да, забыл сказать — по рукопашному бою у тебя стоит тройка. Это очень плохо. Нужно за месяц с небольшим поднатаскаться. Если не сдашь после квалификационных — приму, но испытательный рискуешь не пройти. В курсы это не входит, потому ищи тренера самостоятельно.
— А рукопашка зачем? — на всякий случай уточнил я.
Корней Константинович странно крякнул.
— Думаешь, почему у нас текучка такая? Потому что драться придётся. И не раз. Частные спецназовцы из опальных родов о-очень любят за нашим братом охотиться.
Он посмотрел с характерным прищуром, наверное, подозревая, что я попрошу заявление обратно. Но я в ответ холодной кивнул и протянул руку для прощания.
— Рад знакомству, Корней Константинович. Буду ждать извещения. Меня проводят?
— Ишь какой! Луиза, проводи!
Пирсингованная кадровичка метнулась ко мне, на ходу доставая из кармана сигареты.
— Не куришь? — спросила она, тоже перейдя на “ты”.
— Нет.
— Молодец. А невеста есть?
— Скорее нет, чем да, — я ответил обтекаемо.
— Тоже хорошо! — в её глазах сверкнул озорной огонёк.
Она остановилась и неторопливо закурила. Я позвонил Сиду — он пообещал меня подобрать по дороге до дома.
— Как вы оцениваете мои шансы? — зачем-то спросил я, решив продолжить диалог.
Глаза Луизы Даниловны округлились от праведного гнева.
— Мы же перешли на “ты”! Тебе надо учиться этикету. Я могу и обидеться. Я тебе не старая дева. Шансы… Неплохие, я думаю. Сенсы нам нужны. Тем более такие молодые.
— У меня… как это называется, не раскрыт первый навык, — признался я.
Она мощно затянулась, а потом пустила дым чуть ли мне в лицо. Запах у табака был отвратительнейший.
— А у кого он в двадцать лет раскрыт? У четверти, наверное. Ну, как минимум — при пяти процентах сечения “нулевой” навык есть от рождения. У меня вот процент — один и два, почти отсутствует.
— Нулевой? — переспросил я.
Луиза Даниловна ожидаемо посмотрела на меня, как на придурка — видимо, потому что это знал даже ребёнок.
— Ну, интуиция. Предчувствие угрозы и определение наличия сенса у собеседника. Ну, и ответная резистивность к сенсу.
— А, это да. Это я умею.
— Как ты думаешь, сколько у шефа? — она кивнула головой.
— Процентов сенситивности? — догадался я. — Ну, предположу, что девять-десять.
Кадровичка не то рассмеялась, не то закашлялась.
— Да уж. Как у Годуновых и Долгоруковых. И у этого… тонмаори тут был один приезжий, с Новой Сибири… Хотя не, у них больше — под пятнадцать бывает. Конечно, меньше у Кори. Шесть и два у него. Как тебе он?
— Харизматичный, — кивнул я.
— Это да, — тяжело вздохнула Луиза, потушив сигарету, и многое встало на свои места. — Есть у него соответствующий навык. Ну, за тобой, похоже, приехали.
На прощанье она коснулась моего плеча рукой. У шлагбаума посигналила знакомая квадратная машина, в которой я заметил Сида.
— Привет! — поздоровался я и сел на переднее сиденье.
— Как прошло? Берут?
— Да, всё отлично. Дорога платная, как я понял, поможешь заплатить?
— Да там всё просто, — кивнул Сид.
Действительно, потребовалось лишь дождаться очереди, коснуться терминала, и шлагбаум открылся. Проверил баланс: с платежного счета списалось около шестидесяти копеек. Затем зашёл в “Письма”, там обнаружилось четыре новых коротких сообщения.
Первое оказалось с угрозой.
“Единороги скачутъ в Москву. Мы тебя всё равно достанемъ тебя, немецкий ублюдокъ!”
Второе — от Аллы Расторгуевой:
“Ну чо, нашёл чего-нибудь по работе? Тоже села вот искать.”
Я заметил, что она пишет без твёрдых знаков в конце слов, как это делали многие. И, наконец, самое длинное — от Нинель Кирилловны. С лёгким волнением я открыл его.