Ей восемнадцать, и скоро она не сможет работать.
Уже сейчас ей приходится перетягивать груди бинтами, чтобы они не слишком выпирали. Но если верх еще как-то можно скрыть, то бедра и зад – никак. Разве что напялить что-нибудь бесформенное, но на бесформенное не клюют.
– Будешь так жрать, – сказал ей как-то Банзай, – закрою в чулане на хлеб и воду. За неделю похудеешь.
– Ага, – прошамкала она, уминая кусок торта. – Рискни.
Пустые угрозы. Они не тронут ее, пока она приносит клану больше всех денег. Сочетание женственной фигуры, длинных ног и почти детского личика, с немного вздернутым носиком и пухлыми губами, действует на клиентуру безотказно.
Сейчас на ней белые кеды, короткие белые шорты и белый топик с вышитыми мультяшными героями. За спиной – розовый рюкзак, из которого даже торчат учебники. Ни дать, ни взять гуляющая после уроков школьница. Ищет приключений на свою уже вполне сформировавшуюся попу. Мечта педофила.
Справа тянется ограда парка. Слева припаркованы в ряд машины.
Она замечает впереди золотистый «ленд ровер» и идет медленнее, старательно разглядывая деревья за оградой.
Клюнет? Не клюнет?
Она начинает едва заметно качать бедрами. Кто мельком посмотрит – не заметит. Тот, кто следит – поймет, зачем она это делает.
Дверца «ленд ровера» хлопает.
Клюнул.
Мужик загораживает ей дорогу.
– Девушка! Можно задать вам нескромный вопрос?
На нем дорогой светлый пиджак и цветастая рубашка. За черными очками глаз не видать, но это определенно он. Мускулистый, крепкий, с густыми темными волосами и скуластым лицом. Ему лет тридцать пять. Явно при деньгах. Выглядит прилично. Чего дураку не хватает?
– А? – Она останавливается, хлопая ресницами и приоткрыв рот.
Год назад она часами репетировала перед зеркалом, как правильно приоткрывать рот, чтобы не выглядеть идиоткой. Сейчас это получается на автомате.
Он подходит к ней вплотную, смотрит сверху вниз и тихо говорит:
– Хотите заработать двести тысяч рублей примерно за час работы?
Она облизывает язычком губы и краснеет. Этому пришлось учиться еще дольше – краснеть по заказу.
– Хочу, – выдавливает она из себя. – А что надо будет делать?
– Садись в машину, все объясню.
Она делает шаг назад.
– Мне запрещают садиться в машину к незнакомцам.
– Не бойся, не обижу. Можешь не закрывать дверь. Убежишь, если что не понравится. Хорошо?
Она, подумав, кивает и идет к машине, чувствуя его взгляд на своих ногах и пятой точке. Открывает дверь, сбрасывает рюкзак на пол и медленно садится, прогнувшись в пояснице, чтобы подчеркнуть объемистый круглый зад. Уже на этой стадии опытные клиенты спрашивают: «Ты случайно не профессионалка?»
Этот клиент неопытный.
Он обегает свой «ленд ровер» и садится на водительское. Снимает очки и широко улыбается. Глаза у него сальные и бегающие, как и у всех. Да, это точно он.
– Меня зовут Павел. А тебя?
– Лена.
На самом деле ее зовут по-другому, но разовому клиенту это знать не обязательно.
– Красивое имя. Думаю, ты догадываешься, какую работу я предлагаю.
Она поднимает голову и невинно таращит глазки.
– У вас модельное агентство?
Он делано смеется.
– Нет у меня модельного агентства. Все намного проще. Ты очень красивая девочка. И уже взрослая. Ты ведь знаешь, чего хотят мужчины, когда знакомятся с красивыми девочками?
Она сперва смущается, потом тихо спрашивает:
– Вы о сексе?
– Это грубое слово. Давай заменим его на, скажем, «заниматься любовью». Ты ведь уже занималась любовью?
Она прыскает в кулак и снова краснеет.
– Ну… да… немного.
– Значит, ты не только красивая, но и опытная. Хорошо. Мы сейчас с тобой займемся любовью. После чего я заплачу тебе двести тысяч. Договорились?
Она молчит, вертит головой и дергает ногами. Подсмотрела в свое время, как ведет себя при похожем разговоре одна девственница.
– Если боишься, что я тебя обману – не бойся. Вот аванс.
Он достает запакованную пачку тысячных купюр и медленно кладет ей на колени. Как бы невзначай, убирая руку, гладит по голому бедру. Она не отстраняется, и он решает, что это хороший знак. Можно дожимать.
– В сущности, ты ведь ничего не теряешь. А приобрести можешь многое. Подумай, что бы ты купила.
Ее лицо приобретает мечтательное выражение. Сейчас она представляет, на что будет тратить заработанные деньги. Ну, айфон понятно. А на сдачу – туфельки, шмотки…
Его ладонь не стесняясь наглаживает бедро уже в районе попы, временами сжимая пальцами нежную молодую плоть.
– Можешь убрать аванс в рюкзачок. Остальное получишь сразу после, – он показывает ей вторую пачку тысячных и кладет ее перед собой на торпеду.
Она долго смотрит на пачку денег на своих коленях. Беспокойно елозит задом по креслу. Наконец, наклоняется и убирает аванс в рюкзак.
– Умница, девочка, – улыбается он. – Ты не пожалеешь.
Его рука проникает под пояс шорт. Пальцы сильно сжимают ягодицу.
– Какая у тебя сочная попка, – шепчет он, наклоняясь ближе. – Мягкая, нежная.
Она судорожно сжимает бедра и смотрит перед собой, то ли прислушиваясь к новым ощущениям, то ли набираясь смелости сбежать. Отворачивается к открытой двери. Где-то далеко идут люди. Но вряд ли они заметят, даже если подойдут ближе. Он специально загнал «ленд ровер» чуть ли не в кусты.
Это опасная ситуация. Дичь может реально ломануться через заросли вон из машины. Теперь надо одновременно атаковать и отрезать путь к отступлению.
Он притягивает ее к себе, перемещает обе руки вверх и быстро задирает ей топик до шеи. На свободу выпрыгивают крупные торчащие груди. Сверху их сжимают марлевые бинты, и он поднимает их вслед за топиком. «Зачем ей бинты?» – мелькает мысль, но тут же исчезает, снесенная роскошным видом. Груди прекрасны. Плотные, налитые, с аккуратными, розовыми, уже набухшими сосками.
– О, боже, – бормочет он и впивается в ближайший сосок. – Ты великолепна. Подними руки.
Она послушно выполняет команду.
Топик с бинтами сдирается окончательно и летит куда-то в район задних сидений.
Всё. Теперь точно не сбежит. Сисек постесняется. Вон как пытается прикрыть одну ладошкой, пока он жадно сосет другую.
Девочка готова, думает он, слушая ее тяжелеющее дыхание.
Его рука возвращается к тесно сжатым бедрам, стараясь засунуть между ними пальцы.
– Раздвинь ляжки, детка, – отрывается он от соска.
Она откидывается на спинку кресла и немного разводит ноги.
Рука тут же перемешается к промежности, пальцы настырно проникают под шорты и трусы и нащупывают влажную припухлую щелку.
– О, да ты уже течешь. Моя сладкая щелочка.
«Это смазка, дебил, – хочет сказать она. – Специально полтюбика выдавила, чтобы ты не отвлекался». Но вместо этого начинает двигать бедрами и постанывать.
Ее уже не первый раз тошнит от этих одинаковых, стремных эпитетов и приказов. Сладкая щелочка, сочная попка, раздвинь ляжки, вставай раком. Не могут ничего нового придумать, уроды.
Один из пальцев находит, наконец, вход.
Она вскрикивает и отстраняется.
Его мутный, сальный взгляд становится осмысленным.
– Ты что, девственница? Ты ж говорила, что…
– Ну да… занималась… просто не туда.
– А, – он вынимает из ее трусов руку. – Тогда придется наши планы немного поменять.
Он заводит машину и нажимает кнопку. Открытая дверь захлопывается.
– Поехали.
Черт! Это совсем не по плану! Предыдущих девок он пялил в машине, убрав задние сидения.
– Куда?! – шипит она, позабыв, что ее роль – нежный цветочек, призванный молчать, слушаться и раздвигать ляжки.
– Ко мне. Тут недалеко.
– Зачем? Мы так не договаривались!
– Девочка моя, милая. Когда в первый раз занимаешься любовью «туда», выделяется некоторое количество крови. Которую лучше подмыть. Да и в целом это лучше делать на удобной кровати, чтобы тебе было комфортно. Понимаешь? Дома все это есть. Кровать, биде, душ. Даже джакузи. Полежишь потом, расслабишься.
«Ага, кровать, душ. Как же. Боится, что я его салон бежевый запачкаю, уродец.»
– Нет! Я никуда не поеду!
– Но почему?
– Я вас боюсь! Отвезете в глухомань, бросите в яму и будете, как секс-рабыню пользовать!
– Господи… Какие глупости.
– Или здесь, или нигде. У меня есть салфетки. А у вас в багажнике – наверняка какое-нибудь покрывало. Без душа и кровати обойдемся.
Он почесал подбородок.
– Хм, а ты права. Покрывало действительно есть.
Конечно, есть, думает она. Я ж его видела.
Он снова оглядел ее сальным взглядом.
– Первый раз встречаю девственницу, которая раздает ценные советы, как ее трахать. Ладно. Твоя взяла. Остаемся тут. И начнем с малого. Потом назад переместимся. С покрывалом.
Он провел рукой по ее шее, пропустил сквозь пальцы длинные светлые волосы, положил ладонь на ее затылок и притянул к себе.
– Только не говори, что минет ни разу не делала. Не поверю. С таким-то рабочим ртом. Твои пухлые губки просто созданы, чтобы заглатывать по самые яйца.
Он с силой нагнул ее голову к своему паху.
– Давай, займись. А то он стоит с тех пор, как я тебя увидел. Подумать только. С таким роскошным телом, и до сих пор целка.
Она упиралась носом в набухший твердый бугор на джинсах.
– Ну? Чего ждешь? Доставай.
– Закрой глаза, – прошептала она.
– Это еще зачем? Я должен видеть, как тебя в рот натяну. Просто обязан.
– Закрой. Пожалуйста. Я стесняюсь.
– О, боже…
Он откинул голову на подголовник и закрыл глаза.
– Действуй, шлюха-девственница. Сделай дяде приятно.
Рано. Слишком рано. Придется тянуть время.
Она наглаживала бугор на джинсах обеими руками, чувствуя, как он становится все тверже и длиннее.
– М-м, кайф, – мычал клиент, мотая головой. – Доставай его уже скорее.
Ага. Разбежалась.
За ветровым стеклом мелькнула тень и послышался едва различимый стрекот.
Пора.
Она на всякий случай закрылась плечом и стала водить головой над пахом клиента. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Сперва медленно, наклоняя голову, будто облизывала и ласкала языком. Потом все быстрее и быстрее, делая вид, что насаживается головой на ствол.
– Ты там заснула что ли? Доставай, говорю.
Он открыл глаза.
– Мля! Какого хрена! Ты чего делаешь, сука?!
– Внимание, папик, – ухмыльнулась она. – Вас снимает скрытая камера.
За ветровым стеклом висел маленький белый дрон.
Вытаращенный глаз объектива смотрел прямо на парочку.
– А ну вон отсюда, тварь!
Он отбросил ее в сторону.
Обе передние двери вдруг распахнулись.
– Э, не так быстро, уважаемый!
Банзай стоит слева, Прикол справа.
В руках у них мини-камеры.
Она заранее, пока у него были закрыты глаза, избавилась от шорт и трусов, и нюхнула какой-то слезоточивой гадости. Теперь стоит раком, сверкая голой промежностью и заплаканным кукольным личиком. Прикол как всегда с серьезной мордой, наклонился, делая крупный план натруженной вагины с кровавыми следами (заранее нанесенная смазка с красными добавками).
– Как вам не стыдно, уважаемый, – качает головой Банзай. – Трахнули маленькую девочку. Выебали ее во все, можно сказать, дыры. Довели до слез.
– Идите вон, уроды! У меня с ней ничего не было!
– Ну, это ты так думаешь. А вот камера беспилотника зафиксировала, как ты трахаешь ее в рот. И неважно, что твой огрызок в кадр не попал. Его просто за торпедой и рулем не видно. Зато видны характерные движения головой девушки. Любой суд признает, что половой контакт наличествует.
– Любой суд по вашей записи признает, что движения головой были добровольные. Никто ее не принуждал. Так что идите к черту.
Банзай поцокал языком.
– Есть одна маленькая проблемка, уважаемый. Дело в том, что совершенно неважно, по согласию ты ее выебал. Или избил перед этим. Потому что девочке… четырнадцать лет.
Клиент побелел.
– Что?! Ей? Четырнадцать?
– Да, уважаемый. Вот паспорт, – Банзай раскрыл и показал ему бордовую книжицу. – Только что ею полученный. Можете посчитать, вот дата рождения.
Новые паспорта в клане были самой главной графой расходов. Их приходилось рисовать почти каждый квартал.
– Не верю.
– Я понимаю. Вон какая жопа выросла. Жопе лет двадцать можно дать. А теперь посмотрите на личико, – Банзай протянул руку и приподнял ей подбородок. Она невинно захлопала глазками. – Ну неужели не видно, что еще малышка. Маленькая, глупенькая. В школу еще ходить и ходить. Ну, округлилась, где надо. Так акселерация же. Зайдите в любую школу. Там такие коровы ходят, смело можно раза в два надои увеличивать. Да кому я это рассказываю. Вы же сами все знаете. Не просто так здесь пасетесь. Там школа, а здесь школьницы табунами ходят. Утром и вечером. Каждый день кроме воскресенья. Я прав?
Клиент сверлил Банзая злобным взглядом.
– А вы на этих школьниц, как на антилоп охотитесь. Каждую среду и пятницу, как по часам. Встаете тут в засаде и первую понравившуюся затаскиваете в машину. Мы за вами уже месяц наблюдаем. Много видеоматериала собрали. Вот неделю назад вы такую кралю словили, я сам не думал, что такие в школе бывают. Четвертый размер груди. Показать? Там неплохие ракурсы получились. Браззерс может обзавидоваться. Или без видео вспомните?
– Вы не знаете, с кем связались, – процедил клиент.
– Почему не знаем? Знаем, товарищ депутат. Знаем. Но это неважно. Какое бы место вы не занимали, и какой бы губернатор за вас не вписался, десять доказанных случаев педофилии… Любой губернатор полетит вверх тормашками. А ведь это только у нас видеоматериала на десять. А сколько их на самом деле? И сколько вылезет, когда все это опубликуют? Кстати, тут не только совращение малолетних. Тут еще и вовлечение в проституцию. Вы же им деньги платите. Огромные. Куда они потом с таким-то опытом получения легких денег за раздвинутые ноги? Только на панель.
– Что вы хотите?
Банзай развел руками.
– А вот это уже предметный разговор, – он протянул руку и погладил девушку по волосам. – Валенсия, солнышко. Ступай с товарищем Приколом в нашу машинку. А мы тут с дядей побеседуем. Только трусы надень.
Валенсия плюхнулась на сидение, натянула трусы с шортами, мотая в воздухе ногами. Спрыгнула наружу, показав клиенту язычок и вильнув напоследок задницей.
– Вот чертовка, – Банзай расплылся в улыбке.
– Валенсия? – хмыкнул клиент. – Что за дурацкое имя?
– Родители-покойники любили в Испании отдыхать, – вздохнул Банзай. – Она у нас круглая сирота. Но не будем о грустном. Будем о веселом. К делу?
***
– Прикол, а, Прикол! Ты всегда такой молчун?
Валенсия лежит на заднем диване, закинув голые ноги на спинку переднего сидения.
– В школе, когда к доске вызывали, ты тоже молчал?
Прикол сидит на водительском кресле и смотрит прямо перед собой. Эта стерва его уже достала. Болтает без умолку вместо того, чтобы готовится к следующему клиенту.
– Прикол, а трахнуть меня хочешь? Этот педо-депутат начал, но не закончил. Хуже нет возбужденной, но не выебанной бабы. Я же вас прирезать могу. А?
Прикол хочет, но боится. Страх ему внушает даже не Банзай, который строго следует правилам, а правила гласят «Никакого секса внутри клана». В конце концов, это самое нарушаемое правило. Половина девок расслабляется после смены, вылизывая друг дружке или подставляя зад охранникам.
Прикол боится самой Валенсии. У него перед глазами пример Малыша, которому перепало однажды по пьяни, и теперь он бегает за ней на цирлах, преданно заглядывает в глаза, выполняет любые капризы и готов залезть в огонь или прыгнуть с небоскреба, лишь бы присунуть ей еще раз. Хотя, конечно, интересно, что там в ее дырках такого особенного, что все клиенты с ума сходят. Даже те, кто до дырок, собственно, и не добрались. Как сегодняшний.
Валенсия вскакивает с места и нависает над его головой.
– Ну, – шепчет она. – Давай решайся, пока Банзай не пришел.
Ее язычок скользит по его уху. Прикол дергается, словно от удара током.
Она плюхается обратно на диван.
– Нудный ты, Прикол.
Некоторое время они молча пялятся в окно, представляя каждый свое. Прикол представляет, как лезет назад, срывает с нее трусы, подминает ее под себя и начинает драть, не обращая внимание на вопли со слезами. Валенсия представляет большой торговый центр, набитый шмотками и туфлями. А также маленькую сумочку, где лежит карточка с парой миллионов на карманные расходы.
Дверь минивэна со скрипом отъезжает. Внутрь, кряхтя, забирается Банзай. Кладет рядом серебристый кейс и обводит всех торжествующим взглядом.
– Ну что, мальчики и девочки. Могу нас поздравить. Улов прекрасный.
Он открывает кейс. Пачки тысячных и пятисоток уложены плотными рядами.
– Здесь миллиона полтора, – говорит Банзай. – Наш депутат ловил школьниц по-крупному.
– Прико-ол! – восхищается Прикол.
– Вот урод, – щурится Валенсия. – Мне двести кусков предлагал, а у самого полтора ляма валялось. Я так дешево стою?
– Дорогая, ты стоишь гораздо дороже любых лямов. – Он перекинул ей четыре зеленые пачки. – Твоя доля на сегодня.
– Надеюсь, ты выписал ему ежемесячный платеж за молчание?
– Увы, нет. Решил этого не делать. Если мы его будем доить, рано или поздно он сорвется и побежит жаловаться приятелю в ФСБ. А из-за разовой акции рисковать не станет.
– Все равно надо за ним следить. Наверняка продолжит. Такие не останавливаются.
– Это само собой. Но теперь он будет осторожнее. В машине пользовать перестанет. Снимет какую-нибудь халупу. – Банзай поскреб седоватую щетину. – Валенсия, детка. Прикрой ляжечки. Они меня возбуждают, а когда я возбужден, я нервничаю.
– Да, босс, – она накинула на ноги покрывало.
– У тебя сегодня еще один клиент.
– Ага. Школьный учитель. Но с него много не возьмешь.
– Нет. Я взял на себя смелость поменять тебе клиента. Резет по моей просьбе залез глубже учителю в соцсети и обнаружил, что он предпочитает рыжих худышек с маленькой грудью. Так что к учителю пойдет Настенька. А у тебя сегодня будет, – он достал из сумки планшет и показал ей, – вот этот гусь.
С экрана на нее смотрел седовласый джентльмен лет шестидесяти в смокинге, галстуке бабочкой и в очках с золотой оправой.
– Не, босс, – замотала она головой. – Ты же знаешь. Меня от стариканов блевать тянет.
– Придется сделать над собой усилие, дорогая. Этот старикан заказал именно тебя.
– То есть как?
– Прислал твои фотографии.
Банзай перелистнул страницу.
Сперва Валенсия даже не узнала себя. Потом вспомнила, как пару месяцев назад они с девками зарулили в стрип-клуб, где после десятого коктейля она сбросила с себя все тряпки и залезла на шест, показывать местным коровам мастер-класс. Толпа мужиков была в восторге. Потом ее кто-то драл в туалете, но там она уже ничего не помнит.
Банзай снова перелистнул страницу, и Валенсия даже покраснела.
Ага, вот и туалет. Она стоит раком, опустив голову чуть ли не в унитаз. Мужик в кадр не влез. Видны только волосатые руки, вцепившиеся в ее пухлую задницу.
– Интересно, как они это сняли? – пробормотала она.
– А мне интересно, почему я об этом случае не знаю?
– Да я сама сразу забыла. Столько выпили…
– Валенсия, солнышко. Если ты и дальше будешь себя вести столь безответственно в таких злачных заведениях, то рано или поздно наткнешься на людей, которым будет мало выебать тебя в туалете. И тогда мы тебя просто не найдем. Или найдем, но по частям.
– Да, босс, – опускает она голову.
– Короче, эти фотографии как-то попали в руки нашему гусю. И он готов заплатить за ночь с тобой вот эту сумму.
Банзай снова перелистывает страницу и показывает написанные от руки цифры с пятью нулями.
– Так мало?! – возмущается Валенсия. – За целую ночь?!
– Это сумма в евро.
Она производит в уме нехитрый подсчет, и глаза лезут на лоб.
– Поэтому никаких подстав, грабежей и вымогательств. Отрабатываешь честно, всю ночь, с огоньком и лаской. Подставляешь все, что ему захочется. Будет тошнить – сглатываешь вместе со всеми его выделениями.
– Фу, босс!
– Скорее всего, он иностранец. Сообщения писал с помощью гуглопереводчика. У тебя как с английским?
– Так себе. Но слова «фак», «асс», «сакс», «догги стайл» помню.
– Скорее всего их хватит. Если нет, с тобой поедет Носорог. Он знает другие слова.
Она хмыкнула, представив широкую морду Носорога с неоднократно перебитым носом. Разговаривать Носорог не любил, а свои мысли предпочитал доносить с помощью пудовых кулаков.
– Сейчас возвращаемся на базу, – говорит Банзай. – Отдыхаешь, подмываешься. Клизму сделай, вдруг ему «асс» понадобится.
– Босс, не учите мать ебаться. Лучше верните его фоточку.
Банзай перелистывает.
– Любуйся.
Валенсия склоняет на бок голову, рассматривая старикана.
– А он ничего. Даже симпатишный.
– Любой будет симпатишным, если платит сто тысяч евро за аренду пары дырок.
***
Щедрый дедушка ждал ее к девяти вечера в президентском люксе отеля «Мариотт».
Сперва Валенсия хотела одеть что-нибудь стильное и невзрачное, по примеру дорогих европейских проституток, которые стеснялись афишировать свою профессию. Платье в цветочек до пола. Или брючный костюм. Но в конце концов решила не заморачиваться.
Каблуки, чулки, маленькое черное платьице, едва прикрывающее лобок. Ярко-красная помада, делающая пухлогубый рот еще больше. Черные очки в пол-лица. Ходячая реклама провинциальной элитной проституции.
Цокая каблуками, целеустремленно прошагала через сверкающее фойе, мимо ресепшена, мимо группок постояльцев и туристов, чувствуя, как ползают по ее телу мужские взгляды.
Носорог взмахнул перед охранниками удостоверением, и она прошла к лифтам даже не останавливаясь.
Хромированный лифт вознес их на последний этаж.
В холле было пусто.
– Если что будет не так, – просипел Носорог, – ори.
И замер в любимой позе всех футболистов и охранников.
Валенсия протопала по толстенному ковру и постучала в единственную дверь.
– Входите, – послышался изнутри глубокий баритон.
Она потянула за ручку, проскользнула внутрь и замерла, разглядывая президентский люкс. Она бывала в разных люксах, но в президентском еще ни разу.
Вычурная мебель в дворцовом стиле, лестница из черного дерева на второй этаж. Огромные окна, за которыми сверкает огнями ночной город.
Дедушка, вытянувшись, стоял у камина. На нем был дорогой костюм, тот же галстук бабочкой и те же очки в золотой оправе.
– Мадемуазель Валенсия, полагаю?
По-русски он говорил с легким акцентом. Видимо, был из эмигрантов.
– Угадали, – показала она все зубы. – А вы?..
– Можете называть меня Мишель. Проходите, садитесь.
Он указал на низкий диван у окна.
Она процокала каблуками через всю гостиную и неловко опустилась на диван, так что коленки оказались на уровне ушей. Эти диваны специально делали так, чтобы девушкам приходилось задирать ноги.
– Можете снять туфли, если так будет удобнее.
Дедушка Мишель подошел к столику с бутылками и бокалами.
– Выпьете что-нибудь?
– Ага. На ваш вкус.
Он налил в фужер чего-то красного.
– Попробуйте. Великолепное бордо урожая 2013.
Она попробовала и восхищенно закивала. В урожаях она разбиралась меньше, чем свинья в апельсинах.
Себе дедушка наливать не стал
Сел на диван напротив и сцепил руки в замок.
– Давайте сперва расставим все точки над «и», – он достал две пачки пятисотенных евро и бросил их на столик между диванами.
– Ваш обещанный гонорар.
– Обычно платят после, – сказала она, пряча деньги в сумочку.
– Это плата за то, что вы сюда пришли. Я не собираюсь пользоваться… э-э… вашими услугами.
Валенсия напряглась. Обычно с таких слов и начинались всякие проблемы и извращения.
– Я здесь по поручению моего хозяина и должен предложить вам работу.
Она промолчала, ожидая продолжения.
– Работа заключается в том, что вы год будете жить в пентхаусе, на сотом этаже небоскреба, расположенного в одном из главных городов мира. И раз в неделю ходить на уроки.
Она чуть не захлебнулась вином.
– Простите… Это шутка?
– Нет, мадемуазель. Это серьезное предложение. По окончании контракта ваш гонорар составит пять миллионов евро. Плюс вы каждый месяц будете получать деньги на расходы. Сумма обговаривается.
– А в чем подвох?
– Никакого подвоха, уверяю.
– Не может быть. Здесь должен быть подвох. Меня в этом вашем небоскребе будут трахать? Хозяин с дружками?
– Возможно будут. Но только с вашего согласия. И вряд ли хозяин.
– Кто он, этот ваш хозяин?
– Увы. Есть три вопроса, на которые я не имею права отвечать. «Кто хозяин?» – один из них. Второй запретный вопрос – «какие уроки?» И «почему выбрали именно вас?» – третий. Обо всем этом вы узнаете, когда прибудете на место.
– Похоже на кота в мешке.
– Хорошо оплаченного кота. Могу еще добавить, что мы решим все ваши местные проблемы и договоримся с вашим сутенером, чтобы он не мешал вашей новой работе.
– У меня нет сутенера! – вспыхнула она.
– Как скажете. Тогда мы договоримся с вашим другом, который обеспечивает вам клиентов.
В голове всплыл Банзай. «Рано или поздно ты наткнешься на людей, которым будет мало выебать тебя в туалете.» Видимо, вот они, эти люди. Что им может понадобиться кроме нежного комиссарского тела? Продадут в рабство? Разберут на органы? Слишком заморочено для таких простых действий. Скорее всего, тут замешан богатей, у которого от бесконечного бабла и безнаказанности потекла крыша. И теперь он выдумывает себе развлечения. И что он выдумает в следующий раз, даже он не знает. Выпустит в лес и устроит охоту? Зажарит на вертеле и угостит друзей?
– Извините, Мишель. Но я вынуждена отказаться. Не люблю играть втемную.
Старик помолчал, сжимая и разжимая пальцы.
– Вы хорошо подумали? Такие предложения бывают раз в жизни. Через год вы получите сумму, которая позволит вам бросить свою нынешнюю… работу.
– Я понимаю. Но моя работа как раз и научила меня не вестись на заманчивые предложения, если в них много неизвестных.
– Ну что ж. Жаль. – Старик встал. – К сожалению, у меня нет времени на уговоры.
Валенсия попыталась подняться, но поняла, что ноги ее не слушаются.
– Что… – начала она, чувствуя, как паралич поднимается все выше, от коленей к бедрам, от бедер к животу, переходит на грудь, руки, шею.
Старик обошел столик и взял из ее руки фужер с вином.
– Давайте уберем. А то разобьется.
– Вы меня…
Язык онемел.
– Носорог… – прошептала она.
– Ваш друг тоже отдыхает. Увы, мадемуазель. У меня четкое указание без вас не возвращаться. Поэтому в сущности вашего согласия и не требовалось. Наш разговор – лишь дань вежливости.
Двери люкса открылись. Вошли четверо в серых спецовках службы доставки. У одного из них в руке был внушительных размеров дорожный чемодан.
– Можете упаковывать, – сказал старик и отошел в сторону.
Валенсия дернулась из последних сил.
– Не сопротивляйтесь, – сказал старик. – Иначе придется вводить химию. А это вредно для здоровья.
Четверо рабочих взяли ее за руки и за ноги, положили в чемодан, развернули боком и умело свернули в клубочек. Видно, не первый раз упаковывали девушек в большие чемоданы.
Застегнули крышку, навесили замки, поставили на колеса и покатили к дверям, в фойе, мимо лежащего без сознания Носорога, в лифт, вниз, мимо туристов, ресепшена, к открытому фургону с логотипом международной экспресс-службы.
Оставшись один, дедушка Мишель вздохнул, налил себе бурбона, достал телефон и набрал номер.
– Это я. Объект упакован и вывезен. Через полчаса будет в самолете. Вылет через час.
На другом конце помолчали.
– Твое мнение, – послышался глухой голос.
– Трудно пока сказать. По внешности вроде бы стопроцентное попадание. Единственное, бедра жирноваты. Зад. Видно, любит торты на ночь уминать. Насчет психики ничего не скажу. Потом будет ясно.
– Про нее точно никто не вспомнит?
– Точно. Ну, кроме сутенера и шлюшек-подружек. Но это такой контингент… Быстро все забывает. Мы с ними разберемся.
– Не задерживайся.
Собеседник положил трубку.
Дедушка Мишель залпом допил бурбон, подхватил стоящий у двери кейс и вышел в фойе.