1.
День первый
У вас когда-нибудь тикал обратный отсчёт? У меня — да. Я — Линда, и у меня осталось ровно тридцать таблеток. После того, как таблетки кончатся, я умру. Не сразу. Я буду уходить долго и мучительно, у меня пожелтеет кожа. Выпадут зубы. Прекратит работать желудок. Страшно? Я уже смирилась. Я никому не говорила об этом в нашем Поселении, иначе меня сразу выкинут за его пределы.
Пока я пытаюсь научить Мартина выживать. Мартину десять, он любознателен, смешлив. Он любит гонять мяч и не любит минутки ненависти.
Говорят, минутки ненависти придумали после Большой войны, чтобы люди могли избавляться от негативной энергии. Минутки ненависти помогают отвлечься от проблем, о том, что мало воды, почти нет света. Если электричество дают на час в день, это уже праздник. У нас есть минутка ненависти, и мы можем винить в наших проблемах соседнее поселение.
Вот и сегодня, староста собрал всех, и подключил к головам микрощупы. Я вспомнила трюк, которому когда-то научила меня Лиса.
Нужно петь песенку, пусть даже бессмыслицу. Пока к твоим вискам липнет щуп, нужно петь. Вот и я, пытаюсь сложить в песенку незамысловатый мотив.
Цок цок цок, цок цок цок,
прискакал к нам Горбунок,
Горбунок танцует вволю,
Он резвится в чистом поле.
Цок цок цок. Щуп щуп щуп.
Главное, не останавливаться. И тогда тебе в голову не вложат видео- и текстоформы того, кого нужно ненавидеть. Иногда даже странно, сегодня мы пылали ненавистью к поселению А, а завтра терпеть не можем поселение Z.
Сегодняшняя ночь выдалась особенно холодной. Разбитый термометр в холле показывал +10, но мерзкая сырость проникала до самых костей. Чтобы не дрожать, мы с Мартином прижались друг к другу под выцветшим пледом с бахромой.
Цок цок цок. Я не хочу ненавидеть. И мне будет больно оставлять Мартина.
2.
"С вами галостудия 1, и мы сегодня познакомимся с новой работой Эриха Вайсагера, известного цифрового художника-предсказателя. Вайсагер прославился на всю Нову, когда предсказал торнадо, предсказал скачок цифровых технологий и путь прогресса, который прошло человечество за последние годы.
Нынешние работы художника не могут вызвать ничего, кроме удивления и недоумения. Знаменитый деятель искусства дал обет молчания.
Давайте посмотрим." В квартирах галозрителей появилось объемное изображение седого сероглазого мужчины, который, несмотря на белизну шевелюры, отличался молодостью. Из под пальцев художника выходила странная объемная живая картина. Пухленькая девушка в лохмотьях и худой ребенок рядом с ней плакали возле огня. В тёплых шоколадных глазах девушки застыла боль.
День второй
Сегодня к нам приходил человек из Поселения Х. Человека позвал староста, гость был профессором. Я очень хотела пойти, мне всегда не хватало знаний. А Мартин устал чистить конюшни. На самом деле отец Мартина — староста, он хотел, чтобы сын вырос яростным, злобным, суровым, и мог бы управлять поселением твердой рукой. А ребенок стал чувствительным и справедливым. Я даже не знаю, как так получилось, что мы с ним подружились.
Профессор оказался маленьким сморщенным человечком, с кучей книг. Он стал рассказывать нам о сказках. Сначала в детских историях фигурировали людоеды, злые волки, падчерица могла задавить голову мачехи сундуком, а мачеха отравить падчерицу яблоком или гребнем. Сказки учили детей осторожности и не доверять людям, так истории готовили детей к взрослой жизни. Потом, в эпоху процветания пришел детоцентризм, и больше не было необходимости бояться и учиться беречь себя.
Сказки превратились в слащавые истории со множеством песен и глянцевых персонажей. Затем, в эпоху толерантности, сказки стали перекраивать.
Но тут мы с Мартином не дослушали, потому что профессора начали бить слушатели. Оказалось, профессор принадлежал к поселению В, которое, согласно минуткам ненависти, нам нужно было ненавидеть. Ученого били, кричали ему непотребства всякие и гадости, а он стойко все выносил и молчал. Законы Поселений запрещали защищаться тем индивидам, которых нужно было бить.
Потом обезумевшая толпа стала жечь книги. Кто-то кинул канистру с горючим, развели костер.
Профессора держали несколько сильных мужчин, он вырывался, кричал и плакал, просил остановиться. Я стояла и молча смотрела, потому что знала, что иначе побили бы меня.
— Хватит, — не выдержал Мартин, — хватит! Не трогайте его! Отдайте ему книги! Достаточно!
Люди послушались сына старосты и разошлись. Я надеюсь, Мартину не влетит. Мы с Мартином подошли к учёному, я подобрала остатки книг, и Мартин тоже. Обугленная книга в его руках, казалось, кричала.
Я вынула обезболивающее и отдала мужчине. Тот в ответ протянул Мартину книгу.
— Возьми.
Побитый учёный заковылял к границе поселения. Я знала, что таблетки облегчат боль, и что сегодня ночью меня будет ждать приступ. По дороге домой я показала Мартину тайник.
В нем лежали пачки сухого печенья, консервы, шоколад с улыбающейся коровой. Я знала, что когда мне придется уйти, я возьму совсем немного.
Вечером Мартин снова ко мне пришел. Его отец отправился пить самогон, вместе с другими мужчинами из поселения. Мы с Мартином укутались в плед и я стала читать. Я подумала, что нужно будет научить читать моего друга. Если успею.
"Когда-то один бедный старик, чтобы купить немного риса, решил продать соломенные шляпы. Дул сильный ветер, пошел снег, и шляпы оказались никому не нужны.
Старик, возвращаясь домой, отдал шляпы статуям детей, он сказал им, что шляпы сохранят их от непогоды. Старуха не стала ругать старика. Они легли спать голодными. Ночью статуи ожили и принесли старикам множество яств". *(японская сказка)
Ночью мне снова снился лес, снился деревянный дом. Рядом с домом находилось кристально чистое озеро, я знаю, туда нередко наведываются коровы, видела раньше во сне. Снилась уютная гостиная, в которой горел камин. Снился мужчина, водящий руками по экрану. Потом он обернулся, и я увидела, как его глаза цвета неба улыбаются мне.
3.
День третий
Утром я проснулась от боли в виске. В голову ввинчивался внутренний гвоздь, от боли хотелось выть. Грустный Мартин растолкал меня.
— Линда, ты спишь?
— А, что? Мартин, работать же ещё рано.
На этой неделе мне выпало шить. Распарывать старые холстины неопределенного цвета, резать по стандартным выкройкам, и шить, шить куртки и штаны. От этой работы болели глаза и голова, но я не могла отказаться, все обязанности распределялись по кругу.
— Да, до побудки еще час. Линда, пошли со мной, отец разрешил. Если хочешь, конечно.
— Куда?
Оказалось, староста придумал сыну наказание. Нам с Мартином нужно было отправиться в поселение В. И сжечь книгу, которую вчера дал ему ученый. Если бы мальчик отказался, то ему весь день пришлось бы проходить с щупами. В поселении В Мартина будут бить.
— Только ты не вмешивайся, Линда, — предупредил мои мысли маленький друг. — Если ты вмешаешься, то мне придется остаться там ещё на один день.
Мы вышли из поселения, и смотрели, как нежилые бетонные обломки домов захватила природа, пряча творения рук человеческих за буйной растительностью. То тут, то там попадались ржавые остовы автомобилей, пустые магазины, из которых все давным-давно растащили.
В поселении В нас встречал староста, неуловимо похожий на отца Мартина, встречали такие же, похожие на жителей нашего поселения люди. Одетые в серую дерюгу, вроде той, что мне пришлось распарывать в эти дни. И с затравленным выражением в глазах.
— Ну, рассказывай, за что ты к нам попал.
— Я попросил не сжигать книги.
— Книги, кому сейчас нужны книги? — дико заржал староста. — Приступайте!
Видимо, глава поселения В уже получил инструкции от отца Мартина. Да, по той самой связи, которая работает час в день, если повезёт. Нашему старосте везло.
Мартин встал к позорному столбу, и молча сносил, когда в него кидали пищевыми отходами, кожурой, огрызками, тухлыми помидорами, которые можно было пустить на корм свиньям. Мне было так больно, будто бы это меня закидывают отходами.
Так Мартин простоял весь день. Люди развели костер и он был вынужден бросить туда книгу, которую подарил ему учёный.
Но это не все испытания, которые ждали мальчика.
— Хочешь есть? — громко спросил Мартина староста.
— Да. — жителям поселения запрещалось врать старостам. Иначе во время минуток ненависти они получали разряд током.
— Тогда ты должен сказать, громко и при всех: я отрекаюсь от своего поселения. Ну? Если не скажешь, простоишь так ещё один день.
— Я отрекаюсь от своего …поселения, — через силу выговорил ребенок.
Он получил тарелку пустого супа. Я, как сопровождающая, тоже получила жидкую бурду. Люди разошлись, и староста отпустил нас.
— Ты теперь отвернешься от меня, Линда? — спросил Мартин.
— Нет, а почему должна?
— Ну я же отрекся. Я просто устал. Мое поселение — оно всегда в моем сердце. Я не хочу ненавидеть. Я не хочу жечь книги.
Я обняла друга.
— Я выучила все истории из книги наизусть, Мартин. И смогу их тебе рассказывать. А если захочешь, научу тебя читать и так, без книг. И ты всегда будешь моим другом.
4.
День четвертый
Сегодня в поселение к нам пришел маленький зверек. Кошка, худой и встрепанный, звереныш терся у конюшни, где Мартин задавал корму лошадям и чистил их хлев.
Вечером мой друг с таинственным выражением лица сказал, что хочет меня познакомить с кем-то. И показал мне животное. Мы накормили котенка хлебом и овощным супом. Зверь все съел и благодарно потерся о штанины Мартина. Ребенок радовался, и даже забыл про мяч, которым часами долбил о стену. Однако этой крохотной радости, радости заботы о живом существе суждено было превратиться в очередную боль.
Мартин, опять мяч гоняешь? — раздался рык отца. — Я тебя везде ищу.
Мартин не успел спрятать кошку.
Кто это у тебя?
Животное, отец.
Ты знаешь, что запрещено держать несанкц…несакн…короче, приблудных зверей нельзя держать в поселении! Ты знаешь законы, и ты второй раз нарушаешь их! Хэнк!
Я не успела и слова вымолвить, как один из приспешников старосты приставил к моей голове щупы.
А теперь, сын, выбирай. Или ты убьешь кошку, или я убью Линду.
Меня прошил электрический разряд. Я не стала кричать, не стала плакать. И наверное, с облегчением приму свою смерть. У меня осталось двадцать шесть дней, и так будет лучше. А у Мартина появится существо, о котором он будет заботиться. Разряд. Еще разряд.
Я отключилась и не видела, как Мартин убил животное камнем. Очнулась от того, как мой друг тащил меня в наш дом, как капли дождя, яростного, жестокого, били по нам.
Линда, Линда, очнись же! — шептал ребенок. — Линда, пожалуйста.
Мартин, ты…
Я не могла смотреть на его залитое слезами лицо.
Да, я ее убил. Я убийца, Линда.
Я с трудом встала и мы поковыляли к дому. Я подумала, что Мартина нужно будет забрать с собой, иначе он просто не выдержит.
-
“Почему Вайсагер рисует мрачные картины? Галокамера снова показала объемное изображение студии художника, где мужчина плакал, вырисовывая в деталях трупик кошки на руках у мальчика. На заднем плане можно было заметить бездыханную девушку, уже появившуюся в прежней картине.”
5.
В дом Эриха Вайсагера вплыла андрогинная красотка — изящная зеленоволосая красавица с золотыми глазами. Прекрасная Камелия гордо демонстрировала мини-платье из паутинного шелка, и заодно — свое отвратительное настроение.
— Эрих, ты мне не звонишь.
Пальцы художника забегали по виртуальной клавиатуре:
"Я дал обет молчания."
— Ах, ну да, но даже не пишешь, мы с тобой не виделись вот уже две недели! Сегодня вечеринка в космоклубе, и я рассчитывала появиться там с тобой!
"То есть, ты заранее похвасталась подружкам и журналистам".
— Да! Ты стал совершенно невозможен! Постоянно рисуешь эти ужасы… и кто эта жирная лягушка на твоих картинах? Ты знаешь, я всегда готова тебе попозировать!
Пальцы мужчины забегали по клавиатуре.
В новостные галостудии полетело короткое сообщение. "Эрих Вайсагер официально уведомляет о разрыве отношений с известной певицей Камелией"
"Проваливай" — в воздухе проявилась гигантская голограмма, — "Видеть тебя не хочу".
— Ты точно последний ум растерял! — Камелия хлопнула дверью.
Художник с тревогой вгляделся в экран и из-под его пальцев стали появляться бурлящие морские волны.
День пятый
Сегодня нас ждала очередная минутка ненависти. К моей голове подключили противный микрощуп, и я снова начала петь, или вернее, бубнить песенку. Однако староста разгадал мой трюк — его насторожили мои шевелящиеся губы. Он прикрыл мне рот рукой и мерзко ощерился.
— Я разгадал твою уловку, Линда. У меня для тебя будет особый сюрприз.
Противно зачавкали щупы и моя душа начала наполняться ненавистью к моим родителям, сознание заполонили злобные кадры, искаженные обидой лица, в голове зазвучали, застучали колоколом крики, вопли.
Грязь. Грязь. Грязь. Какая же вокруг грязь. Я не хочу ненавидеть. Я не буду ненавидеть. Я люблю своих родителей. Мамочка. Папа. Как бы я хотела вас обнять. По щекам солёными дорожками пролегли слезы. Я люблю вас и очень по вам скучаю.
Староста смотрел на мое лицо и довольно лыбился.
— Ты выучила урок, Линда.
— Да. Только моих родителей давно нет.
— Не важно. Ты навсегда запомнишь их такими и только такими. Но и это ещё не всё. Я заметил, что ты совсем задурила голову Мартину, и поэтому…ты отправишься за провиантом в город, область между поселениями.
— Все давно разобрали, ты сам знаешь, Тим.
— А вот это и будет твое задание, не возвращаться без еды. Или полезных вещей, на худой конец.
Мартин вызвался идти вместе со мной. Староста хотел было отказать, но потом подумал, махнул рукой, и разрешил нам уйти.
6.
Я не стала говорить старосте, что у меня еще оставалась надежда, когда-нибудь увидеть своих родных. Не стала говорить и о том, что ненависть, искусственно насаждаемая микрощупами, вызывала только боль и грусть. Староста, желая наказать меня еще больше, велел не брать еды ни мне, ни Мартину. Предложил собрать дары леса.
Я видела, что Мартин хотел что-то выпросить у Сюзи на кухне, постаралась показать ему, чтобы он этого не делал. Значит, пришло время опустошить тайник. Я забрала печенье, шоколад и консервы. Таблетки тоже взяла.
— Мартин, спасибо, что не бросил меня.
— Линда, это такое приключение!
Пусть хоть кто-то порадуется.
Это так странно, видеть мир за пределами поселения. Обломки асфальта, полуразрушенные, будто надкушенные, небоскребы. Костяки трамваев и автомобилей. Магазины с выбитыми окнами. Везде нас встречали пустые полки, везде. Я старалась не думать, что староста хотел от нас избавиться этим заданием.
— Линда, смотри! — на ладони Мартина улыбался пушистый зверек. Животное напоминало небольшой глазастый комочек шерсти. — Давай его возьмем, пожалуйста!
— Мартин, ты уверен? Нам самим есть нечего, — я старалась не думать о том, что запасов еды может хватить ненадолго.
— Линда, пожалуйста!
Вдруг существо оскалилось, я с визгом отшвырнула зубастое создание. Мы с Мартином выбежали из магазина.
— Нет, не будем мы никого брать! — заключил мой друг.
Мы шли по неизведанной земле, вдаль от поселений. Я старалась не думать о том, что нас может ждать.
7.
День шестой
Почему люди раньше селились в городах? В них же не было жизни. Я с недоумением рассматривала бетонные нагромождения домов, остатки транспорта, дорожное покрытие. Буйная растительность покрывала обломки зданий — серые листья с шипами и бурыми плодами казались несъедобными. Я отдала Мартину последнее печенье, консервами мы поужинали еще вчера. И конечно, все магазины, абсолютно все, оказались пустыми.
Наверное, мы так и останемся с Мартином в этих каменных нагромождениях. Жаль, что мальчик увязался за мной.
Мы наконец вышли из города. Нужно было перейти мост — шаткое строение, которое осЫпалось прямо под нашими ногами. Я поняла, что боюсь высоты и старалась не смотреть вниз. В ледяную бездну.
Мартин аккуратно, бочком-бочком, пошел по мосту. Он тоже старался не заглядывать в пропасть.
Под подошвами моего друга осыпался асфальт. Мартин полетел в воду. Я прыгнула за ним.
Ледяная бездна сразу же поглотила меня. Я вынырнула, стараясь найти Мартина, увидела, как ребенок зацепился за корягу. У Мартина не было сил даже позвать.
Плыть в ледяной толще воды, с рюкзаком за спиной, оказалось почти невозможно. Я старалась доплыть до Мартина, волны и течение встали против меня. Я не помню, каким чудом добралась до коряги. Помню, как уговорила моего друга уцепиться за меня. Мы доплыли до берега, и обессиленные, упали на грязную землю.
— Линда, я думал, что умру.
— Все хорошо. Мы живы, и это главное.
У Мартина начали стучать зубы, и меня тоже бил озноб. Еды не осталось, и нужно было идти. Город, который ждал нас под мостом, отличался от заброшенных каменных развалин. Нам встречались буйно цветущие деревья, разросшиеся розы. И как ни странно, на глаза попался дом с целыми стеклами. Я открыла дверь. Мартин устало привалился у стены. Наши надежды оказались не напрасны, и стоило попасть в бездну, чтобы найти это полное вещей здание. Магазинные полки ломились от одежды, бакалея пестрела консервами, пачками макарон, печеньем. В аптеке стояли пищевые добавки и обезболивающие. На кассе возле кассового аппарата мигал галофон. Казалось, люди просто вышли на минутку, и вот-вот вернутся.
В мужском отделе я отобрала несколько вещей, чтобы Мартин мог переодеться. Не хватало еще, чтобы мальчик заболел. Сама тоже сменила мокрые тряпки, развесила трехмерные мешки из рюкзака, которые нам выдал староста. Галофон возле кассы до сих пор мигал.
Эти устройства, по словам производителей, могли работать без зарядки годами и ловить сеть. Вот и этот аппарат выдержал испытание временем.
Мартин спросил, может ли он выбрать что-то другое. Я подумала, что у моего друга никогда не было возможности выбирать себе одежду. Нажала на значок белой толстой птицы. Открыла страницу “Лилия пустыни” от прежней хозяйки.
Посты и строчки от разных пользователей кишели ненавистью к какому-то поселению. Ненависть, ненависть, ненависть, злоба, похабные картинки и злые слова. Слова тоже могут ранить и фонить. И среди всего этого мрака меня привлекло фото. Кристально чистое озеро, в окружении лиловых цветов. И подпись “Черный человек”. Я отписалась от всех, мне хватало минуток ненависти и в реальной жизни. Оставила только Черного человека. Он говорил о музыке, о красоте, о том, как прекрасен мир.
Обновление от 11.03
8.
День седьмой
Мартин перемерил множество вещей, я никогда ещё не видела моего друга таким воодушевленным. Я тоже отдала предпочтение мужской одежде, то, что когда-то носили женщины — в этом же попросту холодно!
— Линда, что мы с собой возьмем? — спросил Мартин.
— Хоть мешки и называются трехмерными, они не смогут вместить все. Поэтому — только еду.
Мы прошлись по продуктовым полкам, и набрали ту еду, которая не испортится. Даже если у консервов и печенья давно истек срок годности, их вполне можно было есть.
Я забрала и обезболивающие, отложила себе запас. Моих таблеток я не нашла. Отложила консервы и печенье для тайника. Мешки надулись, и теперь нам с Мартином предстояло как-то дотащить их до поселения.
Я заметила, что мальчик задумался.
— Линда, нам опять придется прыгать в воду?
— Нет, Мартин, у меня теперь есть галофон, и мы воспользуемся GPS.
Поселение I.
Поселение I.
Я попробовала задать поисковый запрос, а потом вспомнила, что галофон произвели до большой войны. И поэтому задала Ослиный лес, именно там располагалось наше поселение. Навигатор выдал короткий маршрут.
В этот раз возвращение домой порадовало нас. Мы с Мартином рассматривали забытые часовни, пустые конюшники и свинарники, забытые дома. Казалось, все разбежались по своим углам, и город вот-вот оживет. У нас была еда и вода.
По дороге я рассказывала Мартину сказки, из книги профессора, и те, что помнила, показывала ему буквы на дорожных знаках. Когда приходило время сна, мы входили в заброшенные дома, и спали. В шкафах я находила теплые одеяла, которые утром сворачивала и возвращала назад. По вечерам я читала мысли Черного человека, и знать не знала, что вскоре моя беспечность выйдет мне боком.
9.
День одиннадцатый
Староста встретил нас недоуменным выражением лица. Мартин похвастался трехмерными мешками, набитыми провиантом. Отец позвал моего друга на разговор, а я успела сунуть отложенные продукты и галофон в тайник.
Я надеялась, что староста меня если не похвалит, то хотя бы не будет придираться, однако его разозленное лицо выбило меня из колеи.
— Линда, ты … ты…, - староста сжимал и разжимал кулаки. — Ты подвергла опасности моего ребенка! Вы упали в воду! А если бы Мартина не стало? Я бы мокрого места на тебе не оставил!
Мелькнула запоздалая мысль, что нам с Мартином нужно было придумать план, что говорить отцу, а что не упоминать. И я понимала, что староста прав.
— Тим, я бы сама не пришла, если бы с Мартином что-то случилось.
— Линда, отправляйся в карцер, на три дня. Посидишь на воде. И я запрещаю тебе общаться с Мартином, поняла? Чтобы ты и близко к нему не подходила!
Староста подсоединил к моим вискам микрощупы. Я старалась не думать о том, что меня ждёт. Хорошо хоть воду оставил, будет чем таблетки запить.
10.
Эрих Вайсагер пригубил травяной чай и в очередной раз не ответил на звонок своего менеджера. Из под пальцев художника на виртуальном экране выходила смешная девчушка с косичками. Картина в этот раз не была прорисована полностью, на второй половине экрана рассыпались пиксели.
День двенадцатый
В карцер староста засовывал непокорных, тех, кто отказывался выполнять назначенные им задания, тех, кто думал слишком громко, тех, кто сопротивлялся укладу поселения. Таких, как я.
А щупы для каждого готовили свой отдельный сюрприз. Я знала, что нельзя дёргаться, или мне в голову вопьются тысячи мелких иголок.
-
Совсем молодая мамочка, и я, малая совсем.
— Линда, солнышко, можно тебя попросить. Нам опасно разговаривать на моем языке на улице.
— Почему, мам?
— Нас могут побить.
— За что, за язык?
— Да, моя хорошая, за язык. Помнишь, ты изображала акцент своей подружки, что родом с Юга? Теперь, на улице, нам нужно будет изображать такой акцент, хорошо?
— Хорошо, мам, я все поняла.
–
Мы с мамой печем пиццу. Мука совсем некрасивая, какая-то серая, мама говорит, туда добавляют жёлуди. После того, как позакрывались мукомольные заводы и макаронные фабрики, достать нормальную муку стало невозможно. Папу тоже уволили с макаронной фабрики, и он теперь пропадал на улице целыми днями, возвращался с тоненькой пачкой денег, которых разом становилось все меньше и меньше.
Мама напевает песенку на нашем тайном языке, и я ей подпеваю.
–
На улице ещё только март, вроде и выглянуло солнышко, а дома все равно холодно. На мне три кофты, и я учу уроки при свечах. Мама говорит, что главное, чтобы нам было что кушать и платить за дом, а все остальное можно пережить. Магазины тоже давно работают почти без света. Горят только холодильники, да и то не все. Пламя свечи колеблется.
–
Мне 17, и я еду поступать. Мама с отцом, поседевшие и серьезные, протягивают мне чемоданчик. Мама говорит, что чувствует, что мы нескоро увидимся. Сказала, что чувствует, что чемоданчик мне пригодится.
Я открыла — 120 пачек таблеток. Знала бы я, что этот мамин подарок буквально спасет мне жизнь.
–
Я не помнила, сколько времени прошло. Я с ужасом поняла, что все мои самые дорогие воспоминания превращаются в пиксельные картинки, которые затем рассыпались на тысячи точек и исчезали. Староста украл у меня воспоминания. Те, которые помогали мне выживать все это время.
11.
День пятнадцатый
Ночью Хэнк открыл двери карцера и буркнул: Выползай. Прихвостень старосты содрал с меня щупы, что-то ещё бормотал о том, что такие отщепенки, как я, нормальным людям спать не дают. Только я собиралась доползти до дома, как на меня налетел Мартин.
Друг крепко обнял и зашептал:
— Линда, отец может говорить все, что хочет! Я не перестану быть твоим другом, никогда! Вот, я тебе еды принес.
Я с жадностью вгрызлась в печенье, которое припас для меня Мартин. И обняла своего маленького друга в ответ.
— Сюзи просила передать, что ждёт тебя завтра на кухне, она тебя накормит до отвала. Линда, я не могу к тебе прийти, меня ждёт дома отец.
Я взьерошила вихрастую голову Мартина.
— Я все понимаю. Ты лучше его не раздражай, а мы что-нибудь придумаем.
Я не стала говорить Мартину, что его отец забрал у меня воспоминания. Я ощущала внутреннюю пустоту, и чтобы как-то утешиться, собралась посмотреть, что же написал Черный человек.
— Я не был в сети восемь лет, и сейчас, месяц спустя, жалею о том, что вернулся. Соцсети — зло, которое не заменит реального общения.
Я не выдержала и написала ему.
— Пожалуйста, не уходи. Твои посты утешают меня. Мне сейчас очень плохо и одиноко.
— Ты растрогала меня, прекрасная душа. Я не уйду, пусть и ради тебя.
— Я чувствую себя такой одинокой, одна в целом мире. Я боюсь, что у меня вот-вот не станет единственного друга. Я много лет не могу связаться с моими родителями, у меня не осталось даже воспоминаний. Я чертовски одна.
— Ты не одна, прекрасная душа. Закрой глаза и представь, что я тебя обнимаю. Память о твоих родителях никто не отнимет, ни люди, ни время.
Неизвестный пользователь вклинился в нашу беседу и добавил:
— У Черного человека чёрное сердце?
— Я делаю всё, чтобы его очистить. Я слишком много терял.
Я написала:
Честная тьма всегда лучше лицемерного света.
В личку мне пришла роза и короткая фраза.
Меня ещё никто не защищал. Ты не одна.
Я спрятала галофон в тайник, пришла домой, завернулась в любимый потёртый плед, и впервые за много месяцев засыпала с улыбкой.
12.
День шестнадцатый
Утром Сюзи вместо привычной плошки каши выдала сухое печенье и жидкий чай.
— Линда, прости, — зашептала наша кухарка, — я знаю, что тебе пришлось провести целых три дня в карцере. С нами рассорились целых три поселения, староста сказал, не хватит круп и зерна, поэтому велел экономить.
Сюзи о чем-то задумалась, а потом вынула из кармана фартука мятый шоколадный батончик.
— На. И не дразнила бы ты его, что ли, девочка, тебе же не трудно сделать вид, что ты покорилась. И к Мартину какое-то время лучше не приближайся. Я понимаю, мальчонке нужна родная душа, но староста из-за этого совсем свирепеет.
В кухню заглянул Тим, лёгок на помине.
— Наелась? Смотри, какие бока отрастила. Ну ничего, сегодня я тебе придумаю работенку.
Я вышла вслед за старостой, и он повел меня в хлев. Наверное, коровники чистить, к такой работе я привычна.
Тим вынул пистолет.
— Линда, сегодня тебе надо будет убить коров. У нас не хватает корма, а лишать людей последнего зерна мы не можем. Зато мясникам подкинем работы.
Я не стала спрашивать, почему именно я. Не стала говорить, что можно было бы обойтись сеном или придумать что-то ещё. Законы поселения запрещали перечить старостам.
— И не вздумай отказаться, — прошипел староста, — иначе я убью Мартина, ты знаешь, за мной не заржавеет.
Вы когда-нибудь убивали невинных существ, которые смотрят на тебя добрыми глазами, и казалось все понимают? А выражение их ласковых морд так и говорит: Ну давай уже человек, делай быстрее.
…Когда я закончила, меня уже ждали Хэнк и Дункан, наш мясник. Хэнк, глядя на мое залитое слезами лицо, презрительно отрезал:
— Ну и чего ты разнюнилась? Подумаешь, животные, они же твари бездушные! Что с тебя взять, тупой девки. Староста велел идти работать на участок.
Весь день я мотыжила тяпкой землю, а потом руками убирала сорняки, и из моих глаз лились непрошеные дорожки слез. И Мартина я тоже сегодня не видела.
13.
Я вынула из тайника галофон и отправила сообщение Черному человеку. Я чувствовала его симпатию ко мне, в простых строчках, во всегда добрых словах. А сегодня я не выдержала и рассказала всю свою нехитрую жизнь, рассказала, как меня мучит убийство живых существ и как мне не хватает маленького друга.
— Я не виню тебя, прекрасная душа, — пришел ответ. — Совсем недавно я спас лису. Животное хромало, и пряталось за поленницей дров. Лиса не боялась, что я могу причинить ей боль, ей уже было больно. Лесные обитатели почти не приходят к людям, ты знаешь. Я перевязал ей лапу, ухаживал за ней, а потом однажды утром она ушла.
Что бы ты ни сделала, что бы ни происходило в твоей жизни, помни — я с тобой.
С вами галостудия 1, мы находимся в резиденции галактического консула Новы. На благотворительном вечере, организованном для помощи расе птицелюдей, ожидается присутствие знаменитого художника Эриха Вайсагера. Скандально известный предсказатель обещал нарушить обет молчания и поучаствовать в акции в поддержку птицелюдей. Как известно, космический корабль птицелюдей занесло в черную дыру, эти прекрасные существа — диктор томно вздохнула, — оказались отрезаны от своей планеты.
На объемных экранах галозрителей замелькали изображения потрясающе красивых мужчин, статных, сильных, могучих. Существа обладали светящейся голубоватой кожей, а еще крыльями. Птицелюдей окружали самые известные красавицы планеты.
А вот и наш затворник, который, постойте-ка, постойте-ка, собирается сделать заявление.
Вайсагер растянул галоэкран и ухмыльнулся.
На экране замелькали птицелюди, и плачущие девушки, которые, желая утешить попавших в беду ангелоподобных инопланетян, сами оказывались в трудных ситуациях. Экран показывал разорванные платья, синяки на щеках, выписки из опустошенных галактических счетов.
— Вас привлекает все наносное, — глухим голосом заговорил Эрих. — Вы даже не поняли, что птицелюди — захватчики, их шаттл прилетел разведать обстановку, поверили сладким речам и умильным выражениям лиц. Что ж, получайте за свое лицемерие и псевдоблагородство! Знайте же, — на галоэкране замелькали изображения поселений, — на Нове живут люди, чье развитие остановилось после Большой войны. Они тяжело работают, им не хватает еды, воды, хлеба и элементарных ресурсов. Они ненавидят друг друга, бьют, и даже готовы убить, потому что ненависть к близким отвлекает их от нищеты. Они умирают от болезней тогда, когда многие из вас решают впервые вступить в брачный союз. Вы продолжаете раздвигать ноги, открывать двери и счета перед захватчиками, почему бы вам не помочь своим братьям? Почему бы не сделать действительно что-то хорошее?
Объемный экран Вайсагера отключился.
— Хватит! — отрезал галактический консул.
14.
— Так называемые "люди", — громоподобный голос консула разносился по всей резиденции, — это эксперимент. Жалкие твари привыкли к кнуту и прянику. Кнут, — консул вынул из кармана комплект микрощупов и небольшой пульт, — вот эти штуки, а пряник — это их ничтожная жизнь. Раз ты их видел, — осклабился галактический правитель, — то ты знаешь, что они любят насилие, они безвольны и тупы, и только и знают, что удовлетворять самые базовые инстинкты. А за то, что ты посмел, — консул злобно взмахнул рукой, и окружающие вокруг застыли, как статуи, — нарушить мои планы по…. упрочению власти, я тебя выключу.
Правитель растянул галоэкран, на котором замелькали цифровые счета Вайсагера, его идентификационный аккаунт, в котором было все — документы, медкарта, привязка к счетам.
— Один клик, и тебя больше нет. Ха ха ха, — консул похлопал в ладоши. — Хотя, должен признаться, я тебя недооценивал. Они не поверят тебе, Вайсагер, я откатал время назад, — толпа вокруг зашумела, — до твоего выступления.
— Смотри, — Эрих подошёл к консулу и включил его галоэкран, — смотри, как твои союзники превратят Нову в свою колонию. — На галоэкране консула замелькали женщины, закутанные во множество разноцветных вуалей, облепленные многочисленным выводком крылатых малышей. Вас, мужчин, просто уничтожат, и цивилизация Новы умрет благодаря тебе. А тех, кого ты называешь жалкими тварями, они выживут. Вот теперь можешь смеяться.
Эрих Вайсагер вышел из резиденции консула, громко хлопнув дверью. За его спиной заполыхал огнем консульский виртуальный экран, а галактический правитель недоуменно качал головой, не желая верить в предсказание.
Галокар не завелся, портативный ручной галабук тоже не работал. Вайсагер шел домой и улыбался. Конечно, он не смог поехать ни воздушным, ни подземным, ни наземным транспортом.
Эрих добрался до своей резиденции поздно вечером. Нашел ржавый ключ, в вазоне, стоявшем у заднего входа, и открыл дверь. У него был готов рюкзак с минимумом вещей, картой, и старым галофоном, ещё довоенного производства. На дне рюкзака в невзрачной сумке лежали запасы родия-N, Эрих знал, что так будет, и своевременно перевел все запасы в ценный металл, на который он вполне мог бы купить небольшую планету.
Эрих поджёг дом. Консул нередко говорил, что хотел бы иметь такой райский уголок, как у Вайсагера. Эрих отправился к Ослиному лесу. Забрать девушку. Вайсагер видел, что она попала в беду.
15.
День двадцатый
Сегодня утром нас ждала минутка ненависти. Староста залепливал мне рот мерзкой клейкой лентой, и также склеивал лентой руки. А потом с мерзкой ухмылкой лепил к моей голове щупы. Я старалась вызывать в памяти родителей, мир, каким его помнила, но все, что у меня получалось, обрывочные пиксели и иногда удавалось вспомнить объятие, или голос. Ощущение папиной теплой руки на голове. Так я защищалась от ненависти.
Жители поселения били женщину. Маленькую, сухонькую, в рваной дерюге. Бил верзила Хэнк. Бил мясник Дункан, славившийся огромными кулачищами. Била добродушная Сюзи. Били все. Дети, взрослые. Я не могла долго смотреть на это избиение. Перед моими глазами стоял учёный. Мартин. Сожжённые книги. Я закрыла несчастную собой.
— Хватит! Хватит! — завопила я. — Она же совсем одна! Она беззащитна! За что вы ее бьете? Что она вам сделала?
— Линда, отойди, — попросила Сюзи.
— Тебе что, щупы бракованные достались? — съязвил Хэнк. — Объясняю для тупых: эта вот тварь — из враждебного поселения. Из-за нее у нас нет зерна, и скоро мы будем жрать друг друга!
— Не будем. — к месту судилища, крадучись, подошёл Тим. — На один лишний рот у нас точно станет меньше.
В руке у старосты была моя упаковка с таблетками. Я забыла их сегодня на столе в кухне. Я с ужасом смотрела, как мужчина смял коробку, высыпал таблетки на землю и растоптал их.
— Ты у нас, оказывается, больная, да, Линда? Знаешь, что мы делаем с такими, как ты? Тебе не место в нашем поселении, убирайся!
Ко мне подбежал Мартин, и заливаясь слезами, обнял.
— Я уйду с Линдой, отец, и ты ничего не сможешь нам сделать!
— А и проваливайте, — из ушей старосты, казалось, вот-вот повалит пар.
— Тогда и ее я тоже заберу, — я обняла дрожащую маленькую женщину, и подумала, что в тайнике у меня ещё оставались обезболивающие, которые позволят протянуть несколько дней точно.
— Мартин, не вздумай брать никакой еды! Тебя это тоже касается, Линда.
Как ни странно, на вид незнакомка отделалась только синяками. Она молча пошла за мной. Пока староста распекал Мартина, орал на него, что он никчёмный сын, мне удалось опустошить тайник. Марша, так звали нашу новую подругу, с радостью приняла обезболивающее.
Я знала, куда мы пойдем. Знала и то, что смогу помочь Мартину и Марше устроиться, и они выживут.
Поселение I скрылось за холмами и я достала галофон, надеясь воспользоваться GPS.
Черный человек не заходил в свой профиль вот уже несколько дней.
16.
Обновление от 21.03
За килограмм родия-N Вайсагер купил небольшой космический шаттл. Челнок юрко облетал объеденные коррозией здания, городские заросли, Эрих с недоумением рассматривал разруху. Как он умудрялся раньше не видеть этого? Ведь он же рисовал девушку и мальчика, он мог бы и раньше их спасти. А сейчас в его душе нарастала тревога, колким крещендо скручивая внутренности.
Вот и Ослиный лес. Вайсагер облетел темную чащобу, припарковал шаттл и накрыл челнок пологом невидимости. Мало ли.
Эрих брезгливо рассматривал покосившиеся домишки, неуклюжие ограды, неопрятные конюшни и свинарники, где копошились тихие забитые люди. К нему поспешил упитанный человечек, который — Эрих успел подметить — быстро придал лицу угодливое выражение.
— Господин, — забормотал староста, — мы же только недавно отправили вам товары. Всем ли довольны, все ли пришлось по вкусу.
— Эрих растянул экран виртбраслета. (За ценнейший родий-N можно было приобрести гаджеты, подключенные к галасети через фальшивые аккаунты).
— Линда? Что успела натворить эта девка?
— Где она?
— Господин, — Вайсагеру показалось, что из ушей старосты вот-вот пойдет пар, — эта тварь оказалась ущербной! Она скрывала про свои болячки, она не покорилась даже самому сильному воздействию щупов, даже память ей не удалось стереть!
— Где Линда?
— Я выгнал ее. — Староста благоразумно умолчал о том, что вместе с девушкой ушли Мартин и Марша. — Они пошли вон тууда, — мужчина махнул рукой в направление, противоположное тому, где припарковал свой шаттл Эрих.
Вайсагер развернулся и бегом побежал к челноку. На галофон пришло сообщение:
— Черный человек, Линда умирает.
— Кто ты?
— Мартин.
— Где вы находитесь?
— Я…не знаю. В этом городе все давно умерли.
— Не выключайся. Я попробую найти вас по GPS.
Эрих обязательно разобрался бы с мерзким старостой, но сейчас он чувствовал, что надо спешить. Ощущение беды, преследовавшее его, оправдалось.
"Линда, только не умирай, девочка."
17.
Обновление от 23.03.
День двадцать первый
Я знала, что у меня оставалось примерно десять дней. Потом я начну угасать. Марша молча шла со мной. Мартин догадался, что мы отправимся в заброшенный цветущий город, туда, откуда ушли люди, и бежал вперёд по дороге, по уже знакомому пути.
— Марша, — задала я вопрос. — Сможешь потерпеть? Нам понадобится пара дней, чтобы добраться до города.
— Как скажешь, — наша случайная спутница оказалась немногословной, хотя я видела, что ее буквально распирает любопытство. — Я могу задать тебе вопрос?
— Ты же из нашего поселения, почему тебя били? Не надо мне рассказывать про зерно.
— Я расскажу тебе как раз про зерно. Я случайно увидела, как староста продавал зерно и овощи на Нову.
— Куда?
— Я сама толком не поняла, куда, но знаю, что это не поселения. Ты знаешь, Линда, что минутки ненависти призваны нас сломать? Мы ненавидим таких же людей, как мы. Мы быстро умираем, живём впроголодь и бьём тех, кто живёт точно также. Мы не задаём вопросов, почему нам нельзя даже сомневаться в старостах. Мы просто бьём, и вымещаем на выдуманных врагах ту жизнь, в которую нас окунают старосты поселений. А старосты тем временем торгуют ресурсами, которые мы производим, и прибыль кладут в свой карман.
— Я давно это поняла. И никого не била. Марша, мы идём в заброшенный город, староста о нем не знает. Там достаточно еды, воды, одежды, вы с Мартином сможете там жить и ни о чем не волноваться.
— Мы с Мартином? А ты что, уйдешь куда-то?
— Я медленно умираю, Марша, я всю жизнь живу на таблетках. Перед отъездом в институт родители подарили мне чемоданчик таблеток, их хватило на 10 лет. А староста уничтожил последние 10 таблеток. Ты не волнуйся, мне хватит сил дойти. Береги Мартина, пожалуйста, он очень хороший и ранимый.
Марша подошла ко мне и молча обняла. Мартин впереди читал указатели и радостно восклицал, уверяя, что мы идём в верном направлении.
18.
День тридцать первый
Я никогда не думала, что умирать так больно. Мне трудно ходить, опухли ноги. Выпали волосы и пожелтела кожа. Я не могу ничего есть. Со мной постоянно сидят Марша или Мартин. Мы поселились в небольшом домике, где в подвалах нет людей.
Мартин показал Марше полный магазин, как хорошо, что мы с ним тогда все же немного выгребли. Марша мне говорила, что Мартин нашёл ещё пару таких же, полных магазинов, и что нам хватит их до конца жизни, и ещё останется. Мартин упорно не хочет верить, что я умираю. Вот и сегодня, он в очередной раз обшаривает аптеки и аптечные отделы в магазинах, пытаясь найти мои таблетки.
А Марша приходит и пытается впихнуть в меня овощной суп. Она где-то раздобыла баллоны с газом и подключила к допотопной плите. И теперь моя неожиданная подруга пытается меня накормить. Чтобы ее не обидеть, я проглатываю пару ложек. Потом Марша старается засунуть в меня порошки — обезболивающее, которое действует очень недолго. И пока оно действует, я могу говорить.
— Марша, Мартин сказал, в подвалах вы нашли людей.
— Скелеты, Линда, мы обнаружили множество скелетов. Они давно уже не люди.
— Почему? Прятались?
Боль — моя постоянная спутница, и я экономлю слова. Марша понимает меня с полуслова, и начинает рассказывать.
— Я не знаю, почему они все умерли, Линда, могу только предположить, что это было ещё до войны. Когда-то, моя бабушка, сохранила одну статью, я потом искала ее в интернете, в архивах, в библиотеках. Статью уничтожили. Там говорилось об одном филантропе, который считал, что в мире слишком много людей, и их надо уничтожить. Он говорил о недружественных странах, о разработках нового сверхзвукового оружия, которое убивает сверхзвуком, просто останавливая сердца. Ты посмотри, поселение сохранилось. Кажется, все люди просто массово куда-то ушли. Я так думаю, они стали жертвами чудовищных экспериментов.
Марша видит мое искаженное от боли лицо, и начинает гладить меня по руке.
— Поспи, Линда, я совсем тебя заболтала. Поспи. Я с тобой.
Я понимаю, что в воздухе висит несказанное "до самого конца". Я проваливаюсь в болючий сон.
Я не знаю, сколько прошло времени, открываю глаза и вижу рядом Мартина. У него мой галофон.
— Черный, — Мартин понимает, что я прошу его написать Черному человеку. Я вижу, как он нажимает значок толстой белой птицы. Потом снова проваливаюсь в тяжёлый сон.
19.
Обновление от 27.03
Вайсагер спешил, понимая, что у него осталось мало времени. Челнок облетал над городами, когда-то считавшимися достижениями цивилизации: Эрих машинально отмечал заросшие буйными деревьями небоскребы, видел остовы домов, ржавые костяки автомобилей, обломки рельс и асфальта. Наконец шаттл подлетел к нетронутому поселению. Вайсагер машинально подумал, что, должно быть, жители этого городка стали первыми жертвами звукового оружия. Возле бетонной коробки махал руками маленький человечек. Эрих приземлился и увидел мальчишку, того самого, который так часто являлся ему в видениях.
— Линда, она умирает, скорее, скорее!
Вайсагер побежал за пацаном. Мальчик привел его в спальню, где на узкой кровати лежала Линда, та самая девушка, которая не выходила у него из головы. Ее за руку держала маленькая строгая женщина. Эрих пощупал пульс и подхватил Линду на руки.
— Пойдемте со мной! — отрывисто бросил художник.
Парочка поспешила за Эрихом. Линде нужна была медкапсула. Вайсагер осторожно погрузил девушку в капсулу и задал алгоритм определения болезней — так и есть, Линде необходим новый орган, общее восстановление организма. Шею девушки украсит стальная бабочка.
Я плавала в забытье, тихий мужской голос пел древнюю колыбельную: "И я отдам тебя черному человеку, он продержит тебя целый год".
Я открыла глаза. Тонкий прозрачный экран сполз и я увидела лицо мужчины, который так часто мне снился.
— Линда? — обеспокоенно спросил мужчина. — Как ты себя чувствуешь?
Это странно, но я больше не ощущала боли. Тело радовало лёгкостью.
— Я…все хорошо. Ты Черный человек?
— Да, — хмурое лицо моего собеседника осветила улыбка.
— Без тебя я бы не выжила, и раньше, и наверное, сейчас. Ты появился тогда, когда я отчаялась. И ты так часто мне снился…
— Неспроста, наверное, — снова расплылся в улыбке мой собеседник. — Теперь все будет хорошо. Я всегда буду с тобой.
— А Мартин и Марша?
— Они уже замучили меня своими вопросами. Я совсем забыл: меня зовут Эрих, и я предлагаю тебе полететь со мной.
— Куда?
— Полетим на Новую землю, там обосновался мой друг. Эту планету только осваивают, она радует мягким климатом и фауной, схожей с растительным миром этой планеты.
— Я никуда не полечу без Марши и Мартина. Они мои друзья, они поддерживали меня все это время. Эрих, скажи… ты будешь нас бить?
— Да как ты могла такое подумать? Я скорее прибью любого, кто только осмелится причинить вам вред.
— Тогда я согласна.
Черный человек помог мне вылезти из капсулы, я сделала несколько неуверенных шагов, и на меня налетели Мартин и Марша.
— Линда, Линда! — загомонили мои друзья, — Ты жива! Здорова! Линда!
— Марша. Мартин. Черный человек предлагает нам полететь на новую планету, говорит, там очень хороший климат. Вы согласны полететь со мной?
— Ну если нас никто не будет ненавидеть, то я готова хоть в черной дыре поселиться, — согласилась на авантюру Марша.
— Мартин… ты уверен, что хочешь бросить отца?
— Линда, отец часто говорил мне, что я его самое большое разочарование в жизни. Он хотел сделать из меня такого же, как он сам, жёсткого, злого. А я не могу, да и не вернусь уже. Так что и я полечу с вами туда, куда захочешь.
Я обняла своих друзей, и на нас смотрел с улыбкой Черный человек. Я ответила ему той же улыбкой. Я теперь знала, что все у нас будет хорошо, и мы со всем справимся.
Февраль — март 2022