Деревня Дрязга, хотя и носила такое странное название, дрязгами и ссорами подвержена не была. А если и была, так я этого не видел. И не все время пейзане ходили на большую дорогу. Да что там. Как раз на большую-то дорогу (не с кистенем, а с винтовкой!) они выходили редко, а больше занимались привычным крестьянским трудом — сеяли и пахали. Ранней весной, вроде бы, пахать рано, но народ себе дело нашел — принялся вывозить из хлевов, а еще из куч на задних дворах, скопившийся за зиму навоз и развозить его на поля. Старики ворчали — мол, весна нынче поздняя, снегу уже пора бы стаять. Хм… И чего они ворчат? Пожили бы в России, осознали бы, что у нас снег порой лежит до середины апреля, а то и позже. Но тут Европа, тут теплее, и менталитет иной. Читал как-то, почему русские «долго запрягают, но быстро ездят». Оказывается, все просто. Как раз все и зависит от нашего климата. Если у вас длинная зима, да очень короткое лето, то поневоле приходиться большую часть года сиднем сидеть, а потом наверстывать и вкалывать. Вот это все и отложилось на наше сознание. Скажем, если иностранному (европейскому) студенту дают на подготовку к экзамену три дня, а нужно выучить шестьдесят билетов, то будьте уверены, что он в день станет учить по двадцать билетов. А как поступает наш студент? Правильно. Примется учиться в последний день перед экзаменом, а скорее всего — займется билетами вечером, накануне. И, заметьте, не он в этом виноват, а национальное самосознание.
Так что, поляки, будучи европейцами, работали не суетясь, не спеша. Вывозили себе навоз в поля, и вывозили.
В сельской общине бездельников не бывает. Даже старики, которые по немощности уже не способны работать физически, заняты каким-нибудь делом — плетут корзины, чинят старые грабли, меняют зубья у борон.
Словом — каждый отрабатывает свой хлеб. И я тоже не исключение. Разумеется, честь и хвала пану Олесю, который помог заполучить зерно, а еще множество полезных в хозяйстве вещей, но работать все равно придется.
Мне развозить навоз не доверили, но я не переживал. Как-нибудь справятся без меня. Я же занимался другим делом. Уж коль скоро я теперь воинский начальник, то мне поручено следить за нашим арсеналом, что пополнился после последней нашей «вылазки». Поэтому, в погребе, под домом гетмана, был оборудован склад оружия, а я теперь старательно чистил и приводил в порядок винтовки и два пулемета.
Кстати, тот пулемет, что стоял на вышке при входе в деревню, оказался прекрасно исполненным муляжом! У кого-то в деревне золотые руки. Посмотришь со стороны — испугаешься. Надо бы предложить, чтобы где-нибудь за околицей поставили деревянную «трехдюймовку». Точно тогда все медведи будут деревню стороной обходить.
Пан Стась поначалу предлагал поставить на вышке настоящий, но я его отговорил. Все-таки, деревня не находится в зоне боевых действий, так что не стоит вытаскивать раньше времени боевое оружие.
Жаль, еще два пулемета и оба миномета пострадали (вот тут я не виноват, граната упала!), да так, что ремонту уже не подлежали. Возможно, попади они в руки армейскому оружейнику, то можно бы как-то отремонтировать — заменить погнутые стволы, починить разбитые механизмы, но не уверен. Даже опытный оружейник предпочтет такое отправить в переплавку.
Посоветовавшись со мной, староста отправил оружие кузнецу, на перековку. Сумеет ли тот или нет создать нужную температуру для размягчения стали — другой вопрос. А вот как хранить патроны, тут сказать сложно. Допустим, оружие я смажу, оберну в старые тряпки, кто-то станет регулярно проверять, (не буду же я ведь здесь вечно торчать), а вот не попортится ли наш боезапас? Цинков у нас нет, а патроны и в нормальных-то условиях хранятся год-полтора, потом их предпочитают отстреливать, а тут даже не знаю. Нет, конечно же, я их смажу, переложу чем-нибудь, но как сохранить все от сырости? Раздать все по хатам, где потеплее? Но у пейзан и так хранится собственный боезапас, да и винтовки в каждом доме имеются. И винтовки крестьяне старательно прячут, мало ли что.
А я перестраховываюсь. Патроны и оружие и так дразнят детишек, особенно подростков, мечтающих о подвигах (а то и просто желающих похулиганить), так что не стоит увеличивать «домашние склады». Одна надежда, что здешние детки — люди дисциплинированные и играться с оружием не приучены. Но детки, они везде детки и к оружию ручки тянуть будут.
Так что, арсенал на виду не оставишь, приходится прятать. И от детей, да и от властей тоже. Подвал у старосты вроде сухой, проветривается.
Нет, все-таки, я пребываю в немом изумлении. Под боком у немцев существуют деревни, где имеется оружие. Совсем, видимо, у гансов плохи дела, если они до сих пор не прибыли, не поставили всех владельцев незаконного оружия на четыре точки! Хотя, ведь могут, времени еще навалом.
Все-таки, война рано или поздно закончится, явится «твердая» власть. Пока не знаю, кто это будет — опять ли Германская империя, самостийная Польша, а то, чем черт не шутит, и Российская империя, но кто-нибудь да будет. Это пока сюда власть не суется, а потом?
Вот-вот. Какая власть позволит, чтобы у крестьян хранилось боевое оружие, да еще и в таком количестве? Вот я, коли стану управлять этим краем в составе своего государства, точно отдам приказ своим силовикам, чтобы изъяли оружие. Знаю, что в моей истории и после гражданской войны изымали, да и после Отечественной.
Но пока я живу в деревне Дрязги, у меня имеется прямой интерес, чтобы все это было спрятано. Ну, а еще и сохранилось. Так что, тружусь.
В свою хату (пусть так) я вернулся под вечер. Дел еще много — начать и кончить. Может, поработал бы и дольше, но в подвале имелся лишь один источник света — керосиновая лампа, а от нее уже болели глаза.
Я уже прожил в деревне неделю, и все это время мне приносили еду кто-нибудь из селян. Читал, что именно так в деревнях раньше кормили пастухов — всем миром. Но пастухи ходили есть по домам, а мне оказана честь — кормили, так сказать, с доставкой на дом.
Сегодня, как оказалось, меня кормил сам староста, а ужин притащила его дочка. Ася, кажется?
— О, спасибо! — возликовал я, увидев на столе горшок с кашей, изрядно сдобренной кусочками свиного сала, кусок хлеба и крынка кваса. — Составишь компанию?
— Нет, мы уже кушали, — степенно отозвалась девушка, усаживаясь напротив меня. — Ты ужинай, пан Лесь, а не то остынет.
С чего это она меня стала паном звать? Наверное, из-за моего «подвига».
Может, так оно и лучше. Девчонка красивая, конечно. Но меня дома жена ждет.
Я принялся за кашу. Что за зерно, так и не разобрал, но вкусно.
— Лесь, а у тебя жена красивая? — вдруг спросила девушка.
— Угу, — кивнул я, не отрываясь от приема пищи. Ишь, опять просто по имени.
— А что в ней такого красивого, чего бы во мне не было?
Я чуть было ложку не проглотил. С чего это она? Ася — красивая девушка, но Соня все равно лучше, да и не в красоте дело, как минимум она принцесса.
От ответа на вопрос меня спас стук в дверь. Вроде, в мою дверь и стучать-то не принято. У меня даже внутреннего запора нет. Все равно тут никаких вещей нет, выносить нечего. Да и нет в деревне воров.
— Ты кушай, я открою, — метнулась девушка к двери.
— Во имя отца и сына, и святого духа, — услышал я. Кто это ко мне пожаловал? Никак ксёндз? И точно.
— Благословите, святой отец, — тихо попросила Ася.
— Благословляю, дочь моя.
При появлении местного священнослужителя я встал, и вежливо поклонился. Может, тоже стоило бы встать под благословение, но не знаю — положено ли православному просить благословления у католического священника? Решив, что императору это не с руки, ограничился приветствием:
— Здравствуйте батюшка.
— Добрый вечер, сын мой, — ответно поклонился мне священник. — Разрешите присесть?
— Прошу вас, святой отец, присаживайтесь, — радушно пригласил я.
Ксёндз уселся. Настало тягостное молчание, прерванное Асей:
— Пан Лесь, коли вы покушали, так я пойду.
— Да, спасибо, — засуетился я, помогая девушке убирать в корзинку опустевшую посуду.
Дочка старосты ушла, а мы остались и принялись рассматривать друг друга. Здешнего священника, настоятеля храма, то есть, костела святого Иакова, я видел пару раз. В моем представлении католические священники — жизнерадостные немолодой толстяки, а этот был крепким и сильным мужчиной, лет так сорока — сорока пяти. И взгляд у батюшки был не приторно сладкий, а жесткий.
— Вы прекрасно говорите по-польски, пан Александр, — заметил ксёндз. — Если бы пан Станислав не сказал мне, что вы русский, то я бы вас принял за поляка откуда-нибудь из-под Варшавы.
Вроде бы и комплимент, но я немного расстроился. Я-то считал, что я говорю по-польски с тем говором, на котором говорят здешние жители. А тут — из-под Варшавы.
— Русский и польский языки — родные братья, — улыбнулся я. — Равно как и пращуры наши — Лех, Чех и Рус.
— А где вы изучали польский язык? — поинтересовался священник.
— Я давно увлекаюсь польской культурой, литературой, — пожал я плечами. — А чтобы понимать литературу, то лучше всего читать ее на языке носителя. — Посмотрев на патера, улыбнулся. — А вы, святой отец, решили, что я служу в разведке?
Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. Священник и на самом деле скривил бровь (но не глаз), немного помедлил и кивнул:
— Не стану врать, пан Александр, я и на самом деле так решил. Староста сказал, что вы служили в охране русского императора, умеет говорить по-польски. Я удивился. Наши хозяева (слово хозяева пастор произнес с горькой усмешкой) немцы, польский язык не учат. Австрийцы, как я знаю, тоже. А тут русский. Думал, что старосте показалось — знаете отдельные слова, да ругательства, специально сходил, чтобы посмотреть на вас и услышать ваш голос и был поражен — вы разговариваете как урожденный лях. Говор, правда, слегка отличается, но это ерунда. Потом подумал — зачем человеку из охраны царя знать польский? Немецкий там, французский — куда ни шло. А вот разведчику, который работает в Польше, он может быть необходим.
Вот ведь, особист в рясе. То есть, в сутане. Все-то он видит.
— А вы, святой отец, раньше в контрразведке не служили? — вкрадчиво поинтересовался я. — Или какое-нибудь учебное заведение закончили, для разведчиков?
— Я закончил коллеж во имя Иисуса Сладчайшего, — слегка надменно ответил священник.
Ох ты, так он еще и иезуит! Впрочем, он мог только закончить учебное заведение иезуитов, их в Европе много. Да и в России иезуитские училища имелись. Вроде бы, после восстания декабристов мой предок Николай приказал все позакрывать. Или раньше? Точно, пораньше. Но все равно, человек десять будущих мятежников его успели закончить. И располагался коллегиум иезуитов на канале Грибоедова. Ну, у меня-то это канал имени Екатерины.
А про то, что священник в контрразведке не служил — не врет. У меня ничего не щелкнуло и нигде не кольнуло.
— Так вы говорите, что интересуетесь польской литературой? — прищурился ксёндз. — А какие авторы вам нравятся?
Ишь, он меня решил проэкзаменовать. Типа — если разведчик, то язык-то выучил, но книги-то он точно не читал. Плохо он себе представляет подготовку разведчиков.
— Очень мне нравится Казимиж Тетмайер, — сказал я чистую правду. — Особенно люблю «Легенду Татр», про атамана Яносика.
— Да, пан Тетмайер очень большой мастер, — закивал священник. — Жаль, что он жил в Варшаве, но его книги и к нам приходили. Драма у него прекрасная — про Завишу Черного.
Драму про Завишу я не читал. Но помню, что это был рыцарь, участвовавший в Грюнвальдской битве. Воевал с крестоносцами, молодец.
— Еще Генрик Сенкевич хорош, — продолжал я. — Особенно «Крестоносцы», «Потоп», «Пан Володыёвский»
Правда, роман про Володыёвского я не читал, зато смотрел старый фильм. Замечательный фильм.
— Да, хотя Сенкевич и происходит из татар, но прекрасный писатель,— снисходительно согласился ксёндз.
Генрик Сенкевич татарин? Да он всегда казался самым полячистым из всех поляков. Сенкевич так изобразил старинную Польшу, что все до сих пор верят, что она сплошь состояла из прекрасных дам и благородных рыцарей! Но что поделать. Историю Франции мы тоже узнаем по романам Дюма, а не по трудам историков. Впрочем, русские писатели тоже из кого-то да происходят. Лермонтов ведет род от шотландцев, Бунин — от татар, а Пушкин, тот вообще по материнской линии из арапов. А самый русский из всех писателей — Федор Михайлович Достоевский вообще из польского рода. И, ничего.
— Еще мне очень нравится Анджей Сапковский, — признался я.
— Сапковский?
Упс. Я чего-то не то смолол. Точно, не то. Сапковский, который писал о ведьмаке Геральте из Ривии и сагу о Рейневане, еще даже и не родился, а коли родится, так не факт, что станет писать фэнтези. А жаль. Вообще-то, мог бы Сапковский написать не три книги о Рейневане, а штучек пять. Мне, например, «Башня шутов» и ее продолжение понравились даже больше, чем цикл о ведьмаке. Ну что с ведьмаков взять? Бегают себе по лесам и полям, уничтожают существ, которые порой ничего и никому плохого не сделали. Спрашивается, зачем уничтожать мифологических существ?
А приключения Рейневана происходит в историческую эпоху, там масса интересного. И чувствуется, что описатель основательно поработал с историческими источниками.
— Сапковский, святой отец, он хоть и поляк, но пишет на русском языке, живет у нас, под Рязанью, — выкрутился я. — Но он очень любит похвастаться, что происходит из ляхов, да не из простых, а из шляхты. Подозреваю, что из «загоновой» шляхты, но все равно. А сам пишет разные сказочные повести, в которых добрый волшебник сражается со злыми колдунами, да еще уничтожает всякую нечисть.
— А, тогда понятно, — успокоился ксёндз.
Интересно, достаточно ли священнику моих познаний? Кто там еще из польских писателей имеется? Джозеф Конрад, он же Коженевский? Слышал, но не читал. А, еще есть Станислав Лем и Иоанна Хмелевская. Правда, эти тоже пока ничего не написали, но пересказать их произведения (не все!) сумею.
И кто-то ведь написал «Четыре танкиста и собаку», по которым поставлен многосерийный фильм еще в шестидесятые годы. Отцу этот фильм очень нравится, да и я несколько серий глянул.
Но кажется, пану ксёндзу достаточно.
— У вас имеется дар, пан Александр, — задумчиво изрек священник. — Вы можете оставаться невидимым, вы сильны.
И не только. Вон, умение научиться иностранному языку — тоже дар. Но вот в это умение поверить трудно, потому что им обладает всего несколько человек, включая моего тестя и Соню.
А ксёндз, между тем, продолжал:
— Дар в человеке — явление редкое. И не всегда понятно, от кого этот дар — от Господа Бога, или от дьявола.
Уже хорошо, что наш священник колеблется. А иначе сразу определил бы меня в слуги дьявола, да потащил на костер. Что, костры нынче не палят? Так все можно повторить. Властей тут нет, а староста, как я понимаю, подчиняется священнику.
— А у вас, святой отец, какой дар? — невинно поинтересовался я.
— Все делается по воле Божьей, — туманно сказал священник. — И нам, скромным служителям, не пристало иметь дар, свыше того, что отмерил Господь.
Вот ведь, умеет уходить от ответа. И не сказал, что имеется дар, и не сказал, что его нет. Может, стоит поднажать?
— Вы, пан Александр, человек хороший. И польским языком владеете, и нашей деревне помощь оказали. Как я думаю, вы можете стать хорошим поляком. А не желаете ли отринуть неправильную веру и перейти в истинную?
И вечный спор
Вечный спор между католиками и православными. Длится он уже тысячу лет, а конца и края не видать.
Ну вот, чего-то подобного я и ждал! Католический священник, он в деревне и за особиста, и за комиссара. То есть — за идеолога. Тоже показатель «свой-чужой». Свои — это те, кто католики, а чужие — все остальные.
А настоятелю храма положено быть еще и миссионером. Завлекать, так сказать, в лоно правильной церкви заблудшие души, вроде язычников и схизматиков, вроде меня.
Откровенно говоря, я не слишком-то понимаю — в чем глобальная разница между католиками и православными? Да, безусловно, настоящему наследнику престола должны были излагать отличия в вероучении, приводить цитаты из священных книг, давать сравнительный анализ. А что я? Пусть и историк, но и мне преподы в универе разъясняли, и я детишкам в школе рассказывал, что прежде всего: католики молятся по-латыни, а мы — на церковнославянском языке; у нас есть иконы, а у них нет, у них статуи; нас имеется «белое» духовенство, которое имеет право жениться, а у них целибат, безбрачие. А целибат, насколько я знаю, не отменяет того, что у некоторых священников имеются собственные дети. Здесь другое. Запрещают патерам (или пасторам?) вступать в законный брак не из-за моральных соображений, а из сугубо практических. Законные дети требуют наследства, а зачем дробить церковные земли?
У нас ведь было иное. До девятнадцатого столетия сын священника наследовал сан отца и это считалось нормой. В девятнадцатом веке стало иное — церковное начальство следило, чтобы подобного не происходило. А еще у нас очень долго настоятеля храма не назначали, а выбирали из своей же среды.
У католиков глава церкви папа римский, а у нас Собор, потому что наш патриарх, на самом-то деле может быть смещен, а у них нет.
А что там еще? Филиокве? Святой дух исходит не только от Отца, но и от Сына. Это у них. А у нас — только от Отца и сына. А что такое Святой Дух, я имею смутное представление.
Вот, только скажите, кто из тех, что читает этот текст, разбирается во всем этом?
Еще. У католиков имеется чистилище, в которое душа, имеющая незначительные грехи, после смерти очищается, чтобы затем попасть в рай. А у нас либо рай, либо ад.
Увы, я человек двадцать первого века и хотя считаю себя верующим, но до сих пор имеются сомнения, что существует загробная жизнь. Конечно, хотелось бы верить, что загробная жизнь есть. Причем, мне-то самому, оказавшемуся в чужом теле, положено не просто верить, а знать. Но вот, понимаете ли, до сих пор все понимаю как-то отвлеченно. Словно бы и я это совсем не я.
Непорочность святой Девы. У католиков она признается. А у нас? У православных, вроде и нет, но у нас, с развитием науки, тоже да. Может женщина забеременеть и без мужчины, с помощью ЭКО.
Так что, если я сейчас вступлю в дискуссию с католическим священником, то точно потерплю поражение. В эти споры должны вступать кто-нибудь поумнее, нежели я. Я-то, еще и в какой-то мере агностик, потому что считаю, что и верующие и атеисты все равно никому ничего не докажут.
— Благодарю вас, святой отец, очень лестное предложение. Но я, родился со своей верой, — улыбнулся я. — А веру, ее как отца и мать, как родину — ее не выбирают.
— Так ведь и язычники рождаются со своей верой. Пусть она и ложная, но они в нее верят. И ученики Иисуса Христа не родились христианами, а пришли к вере благодаря своему Учителю.
— А я разве спорю? — пожал я плечами. — Истинная вера, которую Христос принес, она у нас, у православных. И, откровенно-то говоря, мне трудно поверить, что католичество лучше православия. Давайте, каждый останется при своем.
— Не настаиваю, — сказал священник, поднимаясь со своего места. — Пожалуй, уже поздно, а мне завтра утром служить. Буду рад видеть вас в храме.
Пан ксёндз не выглядел ни огорченным, ни смущенным. Понятное дело, ни один схизматик сразу не переходит в лоно католической церкви. С ним нужно работать настойчиво и упорно.