– Лучше бы ты на программиста выучился, – говорит дядя. – Сейчас бы нормальные бабки имел. А так, работы серьезной нет, времени свободного уйма, вот и носит тебя по всяким митингам и крестным ходам. И вообще, я не понимаю, что общего у церкви с политикой?
– Я сам не понимаю, – отвечаю я. – Только крестный ход – это не митинг. Это совсем другое. Это молитвенное взывание к Богу. И я ничуть не жалею, что принял участие. Пусть я плохой православный, но я верю в Бога. Я знаю, что есть Бог, есть Его Пресвятая Матерь и они так же реальны… вот как Вы сейчас передо мной!
– Да, – задумчиво протягивает дядя, – может, и есть, кто это отрицает. А тебе с такими мыслями в монахи пора. Все ж лучше, чем болтаться без дела?
– Может быть. Я подумаю…
Спал беспокойно. Снилась колонна крестного хода, и я в этой колонне. А вокруг меня какие-то старушки и бомжи. Я верчу головой, ищу наших, но наших нет. Ни Михаила, ни Олега, никого. И мы поначалу как куда-то идем, а потом выясняется, что никуда мы не идем, мы ходим по кругу и все время здороваемся за руку с Симоненко.
Я начинаю спрашивать, почему мы все по кругу ходим, почему не идем к Софийскому Собору. А мне кто-то отвечает, что это только кажется, будто мы по кругу ходим, а на самом деле мы не по кругу ходим, мы жизнь проживаем, как она есть, в настоящем. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас…
Тамплиеры
Как и следовало ожидать, наш антипапский крестный ход не остановил визита понтифика. И церковное руководство нас, действительно, предало. Визит папы в Киев состоялся.
Ничего. Мы спокойны. Все что не делается, все к лучшему.
Руководство Киево-Печерской Лавры не с нами, зато стихии природы за нас! Все три дня, что папа был в Киеве, стояла ужасная погода – сыро, ветрено, дождливо и довольно прохладно для конца июня. Едва ли ни каждый час налетали внезапные ливни. Мне даже казалось, что струи дождя черные.
И Киево-Печерскую Лавру остояли. Запланированный визит в Лавру понтифика не состоялся. Все три дня мы служили, на территории Лавры, почти не прекращающиеся молебны и акафисты.
И вот вчера папа покинул Киев. И сразу же засияло солнышко, вернулось лето. Сегодня последний день нашего пребывания в столице.
Устраиваем себе паломничество в Китаевскую Пустынь. Не терпится посмотреть знаменитые Пещеры.
Можно было бы посмотреть Пещеры и в самой Киево-Печерской Лавре, но ни я, ни Михаил не любим туристов. За пять дней нашего антипапского противостояния в Лавре туристы изрядно намозолили нам глаза.
Пещеры же Китаевской Пустыни, как считает Михаил, более «девственные», менее истоптаны туристами.
Китаевская Пустынь поразила меня отсутствием строго очерченной монастырской территории. Без всякого ограждения и монастырских ворот, двух-трех этажные мирские домики плавно перешли в небольшие монастырские строения: сарайчики, одноэтажные кельи.
Потом опять пошли мирские дома, и опять монастырские строения. Только что на уютных скамеечках сидели почетные киевские пенсионеры, и вот уже вокруг нас ходят редкие монахи.
– Скорее, – тянет меня за руку Михаил, – надо быстрее найти игумена, взять у него благословение.
– Как же так, – возмущаюсь я, – ни забора тебе, ни ворот. Странный монастырь.
– До революции здесь был нормальный, довольно большой монастырь, – говорит Михаил. – Потом большевики, как водится, монастырь закрыли. Все попереломали. А потом и вовсе стали жилые дома на территории монастыря строить. Наконец, додумались институт пчеловодства в монастыре открыть.
– Потом пришли новые власти. Часть территории монастырю вернули, кусочками. Вот и вынужден монастырь сосуществовать с пчеловодами и обычными мирскими жителями… И вообще, говорят, монастырь мирские власти нещадно притесняют… За тамплиеров.
– Что?! Каких еще тамплиеров?!
– Темная история, – говорит Михаил. – У меня здесь в Киеве брат есть. Он православный. Так вот, от него я слышал, что тут, на территории монастыря, находился орден тамплиеров. Под видом некоей благотворительной организации они снимали помещение. Всем золотые горы обещали: пчеловодам – новые ульи, монастырю – золотые купола.
– Однако монахи на золотые купола не купились. Подняли шум. Потребовали от непрошеных гостей удалиться с территории монастыря. Одним словом, скандал был на весь мир. Представь, нашему киевскому митрополиту звонили из администрации президента Америки, возмущались, «по какому праву милых их сердцу тамплиеров выгоняют»? Но братия своего добилась. В общем, ушли еретики. А монастырь у властей на карандаш попал.
– Кстати, сейчас, брат говорил, в Китаевской Пустыни от силы двадцать-тридцать насельников. И их становится все меньше и меньше. Так что ничего не стоит все это за ненадобностью прикрыть. Вот так-то.
Игумена находим возле трапезной. Увы, Пещеры отменяются, закрыты. Какие-то трения у монастыря с местными властями. Михаил деликатно спрашивает о делах в монастыре, в общем плане, двумя-тремя словами.
– Каждый день ходим, как по лезвию ножа. Не удивлюсь, если меня завтра посадят, – отвечает игумен и радостно улыбается, словно сообщил нам нечто приятное.
– Как же это так?!
– По грехам нашим, – игумен вздыхает и снова солнечно улыбается. – Да что говорить! Если самого Спасителя гнали, то тем паче нас, грешных. У нас тут гонителей хватает, – игумен делает легкий жест рукой в сторону мирских домов, – вот, судебная тяжба с пчеловодами по поводу территории. Вряд ли ее выиграем… Ну, да на все Воля Божия … А вы с дороги? Устали? Сходите, покушайте…
Игумен мне понравился. Добрый, жизнерадостный человек. А я ведь игуменов побаивался.
Я игуменов по образу нашего епископа представлял: строгий такой дядька в тучном теле с посохом в руках и тяжелым взглядом. Всегда недоволен, то ли малым смирением вокруг него, то ли еще чем-то.
Здесь же – легкий, подвижный, «солнечный» человек. Не игумен – маленький Серафим Саровский! Слишком молод, правда. И черен, как румын, или как грек.
Сидим в трапезной. На меня пристально смотрит какой-то монах. Что-то отдаленно знакомое улавливается в его южных (таких же, как и у игумена) чертах лица. В длинном, тонком носе, в пышной волнистой копне волос на голове. Что-то знакомое скрывается за длинной жидкой бородкой. Но что?
Чувствую себя не в своей тарелке. После трапезы этот монах подходит ко мне:
– Здравствуй, Вадик. Не узнаешь?
Меня поражает, словно молнией. Я узнаю своего древнего знакомого по старым «рокерским» делам – Андрея, по кличке Кутерьма.
Вот так встреча.
– Слушай, говорили же, что ты в Израиль уехал?!
– Здесь мой духовный Израиль, – отвечает Андрей и слегка улыбается.
Вообще-то Витамин говорил, очень давно, еще до нашего с ним «Богородичного Центра», что Кутерьма собирается в монахи православные, – вспоминаю я.
Я тогда еще подумал: ну, собирается, так флаг в руки. Мало ли кто куда собирается. Кто-то в Тибет, кто-то в православные монахи. Потом разговор забылся. К тому же, Кутерьма не был моим близким знакомым, с ним больше дружил Витамин.
Мне не нравилось в Андрее его чрезмерное увлечение Кастанедой и очень тяжелой музыкой. Весь его клоунадный сатанизм.
Потом он крестился. (Да, это я помню). Стал православным верующим. Я тогда не думал, что это серьезно. Мне все казалось, Кутерьма «играет смыслами». То он буддист, то сатанист, то поклонник Кастанеды, то православный, да еще монах. Слава Богу, я ошибался! Вижу теперь, что ошибался. Выходит все серьезно…
– И кто ты теперь? – Спрашиваю я Андрея.
– Монах, – отвечает бесстрастным голосом Андрей, – монах Ахилла… А вы какими судьбами?
Рассказываем, вкратце, «какими судьбами».
– Так вы участники крестных ходов против папы! – радостно восклицает Ахилла. – Это другое дело!.. Вы не торопитесь?
– Нет, что Вы, – жизнерадостно отвечает Михаил.