— Где мы?
Витослав улыбнулся.
— Это место создал ты, это Парус на Терре, и в то же время, это — бесконечное множество подобных мест. Ты соорудил некую матрешку, и сейчас оказался внутри нее. При желании здесь тоже можно создать мир и поселить в нем спору Паруса, а в ней — следующий мир… и так сколько угодно раз. Вселенная бесконечна.
— То есть, Парус на Гее — главный, содержащий в себе остальное бытие?
— И да, и нет. Из него тоже можно выйти и оказаться в предыдущем Парусе, о котором ты и не подозревал. И так тоже много раз. Матрешка из любой точки продолжается в обе стороны… Ты ведь сказки читал?
— Причем тут сказки?
— Ну, как же… игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце…
— А на конце иглы — смерть. Значит, конец все же существует?
— Конец иглы, он же игольное ушко — всего лишь символ потери материальности, и для обладающих физическим телом — это, действительно, предел, но, без особой необходимости нам соваться туда и не стоит. А яйцо — не простое, оно золотое. Это Солнце, это пасхальные крашенка и писанка, это — шар-яблоко в основании креста на луковице любого православного храма, это яйцо Брахмы и еще много чего. Вот, он знает, — Володя кивнул в сторону приближающегося к нам Афиногена. — И еще вот он, если не знает наверняка, то догадывается, — кивок в сторону ошалело крутящего головой во все стороны Сихаэля.
— Твои бесплотные тоже здесь. На этом кончается их бестелесное существование, и по возвращении они обретут плоть.
— Хозяин, мы тебе бесконечно благодарны! Станешь нашим другом, когда вернемся? — прочувствованно произнес Анчутка за всех.
— А вот и все наши, — Витослав, повернувшись, описал рукой в воздухе широкую полудугу. — Знакомься лично: Ядринец, он же Ян Станиславович Ковалевский, он же, по совместительству, повелитель стихий верхнего мира и бог нашей общины!
Ян пожал мне руку, и они с Афиногеном обнялись.
— Мы знали, что вы придете, — проговорил он, глядя через Афиногеново плечо.
— Откуда? Кто вам сказал? Лад? Ну, этот, с голым торсом, как Игги Поп — тот, который привел вас сюда?
Ядринец промолчал и только пожал плечами.
— Это Дончо, по образованию математик, — Володя-Витослав обнял за плечи смуглого улыбающегося парня.
— По образованию и по профессии! — Уточнил Дончо. — Когда-то я считал, что математика может описать все на свете.
— А сейчас?
— Сейчас просто уверен в этом. Мы со Слободаном, физиком когда-нибудь создадим универсальную теорию всего!
— Без меня не обойдетесь! — к нашей группе, руки за спину, с ехидным видом примкнул еще один участник. — Я Певень, химик и социолог. А еще я — движущая сила всяческих начинаний, я тот, кто не дает своим коллегам обрастать мхом. В нашей академии наук есть еще биолог… Кстати, где он?.. Тихомир!.. Опять где-то бабочек ловит…
— Ваши боги с вами?
— Не совсем… Происходящее давно вышло за рамки их компетенции, и по поводу пантеона надо что-то решать…
Витослав осекся и замолчал.
— Разве так бывает? Что собственно произошло?
— Над человечеством начала постепенно нависать тройная угроза: оно рискует сгореть в пепле ядерной войны, погибнуть от голода и жажды вследствие глобального потепления, или пасть жертвой последствий информационного прорыва. Чтобы это предотвратить, нужно глобально изменить коллективную мораль, но на это не способны ни современная наука, ни религия. То есть, наука пока не может (он сделал ударение на слове «пока́»), религия — уже не может (ударение на слове «уже́»).
— С этого места, пожалуйста, поподробнее. Почему нужно менять мораль?
— Названные мной проблемы настолько велики, что совладать с ними можно, только сплотив все народы.
— Так уж все?
— Во всяком случае, те, от которых зависят мировая политика и мировая экономика. Ибо каждое государство в первую очередь намерено блюсти только собственные, национальные интересы.
— Насчет ядерной угрозы, я думаю, все не так плохо. Человечество уже не понаслышке знакомо с последствиями атомных бомбардировок.
— Ты имеешь в виду Японию, сорок пятый год? Но неумолимое время постепенно стирает остроту впечатлений, и кое у кого уже начинают появляться идеи, что если начать первым… При этом не обязательно применять именно ядерное оружие, сгодятся любые средства массового поражения — химические, биологические, какие-нибудь другие, доселе неизвестные. Во многих странах вовсю работают секретные лаборатории. Поэтому у нас есть два пути — создание альтернативного общества и массовая пропаганда новых отношений — то, чем мы занимались доселе, либо открытый силовой конфликт с темными.
— Кто решает?
— Никто. Одно не исключает другое.
— То есть, впереди магические баталии, сражения и дуэли?
— Своего рода. Дело в том, что просто победить темных невозможно — все равно, как если бы северный полюс магнита взял верх над южным. Это означало бы исчезновение самого́ магнита. Естественно, темные тоже не в состоянии победить светлых, но уничтожить мир — запросто! Нас устраивает только вечная ничья, бесконечный бой, поражение, как и победа, означает проигрыш. Некоторые древние славянские духовидцы разных эпох и разных вер это прекрасно понимали, а один из них, иконописец Андрей Рублев, расписывая в пятнадцатом веке Успенский собор во Владимире, создал фреску «Борьба Иакова с ангелом». На ней ангел, имитируя поединок, на самом деле поддерживает всерьез борющегося Иакова. Смекаешь?
— То есть, мы в роли ангелов? Ничего не скажешь, скромненько…
— Таковы не нами выдуманные обстоятельства: Парус из всех возможных кандидатов выбрал нашу общину, подверг нас испытаниям и заставил расти над собой…
Неожиданно нашу беседу прервал странный звук, напоминающий громкий удар по футбольному мячу — «плуп!», и рядом с нами образовалась глубокая яма диаметром не менее трех метров. От неожиданности я вздрогнул и присел, а Володя прикрыл ладонью глаза.
— Что это?
— Обстрел. Давай немного отойдем.
— Кто это стреляет?
— Темные, кто же еще?
Я подошел к краю и заглянул вниз: глубина оказалась немаленькой — метров десять, не меньше. Еще один «плуп!», и невдалеке разверзлась еще одна впадина. Потом невидимые футболисты пошли в атаку, используя дриблинг. Хлопки участились, но стали не такими громкими, ямы стали меньше, и не каждый «плуп!» рождал новое углубление. Я не выдержал.
— Почему мы ничего не предпринимаем?
— Например?
— Ну… Я не знаю. Почему мы не стреляем в ответ?
— Пожалуйста, стреляй.
Я открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но у меня в руках появился заряженный блочный арбалет, и я, повинуясь какому-то порыву, тут же нажал курок. Тетива бзденькнула, и стрела рванулась ввысь.
— Полегчало?
— Я куда-то попал?
— А куда ты целился?
— Никуда.
— Вот тебе и ответ.
— Что здесь происходит? Что это за место?
— Ты уже спрашивал, а я уже отвечал. Если тот ответ тебя не устроил, вот тебе другой: это бардо. Здесь исчезают различия между материей и духом, здесь все материально и нематериально одновременно, здесь любое намерение становится действием, здесь любое отношение к объекту или субъекту изменяет их внешний вид. Здесь духовный язык и язык физического мира — одно.
— Как это?
— «Ты пришел в лес», и «ты пришел к выводу». В обоих случаях здесь употребляется слово «пришел», но в обычном мире им обозначаются разные действия. А здесь — одно и то же. Ты только что в этом убедился, когда стрелял… Не понял? Ничего, привыкнешь! Или такие примеры: В словах «сокровенное», «откровение» и «кровь» один и тот же корень… Или «искусство», «искусственный» и «искушение»…
— «Кусок» и «Укусить»!
— Браво! Здесь все, что на первый взгляд кажется странным, при ближайшем рассмотрении приобретает глубочайший смысл.
— То есть, если я захочу взять то, что, по моему мнению, мне справедливо причитается, то здесь я это откушу?
— Почувствовав соблазн — искушение и применив искусство — способность умело, искусно подделывать реальность.
— А что значит «стрелять»?
— Просто стрелять, пронзать. Сравни: «стрела», «острие»… Только что в нас не стреляли, нас бомбили: «Бом, бом, бом!».
— Удивительно и странно, но логично и символично! Чем нас бомбили? Взрывов, как таковых, не было.
— Камнями. Твердыми, неизменными установками, ни из чего не вытекающими утверждениями, принципами. С тобой бывало, что ты, исчерпав все логические аргументы, переходил к более простым и доходчивым, типа: «сам такой!»?
— Неоднократно.
— Это, как раз, такой же случай. Кстати, откровенные бомбежки для темных не типичны, и они прибегают к такому методу редко, тем более, что он не наносит никакого ущерба.
— Чего они добиваются?
— Разобщения. Тебе знаком лозунг: «Разделяй и властвуй»?
— Конечно.
— Его придумали темные. Разделять легче, чем объединять. Если раньше они внедряли в коллективные сознания расовые, или имущественные различия, то теперь взялись за более тонкие слои — культуру и традиции, особенно в вопросах эмиграции…
— Ой! Мои джинсы, футболка… Что с ними, куда они делись?
— В бардо одежда — это то, что призвано скрывать твою настоящую суть. Евангелист Матфей как-то упомянул слова Иисуса: «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду».
— То есть, не сопротивляться стремящемуся помочь мне познать мою истинную суть… С этим надо переспать!
— И не один раз.
— Скажи, вы нашли счастье?
— Мы обрели покой и умиротворение.
— Ага, особенно когда вас бомбят!
— Для душ, которые проходят очищение, это не помеха.
— Как долго будет длиться это очищение?
— Спроси чего полегче…
— Кто командует этим парадом?
— Скажу честно: не знаю, и Мокошь не знает. Может, это карма…
— Ладно. Что нам делать? Кто-то выдаст задание, или как?
— Пока ничего. Побудьте у нас. Неспроста же вас сюда привели.
— Кто привел?
— Не знаю. Скажем так: обстоятельства.
— Что значит, очищение души? Как оно выглядит?
— Нужно стараться неукоснительно соблюдать простые правила. Первое — это прощать самого себя. Ничему в самом себе не огорчаться и ничем своим не гордиться. А еще быть простым ни о чем с самим собой не договариваться…
— Это как?
— Не делать для самого себя вид, что чего-то нет, когда оно есть, и что оно есть, когда его нет.
— Мудрено!
— Ничуть! Не притворяться, что не обиделся, когда огорчили, и не симулировать веселье, когда на самом деле грустно. Вообще, не обманывать самого себя. Второе: задавать самому себе вопросы и искать на них ответы. Третье: не хранить верность самому себе.
— Не понял.
— Все ты понял. Думай сам. Обратись за разъяснением к самому себе и постарайся отыскать ответ. Четвертое: не оценивать себя и других, не сравнивать себя с другими и других между собой. Я думаю, этого для тебя пока достаточно.
— Могу ли я каким-нибудь образом пригласить сюда Свету?
— Если она сама захочет… Да вот и она. Не бойся, она настоящая!