— Лет на… пожалуй, на двадцать.
— Значит, ему сейчас за сто?
— Это неважно. Он мне говорил: «Валерия Аполлинариевна, давайте пить компот, и мы с вами проживем до ста лет».
— Но до ста…
— И право же, я уверена, что он жив.
Она так настойчиво повторяла свою просьбу, что Збандуту не оставалось ничего иного, как пообещать выполнить ее.
Наконец-таки — о счастье! — появился Гребенщиков. Но счастье оказалось коротким. Гребенщиков любезно, не более, встретил гостя и сразу ушел в ванную, где пробыл около получаса. Все это время Валерия Аполлинариевна беспощадно терзала свою жертву.
Алла Дмитриевна вернулась свежая, разрумяненная, как с мороза. Збандут снова невольно залюбовался ею, и Гребенщиков насупился, заметив его откровенно восторженный взгляд.
— Море сегодня дивное, — сказала Алла Дмитриевна. — Бодрящее.
— И как же вы не пригласили меня, — с оттенком обиды произнес Збандут. — С каким удовольствием я покупался бы! — И к Гребенщикову: — А ты что, Андреи, только в ванне купаешься?
— «О берег плещется волна, и на песке тела раскисли, а в море множество… дерьма в прямом и переносном смысле…» — продекламировал Гребенщиков незадачливые стишки.
— Твои вирши?
— Фольклор!
— Андрей Леонидович полагает, что люди не должны видеть, как начальник купается, — походя кольнула мужа Алла Дмитриевна.
— Не должны видеть, как он ест, что ест и даже как в туалет ходит, — точно уловив интонацию Аллы Дмитриевны, добавил Збандут.
— Ай-я-яй, — притворно возмутилась Валерия Аполлинариевна. — При дамах. Я вас не узнаю, Валентин Саввич.
Замечание ничуть не смутило Збандута. Он посмеялся, не много и не мало, столько, сколько позволяла вежливость. С издевкой покосился на Гребенщикова.
Пошли в столовую. Збандут с нескрываемой тоской посмотрел на стол — овощи, творог, кефир.
— А можно в этом доме получить рюмку водки и кусок мяса?
— Андрей Леонидович… — начала было Алла Дмитриевна, но тут же отступила от своего намерения лишний раз укусить мужа. — Яичницу нашу, украинскую, с салом, с помидорами, будете? Зато вместо водки — коньяк.
Збандут даже слюну сглотнул.
— Только это еще ждать… Алла Дмитриевна вышла.
— Так расскажи, чего изволил пожаловать. — Гребенщиков посмотрел на гостя своими неулыбчивыми глазами скептика.
— Я ожидал другого вопроса — почему так долго не показывался?
— Ты такой же, как был, — отчужденно заметил Гребенщиков.
— И ты такой же… Приехал посмотреть завод. У вас все самое новейшее. Цехи Кузнецка и Магнитки — уже вчерашний день.
— Не все.
— Но многие.
Вернулась Алла Дмитриевна с огромной сковородкой, на которой шипела щедрая глазунья, и с небольшим графином.
Поставила две рюмки — себе и гостю.
— А ты, Андрей? — спросил Збандут.
— Он по праздникам, — ответила за мужа Алла Дмитриевна.
— Революционным?
II опять за Гребенщикова ответила Алла Дмитриевна:
— Под Новый год и в день рождения.
— Свой?
Алла Дмитриевна открыла было рот, но под грозным взглядом мужа сжалась и осеклась.
Когда ужин кончился, Валерия Аполлинариевна удалилась — в восемь она уже укладывалась спать, Алла Дмитриевна ушла делать уроки (так она выразилась), и мужчины остались вдвоем.
— Ты по-прежнему главным инженером? — спросил Гребенщиков.
— Угу.
— Пора бы директором стать.
— А тебе, по крайней мере, главным инженером. Опыт, эрудиция.
— А тебе по хватке — директором.
— Всему свое время.
— Для чего мне за те же гроши, — пожал плечами Гребенщиков, — море хлопот.
— Слушай, Андрей, ты ко мне пошел бы?
— На какие роли?
— Главным сталеплавильщиком.
— С чего это ты вдруг?