– Интервью? – Вспыхивает Максим, – с Михаилом! Расскажи! Это, действительно интересно!
Рассказываю, как Михаил давал интервью.
Максим весь оживает, начинает крикливым голосом изображать Михаила, дающего интервью. Картина, правда, больше похожа не на Михаила, а на «Ленина в октябре».
Посмеялись.
Вспомнилось еще, как Андрей после Михаила ринулся, было, интервью дать. Но его никто слушать не стал.
Посмеялись еще раз.
Максим изобразил унылое, обиженное лицо:
– Эти сектанты, эти масоны, эти нехристи, эти проститутки – проговорил Максим голосом Андрея (вышло немного похоже).
Наконец, перешли на тему вчерашнего восьмичасового выпуска новостей по СТБ. Поведал Максиму, как мастерски у нас умеют резать отснятый материал, как манипулируют нашим сознанием, показывая только то, что выгодно «либерастам» и прочим демократам. Но, тут Максим со мной, конечно же, согласился. И спросил меня с надеждой в голосе:
– Что нового в России?
У Максима нет кабельного телевидения. У меня есть. Дом, в котором живет Максим, не подключен к кабелю. А новости российские сегодня на Украине можно узнать только, либо купив спутниковую антенну, либо подключившись к кабелю, либо через Интернет. Интернета у Максима нет, как, впрочем, и у меня.
Слава Богу, ушли от разговора на тему личностей. Гадостно сладкое чувство на душе обычно от таких разговоров. Сегодня больше гадостно, чем сладко (те, кого мы сейчас судим, стоят возле театра, молятся, а я дома гнию).
– В России, вроде бы, потихоньку возрождается Россия, государственность, – вещаю я Максиму, философски закатив глаза. – Путин выстраивает «вертикаль власти». А то Россия уже по кускам распадалась. Татарстан свою конституцию писал… И в Чечне полегче стало. Остались мелкие бандформирования…
Вышли на «просторы России», и Максим сразу весь преобразился. Выпрямился во весь рост, глаза загорелись. В Максиме заговорил военный историк и патриот России. Ну, и еще военный романтик.
Максим может часами увлеченно говорить о карфагенской коннице, о римских легионах, об особенностях русской кольчуги, о Наполеоне, Первой Мировой, Адольфе Гитлере и Иосифе Виссарионовиче. Вот тогда слушать его приятно и время летит незаметно…
Дело к вечеру. Кофе выпито. Насытившийся разговорами Максим задумчиво глядит в окно.
– Вот раньше было время! – говорит он, – помнишь, 92-й, 93-й, 94-е года. «Стройка», «рок-н-ролл». Как мы бухали, какие устраивали тусовки. – Максим тяжко вздыхает, – ну ладно, мне пора. Прости, чем обидел…
Вечер. Состояние тупое. Во мне сидит, наверное, с литр молотого кофе. Точнее, не сидит, стоит. Кофе стоит в пищеводе, давит своей черной густой массой на желудок. Учащенное сердцебиение и предательски клонит в сон, хотя, казалось бы, кофе, наоборот, должен бодрить.
Абсолютно разобранное состояние. Просто нет сил жить! Словно кто-то выпил всю мою жизненную силу. Зеваю.
Засыпаю прямо сидя в кресле, перед телевизором с российскими новостями. Как девяностолетний старик. Перед тем, как заснуть, вспоминаю, что собирался читать вечернее правило с покаянным каноном. Ругаю себя ослом, лежебокой, бабайкой, безвольным уродцем и даже бесноватым, но на молитву так и не встаю.
День последний
Услышал наши молитвы Господь!
Четвертый колдовской сеанс был сорван самим Казиновским и его людьми. Сдали нервы.
Четвертый оборванный сеанс стал последним. Великий психотерапевт отказался проводить сеанс заключительный. К великому неудовольствию публики, купившей билеты на все пять сеансов, (именно на пятый, заключительный, они рассчитывали больше всего). Итак, четвертый день пребывания мага в нашем городе стал последним днем. Слава Тебе, Господи!
Три дня противостояния многому научили. Во-первых, надо всегда держаться вместе. Ни при каких обстоятельствах не прекращать молитву. Не поддаваться на эмоции, кто бы и как ни пытался их вызвать.
Что касается самих молитв, то выяснилось, что самая действенная – это Иисусова молитва, которую читают все одновременно, став кругом. Поэтому сегодня решили читать именно ее.
Читать начали с началом сеанса. Сразу же забегали люди мага, однако нас не трогали. Где-то к середине сеанса беготня прекратилась. Возле театра минут на двадцать воцарилась подозрительная тишина. А потом началось.
К театру подъехало сразу несколько милицейских машин. Вышли люди в форме, перекрыли проход возле театра. Нас попросили перейти на другую сторону улицы. Тут же подъехали пожарники, еще несколько спецмашин.
Возле театра творилось что-то невероятное. Больше всего это было похоже на съемки фильма. Михаил подошел к какому-то милицейскому начальнику, узнать что происходит. Вернулся с улыбкой недоумения на лице:
– Говорят, в театре заложена взрывчатка.
– Абсурд, – захохотал Андрей, – кому нужно взрывать этого псевдоцелителя?
– Может быть, какие-нибудь разочарованные пациенты, – осторожно предложила Людмила. – Исцелений, говорят, не было.
В театр тем временем зашли несколько милицейских чинов с собакой и несколько людей в штатском. Вскоре они вышли, окруженные кликушами колдуна. Кликуши что-то втолковывали стражам порядка и махали руками в нашу сторону. Это нас насторожило.
– Бред, бред, полный бред! – эмоционально выдохнул Андрей и снова прыснул от смеху. – Эти нехристи хотят нас обвинить в попытке подорвать театр, что ли?!
Из театра повалили зрители, жаждавшие исцелений. За версту было видно, как они раздосадованы. Люди заплатили деньги, а в итоге ничего не получили, кроме оборванного сеанса. Люди мага постоянно показывали на нас руками. Появился Олег. Он только что был у театра и все слышал:
– Шестерки Казиновского всем говорят, что это мы позвонили в милицию и сообщили, что в театре заложена взрывчатка. И сделали мы это затем, чтобы сеанс сорвать.
– Может, немного отойдем, от греха подальше, – предложила Людмила.
Молча отходим. Метров на двести. На площадь Ленина. Останавливаемся недалеко от памятника вождю мирового пролетариата. А толпа уже двигается в нашу сторону, выяснять отношения. Человек сто, не меньше. Становится страшно, даже не просто страшно, становится жутко. Ужас парализует душу ледяным холодом, словно на нас дохнула сама преисподняя.
Стоим, как в оцепенении, не знаем, не ведаем, что будет и что делать? Нас окружают со всех сторон. Проклятия, крики, угрозы. Кто-то из толпы орет, что у нас личные счеты с драгоценным Валентином Гельевичем, и что никакие мы не православные, иначе, если б мы были православные, то с нами были бы духовные люди, там, батюшки в облачениях, монахи, епископ. А так мы самозванцы, сектанты, человеконенавистники.
Какой-то рыжий взлохмаченный мужик, с усиками, предлагает не церемониться с нами, набить нам хорошенько морду, а потом сдать «куда надо». Что-то еще кричат, но уже тяжело разобрать. Все сливается в сплошной адский гул. Ситуация накаляется до предела. Заряд ненависти готов вот-вот вылететь. Что будет дальше, об этом даже не хочется думать.
Ужас в душе сменяется оцепенелым равнодушием, полной парализацией воли. Молча стоим. Вдруг, Олег тихо начинает петь:
– Верую во Единого Бога Отца Вседержителя…
Вслед за Олегом Символ Веры подхватываем и мы. Поначалу тихо, потом все громче, громче, смелее...
И произошло чудо! Толпа, обступившая нас, замолчала. А потом стала потихоньку расходиться. Люди, еще минуту назад предлагавшие «набить нам как следует морду и сдать куда следует», уходили молча, потупив глаза в землю.
Мы пропели «Верую», пропели «Отче Наш» и «Богородица Дево, радуйся». Возле нас не осталось ни одного человека. Это было чудо Божие, это была Победа!
И глянуло на мир Божий долгожданное солнышко.
Солнце разорвало тучи как раз в тот момент, когда полностью разошлись люди, пытавшиеся устроить над нами самосуд. И это мы тоже сочли чудом.