вы понимаете, что у нас война? Письмоводитель (иронически). Да, я кое-что читал об этом в газетах, и вы
разок-другой поминали о ней. Огастес. Наши славные ребята умирают в окопах, а вы просите прибавки? Письмоводитель. Так ведь за что же они умирают? За то, чтобы я мог жить, не
так ли? И значит, все это будет ни к чему, если я сдохну с голоду к
тому времени, как они вернутся. Огастес. Все идут на жертвы, никто не думает о себе, а вы... Письмоводитель. Как так все? А чем, скажите, жертвует булочник? Торговец
углем? Мясник? Дерут с меня двойную цену - вот как они жертвуют собой.
И я тоже хочу так жертвовать собой. С будущей субботы платите мне
двойную ставку; двойную, и ни пенса меньше, или вы останетесь без
секретаря. (Решительно, с воинственным видом идет к двери.) Огастес (провожая его уничтожающим взглядом). Ступайте, презренный сторонник
немцев! Письмоводитель (поворачивается, с воинственным задором). Кого это вы
называете сторонником немцев? Огастес. Еще одно слово - и вы ответите перед законом за понижение моего
боевого духа. Идите.
Письмоводитель отступает в смятении. Звонит телефон.
(Снимает телефонную трубку.) Алло... Да. Кто говорит? А, Гусак, ты?..
Да, я один, можешь говорить... Что такое?.. Шпионка?.. Женщина?.. Да, я
взял его с собой... Ты думаешь, я такой дурак, что выпущу его из рук?
Это же список всех наших противовоздушных укреплений от Рамсгита до
Скегнеса. Немцы дали бы за него миллион... Что? Откуда же она могла
узнать о нем? Я никому не говорил ни слова, кроме, конечно, моей
Люси... О, Тото, и леди Попхэм, и вся эта компания не в счет: это люди
порядочные. Я хочу сказать, что не проговорился ни одному немцу...
Пустяки, нечего нервничать, старина. Я знаю, ты считаешь меня дураком,
но я не такой уж дурак, как ты думаешь. Пусть она только сунется, я
отправлю ее в Тауэр раньше, чем ты соберешься еще раз позвонить мне.
Письмоводитель возвращается.
Ш-ш-ш! Кто-то вошел, дай отбой. Прощай. (Вешает трубку.) Письмоводитель. Вы потеряли связь? (Тон его стал заметно вежливее.) Огастес. А вам какое до этого дело? Если хотите знать о моих связях,
посмотрите светскую хронику за прошлую неделю, вы найдете там сообщение
о моей помолвке с Люси Попхэм, младшей дочерью... Письмоводитель. Я не о том. Я думал, вас прервали. Вы можете видеть женщину? Огастес. Конечно, могу, я могу видеть женщину с такой же легкостью, как и
мужчину. Разве я слепой? Письмоводитель. Вы меня не понимаете. Внизу ждет женщина, пожалуй даже не
женщина, а леди. Она спрашивает, можете ли вы ее принять. Огастес. Вы спрашиваете, не занят ли я? Скажите этой леди, что я только что
получил известие первостепенной важности и буду занят в течение всего
дня. Пусть подаст письменное заявление. Письмоводитель. Я попрошу ее объяснить мне, что ей нужно. Я не откажусь
поговорить с хорошенькой женщиной, раз уж представился случай. (Идет к
выходу.) Огастес. Постойте. Эта леди, по-вашему, важная особа? Письмоводитель. Настоящая маркиза, на мой взгляд. Огастес. Гм. И красивая? Письмоводитель. Не женщина, а хризантема, сэр! Поверьте мне. Огастес. Мне крайне неудобно сейчас принять ее, но отечество в опасности, и
мы не имеем права считаться со своими удобствами. Подумайте, как наши
славные ребята страдают в окопах! Просите ее сюда.
Письмоводитель направляется к двери, насвистывая мотив популярного романса.
Перестаньте свистеть. Здесь не кафешантан. Письмоводитель. Разве? Погодите, вот вы ее увидите (Выходит.)
Огастес вынимает из ящика стола зеркало, гребешок и помаду для усов, ставит перед собой зеркало и принимается за свой туалет. Письмоводитель возвращается, почтительно пропуская вперед очень красивую и элегантно одетую леди; она держит в руках изящную сумочку. Огастес поспешно прикрывает зеркало газетой "Морнинг пост" и встает, изобразив на лице величественное снисхождение.
(Обращаясь к Огастесу.) Вот она. (Леди.) Разрешите предложить вам стул,
миледи. (Ставит стул у письменного стола, против Огастеса, и выходит на
цыпочках.) Огастес. Присядьте, сударыня. Леди (садится). Вы лорд Огастес Хайкасл? Огастес (тоже садится). Да, сударыня, это я. Леди (благоговея). Великий лорд Огастес? Огастес. Я далек от мысли так называть себя; но, несомненно, я имею
некоторое право на то, чтобы мои соотечественники и (с рыцарским
поклоном), смею сказать, мои соотечественницы некоторым образом со мной
считались. Леди (пылко). Какой у вас прекрасный голос! Огастес. Вы слышите, сударыня, голос нашей родины, который звучит сладостно
и благородно даже в суровых устах должностного лица. Леди. Пожалуйста, продолжайте. Вы так прекрасно говорите. Огастес. Было бы поистине удивительно, если бы после участия в тридцати семи
королевских комиссиях, притом главным образом в роли председателя, я не
овладел искусством оратора. Даже левые газеты вынуждены были признать,
что мои речи производят большое впечатление, и особенно в тех случаях,
когда мне нечего сказать. Леди. Я не читаю левых газет. Я могу лишь заверить вас, что мы, женщины,