Меня разбудил голос Боголепа.
— Вставай, соня! Как тебе в новом теле?
— Ян стращал меня потерей памяти, а я все прекрасно помню!
— Ты еще не сделал ничего, что изменило бы историю.
— Кто я такой в этом мире?
— Ты Сорган, поденщик из племени Сулдус. Твоя задача — сделать жест: указать пальцем на человека, которого ты увидишь сидящим в воде с колодкой на шее.
— Кому указать?
— Тайчиутам, которые будут его искать… Короче, неважно. На этом твоя миссия закончится.
— Его убьют?
— Не знаю, скорее всего, да.
— Как его зовут?
— Кажется, Темуджин… Зачем тебе?
— Чтобы не ошибиться.
— Не бойся, вряд ли там будут сидеть в воде несколько человек; выбирать не придется.
Запахнув, не застегивая, старый дэ́эл и, не повязывая его кушаком, я, позевывая, вышел из гэра. Было ветрено, как, впрочем, бывает всегда в эту пору. Я представил, каково сейчас сидящему по самые ноздри в студеной воде и мысленно съежился. Видать, Темуджин, или как там его, здорово набедокурил, просто так честного человека в колодку не закуют. Хотя, как знать… В нашем несправедливом мире возможно и не такое. Онон блестела невдалеке, и я сперва взял, было, модон хувин, но, вспомнив, как ругала меня в таких случаях Солонга, со вздохом поставил удобный молочник на место и взял высокий деревянный бочонок. По пути сунул за пазуху сверток с куском высушенного до каменного состояния соленого творога — хурута и направился по воду.
Солонга постоянно упрекала меня в безделье и говорила, что, если бы мой отец не приходился троюродным братом Таргутай-Кирилтуху, бегал бы я сейчас за стадами, и что мне не доверили бы даже набивать конскую колбасу. А так — я в тепле и сытости и не отягощен работой. Я шел, размышлял о своем будущем, которое, прямо скажем, выглядело крайне неопределенным, и поглядывал на всадников, скачущих кругами на противоположном берегу. Двоих из них я знал, это были братья Батар и Хулан. Интересно, что это за скачки они устроили в обычный день, будто наступил Наадам? Хулан помахал мне рукой, я ответил тем же и подошел к берегу. Вода была черной, и мне очень не хотелось зачерпывать ее через верх гутал, поэтому я зашел не очень глубоко, занес руку и застыл: из-под воды на меня смотрели два человеческих глаза. Чуть ниже белела деревянная колодка.
Сайн уу! (Привет!), — поприветствовал я его. — Ты кто?
— Буль! — незнакомец выпустил из левой ноздри пузырь.
— Не понял!
— Буль-буль, — правая ноздря пришла на помощь левой.
— Эй, что там? — крикнул мне с другого берега Хулан.
— Иди, сам посмотри! Здесь человек!
Не зачерпывая из реки, я сделал несколько шагов назад. Глаза с укоризной глядели на меня из-под воды.
— А-а-а! Вот, ты где!
Хулан спешился, вынимая из-за пояса плеть. Я отошел еще дальше. С одной стороны, я выполнил задание, с другой, что-то мне говорило, что на этом история Темуджина не закончится. Отойдя шагов на сто, я нашел еще одно удобное место, спустился и начал набирать воду, а до меня доносились крики и гортанный смех Хулана. И тут я вспомнил, кто такой я есть на самом деле.
— Ядринец! Витослав! Кто-нибудь! Не пора ли мне домой?
— Знаешь, Володя, ты все сделал правильно, но в нашей реальности ничего не изменилось.
— Может, надо подождать?
— Ладно, ждем еще немного.
Войдя в гэр, я столкнулся с Солонгой.
— Где ты пропадаешь? — и тут с ее уст сорвалось слово, которое я всю жизнь считал русским народным, хотя и непечатным.
— Слыхал новость? Твой троюродный дядя, Таргутай-Кирилтух изловил-таки вашего общего дальнего родственничка Темуджина!
Быстро, однако, в этом краю разносятся новости!
— Темуджин тоже мой родственник? А что он сделал?
— Говорят, он убил Бектера… Темное это дело.
— Надеюсь, дядя в этом разберется.
— Дядя не будет разбираться, Таргутай-Кирилтуху выгодно убрать Темуджина, и смерть Бектера — хороший для этого предлог.
И тут опять у меня в ушах опять прозвучал голос Боголепа.
— Выйди и присядь, чтобы настоящий Сорган не упал и не повредился, когда мы тебя заберем!
Я повернулся к выходу.
— Ты куда? — взвизгнула Солонга.
Из озорства я показал ей язык, что, как известно, всегда считалось верхом неприличия. Старая карга завизжала от негодования, а я переступил порог и поискал глазами, на что можно присесть, но земля закачалась и стала уплывать из-под ног…
— С возвращением! — Ядринец улыбался, будто только что ему рассказали анекдот. — Кого-нибудь из наших встретил?
— Никого… А что, кто-то там был?
— Шукша. Ты видел его в обличье Хулана.
— Он не убил Темуджина?
— Не смог. На него навалилась какая-то сила и сковала все движения. Он клянется, что видел, как колодка с шеи Темуджина сама распалась на половинки, и тот освободился. Значит, в ситуацию вмешался кто-то еще, и этот кто-то был не на нашей стороне. Отдохнешь, или опять в бой?
— Я опять буду… Этим, как его…
— Сорганом. Следующий критический момент наступит через двенадцать часов: Темуджин сам придет к тебе в гости.
— Зачем?
— Так гласит история, а она, как ты понял, не изменилась. Значит, твой предыдущий вояж аннулирован, и Сорган спас Темуджина. Теперь у тебя опять появится возможность изменить историю.
— Хочу предупредить: я не намерен никого убивать даже во благо будущих поколений!
— Об убийстве речь не идет. Ты волен в выборе поступков. Кстати, на совести этого человека в будущем будут десятки и сотни тысяч славянских смертей!
— Да кто он такой, ахали цели?!
— В будущем его будут звать Чингиз-Ханом. Ты готов? Поехали!
***
Было темно, очень темно. Темнее не бывает. За войлочной стеной гэра переминались с ноги на ногу козы, вдали всхрапывали во сне лошади, где-то возле са́мой головы журчал сверчок. На женской половине, то храпела как медведь-мазала́й, то свистела как сурок-тарбаган, Солонга. Пахло сухой травой, кожей и дымом.
— Сорган, Сорган, ты спишь?
Я вздрогнул, Солонга заворочалась во сне, сверчок притих и затаил дыхание.
— Кто там?
— Это я, Темуджин. Ты меня сегодня спас. Выйди, поговорим!
Мне ужасно не хотелось вставать и выходить из теплого гэра.
— Иди прочь!
— Сорган, мне некуда идти, меня поймают. Вокруг повсюду люди Таргутай-Кирилтуха! Спрячь меня!
— Я бы спрятал тебя, Темуджин, тем более что, как оказывается, мы родственники. Но старая карга Солонга съест нас обоих с потрохами. Я сам здесь на птичьих правах. Извини, я ничем не могу тебе помочь.
— Может, ты поговоришь с детьми?
— Они еще молоды, в такие дела встревать!
— Какие дела, папа?
— Ну вот, ты разбудил Чилауна, а, как ты знаешь, прервать сон — тяжкий грех. Небесный бог Кок Тенгри тебе этого не простит!
— Я прощаю этого человека, папа, а Кок Тенгри простит и подавно. Что случилось?
— Чилаун, помоги мне! Меня хотят убить за то, чего я не совершал! Таргутай-Кирилтуха обвиняет меня в смерти единокровного брата Бектера, но это сделал не я, а наш младшенький, Хасар. Спрячь меня!
— А где Хасар?
— Кто его знает, тоже где-то прячется.
— С тех пор, как папа тебя освободил, тебя кто-нибудь видел?
— Нет.
— Видишь возле гэра телегу? В ней под шкурами лежит шерсть на продажу. Залезай туда, и — ни звука!
— Чилаун, что ты раскомандовался?
— Папа, я чувствую, что мы должны помочь этому человеку!
***
— Ядринец, ты меня слышишь?
— Вернулась память? Значит, опять коррекция прошлого не состоялась. Жаль… Ты там, вообще, как?
— Я здесь, вообще, ничего… Только боязно.
— Никто ничего не заподозрил? Дети ни о чем не догадываются?
— Нет, все нормально. А где остальные наши?
— На местах. У каждого свое задание, и у каждого своя неудача. Наверное, нужно изменить тактику. Мы сейчас этим занимаемся. Вячеслава, нашего генерала, наверное, будем отзывать.
— Что-то серьезное?
— В принципе, ерунда. У него и в нашей реальности мозги работали не всегда стандартно, а там, у вас, когда он стал сотником, ему вдруг втемяшилось внедрить в армии грандиозное новшество.
— То есть?
— То ли ему что-то приснилось, то ли припомнилось, но только он сначала прочел своим воинам лекцию о преимуществах реактивной артиллерии перед стволовой, а потом заставил их сооружать ракету по собственным чертежам.
— Ракета? В Монголии тринадцатого века?
— Да, и, я полагаю, сегодня к вечеру она будет готова.
— А горючее?
— Китайский порох.
— Ну, это еще полбеды…
— Если не учитывать, сколько он его туда зарядил. Наверное, это половина запаса Таргутай-Кирилтуха, приготовленного для увеселительных фейерверков.
— Я пойду, гляну?
— Только близко не стой, и его не подпускай, если сможешь… И учти, что в этом мире вы не знакомы.
По пути я остановился возле телеги.
— Темуджин, ты здесь?
— А где же мне быть!
— Вечером здесь будет маленький переполох: сотник Оюунчимэг запустит свою ракету.
— Запустит кого?
— Громы и молнии. Как бабахнет, всем сразу станет не до тебя. Вылезай, вскакивай на любую лошадь и скачи во весь опор. Вот тебе рук, стрелы… Видит великий Кок Тенгри, я не хотел тебя отпускать, но…
— Спасибо, брат Сорган.
— Потом отдашь свое спасибо! Удачи!
И я пошел к Оюунчимэгу. Кстати, в переводе с монгольского, это имя переводится как «Украшение ума». До чего же верно подмечено!
Но я не дошел до него. На западе взошла великая Умай, ослепила мне глаза, облачилась в громадную тучу, и тут же невероятный громовой раскат сбил меня с ног. Падая, я успел удивиться: как такое может быть — Солнце встало на западе? И это была моя последняя мысль в этот день.