Хоть Полли Уиннифред Трикк и вела журналистское расследование, репортером она пока не являлась. Ее должность называлась так: «Личная помощница в скучных, занудных и повседневных газетных делах замечательного и великолепного Бенни Трилби». Разумеется, называлась она так сугубо в голове самого газетчика. На деле же Полли являлась его личным секретарем, машинисткой-наборщицей и кофе-с-пирожными приносильщицей.
Сказать, что Бенни Трилби был не в восторге, когда господин главный редактор по сути всучил ему помощницу, о которой ведущий репортер «Сплетни» не просил, значит, заметно преуменьшить. Когда увещевания и угрозы бунта, самоубийства и ухода к конкурентам не возымели на шефа никакого эффекта, Бенни с ужасом осознал, что навязчивая, острая на язык и раздражающе любопытная мисс Трикк никуда не денется. И тогда ему не осталось ничего иного, кроме как… смириться, любезно улыбнуться и выделить новой помощнице печатную машинку? О, нет! Бенни решил избавиться от, как он называл Полли Трикк, «чемодана без ручки, который его заставили волочить» и отправил ее в подвальные архивы составлять подборку заметок для «Ностальгического раздела».
Прошло целых три дня, пока Полли поняла, что такого раздела не существует.
Полыхая от ярости, она направилась в печатный зал, намереваясь высказать все, что думает этому несносному Трилби. Она уже подготовила развернутую и наполненную уничижительными эпитетами гневную речь о том, что он не с той связался и что ее не так-то просто запереть в дальний ящик и забыть, вот только высказывать все это было некому — обычно шумная и похожая на улей редакция непривычно пустовала.
Как оказалось, прозябая в архиве, Полли пропустила ни много, ни мало новость месяца.
Все репортеры под предводительством господина главного редактора отбыли «на паркет», что с языка журналистов Габена переводилось как: «отправились освещать официальное мероприятие». Господин Сомм, главный судья Тремпл-Толл, вознамерился не просто обыграть в бридж своих коллег из других районов, но уничтожить и растоптать их. Бенни Трилби и прочие должны были осветить это, вне всякого сомнения, масштабное и громкое событие.
И Полли решила воспользоваться моментом… Никто не мог ей помешать заняться тем, ради чего она, собственно, и устроилась в газету — помогать людям, попавшим в беду. А таинственное исчезновение жителей Саквояжного района пахло той самой бедой, как дохлая рыба, забытая на подоконнике.
Считала ли она, что их всех похитили? Безусловно, хоть напрямую на это ничто не указывало. «Леденцовые жетоны» связали пропавших, но этого было мало — к тому же Полли до сих пор не знала, что они значат. И все же у нее появилось еще кое-что, отчаянно похожее на улику, — баночка пилюль «Тингельтангель», обнаруженная в кармане пальто торговки пудрой.
После посещения квартирки мисс Хенсли Полли решила еще раз осмотреть дома прочих пропавших. Ей не давали покоя эти странные пилюли и все не отпускало ощущение, что она их уже где-то видела. Вскоре это ощущение подтвердилось.
«Тингельтангель» обнаружился в чердачной каморке семафорщицы — пилюли были без баночки, лежали на столе среди прочих таблеток, — неудивительно, что тогда она не придала им особого значения. Несколько полосатых пилюль затем нашлось и у трубочиста, и у боксера. В будочке у повара Полли провозилась почти час, пока не заметила характерный красно-белый порошок в одной из баночек среди приправ — повар попросту перетер пилюли.
Это было оно! Все пятеро пропавших принимали одинаковые лекарства от одной и той же болезни.
И тогда Полли отправилась туда, куда ниточка тянулась: в Больницу Странных Болезней, к доктору Дж. Д. Барроу, имя которого стояло на рецепте из кармана пальто Хелен Хенсли…
У работы на газету было свое преимущество. А именно то, что Полли, выпытывая сведения у очевидцев того или иного происшествия, могла говорить, что она работает в газете. И если раньше ее расспросы вызывали раздражение, а многие попросту захлопывали дверь перед ее носом, то теперь интерес Полли Трикк становился для людей понятным, обоснованным, и они охотнее делились тем, что им было известно.
И все же, добродушие и говорливость мадам По сыграли с ней злую шутку. Мисс Трикк совершила ошибку, полагая, что и все остальные будут столь же откровенны и дружелюбно настроены. Вскоре Полли пришлось убедиться в том, что «Добрый день, я из газеты» работает не со всеми и открывает далеко не все двери.
Вестибюль Больницы Странных Болезней представлял собой мерзкое и отвратительное место. Даже если не брать во внимание потеки слизи на полу, клочки сухой человеческой кожи и зубы, валяющиеся под ногами, не замечать чудовищный флёр лекарств, гниющей плоти и неуместного здесь запаха сладостей было невозможно.
В вестибюле не проглядывало и намека на то, что тут кто-то ждет пациентов, чтобы им помочь, зато куда ни кинь взгляд обнаруживались намеки на то, что пациенты — это нечто обременительное и вообще, мол, пусть спасибо скажут, что кто-то ими занимается.
Габен и сам по себе был не очень-то гостеприимным городом, но больница будто собрала в себе всю его гниль, все двоедушие и безразличие.
Стены вестибюля были завешаны табличками: «Не ныть!», «Не жаловаться!», «Не плакать!» и тому подобным. Не обошлось и без абсурда, вроде: «Не кровоточить!» и «Каждый чих на служащего больницы будет стоить вам фунт!»
В темном, заполненном трясущимися людьми помещении светились всего три лампы: над входом, над главной лестницей и над окошком дежурной медсестры.
Именно к нему Полли и направилась.
Дежурная медсестра — судя по табличке, ее звали мисс Мегирофф — всем своим видом напоминала восковую статую в чепчике и приталенной, застегнутой на все пуговицы белой форме: юбке и жакетике. Лицо мисс Мегирофф не выражало ни единой эмоции, или, вернее, оно выражало лишь нестираемое раздражение. В пальцах она держала плоский и круглый, со спиральным узором, леденец на палочке и время от времени лениво его полизывала.
Полли поздоровалась, представилась и сообщила, кого ищет, но обитательнице окошка было ровным счетом наплевать, откуда именно она заявилась:
— Если вы не испытываете недомогание, мисс, — с безразличием в голосе сказала дежурная медсестра, — то к господину доктору вы допущены не будете.
Полли быстро сориентировалась и схватилась за щеку.
— Ой-ой-ой, — застонала она. — У меня-то как раз недомогание. И очень жуткое, прошу заметить: я съела несвежего осьминога и, кажется, отравилась чернилами, а еще…
— Подробности не интересуют! — прервала ее мисс Мегирофф и, сверившись с большой больничной книгой, сообщила: — Доктор Барроу сейчас занят, но через десять минут время пациента, которым он в данный момент занимается, истекает, и он сможет вас принять.
— Замечательно! — улыбнулась Полли и, спохватившись, застонала. Впрочем, медсестре не было дела до ее не особо правдоподобной актерской игры.
— Куда мне идти?
— Главная лестница. Третий этаж. Коридор слева.
— Благодарю. — Полли уже было развернулась, но медсестра ее остановила.
— Вы ничего не забыли, мисс?
Полли недоуменно на нее уставилась. Медсестра вздохнула и пояснила:
— Вы не купили билет.
— Простите?
— Больничный билет. Без него вы не попадете к доктору.
— Что за вздор?! — возмутилась Полли. — Мы ведь не в театре.
Медсестра подняла бровь.
— Вы душевнобольная? Тогда вам не в Больницу Странных Болезней, а в лечебницу «Эрринхауз». Билет покупать будете?
Полли сжала зубы и процедила:
— Буду.
— С вас тридцать фунтов.
— Почему так дорого?!
Медсестра пожала плечами.
— Услуги погребального оркестра господина Пруддса стоят дороже, — заметила она. — Впрочем, вы всегда можете отправиться в Фли к Лоскутнику или найти какого-нибудь не заслуживающего доверия шарлатана, именующего себя доктором и в Тремпл-Толл.
Полли поняла, кого медсестра имеет в виду, но промолчала. Не желая затягивать разговор с этой невероятно «милой» особой, она просунула в окошко деньги. Мисс Мегирофф взяла их и толкнула вмонтированный в стол рычажок. Тут же раздался скрежет механизмов, и из прорези выползла прямоугольная картонка, на которой стояла зеленая трафаретная надпись:
«БОЛЬНИЦА СТРАННЫХ БОЛЕЗНЕЙ
БИЛЕТ № 4378-25-Б
(Одноразовое посещение доктора. Возврату и обмену не подлежит.
Без компостирования — недействителен!)»
Полли поджала губы.
— Еще и компостировать?
— В кабинете доктора. Следующий!
Схватив билет, Полли буркнула: «Вас тут всех самих не помешает прокомпостировать», — и направилась к лестнице…
…Поднявшись на третий этаж, мисс Трикк двинулась по коридору, глядя на таблички дверей. Вскоре она обнаружила нужную:
«Дж. Д. Барроу,
доктор больничной практики.
Заразными болезнями и отвратительными уродствами не занимаюсь».
Не успела Полли взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась и девушку обдало струей дыма.
Из кабинета доктора вышел, судя по всему, пациент. Сперва Полли решила, что это ребенок, но затем отметила совершенно не детские встопорщенные бакенбарды, седые брови и морщины. Да и сигары дети курят нечасто.
Карлик выглядел весьма представительно как для Тремпл-Толл: на нем были с виду дорогой черный костюм и красная бархатная жилетка, из кармашка к пуговке тянулась золотая часовая цепочка, на макушке слегка набекрень сидел обтянутый поблескивающим шелком цилиндр.
Окинув Полли любопытным взглядом, карлик спросил:
— За лекарством от курносости?
Полли прищурилась, но в долгу не осталась:
— А вы за лекарством для роста?
Карлик хмыкнул, приподнял цилиндр и прошел мимо.
Когда он скрылся на лестнице, Полли постучала и, услышав «Войдите!», толкнула дверь.
В первое мгновение ей показалось, будто она вдруг перенеслась из больницы в салон какого-нибудь джентльменского клуба, полного важных снобов различной степени ханжества.
Стены кабинета доктора Дж. Д. Барроу были обшиты темным деревом, на них висели картины в грузных рамах. В неярком свете ламп под зелеными плафонами клубились густые клубы темно-фиолетового папиретного дыма. Сливовый запах табака смешивался с ароматами дорогого вина. Негромко играла музыка, вытекая в кабинет из рога граммофона.
Доктор Барроу сидел за столом в глубоком кожаном кресле и, лениво откинувшись на спинку, перебирал пальцами по воздуху в глубине висящего рядом с ним дымного облака, отчего казалось, будто дым сплетает его рука.
— Невероятно рад! — воскликнул он, и Полли посетила мысль, что для встречи пациента приветствие хуже придумать сложно. Доктора будто приводил в восторг сам факт возможной напасти, свалившейся на нее.
А еще Дж. Д. Барроу явно был в восторге от самого себя. Каждое его движение обладало манерностью и патетикой, его взгляд полнился значением (известным лишь ему самому), а у каждой улыбки из его набора заготовленных улыбок, вне всяких сомнений, было свое название. Внешность человека за столом больше подошла бы актеру на подмостках, чем врачу: тонкие черные усики, подвитые брови, блестящие иссиня-черные волосы с посеребренными висками — их обладатель будто сошел с коллекционной открытки. А глубокие болезненные тени вокруг глаз выглядели так, будто он их нарочно подкрашивает, чтобы придать образу бо́льшую драматичность.
Приглядевшись, Полли заметила, что фиолетовый дым рождается вовсе не из руки доктора Барроу. Между его пальцами плясала папиретка. Девушка даже замерла, завороженно глядя на то, как быстро и плавно папиретка перемещается.
— Ваш билетик, будьте добры. — Доктор кивнул на небольшой бронзовый компостер, закрепленный на краю стола, и Полли, подойдя, прокомпостировала билет.
— Очень странная практика… — сказала девушка, — с этими билетами.
— Что вы! Вовсе и не странная, а наоборот, крайне правильная и нужная. Во всем должен быть порядок.
— Вы не находите, что это… гм… несколько театрально?
— Разве это плохо? — картинно изогнул черную бровь доктор Барроу. — Больничные билеты в ходу уже почти двадцать лет. И я, признаюсь, неким образом причастен к тому, что в один прекрасный день они здесь появились.
— Значит, это вы их придумали?
Доктор Барроу растянул тонкие губы в очередной улыбке и совершил рукой волнистый жест, означающий шутливое «Каюсь» и «Пойман с поличным». После чего указал Полли на стул для пациентов.
Когда она села, он выпустил струю дыма, свившуюся в новое облачко над столом, и спросил:
— На что жалуетесь, мисс?
— О, у меня мигрень.
Доктор вскинул брови.
— И вы пришли ко мне с мигренью?
— Понимаете ли, это очень сильная мигрень, — сказала Полли. — Я работаю в газете «Сплетня» и…
— Вот ведь фокус! — Доктор Барроу поглядел на посетительницу со смесью недоверия и любопытства. — Не знал, что там работают дамы.
Полли пояснила:
— Я там совсем недавно, но мой начальник, господин главный редактор, требует от меня статью. Вот только я не могу ее написать, так как не обладаю достаточными сведениями.
— Я могу прописать вам пилюли от мигрени.
Легонько улыбнувшись, Полли посмотрелав глаза доктора Барроу и, пристально следя за его реакцией, сказала:
— Я бы предпочла, чтобы бы вы прописали мне… сведения. Они точно уймут мое недомогание.
— Что? Сведения? Вы о чем?
Полли достала из кармана блокнот и карандашик. Улыбка доктора мгновенно испарилась.
— Я веду журналистское расследование, и оно привело меня к вам.
— Я не понимаю…
Возможно, Полли и не была столь же опытным в выуживании сведений газетчиком, как Бенни Трилби, но то, что доктор занервничал, понял бы и ребенок.
На свет из недр пальто мисс Трикк появилась баночка с пилюлями. Доктор бросил на нее один лишь взгляд и, судя по его вмиг вытянувшемуся лицу, тут же узнал ее содержимое.
— Откуда они у вас?
Полли спросила в ответ:
— Вы знаете, что это?
— Разумеется, я знаю, что это. Я повторяю: где вы это взяли?
Девушка насторожилась — доктор отреагировал как-то слишком уж резко на появление этих пилюль.
— Вы ведь читали газеты? — спросила она.
Доктор Барроу кивнул:
— Да, я читал. Судейский бридж и тому подобное…
Полли мгновенно поняла, что он лжет. Вне всяких сомнений, доктор был осведомлен о пропажах людей.
Тем не менее она уточнила:
— Я имею в виду исчезновения, имевшие место в Тремпл-Толл. О них писали всю последнюю неделю.
— Что? Какие еще исчезновения?
Полли решила подыграть и пояснила:
— За последнюю неделю в Саквояжном районе пропало пять человек. — Она сверилась с записями: — Мисс Лайзе, мистер Подрик, мистер Бурк, мистер Дорман и мисс Хенсли. Вам что-то говорят эти имена?
— М-м-м, возможно… — осторожно проговорил доктор. — Звучат знакомо. Должно быть, я читал об этих людях в газете. О них ведь писали всю последнюю неделю, верно?
— Я нашла вот это у мисс Хенсли. — Полли продемонстрировала доктору Барроу рецепт.
— Гм. Мисс Хенсли… мисс Хенсли… — доктор Барроу постучал себя пальцем по лбу, — да, возможно, я ее помню. Полная престарелая мисс с бородавкой на носу?
— Нет.
— Вы знаете, я пользую половину Тремпл-Толл, всех и не упомнишь…
О, вот и улыбочка, которая, видимо, называется: «Попытка прикрыть нескладное вранье». Полли сжала карандашик так крепко, что заболели пальцы.
— «Тингельтангель». От чего эти пилюли?
— Боюсь, я не могу вам сказать. Врачебная тайна.
— Люди пропали, — напомнила Полли.
— И тем не менее, — твердо ответил доктор. — Вы ведь не из полиции, мисс, а значит, у вас нет права требовать от меня нарушить тайну между доктором и его пациентами.
Полли сжала зубы.
— Кому вы еще прописывали «Тингельтангель»?
— Не могу сказать.
— Все это выглядит так, будто вы что-то знаете об исчезновениях…
— Разумеется, я ничего не знаю!
А вот это уже походило на правду. На мгновение в глазах доктора Барроу промелькнуло возмущение, как будто он на самом деле негодовал о том, что ничего не знает.
— Дайте мне хоть что-то! — взволнованно проговорила Полли. — Что-нибудь, что поможет отыскать пропавших. Неужели вам все равно, что с ними случилось?
— О, я само переживание! — доктор на миг задумался: — Или правильнее будет сказать «сопереживание»? Вы ведь из газеты — какое слово будет более уместным?
— «Черствый» и «безразличный». Или «бессердечный», — раздраженно сказала Полли. — Если пропадет еще кто-то, это будет на вашей совести!
Доктор Барроу вставил папиретку в зубы и сцепил пальцы.
— Боюсь, я ничем не могу помочь.
Уяснив, что он ничего ей не скажет, Полли засунула карандашик в блокнот, а баночку пилюль — в карман.
— Что ж, я сама все узнаю!
— Могу вам только пожелать удачи и… пилюли от мигрени не требуются?
— Нет! — Наделив хозяина кабинета испепеляющим взглядом, Полли поднялась.
— Прежде, чем уйдете, мисс… — начал доктор.
— Что?
— Прошу, верните мне мою папиретку.
— Вы о чем?
Доктор кивнул на блокнот, который она держала в руке. Полли опустила взгляд, и у нее глаза едва на лоб не вылезли: блокнот дымился!
Полли его раскрыла и двумя пальцами извлекла папиретку — странички, с которыми соприкасался ее кончик, зияли бурыми прожженными дырами.
— Откуда?..И где мой?..
Полли глянула на доктора, тот извлек из зубов карандашик, и протянул его девушке.
Та потрясенно вернула ему папиретку.
— Хотели стащить ее, мисс? — ухмыльнулся доктор. — Как некрасиво…
— Что?! — возмутилась Полли. — Это не я! Я не знаю, как они поменялись местами и… — и тут до нее дошло: — Это вы!
— Ну нет, — подмигнул ей доктор Барроу. — Как бы я сумел? Если это не вы и не я, то дело, должно быть, в самой папиретке. Экая непоседливая финтифлюха…
— Вы думаете, что ваши шуточки — это что-то очень забавное, доктор?
Доктор Барроу развел руки в стороны.
— Привыкайте, милочка. Вы теперь «сплетник». Вашего брата в городе не особо жалуют. Смею предположить, чтовскоре вы начнете сталкиваться в вашей работе с чем-то таким, что в сравнении с этим шуточная шанжировка покажется вам невинной и любезной.
Сказав это, он расхохотался настолько чистым и глубоким смехом, как будто долгое время репетировал его перед зеркалом.
Полли не знала, что такое «шанжировка», и не была намерена это выяснять. Она гневно фыркнула и, развернувшись на каблуках, потопала к двери. Бросив напоследок полный презрения взгляд на доктора, девушка покинула кабинет.
Стоило ей выйти за дверь, как Дж. Д. Барроу прекратил смеяться и сузил глаза. Его веселое настроение исчезло так, словно кто-то вырвал страницу из книги, на которой оно было описано.
Доктор поспешно достал из ящика стола листок пищей бумаги, макнул ручку в чернильницу и принялся быстро-быстро писать. В какой-то момент его рука дрогнула, и на письмо упала клякса. Доктор схватился за горло, словно вдруг начал задыхаться. Дрожащими пальцами он полез в карман сюртука и достал баночку «Тингельтангель», откупорил пробку и проглотил две пилюли.
Когда недомогание прошло, он поправил галстук и вернулся к письму. Перо скрипело по бумаге, выводя преисполненные гнева, страха и непонимания строки.
Дж. Д. Барроу был так занят, что не заметил, как за окном его кабинета кто-то появился. Громадная черная фигура замерла на карнизе, глядя в спину согнувшегося над столом доктора. В щель оконной рамы пробрался тоненький крючок. Он подцепил щеколду и неслышно потянул, отодвигая ее в сторону.
Спустя несколько мгновений окно тихо распахнулось, и громадная черная фигура проникла в кабинет.
Доктор Барроу обернулся. На его лице застыл ужас.
Трамвай полз по осенней улочке. Полли сидела у окна и глядела на деревья. Кроваво-красные кленовые листья и туман… Довольно мрачное сочетание, если задуматься, но Полли оно нравилось. Она была «осенним» человеком до глубины души, а еще Габен, затянутый мглой, казался не таким отвратным, как обычно: видимо, потому, что его было меньше видно.
«Станция “Трюмо Альберты”» — раздалось из бронзовых вещателей.
Трамвай остановился у заброшенного трехэтажного особняка, в котором прежде располагался большой дамский магазин. Ныне «Трюмо» представляло собой весьма грустное зрелище: на дверях висел замок, у входа в бурьяне валялось несколько букв, отвалившихся от вывески, а окна-витрины были сплошь заклеены старыми газетами. От этого места веяло жутью, словно внутри обреталось нечто злобное, алчущее человеческой плоти и строящее козни. Всякий раз, когда Полли оказывалась поблизости, ее пробирало до дрожи.
Подобное ощущение было присуще не ей одной — место это среди горожан пользовалось дурной славой. «Все началось в тот день, когда разорилась мадам Альберта!» — говорили люди, но никто в точности не знал, что именно «началось», при этом все сходились во мнении, что во избежание ночных кошмаров лучше во все это особо не углубляться. Так и повелось, что на станции «Трюмо Альберты» почти никто никогда не сходил и в трамвай не садился. Трамвайщик и вовсе останавливался здесь лишь потому, что не имел права игнорировать, пропускать и вычеркивать из памяти, лишь бы не думать о различных зловещих вещах, какие-либо станции на пути следования.
А между тем из-под ржавого кованого навеса показалась громадная фигура. После чего в вагон, переваливаясь с ноги на ногу, вошел… здоровенный плюшевый медведь со свалянной шерстью и торчащими нитками. Оглядев салон своими пуговичными глазами, он негромко заурчал. Медведь вел себя так, словно не впервые разъезжает в трамваях: прокомпостировал билет, а затем как ни в чем не бывало умостился на сиденье возле задней площадки.
Трамвай закрыл двери и тронулся в путь. Пассажиры не обратили на медведя внимания: кто-то уткнулся в газету, кто-то — в свои мысли.
Полли была из последних. Она думала о расследовании и при этом не забывала корить себя: «Вот ведь дура! Слониха в посудной лавке! И почему я не догадалась зайти издалека?! Вот Бенни Трилби точно все выпытал бы у этого доктора. Он бы придумал какой-нибудь трюк, провернул пару своих коронных фокусов, возможно устроил бы сцену с переодеванием. Эх, не стоило раскрывать все карты…»
Утешало только то, что у нее был запасной вариант, как узнать, что такое «Тингельтангель». И все же, несмотря на все ее обреченные мысли, посещение больницы не прошло даром: Полли выяснила, что не только лекарство связывает всех пропавших, но и сам доктор. И все же к похищениям, если они и имели место, он причастен не был — Полли это чувствовала…
«Станция “Старая Аптека”» — прозвучало над головой, и Полли дернулась от неожиданности — она и не заметила, как приехала!
Вагончик подполз к станции, дверцы-гармошки открылись. Полли сошла с подножки прямо в туман и зябко поежилась.
Почувствовав чей-то взгляд, она обернулась и успела увидеть, как кто-то шмыгнул за афишную тумбу.
— Хм…
Слежка, ну надо же… Дело о пропажах становилось все интереснее.
Полли дождалась, когда трамвай снова тронется в путь, подняла воротник пальто и подошла к газетной будочке. Из окошка раздавался храп — сидевшая там старушка заснула, видимо, лет сто назад, учитывая, что она, как и все внутри будочки, покрылась пылью и паутиной.
Помимо газет, в будочке продавались чернила в разномастных баночках, почтовые марки и открытки с изображениями Габенских злодеев прошлого.
Полли склонилась над ними, делая вид, что разглядывает злодеев. Боковым зрением она уловила, как наблюдавший за ней незнакомец снова показался из-за тумбы.
Старушка в будочке шморгнула носом и открыла глаза. Увидев Полли, она улыбнулась.
— Открыточками интересуетесь, мисс?
— Эм-м-м… да. Мой… гм… племянник их коллекционирует.
— Кого желаете? Эдвард Эззрин по прозвищу «Замыкатель» пользуется популярностью. Дети любят молнии. Еще могу посоветовать Горемычника и Механикуса, злобного автоматона.
— Пожалуй, я возьму Горемычника. И типа с молниями.
Старушка воодушевленно зашевелилась — с ее морщинистого лица посыпалась пыль.
— Два фунта.
Полли заплатила, и парочка злодеев переместилась к ней в карман. На миг девушку посетила мысль: «Эх, если бы и настоящих злодеев отлавливать было так просто…»
А между тем тот, кто за ней следил, все еще был неподалеку. Полли поблагодарила старушку, но та уже снова погрузилась в сон.
Мисс Трикк подошла к тумбе и принялась демонстративно разглядывать афиши. Спектакль был ровно тем же, что и весь последний месяц. Тумба, словно в пальто, была одета в плакаты «РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ». Служители закона и порядка обещали вознаграждение за любые сведения о «преступной и опасной мстительнице в маске по прозвищу Зубная Фея»; на всех плакатах был изображен, какой-то жуткий и совсем не милый монстр с перепончатыми крыльями, глупыми круглыми глазами, когтями и длинными клыками.
— Вообще непохоже, — проворчала Полли и двинулась вокруг тумбы. Как и следовало ожидать, там уже никого не было.
Пожав плечами, Полли развернулась и пошагала к узкой улочке у боковой стены аптеки. Таинственный наблюдатель двинулся следом — девушка его не видела, но буквально затылком ощутила шевеление за спиной.
Свернув за угол, Полли ускорила шаг. Прохожих здесь, как и на улице Слив, не было, и она незамеченной спряталась в скоплении ржавых труб. Достала из кармана трехствольный револьвер «хогг» и затаилась.
Вскоре раздался натужный скрип колес, и на улочке кто-то появился. Из-за густого тумана Полли никак не могла различить преследователя.
Незнакомец остановился в двух шагах от нее и принялся махать перед лицом рукой в попытках разогнать мглу.
Полли взвела курок. Преследователь застыл.
— Говори, что нужно, или я тебя продырявлю! — прошипела девушка.
— Мисс Трикк…
— Дилби!
Полли опустила револьвер и выбралась из своего укрытия. Младший констебль придерживал за руль служебный самокат и глядел на нее испуганно.
— У вас оружие, мисс Трикк?
— А вы что, предлагаете мне расхаживать по Саквояжне просто так и отбиваться от различных злыдней моей коронной обворожительной улыбкой? Что вы здесь делаете? Шпионите за мной?!
— Нет… то есть, да. — Констебль замялся. — Э-э-э… не совсем. Я…
Полли прищурилась.
— Дайте угадаю: вас подослал этот хмырь Кручинс, чтобы вынюхать, что я обнаружу?
Губы младшего констебля задрожали — казалось, он вот-вот разрыдается.
— Он… это… не совсем… мне даже неловко…
— Говорите уже!
— Он велел мне… гм… подкараулить вас в темном переулке и огреть по голове дубинкой, чтобы вы… гм… не лезли в полицейские дела своим уродским настырным носом. — Полли округлила глаза, и Дилби поспешно добавил: — Это его слова! Не мои! Я-то не считаю ваш нос уродским или настырным — наоборот, он очень милый и…
Дилби покраснел и опустил взгляд. Полли не знала, продолжать ей злиться, или пощадить бедолагу.
— Огреть девушку дубинкой в темном переулке! — возмущенно воскликнула она. — Как это в духе габенской полиции!
— Я бы ни за что не стал… Поверьте мне, мисс Трикк! Я бы никогда и ни за что вас не огрел! Как бы я потом смотрел в глаза доктору Доу или Джасперу!
Полли усмехнулась. Она знала, что младший констебль испытывает к ней симпатию марки «По уши», и огорчить или разочаровать доктора и его племянника, у которых она жила, было явно не главной причиной, почему он не стал бы лупить ее дубинкой.
Неловкость и смущение Джона Дилби были довольно милыми, да и сам он был очень приятным человеком. Но его сильно портило одно обстоятельство: он служил в Доме-с-синей-крышей. Впрочем, сейчас это могло сыграть Полли на руку.
— Я очень в вас разочарована, мистер Дилби, — сказала она, и констебль состроил жалобное лицо. — Ну ладно, — Полли сменила «гнев» на такую же мнимую милость. — Если вы не собирались делать то, что требовал от вас Кручинс, зачем вы ходили за мной по пятам?
— Я… э-э-э… — запинаясь, начал констебль. — Это ведь Саквояжня! Здесь может случиться что угодно. К тому же я не хотел бы, чтобы похититель и вас забрал, а еще…
— Я могу за себя постоять, — перебила Полли и вдруг осеклась. — «Похититель»? Значит, Кручинс уверен, что всех пропавших похитили?
Дилби замялся, но под пристальным взглядом Полли сдался и подтвердил:
— Сержант уверен в этом.
— У вас есть подозреваемые?
— Нет. Но мы нашли у всех похищенных то, что сержант назвал «визитной карточкой похитителя».
— Что это?
— Мисс, я не должен…
Говорите!
— Мы нашли четыре странные подковы. Только в доме последней жертвы похищения подковы не было — мы перерыли всю ее квартиру, но так и не обнаружили «визитную карточку». Сержант считает, что… — констебль неловко потер нос, — что ее забрали вы.
Полли достала подкову из сумки.
— Она была в печке. Очень странный предмет. Вы знаете, что это такое?
— Да! — воскликнул Дилби. — Вернее, я могу узнать. Я предлагал сержанту все выяснить, но он наотрез отказался — мистер Кручинс не особо привык слушать советы и принимать помощь. Меня вообще никто никогда не слушает.
Полли улыбнулась.
— Я с радостью выслушаю вас, мистер Дилби. Итак…
— Мистер Бонтер. Он мой сосед, живет через дом. Мистер Бонтер — кузнец, он подковывает коней, которые волокут омнибусы. Он точно должен знать, что это за подкова. Я мог бы его расспросить.
Полли задумалась. Идея Дилби была вполне разумной. Мисс Трикк протянула констеблю подкову.
— Вы могли бы все выяснить у вашего кузнеца для меня?
Дилби ошарашено уставился на нее.
— Вы хотите?.. Чтобы я?..
— Именно. Думаю, мне не помешает помощь. — Полли глянула в глаза констебля. — Я знаю, что вы не такой, как Кручинс и прочие фли… гм… констебли. Вы из тех, кому не безразлично, что происходит в Саквояжне. Нужно найти похищенных и остановить похитителя, пока жертв не стало больше. Вы согласны?
— А сержант Кручинс?
— Полагаю, он не особо настроен искать кого бы то ни было. Полиции было известно о пропажах уже почти неделю назад, но что-то в вашем этом Доме-с-синей-крышей никто и не думал шевелиться. Думаю, не ошибусь, если предположу, что Кручинсу это дело всучили против воли. За какую-то провинность или что-то в том же духе.
Младший констебль кивнул: все примерно так и обстояло.
— Итак, мистер Дилби, вы готовы объединить усилия?
— Я… я с радостью! — с горячностью закивал констебль. Он крепко сжал в руке подкову, и его форменная белая перчатка перепачкалась в саже. — Мы можем отправиться немедленно: мистер Бонтер сейчас в своей кузне.
Полли покачала головой.
— Боюсь, вам придется отправится к вашему кузнецу в одиночку, а я пока попытаюсь выяснить что-то о похищенных. У меня есть ниточка…
— Что за ниточка?
— Не спешите, мистер Дилби, — уклончиво сказала Полли, — я не вполне уверена, что она к чему-то приведет. Отправляйтесь к кузнецу, а потом, скажем, в восемь часов, мы с вами встретимся и обменяемся всем, что узнаем.
— В «Колоколе и Шаре»?
Полли поглядела на него, как на сумасшедшего.
— В полицейском пабе? Ни за что! Вы знаете паб «Слюнявый Крилби» неподалеку от Странных Окон?
Констебль кивнул.
— Значит, в восемь, в «Слюнявом», — подытожила Полли. — Не подведите меня, мистер Дилби.
— Ни за что!
— Я очень на вас рассчитываю… — и тут Полли совершила сугубо женскую подлость: — Джон.
Услышав свое имя из уст мисс Трикк, констебль уморительно засопел, как суслик, перед которым открыли банку бобов.
— Я все разузнаю! Даже если мне придется умереть, я вас не подведу.
О, она в этом не сомневалась.
Когда дверь за последним посетителем закрылась, аптекарь Лемюэль Лемони позволил себе испустить вздох облегчения.
Ну наконец-то! Этот долгий день за стойкой закончился… Осталось кое-что доделать и можно позволить себе чашечку чая.
Аптекарь запер дверь и повесил на нее табличку «Закрыто. Приходите утром», после чего вернулся за стойку, подровнял стоявшие на ней склянки с сиропом от кашля, заменил бобину бинта на валике и заполнил лоток с упаковками ваты. Повернувшись к стеклянным шкафам, он открыл одну за другой все дверцы и прошел вдоль них с тетрадью, делая пометки и напевая под нос: «Пиннетки, пилюльки, порошочки от чесотки, чихоты, чахотки…»
Отметив все лекарства, которые нужно было пополнить, аптекарь закрыл шкафы и склонился над кассовым аппаратом. Дернув за рычажок сбоку, мистер Лемони уставился на окошко с ячейками-цифрами, которые тут же начали быстро сменяться. Механизм принялся подсчитывать дневную выручку, и это не заняло много времени — сегодня в аптеке было не так уж много посетителей.
Аппарат звякнул, и ячейки составили: «154 п.ф. 75 п.п.»
Лемюэль грустно покивал: его конкурент, господин Медоуз из «Аптеки Медоуза», столько выручает за пятнадцать минут. Когда-то «Горькая Пилюля Лемони» была единственной аптекой в Тремпл-Толл и дела у нее шли не в пример лучше нынешних, но с тех пор прошли годы, и амбициозный и безжалостный господин Медоуз сделал все, что мог, чтобы вытеснить старинное семейное дело Лемони из жизни Саквояжного района. Это было несложно, учитывая, что «Горькой Пилюлей» сейчас управлял Лемюэль, у которого не было той предприимчивой жилки, которой славился его прадедушка…
— Ах да, прадедушка! — воскликнул мистер Лемони. — Чуть не забыл…
Аптекарь вытащил из бокового ящика кисть, выбрался из-за стойки и открыл шкаф-витрину, примостившийся возле дверей.
На одной из полок, среди баночек с противоядиями, стоял побуревший от времени череп в лимонном парике. Прадедушка при жизни был отъявленным франтом, таким же он остался и после смерти: формой парик походил на луковицу и пах полынью и кардамоном — правнук не забывал регулярно осенять череп парфюмом и следить, чтобы волосы не поникли.
Лемюэль принялся аккуратно, дотошно и со всем возможным почтением чистить череп от пыли кистью. Не пропуская ни одного зуба, прошелся по челюсти, широкими «мазками» стер пыль с лобной кости, взялся за глазницы…
— Все идет своим чередом, прадедушка, — сказал аптекарь. — Люди болеют или думают, что болеют, и приходят за лекарствами. Сегодня заглядывала парочка любопытных посетителей: у одного мистера время от времени вспыхивают волосы — буквально загораются! Согласен: это просто поразительно. Я выдал ему раствор от изжоги — поглядим, вдруг поможет. Если нет, придется что-то придумывать. — Мистер Лемони всунул кисточку в носовую полость черепа, прочистил ее и, перейдя к волосам, продолжил: — Еще была дама, которая сбрасывает кожу, как змея. О, тебе бы такое понравилось: ей лет семьдесят, но выглядела она не больше, чем на двадцать… беда в том, что несчастная испытывает сильное жжение всякий раз, как «обновляется» — доктор прописал ей «Антижгин Перре». Что? Побочные эффекты? Ну разумеется, я помню о побочных эффектах. Куда ж без них…
Помимо того, что старый господин Лемони (прадедушка Лемюэля) был модником, он еще и обладал гением — не только в изобретении лекарств, но и в том, как заставить людей покупать больше этих лекарств. Какой-нибудь бездарь на его месте попросту стал бы добавлять в состав пилюль вещества, вызывающие привыкание, но старый господин Лемони придумал кое-что… интереснее. Он намеренно снабдил все свои лекарства побочными эффектами — не сильными, но крайне неприятными и зачастую весьма непредсказуемыми. К примеру, лосьон от выпадения волос вызывал у больного бессонницу. Капли от бессонницы, в свою очередь, заставляли его непроизвольно грызть пуговицу на манжете. А пилюли от неврозов с «пуговичным эффектом» приводили к неконтролируемому слюноотделению. И так далее… По сути, господин Лемони в корне изменил аптекарское дело и подсадил весь город на постоянное лечение от различных и нескончаемых напастей — недаром с тех пор говорят: «Здоровых людей в Габене нет. Есть те, кто пока не купил первое лекарство в аптеке».
— К слову, сегодня в обед приходил один джентльмен с очень странным побочным эффектом: всякий раз, как он принимает пилюли от аллергии на плохие новости, к нему слетаются вороны. «Обратный эффект пугала» — не представляю, что его вызывает… Нужно проводить исследования, но это что-то новенькое…
В окно раздался стук, и аптекарь едва не подпрыгнул на месте от неожиданности. Поймав выскользнувшую из пальцев кисточку, он испуганно повернул голову.
— О, мисс Трикк! — воскликнул Лемюэль Лемони, и тут же зажал рот рукой: если мадам Клопп, его ворчливая теща, услышит, ему несдобровать.
В любом случае это было не радостное удивленное «О! Мисс Трикк! Как хорошо, что она решила заглянуть: может, эта приятная молодая дама даже принесла что-нибудь вкусненькое к чаю!» Нет, это было досадливое и раздраженное «О-о-о… Мисс Трикк! Проклятье! И за чем она заявилась на этот раз? Теперь точно хлопот не оберешься!»
Глядя на него через окно, Полли Трикк ткнула пальцем в сторону двери и со значением приподняла бровь: мол, мистер Лемони, не соблаговолите ли открыть?
Аптекарь бросил испуганный взгляд на дверку за стойкой, но мадам Клопп сейчас, по всей видимости, уже сидела в своей комнате, опустив ноги в тазик с пиявками.
Мистер Лемони затворил створки шкафа и, насилу отодрав себя от того места, где стоял, подошел к двери. Рукой заглушив колокольчик над притолокой, он отодвинул засов и приоткрыл дверь: мисс Трикк не стала дожидаться, пока та откроется пошире, и проскользнула в щель.
Аптекарь снова запер дверь и, бросив преисполненный подозрительности взгляд в окно, чтобы убедиться, что никто не наблюдает, повернулся к незваной гостье.
— Мы уже закрыты, мисс Трикк.
— Я не займу много вашего времени, мистер Лемони.
— Ваша микстура еще не прибыла, — пробурчал аптекарь. — Мы ведь договаривались, что я сам вам сообщу, когда ее можно будет забрать.
Полли покачала головой.
— Я здесь не из-за микстуры. Меня привело к вам дело.
Мистер Лемони вжал голову в плечи и, приставив ладонь ко рту, прошептал:
— Это Ее дело? Или ваше личное?
Полли поглядела на аптекаря так пристально, что он не выдержал и отвернулся.
— Существует вероятность, что дело, которым я занимаюсь, в какой-то момент станет Ее делом.
Аптекарь часто-часто затряс головой, и Полли достала из кармана баночку с пилюлями.
— Мне нужно узнать, что это такое и от чего его принимают.
Мистер Лемони взял баночку. Прищурившись, он оглядел пилюли и покивал своим мыслям.
— С виду это «Тингельтангель», — сообщил мистер Лемони, и Полли вздохнула — еще бы аптекарь сообщил что-нибудь новое для нее.
— Что это за лекарства и от чего их принимают? — повторила она.
— «Тингельтангель»— довольно редкие пилюли, и достать их было непросто. Пришлось заказывать из Тарабара.
Полли усмехнулась: она так и знала, что в город «Тингентангель» попал через аптеку «Горькая Пилюля Лемони».
— Судя по тому, как отреагировал мистер Медоуз, когда я его спросила об этом лекарстве, это нечто запрещенное.
Лицо Лемюэля Лемони вытянулось:
— Вы ходили к Медоузу? — В его голосе прозвучала легко считываемая обида — еще бы, ведь мисс Трикк сперва заглянула к его конкуренту.
— Разумеется, — как ни в чем не бывало ответила Полли. — В Тремпл-Толл всего две аптеки, и я должна была проверить все возможные варианты.
— Но если бы вы сперва зашли ко мне…
— Мистер Лемони, — прервала аптекаря Полли, — мне казалось, вы не так уж и рады мне, учитывая то, как вы бледнеете всякий раз, как я оказываюсь у вас на пороге.
— Нет, что вы! Это честь для меня помогать вам, помогать… Ей!
— «Тингельтангель», — напомнила Полли.
— Да-да! Это лекарство принимают от так называемой цирковой лихорадки.
Полли нахмурилась, и аптекарь пояснил:
— В прежние времена во многих цирках широко применялся порошок «Дерблюкк»: его распыляли в зрительском зале во время представления, и он усиливал впечатление от зрелища — небольшая (или большая, смотря как на это смотреть) хитрость владельцев цирков. Как однажды выяснилось, порошок этот весьма ядовит, впрочем меньше применять его не стали. И если зрители, посетившие представление, подвергались его воздействию в весьма краткосрочный период и отделывались легким головокружением да мигренью на следующее утро, то сами циркачи травились им постоянно. Лихорадка, вызванная «Дерблюкком», со временем становилась хронической.
Полли слушала очень внимательно и вдруг поймала себя на том, что концы оборванных ниточек в голове неожиданно связались друг с другом. Перед ее мысленным взором встал сундук со странными нарядами, ей вспомнились слова мадам По о «пудре, которая делала местных женщин похожими на дохлых клоунов»…
— Значит, она — циркачка! Они все — циркачи!
— Кто? — непонимающе уставился на нее аптекарь.
— Мистер Лемони, мне нужен список всех, кому вы отпускали «Тингельтангель».
Лемюэль неуверенно потер руки, но Полли предвосхитила любые отговорки:
— Речь о похищениях, — приглушенно сказала она, и мистер Лемони взволнованно прикусил губу. — В деле задействована полиция, и вы прекрасно понимаете, что это значит: если я их не опережу, существует большая вероятность того, что они схватят не тех, кого нужно. Мы не можем этого допустить, не так ли, мистер Лемони?
Полли Трикк смотрела на него, не моргая, и аптекарь никак не мог заставить себя отвести взгляд. Эта мисс казалась такой искренней и хрупкой — чуть наивной и совершенно неуместной в прогнившем, трухлявом Габене. Она походила на посылку, которую доставили не по тому адресу.
Но это был обман. Полли Трикк, или, вернее, Та, кто за ней стояла, не была ни наивной, ни хрупкой, и в Ней не набралось бы искренности даже на наперсток. А еще Она подходила этому городу, как шнурок к башмаку.
— Не так ли, мистер Лемони? — повторила Полли, вырвав аптекаря из оцепенения.
Лемюэль задрожал, пробормотал «Да-да, конечно!» и бросился к стойке. Выдвинув верхний ящик, он извлек на свет большую книгу учета с тиснением в виде витиеватой буквы «Л» на обложке.
Подойдя к мистеру Лемони, Полли достала блокнот и карандашик и приготовилась записывать.
— Что ж… кхм… — начал аптекарь, листая страницы. — О, нашел! Одним из тех, кто приходил за «Тингентальгелем», был Невероятный Бабул, самый сильный человек в мире. Далее…
Полли недоуменно округлила глаза, но записала Бабула. Аптекарь продолжил называть имена, и вскоре у нее был список.
Она прочитала вслух:
— Невероятный Бабул, самый сильный человек в мире. Гуттаперчевый Тоффини, гимнаст. Господин Левиттус, жонглер. Мимесса Куртуазная Кло. Воздушная Дива Вивиан. Фантасмагоричный Фокарио, фокусник… Эти имена мне ничего не говорят и…
Полли вдруг замолчала. Она торопливо перелистнула несколько страниц в блокноте и сверилась со списком похищенных. Все совпало! Вспомнить только те странности, которые были присущи пропавшим! Это они! Все они представлялись аптекарю, называя сценические псевдонимы… Мистер Бурк, боксер, — это силач Невероятный Бабул. Немая семафорщица Лайзе — это мимесса Куртуазная Кло. Повар Подрик с его «живущими своей жизнью ножами» — это жонглер Левиттус. Трубочист Дорман, способный забраться даже в самый узкий дымоход, — гимнаст Гуттаперчевый Тоффини. А торговка пудрой Хелен Хенсли — это…
— Воздушная Дива Вивиан, — закончила она вслух.
— Фумнамбулистка, — сказал аптекарь.
— Что?
— Фумнамбулистка, — повторил мистер Лемони. — По-простому, акробатка и канатоходец.
Полли кивнула — ну, разумеется: кем еще могла быть ловкачка из квартала Странные Окна?!
И все же одного человека в списке похищенных не было.
— Фантасмагоричный Фокарио, — пробормотала она.
— О, доктор Барроу, — сказал аптекарь и пояснил: — Он выписывал рецепты остальным и себе самому.
Полли поковыряла ногтем пропалину в блокноте, оставленную папиреткой, и поцокала языком. Вот роль скользкого доктора из больницы во всем этом и раскрылась…
— Знаете, мистер Лемони, — Полли закрыла блокнот и спрятала его в карман пальто, — кажется, только что это дело неожиданно стало Ее делом.
Если мерзкий доктор Барроу не стал ничего говорить милой и доброжелательной газетчице Полли Трикк, то пришло время привлечь кое-кого, кто развяжет ему язык. И этот «кое-кто» не будет таким милым и доброжелательным.
— Благодарю за сведения, мистер Лемони. — Полли кивнула аптекарю и направилась к двери.
— Мисс Трикк! — окликнул девушку Лемюэль Лемони, и она обернулась. — Постойте. Есть еще один господин, который покупал «Тингельтангель».
— Имя?
Мистер Лемони сглотнул вставший в горле ком и потянулся за платком, чтобы вытереть проступивший на лбу пот.
— Имя, мистер Лемони! — повторила Полли Трикк.