противников разделяет стол.
Сэр Хауард. Мне больше нечего сказать вам, сэр. Я не боюсь ни вас, ни любого
другого бандита, с которым у вас сговор. Что же касается вашей
собственности, можете получить ее, как только опомнитесь и предъявите
свои права на отцовское наследство. Совершив же преступление, вы
поставите себя вне закона и не только потеряете свое достояние, но
навсегда закроете перед собой двери цивилизованного общества. Брасбаунд. Я не променяю возможность отомстить за мать даже на десять
поместий. Леди Сесили (спокойно). Кроме того, Хауард, я, право, не думаю, что ему так
уж выгодно вступить во владение этой недвижимостью; она ведь приносит
не доход, а сто пятьдесят фунтов убытка ежегодно.
Брасбаунд поражен этим откровением.
Сэр Хауард (смутившись). Должен заметить, Сесили, что вы могли бы выбрать
более удачный момент для того, чтобы сообщить этот факт. Брасбаунд (с отвращением). Обманщик! Крючкотвор! Даже цену, которую вы
предлагаете за свою жизнь, вы хотите уплатить фальшивой монетой.
(Зовет.) Эй, Джонсон! Редбрук! Кто там есть! (Сэру Хауарду.) Вы хотели
уединения, вы его получите. Я не желаю оставаться в обществе подобного
человека. Сэр Хауард (страшно обозленный и поэтому неустрашимый). Вы оскорбляете меня,
сэр. Вы - негодяй! Да, негодяй!
Через арку входят Джонсон, Редбрук и еще несколько
человек.
Брасбаунд. Уведите этого человека. Джонсон. Куда его поместить? Брасбаунд. Куда угодно, лишь бы он оказался на месте, когда понадобится. Сэр Хауард. Вы еще угодите в тюрьму, друг мой. Редбрук (весело и тактично). Полно, полно, сэр Хауард, какой смысл говорить
дерзости? Идемте, мы устроим вас поудобнее.
Сэр Хауард, гневно ворча на ходу, скрывается под аркой.
Джонсон и Редбрук конвоируют его, остальные, за
исключением Брасбаунда и леди Сесили, следуют за ними.
Брасбаунд расхаживает взад и вперед по комнате,
подогревая в себе негодование и тем самым невольно
вступая в неравное сосьязание с леди Сесили, которая
продолжает спокойно сидеть и шить. Вскоре становится
ясно, что хладнокровная женщина может заниматься шитьем
дольше, чем разъяренный мужчина - бушевать. Затем до
помраченного гневом сознания капитана Брасбаунда
доходит, что на какой-то незамеченной им стадии леди
Сесили закончила повязку для Марцо и теперь чинит
куртку. Он останавливается, смотрит на свой свитер, и,
наконец, отдает себе отчет в ситуации.
Брасбаунд. Что вы там делаете, сударыня? Леди Сесили. Чиню вашу куртку, капитан Брасбаунд. Брасбаунд. Не припоминаю, чтобы я просил вас о таком одолжении. Леди Сесили. Вы не просили. Я думаю, вы даже не знали, что она порвана.
Некоторые мужчины неряшливы от природы. Не можете же вы принять. Сиди
эль...- как бишь его? - с наполовину оторванным рукавом. Брасбаунд (сконфуженно). Я... Я не знаю, каким образом он оторвался. Леди Сесили. Когда имеешь дело с людьми, не следует давать волю благородному
негодованию. Это особенно болезненно отражается на одежде, мистер
Хэллем. Брасбаунд (взрываясь). Прошу не называть меня мистер Хэллем. Ненавижу это
имя. Леди Сесили. Ваше уменьшительное прозвище Черный Пакито, не правда ли? Брасбаунд (надменно). В лицо меня обычно так никто не называет. Леди Сесили (поворачивая куртку). Простите. (Берет новую нитку и вдевает ее
в иголку, спокойно и задумчиво поглядывая на него.) Знаете, вы
поразительно похожи на своего дядю. Брасбаунд. Проклятье! Леди Сесили. Что? Брасбаунд. Если бы я знал, что в моих жилах течет хоть капля его черной
крови, я вскрыл бы их своим собственным ножом. У меня нет
родственников. У меня была мать и больше никого. Леди Сесили (отнюдь не убежденная). Да, цветом лица вы, по-моему, в мать. Но
разве вы не заметили, как вспыльчив, упрям и горяч сэр Хауард? И
главное, он, как и вы, убежден, что людьми можно управлять лишь с
помощью силы, убежден в необходимости мстить и наказывать, точно так