оставшуюся жизнь чувствовать, как грех разъедает тебя изнутри.
Страшно умирать. Но не самой смерти я боюсь, а ответственности за пролитую кровушку.
Никто кроме меня и Него, – он показал глазами в потолок, – не знает сколько её. И ничего, ничего
уже не вернёшь!
*
*
*
Коленька проснулся от беспокойства. Он озяб, некоторое время спав раскрытым. Бабушка
куда-то отошла. Он поискал под кроватью горшок, но не нашёл. Решив, что нужно искать
бабушку, которая всё знает, вышел через сени на крыльцо. Скрип старых половиц совсем разбудил
его.
В предрассветном тумане слышалось мычание коров, выгоняемых на пастбища, голос
деревенского пастуха, перекликавшегося с хозяйками. Голосили петухи. Бабушки нигде не было.
Коленька вернулся в сени и заглянул в приоткрытую дверь, ведущую через чулан в погреб.
Одинокая лампа слабо освещала пространство подпола. Прохладный воздух был насыщен запахом
влажной земли и крапивы. Досчатая лестница в четыре ступеньки, делала небольшой спуск. На
земляном полу, устланном крапивой, лежало множество больших белых птиц, из сказки “Гуси –
лебеди”.
“Почему они лежат? Может они так спят? .. – Могущественные сказочные птицы, спасшие Иванушку от страшной Бабы–Яги, лежали в безжизненной позе. Опущенные крылья, одинаково свёрнутые длинные шеи, заканчивающиеся головой с массивным оранжевым клювом, повисшие чёрные перепончатые лапы, – их неестественное положение опровергало его
предположение. – Но что же тогда?” – Он разглядывал мёртвых птиц, стараясь понять: что же
здесь происходит? Безгранично доверчивая, чистая детская душа не могла найти объяснения. Ему
стало страшно...
И тут он заметил в противоположном углу погреба, спиной к нему на маленькой скамеечке
сидела бабушка и обдирала перья с белой птицы.
Он хотел расспросить бабушку, что она делает, ведь это, наверное, больно птице. От
жуткого зрелища его зазнобило.
– Ба!.. Ба-буш-ка! – позвал он, сделав неосмотрительный шаг вперёд с лестничного уступа.
Голова закружилась...
Она услышала его голос, обернулась и увидела, что он хочет двинуться вперёд, туда, где
пустота. Пожилая женщина не успела его подхватить, ребёнок сорвался с лестницы.
Долгое время Коленька находился в районной больнице с сотрясением мозга. Два месяца
ничего не говорил. Врачи обещали, что всё восстановится. Однако сознание оказалось гуманнее
врачей. Оберегая психику ребёнка, оно спрятало страшную картину “гуси–лебеди” – как символ
смерти, в самый дальний уголок подземелья памяти. Но страх смерти, страх сгинуть, обратиться в
пыль, кануть в небытие, навсегда исчезнуть из этого мира, поселился в памяти и, внешне никак не
проявляясь, стал влиять на его жизненные решения, изредка всплывая на поверхность сознания.
Г л а в а 2. К О Р О В А
Однажды, в раннем детстве, когда радость от окружающего мира начинает уступать место
рассудочности, просыпается интерес к проявлениям жизни и её законам, Коленька задал первый
не детский вопрос.
Как-то сидя за семейным столом, при виде блюда с румяной котлетой в окружении
овощного гарнира, он почувствовал отвратительное, муторное ощущение. Какое-то неприятное
чувство вызвал у него вид еды. Неуловимая тень, шевельнувшаяся под ложечкой, казалась ему
уже знакомой. Подперев голову кулачком, скользя пустым взглядом по тарелке, он, стараясь найти
причину появления противной тошноты, пытался припомнить, где мог видеть нечто подобное.
– Котлета, это кто? – спросил он, вопросительно глядя на мать.
– Это,… она из мяса... – неуверенно ответила она, поторопившись отвести глаза. Её изумил
не по возрасту серьёзный вопрос.
Он заметил это торопливое движение – “от него хотят что-то скрыть”. Потянувшись к