- Около одиннадцати. И в такую-то пору юноши и девушки идут домой по три, по четыре мили полями! Вы можете поощрять подобные прогулки. Я - нет.
- При всем моем уважении к вам, отец мой, я не вполне понимаю, что изменится, если председателем нашего комитета станет священник. По правде говоря, я не понимаю, как спевки могут повлиять на нравственность молодежи нашего прихода - разве что улучшить ее, дав им какое-то занятие в свободные вечера.
- А также дав им возможность встречаться, не возбуждая толков.
- А разве им нельзя встречаться?
- Можно, если за ними будет надлежащий присмотр. И о том судить не вам, Перселл, а мне.
Перселл понял, что пора хоть в чем-то пойти на уступки. Слишком много сил сплотилось против него. Он не понимал, чем навлек на себя их гнев, но спиной чувствовал, как против него исподтишка строят мелкотравчатые козни.
- Если вы скажете, к каким мерам предосторожности нам следует прибегать, отец мой, - сказал он, - мы с радостью последуем вашему совету.
Отец Финнеган принял капитуляцию как должное. Он все обдумает и даст Перселлу знать. Всем своим видом отец Финнеган показывал: он настолько уверен в своих силах, что может проявить терпимость. Вскоре Перселлу пришлось вновь столкнуться с отцами города в связи с тем, что на центральной площади намеревались возвести памятник повстанцам 1798 года {Восстание против английского господства в августе - сентябре 1798 года.}. Какое отношение имел Балликонлан к восстанию, Перселлу было не вполне ясно. Однако ни у кого из собравшихся этот факт сомнения не вызвал. В председательском кресле восседал отец Финнеган. Мерфи в своей речи напомнил, что многие сыновья и дочери Балликонлана пали в героической борьбе и поэтому мы не можем забыть о крови, пролитой нашими мучениками; об этом вопиет каждый зеленый луг, каждый булыжный проулок. Не было поколения, в котором патриоты не вставали бы на борьбу за свободу родины, и не приведи господь нам дожить до того злосчастного дня, когда Ирландия забудет своих героев. Мерфи, и сам общепризнанный патриот, говорил горячо и убежденно. Разработкой проекта, разумеется, будет руководить Гэльская лига, зато почетная обязанность собирать пожертвования открыта каждому. Перселлу поручили музыкальную программу в приходском клубе, гвоздем которой должен быть его хор. После собрания Мерфи неожиданно предложил. Перселлу подвезти его.
- Благодарю вас, но мне хочется пройтись, - вежливо отказался Перселл.
- Я хотел: бы переговорить с вами о хоре, - сказал Мерфи. - Вы разумеется, можете рассчитывать на мою помощь. Не хочу хвастаться, но я человек влиятельный. В деловых вопросах я дока, чего не могу сказать о музыке. Жизнь прожил нелегкую, не до того было...
Перселл понял, на что тот намекает, и улыбнулся.
- Очень любезно с вашей стороны, - сказал он. - Но, по-моему, мы обойдемся своими силами.
- Ум хорошо, Перселл, а два лучше, - сказал Мерфи. - С музыкой вы управитесь, а делами кто заниматься будет?
- Комитет... по своему разумению. И лучше тут ничего не придумаешь.
- Дело есть дело. Зря вы отказались от моей помощи - прокидаетесь. Кстати, мне давно хотелось поговорить с вами. Ваш хор мог бы и мне кое в чем помочь - и мы были бы квиты. В Балликонлане ни одно дело без меня не обходится.
Перселл понял, что Мерфи следует ответить самым что ни на есть решительным отказом - иначе от него не отвязаться. Он собрался с духом - он знал, что обретает в лице Мерфи врага, и врага могущественного. Ему было ясно, что в их отношениях наступает решающий момент.
- Вы принимаете близко к сердцу общественные интересы, мистер Мерфи, сказал он, - и я ценю ваше участие. Но по профессии я учитель, и из своего, пусть скромного, опыта знаю, что есть только один способ помочь нашему народу - дать ему развиваться, как он хочет. Наши люди должны научиться действовать на свой страх и риск.
- Значит, вы не позволите вмешиваться в свои дела, так прикажете вас понимать?
- Да нет же. Просто я хочу поставить опыт, который не встретит особого одобрения, а именно помочь им добиться чего-то своими силами.
III
Стоя на стремянке, Перселл тянул руку к форточке, чтобы проветрить класс, когда услышал позвякивание чайных чашек, и поглядел вниз. Чаепития после спевок стали, одним из первых новшеств, введенных комитетскими дамами. Они придали их сборищам характер респектабельный, но не чересчур, а в самую меру - так, чтобы не - гпугнуть, а, наоборот, привлечь желающих. Салли Магуайр собирала ноты и складывала их стопкой на его столе; у пианино сгрудилась кучка парней, один из них пробовал подобрать популярную песенку; густой сигаретный дым, постепенно редея, поднимался кверху и клубился вокруг голых лампочек. В дальнем углу уютно бормотал кипятильник, от него шло тепло. Встречи хорового кружка - эти чашки с чаем, печенье, передававшиеся из рук в руки, немудрящие шутки, а порой и шумная возня - стали особенно дороги Перселлу с тех пор, как на их непринужденный характер стали посягать. Отец Финнеган смекнул, откуда дует ветер, и обвинил их в излишней вольности нравов; Мерфи узрел в их кружке вновь народившееся общественное объединение и пожелал прибрать его к рукам, потому что любое общественное объединение можно использовать в политических целях. Гэльская лига, когда ей не удалось убедить их, что музыка немыслима без волынок и национальных костюмов, вознамерилась придушить их кружок. Над ними разом грозно нависли и епископский посох, и клюшка. Перселл распахнул окно, холодный, несущий с собой запахи осени воздух напомнил о притихших скошенных полях и извилистых стежках, где листва, нежданно ворохнувшись, тревожит темноту. Тут он спохватился - ведь сегодня ему не только предстоит оповестить кружковцев, какую оперу выбрал по его совету комитет для постановки, но еще и провести предложение отца Финнегана, поставившего условие, чтобы их встречи не вызывали никаких нареканий по части нравственности. Темные поля, от которых исходил тучный запах только что собранных хлебов, таили в себе опасность. Теперь молодежь обяжут после репетиций расходиться домой не парочками, а гурьбой. Спустившись со стремянки, Перселл понял, что даже объявить о подобном решении и то будет до крайности неловко. Он вышел на середину класса и похлопал в ладоши. Он никак не хотел походить на учителя, но школьные замашки нет-нет да выдавали его. Наступила тишина. Перселл откашлялся.
- Прежде чем мы продолжим нашу репетицию, я хочу вам кое-что сказать. Как вам известно, нас просили оказать помощь в сборе средств на памятник повстанцам девяносто восьмого года, и ваш комитет согласился к концу ноября дать в ратуше спектакль. Мы решили поставить "Пиратов Пензанса" {Оперетта английского композитора Артура С. Салливена (1842-1900) по либретто У. Гилберта. Написанная в 1879 году, оперетта до сих пор не сходит со сцены.}, оперетту с чарующей музыкой, уже одни репетиции которой, я уверен, доставят нам огромное наслаждение. Подробности мы уточним позже, но я должен вас заранее предупредить, что постановка эта труднее всего, что мы до сих пор предпринимали. Она потребует и более частых и более длительных репетиций. В связи с этим я перейду к письму, полученному мной от отца Финнегана, которое сейчас прочту.
Кончив читать письмо, Перселл подошел к Суини, председателю комитета, и тот заверил его, что хор будет придерживаться предложенного распорядка. Ни одна из девушек не пойдет домой в сопровождении лица противоположного пола, Послышались смешки. Перселл понял, что такое явное недоверие еще больше сблизило молодежь. Его посетило предчувствие, что предписание отца Финнегана не будет соблюдаться. Предписание это осложняло и его жизнь. Оно мешало его прогулкам с Салли Магуайр, которыми он, не задумываясь, что тому причиной, стал очень дорожить. Ему пришлось попросить Суини хотя бы часть пути сопровождать их.
- Что, я тебе в компаньонки нанялся? - спросил Суини.
- Я не могу подавать дурной пример.
- Бога ради, парень, ты-то хоть ума не теряй.
- Да я не теряю. Но чуть что - едва не половина Балликонлана кинется со всех ног докладывать отцу Финнегану, что учитель не считается с его указаниями.
- Ты же взрослый человек и сам за себя отвечаешь.
- Пусть со мной обращаются как с мальчишкой, ради нашего хора я и на это согласен.
Так Суини, к явной досаде Салли, стал ходить с ними домой.
Как-то вечером месяц спустя Перселл, пав духом, сказал Сулни:
- С пением у нас полный порядок, а вот о деньгах этого не скажешь. Прокат костюмов обойдется недешево, да и за право постановки с нас сорвут немало. Может, нам стоило бы заручиться поддержкой Мерфи?
- Ну нет, - сказал Суини, - от этой шайки чем дальше, тем лучше.
- Что же нам делать?
- Мы заплатим за свои костюмы сами, а для тех, кому это не по карману, соберем деньги в складчину.
- Это еще не все, - сказал Перселл. - Я получил письмо от Гэльской лиги.
- От Лейси?
- Подписал-то его Лейси, но я думаю, что за ним стоит Мерфи. Негоже, мол, нам ставить "Пиратов" - чужеземная музыка губительна для нашей культуры, культуры наших предков.
- Опять же семь веков гнета.
- Вот-вот. Но как ни говори, а на письмо отвечать придется. Что же такого мне им написать?
- Пошли их подальше.
- Я только тем и занимаюсь, и мне это уже опостылело. Опостылело обходиться во всем своими силами. Пора бы, кажется, мне и помочь.
- Поставь вопрос перед комитетом, и тогда мы сами пошлем Лейси куда подальше. В конце концов спектакль почти готов и сейчас не время что-то корежить и менять. Они небось хотят навязать нам все те же ирландские мелодии.
- Они говорят, что ирландские мелодии куда больше подходят для концерта памяти повстанцев девяносто восьмого года.
- Мне известно, что им надобно, - раскипятился Суини. - Сборная солянка без цвета, вкуса и запаха. Я их знаю как облупленных.
Комитет согласился с Перселлом. Не говоря уж о естественном желании "еподдаться давлению и недовольстве вечными покушениями на их свободу, они действительно увлеклись музыкой. Вдобавок и радужная перспектива - огни рампы, красочные костюмы, дни, заполненные до отказа захватывающе интересными делами, - тоже весьма укрепляла их решимость. Поэтому они ответили Лиге, что спектакль почти готов и на этой стадии просто нецелесообразно что-либо менять.
Как-то вечером, когда они возвращались домой после репетиции, Перселл сказал Салли Магуайр:
- У Суини какое-то дело в городе. Так что мне придется провожать вас в одиночку.
- Что мне теперь - плакать прикажете? Перселла удивил ее тон.