Выход из тоннеля произошел неожиданно, раздался легкий хлопок — будто лопнул воздушный шарик — и компания оказалась на пологом, поросшем травой, склоне холма. Я огляделся: позади нас чернела кротовья нора. Но раздался еще один хлопок, и она исчезла, и веселая изумрудная трава, появившаяся на этом месте, оказалась непримятой.
Небо было потрясающе фиолетово-синим, заря (интересно, это восход, или закат?) — карминно-бордовой, трава — фломастерно-зеленой. С противоположной заре стороны, над рыжим, более светлым пояском над горизонтом, висели колючие звезды. Горизонт же со всех сторон был вдали утыкан конусообразными холмами, напоминающими формами и размерами земные терриконы. Сходство еще более увеличилось поднимающимися над вершинами некоторых из них легкими дымка́ми.
— Сейчас утро, или вечер?
— Для кого как. Здесь всегда утро, или всегда вечер — смотря, как смотреть. Белиал здесь не появляется. Во всяком случае, я такого не припомню. Он очень любит жару, палящий зной.
— Что это за терриконы?
— Терри… Как?
— Терриконы. На Земле такие получаются из пустой породы, извлеченной из недр при добыче полезных ископаемых. Вон, и дымки́ над некоторыми из них.
— Дымки — значит, там колдуют. Это не дым и не пар, это очень плотное энергетическое облако. А что значит полезные ископаемые?
— Ну, уголь, железо, медь, алюминий…
— Они у вас в земле, что ли? Зачем вы их туда засунули? Спрятали? Когда и от кого?
— Они зародились в земле сами. Металлы и минералы — от вулканов, уголь — от деревьев…
— У нас таким сказкам даже дети не верят, они сызмальства знают, что земля нужна только для того, чтобы по ней ходить. А в этих, как ты назвал, ископаемых, даже если они в ней есть, никому нет никакой надобности.
— А самоцветы в стенах тоннеля?
— Они вмонтированы туда для освещения и красоты.
Из чего же вы тогда делаете все предметы — одежду, обувь, украшения, посуду — все-все?
— Не из чего, просто создаем, чем статус демона выше, тем более тонкий и сложный предмет он может создать. Малыши создают камни, чтобы швырять ими друг в друга; те, кто постарше могут соорудить себе какие-нибудь штаны или простеньких кукол. Тинэйджеры умеют создавать причудливую одежду и дешевые ювелирные поделки, чтобы форсить перед друзьями, и так далее. Совершеннолетние, в зависимости от происхождения, выбирают направление своего профессионального пути и двигаются по нему в течение всей жизни.
— Что значит «в зависимости от происхождения»?
— В зависимости от того, какому колену принадлежит тот или иной молодой интерн. Существует двенадцать колен — по шести в верхней части, Лельрам и нижней, Дальрам … Но это вам знать необязательно.
— Чем занимаются обитатели нижних миров?
— Как все — едят, пьют, совершенствуются в магии, делают свои миры еще лучше. Благодаря хлопотам и попечительству Белиала, жить в нижних мирах гораздо комфортнее, чем в любых других. Здесь самая чистая энергетика, самый строгий порядок, самая совершенная социальная структура и самая надежная оборонительная система. Лельрам, могут жить среди людей, мало от них отличаясь. Люди считают их идеальными — по внешнему виду, здоровью и талантам. Нижние — Дальрам — в средние миры выходят редко, с точки зрения людей более эфемерны, увлекаются атрибутикой. В средние века они лепили себе крылья летучих мышей и хищных птиц, рога, хвосты и прочую фигню, оборачивались драконами и сфинксами. Сейчас они предпочитают крылья от самолетов первой половины двадцатого века с двигателями подмышками, прикидываются летающими тарелками и радиосигналами инопланетян, создают пролетающие неожиданно близко к земле астероиды, или подправляют орбиты уже существующих, портят всякие луноходы и марсоходы.
— Одно не могу понять, — вдруг произнес Афиноген, — чем нижний мир отличается от среднего, от нашего? Кстати, и от верхнего тоже. Наверху, как нас учат, присутствует сплошная благодать, львы едят траву, все улыбаются и нюхают цветы, говорят друг другу: «Спасибо» и «Пожалуйста»… Земных утех не дают; кушать, пить и совокупляться нельзя, попрыгать с обрыва «солдатиком» — тоже…
— Души павших скандинавских героев в Вальхалле только этим и занимаются. Но для этого надо исповедовать скандинавскую веру, — вставил реплику Гагтунгр.
— Короче, тоска зеленая, — продолжил Афиноген, — Смотрю, у вас все красиво, но также однообразно. Или нет?..
Беседу прервали визгливые женские крики, временами заглушаемые звериным рыком.
— Женщина в опасности! — воскликнул Афиноген и взял посох наизготовку. Но Гагтунгр сделал жест, каким ГАИшники, останавливают лихачей, и покачал головой: мол, не стоит. Из-за ближнего бугра выскочил, похожий на дикого кабана, демон и зигзагами, качаясь, побежал вприпрыжку вверх по склону. За ним, задрав подол, помчалась, исторгая из ноздрей пламя, разъяренная демоница со скалкой в руке. До нас донеслись ее истерические вопли: «Скотина!!! Опять надрался!!! Но я найду на тебя управу, я закодирую тебя молитвой Соломона!!!». При словах «молитва Соломона» демон замер, покачиваясь, и через секунду рухнул, как подкошенный, а трава вокруг почернела. Но демоница, вместо возгласа торжества, издала вопль отчаяния, упала рядом и стала, хватаясь за голову, причитать.
— Как видите, — Гагтунгр вздохнул, — никем не писанные законы не обманешь. Что внизу, то и наверху. И наоборот. Мы различаемся только законами природы, физиологией и укладами жизни. Что внизу… Эх!
— У вас тоже пьют спиртное?
— А чему ты удивляешься? Еще как пьют! Только запивают не томатным соком, а кровью. А если попытаться смешать кровь со спиртом, она тут же сворачивается, и получается кровяная колбаса. Кстати, это наше изобретение. И «кровавая Мери» тоже.
— Что такое молитва Соломона?
— Это набор магических фраз из «Лемегетона», одного из наиболее известных гримуаров середины семнадцатого века.
— Мужик лежит, не шевелясь. Она его убила?
— Нет! — Гагтунгр заулыбался, — он просто заснул. А почерневшая трава… У него не хватило энергии, упала температура и заморозила окружающее пространство. Завтра все и всё будут в норме.
— Чем ваше социальное устройство отличается от нашего?
— У нас нет таких понятий, как страна или город. У каждого жителя есть свой бесконечный мир, в котором он сам себе хозяин. Он входит в мир семьи, тот, в свою очередь, в мир, общий для всех родственников, а родственный, в свою очередь, в коллективный. Но и это еще не то, что ты видишь глазами. Бесконечное количество коллективных миров входит в мир внешний. У каждого жителя есть возможность создать общий мир с другими, исходя из общности интересов, или иных соображений. Такая разветвленная структура бытия у нас называется архипелагом.
— А тот, ну, который упал?
— Видимо, он проводил время с друзьями в общем для них мире, потом вернулся в мир семейный, но здесь его не поняли, он выскочил в внешний мир, где и уснул. Все весьма тривиально.
— Честно говоря, мы малость устали… Не пора ли отдохнуть? Веди нас, новый знакомый, в какую-нибудь таверну, или постоялый двор.
— У нас так не принято. Могу помочь вам создать свой мир и в нем расположиться. Например, где вы хотите остановиться: лес, море, горы, дно морское, подземелье, шумный город…
Мы все в один голос: «Только не шумный город!».
— Природа, напоминающая земную? Например, тропические леса, каменистые пустыни, таежные чащи, берега лазурного залива? А может, экзотика: бордовое небо, огнедышащие вулканы, озера расплавленной лавы, удушающий запах серы…
Мы все в один голос: «Только не вулканы и сера!».
— Тогда представьте каждый себе милое его сердцу местечко… А теперь: раз, два, три!
И мы оказались недалеко от моря в умеренных широтах. Красное Солнце медленно опускалась в пучину вод, на берегу отдыхали рыбачьи лодочки и сушились сети, вокруг них бродили ленивые чайки. Из стоящей рядом харчевни проворно выбежала улыбающаяся круглолицая розовощекая хозяйка и жестом пригласила зайти в дом, откуда слышались веселые хмельные голоса. Мы переглянулись и переступили порог. Я заметил: Гагтунгра с нами не было, а бесплотные сделались невидимыми. Хозяйка со странным именем Тильда, вышитым на нагрудном кармашке легкомысленного передничка, профессионально улыбалась и приговаривала: «Заходите, заходите, гости дорогие! Все приготовлено в лучшем виде, не извольте беспокоиться. У вас будут лучшие комнаты и вкусный ужин. Все уже оплачено наперед!».
В зале было дымно, пахло рыбой, брагой, сапогами и водорослями. На дальнем столе стоял большущий, но мелкий аквариум, в котором два громадных уставших краба, сцепившись клешнями, чего-то ожидали. Обступившие стол болельщики всячески их подзадоривали, ведь по окончании поединка побежденный будет сварен и съеден хозяином победителя, да и его гостям, скорее всего, что-нибудь, да перепадет. Мы сели неподалеку, и тотчас через зал к нам быстрыми шагами устремилась хозяйка с пивными кружками.
— Попробуйте наш эль! — издалека начала она. — Его любил вкушать сам господин Гагтунгр, когда останавливался у нас проездом! — И, подойдя ближе, добавила громким шепотом: «А если вам нужны девочки, то я вмиг устрою!».
— Девочки?
— Ну да. Любые. Хотите — человеческие, хотите — демонические.
— А человеческие-то откуда в нижнем мире?
— Из среднего, вестимо. Аккурат сюда проваливаются. Их два вида: первые — это те, которые занимались любовным промыслом и на Земле. Вторые — наоборот.
— То есть?
— Женщины, не исполнявшие женские обязанности — не выходившие замуж, не рожавшие детей, или их не воспитывавшие, не готовившие еду и не ублажавшие уставших мужей. Мужеподобные женщины — доктора наук, всякие там физики, математики и политические лидеры. Здесь им придется откувыркаться по полной, и в этом заключается вселенская справедливость. Ну что, будете девочек заказывать?
— Не сегодня. Мы очень утомились с дороги…
— Не стесняйтесь, это совсем недорого! Или вы справляетесь одной левой?
— Не надо нас обижать!
— Ишь, не надо… С виду такие приличные!
— Мы действительно очень устали. Лучше, налейте еще эля!
Тильда уже безо всякого почтения хлопнула на стол еще две кружки и побежала на шум, доносившийся от стола с крабами. Мы вытянули шеи, но ничего не увидели: аквариум был окружен плотным кольцом болельщиков. Пришлось, кряхтя, встать и подойти.
Глянув на поле боя, я сразу понял, что схватка перешла в финальную стадию. Краб чуть больших размеров опрокинул на спину своего противника и, прижимая его своим весом, удерживая одной клешней и орудуя второй, как консервным ножом, начал постепенно вскрывать его панцирь, из-под которого появились струйки синей жидкости. Я недоуменно глянул на Афиногена.
— У крабов, как и у осьминогов и некоторых других морских обитателей, кровь синяя, — пояснил тот.
— Я не об этом. Неужели они такие сообразительные?
Между тем, события приняли неожиданный поворот. Меньший, лежащий на спине краб, изловчился, поймал клешней один из усов врага, поднатужился — и отхватил его, будто кусачками-бокорезами. Казалось бы, потеря была небольшая, но нападающий на секунду опешил и ослабил хватку. Этим воспользовался меньший, и следующим движением он с такой же ловкостью перекусил сопернику стебелек с глазом. Тот втянул второй глаз и дал задний ход. Трудно было сказать, на что он рассчитывал — скорее всего, ни на что. Но воспрянувший духом, малыш рванул вперед и, оставляя за собой синюю муть, фехтовальным приемом глубоко поразил соперника в грудь. Тот несколько раз дернулся и затих. А победитель повернулся к нам, и — о боги! — клянусь: он нам подмигнул. И тут я непостижимым образом узнал в нем нашего нового знакомого. Это был Гагтунгр!