– Господи, помоги! – вдруг мысленно прокричал я, как бы глухим голосом, словно с самого дна души. – Господи, помоги! Распадаюсь на куски! При этом, знаю, что Ты есть, и что Ты Любишь меня. Но почему нет Твоего прямого участия в моей несчастной жизни?! Вон, как пишут в духовных книгах: помолился – и чудо. Чудеса здесь, чудеса там. Везде явные знаки Божественного присутствия…А у меня ничего, пусто!
Я готов был расплакаться, как ребенок. Но тут вспомнил: лучшее мое лекарство от уныния – это самый обычный сон. И я лег спать. И снились мне нелепые, как моя тоска, короткие сновидения. Какие-то незапоминающиеся обрывки.
Только под утро приснился очень яркий сон. Приснился отец Иван, он пришел прямо ко мне на работу, только работа моя была в другом, незнакомом мне месте – я охранял какое-то здание с большими полупустыми комнатами. Мы долго о чем-то говорили, прогуливались пустынными комнатами.
Вдруг отец Иван исчез, но я во сне знал точно, что он где-то спрятался. И тут комнаты наводнились незнакомыми мне людьми полубандитского вида. Я долго куда-то бежал (не помню, гнался ли кто за мной). Бежал, пока не оказался на широком и плоском, как блин, поле. Рядом со мной снова был отец Иван.
Смутно помню, как он мне эмоционально говорил – я тебя предупреждал, это плохие люди, они торгуют наркотиками, они могут посадить… Мы шли по полю пока не уперлись в автобусную остановку. Остановка выглядела нелепо среди голой и серой степи.
На остановке был только один человек – высокий рослый священник с русой окладистой бородой и немного надменным, как мне показалось, лицом. Отец Иван вдруг заговорил о фарисействе в Церкви, о том, что нет старцев, нет опытных духовников. Что большинство из так называемых «духовных» носят лишь лицемерные маски на лице, подобно протестантским пасторам. И всюду интриги, фальшь, погоня за материальным благополучием, карьеризм, жестокосердие…
Пока отец Иван все это говорил, он стремительно, прямо на моих глазах, уменьшался в размерах. И совсем исчез. А я оказался в автобусе, сбоку от меня сидел тот самый рослый батюшка, с окладистой русой бородой.
– А ну перекрестись! – грозно сказал он мне.
Я встал и перекрестился, точно так, как написано в памятке, так, как там крестится человек, нарисованный справа. Автобус сразу тронулся. Потом полетел. Под нами на бешеной скорости неслись поля, леса, реки, речушки, города, поселки.
Земля под нами имела выпуклую, подчеркнуто шарообразную форму, мы как будто бы летели над гигантским глобусом. Наконец закругленный дугообразный «космический» горизонт окрасился ослепительно белым цветом. А еще через минуту ослепительное белое безмолвие залило все вокруг. И тогда в автобусе кто-то сказал – летим на Северный Полюс.
После этих слов я проснулся. Проснулся с какой-то непонятной, но явно ощутимой решимостью внутри. Во мне как будто пробудилась спавшая всю мою жизнь Воля. И я принял два решения: начинать писать книгу (какую, я еще не знал) и больше не сдавать смену за напарника.
Мой отказ сдавать смену за него Дмитрий воспринял внешне спокойно, только побледнел. Потом окинул меня отрешенным взглядом. И вышел во двор, тихо пробормотав – ничего не разумеет людина… який же вин православный, як и все вони, с печатями змия…
Дмитрий не показывался в «сторожке» аж до самого утра! Утром он явился холоднее Антарктиды и мрачнее самой мрачной тучи. Даже молча находиться возле него было сущим мучением. Тягостная, душная, вязкая, как резина, атмосфера давила на душу.
В какой-то момент я пожалел о своем решении больше не сдавать смены за напарника. А вдруг для него действительно это очень важно.
Может он особые какие-нибудь молитвы творит, может, они там действительно молитвенно с оранжевыми сражаются… Нет, бред, прелесть, – мысленно возразил я себе. – В конце концов, должна же быть справедливость, он такой же охранник, как и я… Ну и что, что особые молитвы, духовная брань. Сказано в Вечной Книге: не человек для субботы, а суббота для человека…
Дмитрий не разговаривал со мной несколько смен подряд. Я и предположить не мог, что это его гробовое молчание по отношению ко мне (он отказывался даже отвечать на банальные вопросы, касающиеся работы), станет для меня такой мукой.
Много раз я ловил себя на мысли, что своим «пыточным», стопорным молчанием, молчанием, выматывающим за смену душу, он словно бы подталкивал меня к тому, чтобы я бухнулся ему в ножки, забрал свои слова обратно и снова, как в старые времена, стал сдавать его смены. Чтобы он спокойненько в свою «церкву» ходил. И я решил также молчать, даже еще круче молчать. Игнорировать его напрочь, как муравья, нет, как микроба!
И вот уже «слуга антихристов» сел окончательно в Киеве, а мы все молчали. Наконец, спустя неделю после инаугурации Ющенко, Дмитрий исчез. Не вышел на смену. Я был убежден, он, как и обещал, отправился странствовать в Россию.
Каково же было мое удивление, когда через еще одну неделю встретил Дмитрия в кафедральном соборе. Он стоял в правом притворе, прямой, как свеча. Увидев меня, Дмитрий отвернулся. Потом перекрестился красивым плавным движением, точно так, как изображено на той самой памятке о том, как правильно совершать Крестное Знамение.
«Апельсиновый поп и церковные проблемы»
– Книгу сделать можно, – снисходительно говорит Михаил. – В России, сам понимаешь, гораздо больше воможностей с издательской деятельностью…
Это я понимаю. Ты мне в прошлый приезд все это подробно объяснял. И признаюсь, даже рад, что именно в России больше возможностей с издательской деятельностью. Для таких, как я. Пишущих по-русски.
Итак, Россия, – размышляю я, – отчего б не дерзнуть. Кстати, оно даже и приятно будет, напечататься в России. На своей исторической Родине...
И я дерзнул. Стукнул (мысленно) кулаком по столу и заявил:
– Могу написать про апельсинового попа. Ну, я тебе рассказывал.
– Можно, – согласился Михаил. – Только вот тему эту хорошо бы расширить… Вот если б, если б ты на примере этого ряженого и в свете последних событий аккуратно так показал наши церковные проблемы… О! Это было бы интересно. И главное, востребовано.
– Ну… можно, – неуверенно мычу я, – попробовать…
Какие у нас церковные проблемы?
Ну, например, наш архиерей. Однако Михаил говорит, что он теперь к нашему владыке совершенно спокойно относиться. А почему? Да потому, что почти два года, как Михаил живет и работает в России. В одном из крупных церковных издательств. В отделе сбыта продукции.
Потому и поездил он довольно уже с книжками по епархиям и России и Белоруссии. И на личном опыте убедился, что большинство архиереев такого же плана, как наш. Исключения довольно редки.
Хорошо, тогда может быть проблема в таких непокорных, радикальных батюшках, как отец Леонид?..
– Слушай, а что ты об отце Леониде думаешь? – Спрашиваю я Михаила. – Как-то печально у него противостояние с епископом закончилось.
– Отец Леонид, к сожалению, просчитался. – Серьёзно говорит Михаил. – Архиерей, что ему покровительствовал, оказался вовсе не таким уж непотопляемым. На его кафедру поставили вроде бы русофила, но, при этом такого либерала в смысле обновленчества и еще кое-чего, о чем я и говорить не стану… Ну, отец Леонид, понятно дело, этого снести не мог. Да и новый владыка не скрывал своих антипатий к нему, равно как и ко всем монархистам.
– Отец Леонид не стал дожидаться, сам подал прошение за штат и вернуться в родной город. Теперь он со своими преданными людьми служит прямо у себя на квартире. Надо сказать настроения среди его людей довольно упаднические – ИНН, конец света, мол, обложили нас со всех сторон: там антихристианский Запад, здесь оранжевая Украина, на Востоке путинская Россия, а в Церкви – митрополиты вероотступники-экуменисты… Одним словом, сплошная апостасия, – закончил Михаил и двинулся на кухню заваривать чай.
– Как ты думаешь, от чего такие апокалипсические настроения? – кричу я ему в след.
– Не знаю, – несется с кухни голос Михаила. – Как говаривал Гэндальф: вопросы, вопросы требуют ответов.
Михаил появляется с заварным чайником в руке:
– Вообще-то, тут очень интересный момент, – продолжает он. – Я как раз в поезде на эту тему думал… вот, казалось бы, отец Леонид был прав в своем противостоянии епископу. А проиграл.
– А если взять историю нашей церкви, а? Сколько там похожих и гораздо более ярких моментов… Старообрядцы были по-своему правы? Очень правы! Дело же не в перстосложении было… Двуперстие – это так, знамя, зримое воплощение жизненной позиции. Они противились тому, что через церковные новшества в жизнь входил дух, который был очень соблазнителен.
– Вот представь себе, приходит завтра новый предстоятель церкви и говорит примерно так: вот что, с завтрашнего дня крестимся так, как весь цивилизованный мир – ладонью, а не щепотью. Календарь тоже свой устаревший отбрасываем. Кто не согласен – анафема! А кто станет болтать против правительства – про масонов да про Новый Мировой Порядок – в дурдома да лагеря!
Михаил взволнованно махнул рукой, резко осекся и вдруг спросил меня:
– Тебе такое понравиться? Представь себя на их месте.
Не дождавшись моего ответа, Михаил продолжил:
– А посмотри на восемнадцатый век! Это же тихий ужас! Русские крестьяне из грамотных работяг превращены в быдло. Дворяне из служилого сословия, заработавшего себе право на свои льготы кровью своих предков и своей собственной, превратились в паразитов, угнетавших рабов-крепостных. А синодальная церковь помалкивала. «Владычки» пописывали дрянные стишки на латыни, норовя попасть в «свет», а приходские батюшки были таким же быдлом, как и работяги. Как на все это должны были смотреть староверы?! Как?!. Будь я на их месте, я бы тоже презирал «никониан».
– Раз все так уж плохо, то почему ты сейчас не перейдёшь в старообрядчество? Разве тебя жена не просит об этом?