— Говори тише.
— Или что? Или они причислят меня к несогласным и тоже утащат? Или просто попытаются убить, как Лиама и Бишопа?
Щеки Ноа покраснели.
— Нет! Я им не позволю.
— О? Ты остановишь их так же, как останавливаешь это?
— Это другое.
— И в чем разница?
— Думаешь, я хочу это делать?! Думаешь, мне это нравится?! Что я согласен с этим?!
— Это то, чего я не понимаю. Помоги мне понять.
Его лицо помрачнело.
— Я должен это принять, Ханна. У меня нет выбора. У нас нет выбора.
Наконец-то он был честен. Наконец-то он признал это.
Ноа сделал шаг к ней, подняв левую руку, чтобы коснуться ее щеки, как когда-то давно, целую жизнь назад.
Призрак обернулся и с предупреждающим рыком встал между ними. Пес почувствовал напряжение между ними, почувствовал растущее беспокойство Ханны. Он не собирался подпускать к Ханне никого — даже ее мужа.
Ханна не стала его упрекать.
— У нас всегда есть выбор, Ноа, — просто сказала она. — Всегда.
Рука Ноа упала на бок. Он сжал ее в кулак. Его плечи опустились, выражение лица было убитым.
— Я делаю это ради Майло.
— А при чем здесь Майло?
— Его лекарства. В аптеке их нет. Как и во всех остальных аптеках в округе, возможно, во всем штате, если они вообще еще работают. Ополченцы привозят ему лекарства. Он в самом верху в их списке потребностей. Из-за Розамонд.
— Мы можем достать их где-нибудь еще. Должен быть другой вариант.
— Нет, — резко ответил он.
Ханна покачала головой.
— Нет. Я в это не верю. Ты сказал, что у тебя есть лекарства на пять лет.
— Есть, но этого недостаточно. Нам может понадобиться больше. Нам нужно больше, чтобы обезопасить себя.
Она видела это в его глазах — теперь он перед ними в долгу. Точнее, он им обязан.
Его лицо потемнело.
— Я сделаю все, чтобы защитить Майло, Ханна. Все, что угодно.
Ханна отпрянула назад, как будто он дал ей пощечину.
— Я тоже. Но должна быть грань, Ноа.
Его глаза стали злыми.
— Нет никакой черты, кроме той, которая сохранит жизнь Майло. Майло и тебе. Разве ты не видишь? Вот что важно. Мы пройдем через это. Втроем.
— Нас четверо.
У него хватило приличия выглядеть пристыженным.
— Прости, Ханна. Да, нас четверо. Ты, я, Майло и ребенок. Я сделаю все возможное для города, но ты — мой приоритет. Вот и все. Я не буду извиняться за это. Я сделаю все, что должен, чтобы ты оставалась в безопасности.
Она снова посмотрела на улицу. Холод жалил ее лицо и руки. Глаза жгло.
Один из горожан сопротивлялся. Он замахнулся на солдата. Солдат ударил его прикладом своей винтовки. Мужчина рухнул на снег. Женщина и девочка-подросток закричали и побежали к нему.
Солдат жестом подозвал двух других ополченцев, которые схватили мужчину под руки, подтащили его к одному из оставшихся грузовиков и закинули в кузов, как мешок с мукой.
У Ханны скрутило желудок. Противная кислота обжигала горло. Все, что она могла сделать сейчас, это не выбежать на улицу и не попытаться их остановить.
Она знала, что ее недостаточно. Она всего лишь один человек. У них было все оружие и люди. Пока что.
— Это... — она указала вниз по улице. — не похоже на безопасность.
— Это для нас.
Гнев захлестнул Ханну.
— Как ты можешь так говорить?
Ноа сжал челюсть.
— Я позабочусь о том, чтобы каждая из этих семей поселилась в лучших домах, оставшихся в Фолл-Крике. Из-за стольких смертей у нас есть несколько десятков пустых домов с каминами или дровяными печами, септическими системами и колодцами. Я прослежу, чтобы у них хватило еды и дров. Я лично прослежу за этим.
— Так вот как ты живешь с самим собой? Делаешь несколько добрых дел, чтобы притвориться, что ты не участвуешь в этом?
Он выглядел уязвленным.
— Это нечестно.