— Толкаете меня на преступление, — недовольно пробурчал Гусев и отправился в депо, к пикетчикам.
Вечером Жалковский и человек двадцать офицеров выехали в сторону Мерва…
Нестеров вернулся из Красноводска через неделю: отправил туда из Асхабада, Кизыл-Арвата и Казанджика продовольствие для застрявших в пути пассажиров. И не успел выйти из вагона, как появился взволнованный Любимский:
— Что вже творится, Иван Николаевич, понять невозможно. Прасолов поднял меч на революцию, комитет наш бездействует, а остановить Прасолова вызвался полковник Жалковский. Всё перевернулось вже с ног на голову.
— Жалковский был здесь?
— Был и отправился в Мерв, с разрешения начальника области…
— Час от часу нелегче. Да ведь эта сволочь не только не остановит Прасолова, а наоборот, приведёт его батальоны в Асхабад. Созывай комитет… Немедленно!..
И вновь зашумел асхабадский перрон. К товарняку, составленному из красных теплушек и платформ, потянулись рабочие дружины из депо и типографии. К рабочим примкнули солдаты 2-го стрелкового батальона. Стрелки ухитрились выволочь из казармы два пулемёта, к тому же все были вооружены винтовками.
Не менее двухсот гнчакистов привёл Арам Асриянц, помня по недавним событиям, сколь велико значение единства в критическое время. Армяне вооружились ружьями и пистолетами, и жаждали вступить в бой. Арам сразу же остановил Нестерова вопросами:
— Ваня, где конкретно Прасолов? В Теджене или ещё ближе? Может быть, уже в Каахка? Непонятно, кого ещё ждём. Надо бы побыстрее ехать и встретить как следует карателей.
— Маловато всё-таки нас, Арам, — отвечал Иван Николаевич. — По сведениям из Кушки, генерал Прасолов спровоцировал весь гарнизон: это несколько тысяч солдат. В открытом бою нам не выстоять, но пропустить в Асхабад карателей было бы с нашей стороны преступлением.
— Что же делать, Ваня?
— Будем действовать сообразно с обстановкой. Сейчас выедем в Каахка: там займём оборону.
Перед самым отправлением эшелона привёл солдат железнодорожной роты Ясон Метревели. Он ездил за ни «ми в ущелье, где они работали в карьере. Нестеров пожал ему руку, велел усаживать военных на платформу, а сам отправился к телеграфистам дать телеграмму в Кизыл-Арват:
«Забастовочный комитет. Батракову… Уясни умом и сердцем — положение критическое. Срочно поднимай своих. Ждём в Каахка завтра».
Ответа дожидаться не стал.
Отправился к паровозу.
— Давай разводи пары1— крикнул машинисту.
В полдень поезд отправился со станции и часа через три был в Каахка.
О «крестовом походе» Прасолова было известно и здесь. И наблюдалась тут точно такая суматоха, как и в Асхабаде. Все население станции, вооруженное кто чем, но в основном лопатами и кирками, собралось восточнее Каахка, на самой окраине. Солдаты железнодорожной роты, квартировавшие здесь, и подразделение пограничников, взявшие на себя оборону населения, рыли окопы, устраивали завалы. Жители Каахка, в их числе и бедняки-туркмены, тоже вышли с лопатами и ковыряли рыхлую песчаную землю. Над поселением неслись тучи желтой пыли. Какой-то унтер-офицер, после того как с восторгом были встречены приезжие, подошел в Нестерову и предупредил:
— Дальше ехать нельзя. Только что разговаривали с Тедженом, Они, конечно, не знают, когда нагрянет Прасолов, но то, что войска его уже в Мерве — это точно.
Войдя в аппаратную, Нестеров тотчас вызвал Теджен, запросил обстановку и вскоре получил ответ. Телеграфировал сам Воронец:
«Положение безвыходное. Приказываю забастовку прекратить. Членам забастовочного комитета и всем активным участникам немедленно выехать в Красноводск».
— Трус! — выругался Нестеров.
— Нет, Ваня, Воронец не трус, — возразил Арам, стоявший рядом. — Воронец самый настоящий изменник. Он решил запугать нас, и тем самым открыть беспрепятственный путь генералу Прасолову.
— Трус! Шкуру свою спасает, а, спасаясь, и других тянет на дно! — уточнил Нестеров. — Арам, я отправлюсь в Теджен. Ты временно возьмёшь на себя руководство дружинами.
— Будь осторожней, Ваня, — предупредил Арам. — Я уверен, что нас предали.
— Не беспокойся, Арам. Как бы то ни было, и что бы со мной не случилось, генерал Прасолов не должен ни под каким предлогом появиться с войсками в Асха-баде.
Нестеров взял с собой Метревели, Ратха, Андрюшу Батракова и отделение солдат-железнодорожников. Выехали на дрезине.
Наступил вечер. Над горами и пустыней быстро растекались мрачные ноябрьские сумерки. Яркая одинокая звезда бойко засверкала в голубом небе над Копетда-гом, возвестив о ночи. Равнина и горы укрылись чёрным мраком. С несущейся по рельсам, погромыхивающей дрезины уже ничего не было видно. Пустыня с её тысячью необъятных вёрст напоминала о своём существовании могучим неровным дыханием. И стук колёс дрезины заставлял думать о том, что это стучит сердце пустыни. Стучит торопливо и напряженно, хотя зачем бы сердцу пустыни торопиться? У него бесконечная жизнь, и никому не сбить это сердце с заведённого природой ритма. Горы во тьме едва угадывались: по угрюмо-величественному покою, го одиноким огонькам мельтешившим на склоках, по далёкому, едва уловимому голосу азанчи, призывавшего на молитву мусульман и, как бы выдававшего, что где-то рядом, в горах, затаилось селение, и в нём идёт, скрытая темнотой ночи, своя жизнь. И всё это вместе взятое — пустыня и горы — наваливалось на человеческое сознание как наваждение неясности, непостижимости чего-то беспредельно вечного, но невероятно властного, чему подчинено всё сущее.
Дрезина катилась по рельсам быстро. Солдаты, сменяя друг друга, садились за рычаги. Остальные сидели или стояли, держа наготове винтовки и пистолеты.
В темноте миновали разъезд. Каменный домишко со слепыми окнами едва был заметен со стороны. За ним около туркменской кибитки горел костёр; огонь костра высветил во мраке одинокое здание разъезда.
До Теджена оставалось километров семь, когда Метревели первым услышал, а затем и различил в темноте несущийся навстречу поезд. Пока он был сравнительно далеко: был слышен лишь стук колёс да мигающие блики огнедышащего паровоза. Но медлить было нельзя ни секунды, иначе авария.
— Стоп! — закричал испуганно Метревели и схватился за рычаг. — Слезай скорей, генацвале!
Все мгновенно оценили обстановку и попрыгали наземь.
— Куда?! — закричал Нестеров. — Сталкивай, ребята, дрезину! Да скорей, иначе хана! Сюда, ко мне. Заходите с другой стороны пятеро. Вот так. Ну, нажали! Ещё, ещё!
Тележку приподняли на рельсах, поставили на насыпь и скатили вниз. Минуты через две-три мимо пронёсся паровоз с несколькими вагонами, да так быстро, словно за ним гнались.
— Неужели генерал Прасолов? — неуверенно предположил Метревели.
— Нет, не он, — успокоил Нестеров. — Не может быть, чтобы Прасолов двумя вагонами пошел на Асхабад. Скорее всего, наши железнодорожники драпанули. Думаю, что войска Прасолова или входят в Теджен, или рядом со станцией и вот-вот войдут. Дальше нам ехать нет никакого смысла.
— Иван Николаевич, — предложил Ратх. — А что, если мы с Андрюшей проберёмся на станцию и разузнаем что там творится?
— Правильно, Ратх, — сразу согласился Андрей, — На дрезине можно влипнуть, а так — запросто. Если даже каратели схватят, то скажем: с Кавказа в Ташкент пробираемся.
— Давайте, ребята, — сказал Нестеров. — Постарайтесь узнать как можно больше подробностей. Главное сейчас для нас — знать, где Прасолов и что намеревается предпринять.
Ратх и Андрей отправились прямо по шпалам в Теджен и через час были на станции. Здесь как будто ничего особенного не происходило. Всюду тихо. Перед зданием вокзала горел фонарь и солдаты стояли около двери. По шинелям и шапкам Андрей легко разгадал, что это не железнодорожники, а строевики-пехотинцы. Присмотревшись как следует, юноши увидели на третьем пути паровоз с одним вагоном и солдат возле него. Все стало ясно: прасоловцы уже в Теджене. Настораживала лишь тишина. Она заставляла думать о том, что никто карателям не оказал сопротивления, никто даже не забил тревогу в городе. Разведчики прошли на перрон, и Андрюша спросил стоявших солдат:
— А чё, буфетчика нет, что ли? Табаку хотели купить.
— Какой вам табак, — отозвался солдат. — Сами без табаку сидим. Давайте-ка уходите отсюда! Здесь ходить нельзя.
Юноши прошли мимо освещенных окон и увидели в кабинете начальника станции двух офицеров. Одного они сразу узнали: Жалковский — правитель канцелярии начальника области.
Ребята отошли в темноту и притаились, ожидая, когда выйдут офицеры. Они простояли довольно долго, но Жалковский так и не вышел. Пришлось подкрасться к вагонам и подслушивать разговор солдат. Тут все сразу прояснилось. Едва подошли сзади и присели за буксами, сразу донеслось:
— Да куда итить-то? Куда итить? Самого Уссаковского, знамо, не ударишь: командующей же! Мало ли что у него с этим полковником Жалковским? Может, женщину какую-нибудь не поделили, вот и ссорятся!
— Дурак ты, Касьян, — отвечал, сплюнув, другой. — Причем тут женщина, когда революция кругом идет? Разве не видишь: все вокруг бастуют. Это мы в своей