— Сейчас приедет, мне он не мог отказать в любезности,
— Кажется, Евгений Евгеньевич переступает все границы, — злобно выговорил Жалковский и, войдя в кабинет, закрыл дверь.
Его подчинённые тоже скрылись в кабинетах. Забастовщики так и стояли одни, пока не приехал начальник области.
Генерал явно был недоволен вызовом, но терпеливо выслушал Нестерова, и, прочитав телеграмму из Кушки, сказал неопределённо:
— До чего же близоруки…
— Кого вы имеете в виду, господин генерал? Уж не нас ли? — обиделся Шелапутов.
— Нет, не вас, — ответил Уссаковский и пригласил дежурного офицера, им оказался Ораз-сердар. — Майор, Жалковского ко мне!
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Полковник вошел бледный, губы подёргивались, и вся его тощая длинная фигура выражала протест. Однако он вежливо поздоровался с начальником области и, как всегда, услужливо произнёс:
— Честь имею.
— Отошлите мой приказ в Кушку, Прасолову, чтобы тотчас освободили забастовщиков! Перечислите поимённо.
— Господин генерал-лейтенант, но ведь арест с ведома самого Сахарова! — попробовал вразумить начальника области правитель канцелярии.
— Я тоже так думаю, — спокойно отозвался Уссаковский. — Именно Сахаров наломал дров. А другие, вроде Прасолова, дрова эти в огонь подбрасывают. И нас с вами, полковник, обязывают: чтобы и мы бросили по чурке в огонь, разведённый дураком Сахаровым!
— Ну знаете! — шумно выдохнул Жалковский. — Если они зажгли огонь, то вы — играете с этим огнём! Это очень опасно, ваше превосходительство.
— Да, опасно, — согласился Уссаковский. И прибавил — Однако прекратим ненужную болтовню. Садитесь, пишите приказ и несите мне на подпись.
— Господин генерал-лейтенант, но ведь, ввергая себя в водоворот опасностей, вы не щадите и нас — своих подчинённых.
— Именно щажу. Пока что вы не понимаете, полковник, самую суть происходящего. Как-нибудь я вам разъясню. Идите.
Жалковский удалился и спустя несколько минут возвратился с исписанным листком. Генерал зачитал депешу, адресованную коменданту крепости Кушка Прасолову, подписал и отдал Нестерову:
— Отправляйте сами.
Нестеров и его товарищи стояли молча и ждали, пока удалится правитель канцелярии. Когда он ушел, прикрыв дверь, Нестеров признательно поблагодарил:
— Господин генерал, революция не забудет вас. Вы настоящий русский генерал!
— Только прошу не думать, что я делаю это из трусости. Мне легче было бы умереть, чем пресмыкаться. Я— патриот России. По крайней мере считаю себя таковым.
Забастовщики вышли и поехали на телеграф.
Ночью полковник Жалковский въехал во двор начальника области и слез с коня. Часовой принял поводья и повёл лошадь в темноту, к ограде. Дежурный офицер доложил Уссаковскому о правителе канцелярии. Генерал накинул на плечи шинель, буркнул недовольно:
— Пусть войдёт…
— Доброй ночи, Евгений Евгеньевич, — как можно вежливее проговорил полковник, проходя в комнату.
— Чем обязан, что вы соизволили поднять меня с постели? Садитесь. В кресло садитесь. Вот сюда.
— Спасибо, Евгений Евгеньевич. Визит мой к вам, как вы понимаете, вынужденный. Только что получены сведения из Кушки: Прасолов объявил «крестовый поход» революции План коменданта: занять Мургабскую железнодорожную ветвь и двигаться двумя колоннами — на Чарджуй и Асхабад. Ещё не всё потеряно, господин генерал-лейтенант…
Уссаковский сдвинул брови и сел напротив полковника:
— Какая-либо поддержка Прасолову — исключена. Наша цель с вами: загнать этого пьяницу назад, в крепость.
— Ваше превосходительство, — любезно обратился Жалковский, — простите, но я не могу уяснить вашу позицию. Я полагаю, Евгений Евгеньевич, загнать Прасолова назад, в крепость, значит, основательно перейти на сторону бастующих масс.
— А я полагаю, господин полковник, — отвечал Уссаковский, — загнать Прасолова в его берлогу, значит, спасти манифест, дарованный народу государем. Полагаю, что ваше недоумение возникает от того, что вы революцию видите в облике бастующих рабочих, а я её вижу — в свете мудрой политики Витте. Государственная дума, октябристы и кадеты приведут Россию к тому идеалу, о котором мечтают все здравомыслящие россияне. Сахаров, Прасолов и им подобные господа пытаются починить расшатанный корабль государства с помощью старых ржавых гвоздей. Но это идёт от скудости ума!
Терпеливо выслушав генерала, Жалковский чуточку улыбнулся, давая понять, что он всё прекрасно понимает.
— Конечно же вы правы, Евгений Евгеньевич… — согласился он. — На то вы и командующий… Но не кажется ли вам, господин генерал, что «крестовый поход», как его назвал Прасолов, всполошит все слои нашей общественности, и мусульманское население края тоже? Прасолов ведь не станет разбираться — кто есть кто: всё сметёт на своём пути и наверняка заденет дехканские массы. И если дехкане примкнут к русским забастовщикам и к кавказцам, то вряд ли вы найдёте оправдание перед военным штабом. Уверяю вас, тогда не помогут — ни защита манифеста, ни ваша приверженность к Витте и кадетам.
Уссаковский задумался. В словах правителя канцелярии был трезвый смысл.
— Что же вы предлагаете, господин полковник?
— Командировать господ офицеров на место событий, господин генерал.
— Цель?
— Цель такова, ваше превосходительство. Русские офицеры и я выедем в Мерв и постараемся не позволить войскам Прасолова пройти по аулам. Туркменскую группу военных возглавит Ораз-сердар. Он поедет к ханше Гульджемал, соберёт с её помощью ханов и аксакалов, и они не позволят дехканам придти на помощь русскому пролетариату.
— Ну что ж, предложение дельное, — согласился Уссаковский. — Тевяшов до самого своего ухода с должности генерал-губернатора пугал меня мусульманами. То и дело приходилось отписываться. Вероятно, он был прав. Разрешаю вам, господин полковник, выезд. Только обдумайте всё как следует.
Возвратившись в канцелярию, Жалковский тотчас позвонил в Управление железной дороги, чтобы командированным офицерам приготовили специальный вагон для поездки в Мерв. Разговаривал полковник бог весть с кем, с каким-то чиновником, который сослался на то, что в Управлении никого нет, а что касается специального вагона, тут надо решать с Центральным забастовочным комитетом. Утром Жалковский сел в коляску и отправился на станцию.
В штабе он не нашел ни председателя Воронца, ни его заместителя Нестерова. Один выехал в Теджен, другой в Красноводск. В купе вагона дежурили слесарь депо Гусев и Стабровская. Гусев, выслушав требования правителя канцелярии, обиделся:
— Что ж, господин полковник, разве вам не известно, что движения нет?
— Я приказываю вам от имени начальника области! — сердито выговорил Жалковский. — Генерал санкционирует вашу забастовку, а вы ему и вагона не можете дать? Какая дерзость и неблагодарность! Постыдились бы, граждане. Генерал Уссаковский отправляет своих офицеров в Мерв, чтобы остановить «крестовый поход» Прасолова. Это вы хоть способны понять?
— Понимаем, господин генерал. Только вы не кричите, пожалуйста, — попросила Ксения Петровна.
— Я не кричу, я внушаю, — спокойнее заговорил он,
— Поймите: если Прасолов пробьётся в Асхабад, вас, комитетчиков, он в первую очередь вздёрнет на виселице! Мы едем предотвратить злодеяния.
— С чего бы, господин полковник, вам захотелось защищать забастовщиков? — удивленно пожала плечами Стабровская.
— Не забастовщиков и не революцию, мадам, — пояснил он. — Мы едем защищать манифест, дарованный государем. Тут мы с вами единодушны, не так ли?