Офицерская группа, оказавшаяся здесь, была лишь одной из групп, направленных моими генералами на мои поиски. Вот эта входила в состав диверсионной бригады полковника Ефимовского, которую Толбухин едва ли не в полном составе отправил искать потерю. Они как раз выполняли какую-то очень важную миссию, но их выдернули чуть ли не в самый ответственный момент и отрядили для розыска самого императора Российской империи.
Мы с ребятами уселись возле окопчика. Я задавал им вопросы, а они, по мере сил, отвечали. Хотя знали-то они, по сути, всего ничего. Что касаемо новостей из России, они тоже практически ничего не знали. Доходили какие-то обрывки, но не больше, а самим следить за новостями было некогда. А уж что творится за пределами России — темный лес. Франция воюет с Италией, Германия сосредотачивает силы на обороне, потому что непонятно дальнейшее будущее — вот и все.
Во главе группы был поручик Вострецов — мужчина лет 35 с виду, с вислыми усами и залысиной. Кажется, немолод для такого чина, но человек мог оказаться офицером, вытащенным на службу из запаса.
Бойцы сразу же доложили о готовности отвести меня до ближайшей базы, которая находилась в 100 километрах от бывшей деревни Дрязги. А там имеется и радиостанция, и запас продовольствия.
Правда, путь предполагался непростой. Как я понял, они не раз встречались с вражескими отрядами, причём не всегда понятно, что это там за враги — не то немцы, не то поляки. Но каждый раз им удавалось уходить незамеченными.
Однако поручик Вострецов обмолвился, что изначально группа состояла из 7 человек. За эту информацию я зацепился. Как оказалось, не всегда им сопутствовала удача, и один раз они всё-таки столкнулись с какими-то бандитами. Это точно были не немецкие солдаты, а скорее дезертиры либо какие-то разбойники. Они все были в немецкой форме, но без знаков различий. Оружие разнообразное: были и немецкие винтовки, но хватало и обычных обрезов, и охотничьих ружей. К тому же бойцы из них оказались аховые. Воевать они совершенно не умели. Даже несмотря на значительный численный перевес — их было около четырёх десятков, — наш отряд всё равно смог дать им достойный отпор и уйти, несмотря на практически на шестикратный перевес.
Однако и стоит смотреть правде в глаза — всемером против такой массы не повоюешь. Пускай на той стороне были неопытные бойцы, но, как известно, пуля-дура и всегда цель найдёт. Да и патронов на всех не хватит. Вот и решили отходить. Правда, не всё шло гладко. Двоих солдат в той перестрелке убили. Одного ранили, и тот остался прикрывать отход основной группы. Всё-таки в приоритете было не боестолкновение с польскими бандитами или немецкими солдатами, а освобождение императора, и об этом никто не забывал. Поэтому поступок прапорщика Болешевского был воспринят хоть и с недовольством, но без споров. Группа продолжила путь, а прапорщик Болешевский отстреливался ещё минут пять, а потом подорвал себя вместе с наступающими врагами.
Рассказав о подвиге Болешевского, который дал своим товарищам уйти, бойцы умолкли, будто отдавая почести своему боевому товарищу. Я, тоже немного помолчав, произнёс:
— Достойный был воин. Я лично прослежу, чтобы его и представили к награде за доблесть, чтобы он получил все положенные ему почести, пусть и посмертные. Думаю, вы знаете, как я не люблю терять бойцов, но не сомневаюсь, что каждый, кто погиб, погиб с достоинством и честью.
Поручик Вострецов коротко кивнул.
— Да, ваше императорское величество, так и есть. Нам бы выдвигаться, — произнёс он. — Места здесь неспокойные, и, как я вижу, здесь в любой момент может всё полыхнуть. Да и в округе много недобрых людей ходят. Столкновение с теми бойцами было сравнительно недавно, и, если честно, я побаиваюсь, как бы не пришлось снова с кем-то воевать. Поэтому я бы не ждал. Да и не хотелось бы на немцев напороться, — он кивнул в сторону раскуроченного танка. — Как я понимаю, здесь недавно тоже была бойня?
Я покивал.
— Деревни Дрязги больше нет. Кое-как удалось спасти часть жителей.
Солдаты переглянулись.
— Мы перехватывали одного мальчишку, поляка. Он рассказал, что здесь происходило. Что сначала немецкий отряд смогли уничтожить, а потом и целую роту немцы потеряли, штурмуя деревеньку.
Я поморщился. Уже всё стало обрастать привычными слухами да небылицами. Рота — это уже перебор. Ладно, если из немцев погибло два отделения.
— Немцы и вправду были, да, но не так много. Всё равно они деревню сожгли, а люди кое-как спаслись. Все мужчины, что встали на защиту, погибли. Их как раз вчера похоронили, — сказал я солдатам.
Бойцы оглядели меня, и начали вздыхать. Понимаю. Я бы тоже, увидев главу государства в лохмотьях, вздыхал.
Ну да, весь мой лётный костюм был изрешечён пулями, и в таком виде особо не походишь по лесам. Так немудрено простудиться, а то и вовсе насмерть замёрзнуть.
— Ваше императорское величество, холодно ведь на улице, а у вас одежда не по сезону, — немного помявшись, произнёс поручик.
— Это да, — произнёс я. — Как понимаю, у вас запасной одежды нет? — хмыкнул я.
— Ваше императорское величество, готов свою одежду отдать, — заявил поручик Вострецов. — или мы сейчас скинемся…
Ага, один снимет с себя штаны, другой рубашку. Лучше не надо.
— В этом нет необходимости, — остановил его я. — Я пойду попрощаюсь с деревенскими, а то нехорошо это… Уходить не попрощавшись. А заодно, может быть, какие-нибудь щтаны отыщу.
Поручик посмотрел на меня.
— Они ведь не знают, кто вы на самом деле? — спросил он.
— Нет, не знают. Для них я обычный русский гвардеец, — заявил я, хотя покривил душой, ведь я представился как гвардеец личной охраны императора.
Договорившись с бойцами, что они будут дожидаться меня рядом с тем самым окопом, я развернулся и направился в сторону деревни. Всё-таки, даже если бы у меня была сменная одежда, я бы не ушёл, не попрощавшись. Несправедливо это. Опять же, крестьяне бы меня потеряли, начали искать. Да и пан Стась поручил деревню мне, а надо её кому-то перепоручить. А то мало ли, как оно повернётся.
Не то чтобы я рассчитывал найти в деревне себе новую одежду. Понимаю, что крестьяне потеряли почти всё. Может, каким-то чудом у кого-то сохранилось хотя бы какие-нибудь штаны. Куртка, изодранная в клочья, это ещё ладно. Можно как-то пережить, хоть и поддувает со всех сторон. Но когда русский император ходит в дранных штанах по лесу, а из этих дыр торчит рваное нижнее бельё, это как минимум неприлично. Да ещё и жутко холодно.
Пока шагал посмеялся, вспомнив какое выражение лица было у поручика Вострецова, который принялся оправдываться, что они не подумали о запасной одежде для императора. Но это ладно. Наверное, когда вернёмся, я представлю ребят к какому-нибудь кресту, а ещё и к медали. Крест за спасение моей персоны, а медаль чтобы не болтали лишнего.
Хотя, конечно, эти парни болтать не будут, но это я так шутки шучу. И вообще, я ведь не сам эти штаны изорвал из-за неосторожности или неряшливости, а вражеские пули. В конце концов, я мог бы оказаться и вовсе в одном нижнем белье. Вон мой царственный предок во время бунта Стрельцов ускакал ночью из села Преображенского в Троице-Сергиеву лавру в одном нижнем белье. И ничего, главное, что жив остался. Да и слава Петра Великого от этого меньше не стала.
А у меня, все-таки, хотя бы драные штаны на месте.
Зайдя в деревню, практически сразу наткнулся на старого пана Тадеуша. Ходил он хмурый, о чём-то думая.
— Доброе утро, пан Тадеуш, — поприветствовал старика я.
— Доброе утро, пан Александр, — окинул он меня взглядом, и отчего-то нахмурился ещё сильнее.
Я посмотрел на его перевязанную руку, которую тот баюкал, и вспомнил, что так и не успел его подлечить. Старик устало уселся на крыльцо костёла, глядя на меня снизу вверх.
Рядом стояли два молодых паренька — уже не дети, но ещё и не взрослые, так лет по 13. И почему не в поле? Пан Тадеуш зыркнул на них, затем скомандовал:
— А ну, шантрапа, брысь отсюда! Дайте-ка я с паном Олесем перемолвится парой слов.
Парни что-то проворчали, а пан Тадеуш прикрикнул:
— И не ворчите мне тут! Вас на обед отпустили, а не языками молоть. Пора снова на поля.
Я же, усмехнувшись, подошёл к пану поближе.
— Пан Тадеуш, а можно мне вашу руку? — попросил я.
Старик подал мне её, будто для рукопожатия, и я её пожал, одновременно с этим активируя дар исцеления. Глаза пана округлились, и он сначала хотел вырвать ладонь от неожиданности, но не тут-то было. Из моей хватки не вырвешься, и со мной в силе лучше не тягаться. Но потом он вдруг понял, что я делаю, и что рука его больше не болит. По крайней мере, он так уставился на свою перевязь, что едва глаза из орбит не полезли. Потом уставился на меня.
— Ты вылечил, что ли? — спросил он недоумённо.
— Так я ведь говорил, что лечить умею. Неужто позабыл уже? — усмехнулся я.
— Да нет, пан Олесь, помню. Я ведь сам видел, как ты лечил. Просто думал, что не до меня тебе с моими стариковскими болячками.
— Да нет, — отмахнулся я. — Просто сил не было, — произнёс я, усевшись с паном Тадеушем рядом на крыльцо.
Я оглядел деревню, вернее, остатки. Было здесь пусто, как вчера утром, когда я только-только попал на пепелище. Людей не было. Мальчишки уже убежали в сторону поля, оставив пепелище снова пустынным. Только мы вдвоём с паном Тадеушем и разговаривали.
— Ну что, пан Александр, — тяжело вздохнул он. — В путь-дорогу собрался? — вдруг неожиданно спросил он.
Я тихонько покивал.
— Да, собираться надо. Пришёл вот дела завершить незавершённые.
Про себя подивился. Как-то пан Тадеуш всё подмечает и всё узнаёт. Всё-таки, как видится, кое-что он ведал в этой жизни.
— Какие же у тебя дела здесь остались? — спросил старик.
— Да, хотел узнать, остался ли ещё кто-то с тяжёлыми ранениями. Я ведь лечить могу. Вот и думал, надо ли кого-то на ноги поставить.
Пан Тадеуш призадумался.
— Да, пожалуй, что нет таких, — ответил он. — У кого серьёзные ранения были, те уже умерли. А что до остальных, так всё до свадьбы заживёт. Тебе бы, пан Александр, портки сменить. А то в путь дорогу пускаться с подранными штанами — это не дело, — произнёс он, оглядев меня с ног до головы.
А я едва не рассмеялся. Вот точно ведун! Только хочу какую-то тему завести, а он уже и сам о ней говорит. Тем временем пан продолжил:
— Я тут в ризнице штаны пана ксёндза видел. Ксёндз у нас был человеком здоровым, в теле, так что тебе его штаны будут великоваты. Но я думаю, это меньшее из того, что тебя беспокоит. Так что пойдём со мной, посмотрим. Думаю, подойдут тебе.
Мы вошли в костёл и последовали в сторону ризницы. Там и правда отыскалась кое-какая одежда — штаны да чистая рубаха.
— Вот и обновки тебе, — хмыкнул он. — Хотя бы не пустой в дорогу пустишься, какое-то добро на память от нас останется. Давай-давай, — поторопил он, — не теряй времени, переодевайся.
Я тоже долго мяться не стал. Рубаху надел под продырявленную куртку. Всяко лучше, чем без неё. А штаны, которые и впрямь оказались очень уж мне велики, надел прямо поверх своих старых драных штанов. Так теплее будет. А вот сапоги у меня, похоже, неубиваемые, будто заговорённые. И падение самолёта выдержали и целых два боя. Хоть бы что им, как новенькие. Только почистить и блестеть будут, как в первый день. Вот вернусь и обязательно передам сапожнику монаршую благодарность.
— Скажи мне, пан Тадеуш, — переодеваясь, спросил я, — староста ваш перед тем, как остаться в деревне, прикрывать наш отход, назначил меня старшим. Понимаю, что хранить вашу деревню очень важно. Но ты пойми, что у меня имеется более важное дело, которое я оставить ну никак не могу. Да и, кроме всего прочего, какой из меня сельский староста? Я в сельском хозяйстве ничего не понимаю. Вот воевать я умею. Но, как я думаю и надеюсь, воевать вам больше не придётся. Я посмотрел на ваших мужчин и думаю, что лучше, чем тебя, кандидатуры не отыщется, пан Тадеуш. Ты здесь и всех знаешь, и опыта тебе не занимать. О людях печёшься, да и ведаешь всякое. Так что считай, что я тебе свою должность передал.
Пан Тадеуш молча покивал.
— Скажи, надо объявить всем, чтобы не было у вас лишних споров?
— Нет, Александр, мы сами справимся. Ты иди. У нас всё в порядке будет. Мы, в принципе, уже всё порешали. Вон, маленьких детей у нас соседи обещали забрать. Кого-то даже уже забрали. Старухи и немощные старики тоже пока по соседним сёлам будут жить. В остальном справимся. Быт быстро наладим и лучше прежнего заживём. Так уже было, на моей памяти, и не раз.
Он попытался сделать голос бодрым, но меня он обмануть не смог. Я спросил:
— Ну, значит, теперь ты главный, пан староста Тадеуш, — произнёс я.
Пан Тадеуш хитро улыбнулся, посмотрел на меня.
— Нет, — качнул он головой. — За старшего, пан Александр, ты и останешься, раз пан Станислав тебя назначил. А я пока просто за тебя поработаю. А ты дай мне слово, что когда-нибудь сюда вернёшься.
Я нахмурился. Всё-таки вряд ли я мог дать такое обещание.
— А ты не отнекивайся. Вот подожди. Война закончится, немцы отсюда уйдут. Вернёшься вот, посмотришь, как мы деревню отстроили, глядишь, ещё передумаешь.
Мне нечего было сказать, поэтому лишь промолчал.
— Ну, в любом случае, на всё ваша царская воля, ваше величество, — вдруг посмотрел он мне прямо в глаза.
Я слегка опешил, но опровергать его или подтверждать слова старого ведуна не стал. Как уж он догадался, я не знаю. Хотя, если всё припомнить, то, наверное, как-то можно логически сопоставить факты.
Где-то на грани сознания мелькнула предательская мысль: «А не донесёт ли старик обо мне кому-нибудь?». Всё-таки сейчас это будто мне на пользу не пойдёт.
Но тут же отбросил эти мысли. Доносить-то ему некому. У них вокруг одни враги. Разве что соседи помогают. А соседям нету дела, кто я там, император или простой солдат. Незачем ему мне вредить.
К тому же, если он догадался, то догадался давно. И если раньше не рассказал, то сейчас и подавно не станет. Я просто молча приобнял старика, а затем ответил:
— Обещать не буду, но постараюсь навестить вас.
Похлопав его по спине, я развернулся и направился к выходу. Ещё раз встал на пороге, оглядел местность и окрестности. Хотелось, чтобы эта картина поглубже отпечаталась в моей памяти.
Услышал шаги за спиной. Затем рядом со мной на пороге встала Ася. Она постояла рядом молча, ничего не говоря, затем спросила:
— Всё-таки уходишь, пан Олесь?
Я лишь усмехнулся. Может, конечно, она и подслушала, только вот я её не видел нигде. Похоже, что они здесь все экстрасенсы в этой деревеньке.
— Ухожу, — подтвердил я. — Как догадалась? — всё-таки решил поинтересоваться я.
— Так вон одежда на тебе новая. И вид такой, будто ты со всеми нашими и с этой местностью проститься решил.
Она вдруг повернулась ко мне и уткнулась лбом в плечо.
— Жаль, Олесь, что ты со мной не остался тогда, — вдруг произнесла она.
Мне захотелось закатить глаза. Ох уж эти женщины…
Тем временем она продолжила:
— Может быть, у меня от тебя бы сын родился. А если бы сын стал таким, как его отец, я была бы самой счастливой матерью.
И что мне тут ответить?
Я осторожно приобнял девушку. Затем осторожно поцеловал её в лоб.
— Будь счастлива, девочка, — благословил её я. — Будет у тебя ещё и муж хороший, и дети, которыми будешь гордиться. И своя хата лучше прежней.
Не знаю, отчего вдруг у меня накатило этакое предвидение, но почему-то я не сомневался, что у Аси в этой жизни всё сложится очень хорошо.
Приобняв девушку, я направился к выходу из деревни и больше не оглядывался. Надо было проститься с этой мимолётной частью своей жизни и уже поскорее возвращаться к старой.