— И почему я не удивлён? — пробормотал Максим, заходя на придомовую территорию комплекса «Ореховый» через охранный шлагбаум.
Ещё не было и семи, когда он подошёл к нужному ему дому, вглядываясь в сверкающие под лучами утреннего солнца окна. Карамельного оттенка стены, встроенные в них софиты-подсветки, выложенные песочной плиткой дорожки, посаженные вдоль бордюров цветы, остриженные под ровные кубы кусты — первое, что бросалось в глаза. Потом были машины, припаркованные на специально отведённых для этого местах. Все они были до безобразия дорогими, блестяще-отполированными, без единой наклейки на стёклах. Максим не мог отделаться от мысли, что всё это место — это невообразимо идеальное, показушно-правильное место — ему не нравилось. Было в нём, в его красоте, отрицать которую не было никакого смысла, что-то отталкивающее. Но что именно, Максим никак не мог понять. Просто странное чувство, зарождавшееся в груди, противно скреблось в отчаянье и желании сбежать и никогда сюда не возвращаться.
Но бежать было нельзя, хотя и очень хотелось.
Тяжёлые двери подъездов комплекса огораживали внутренний мир дома от утренней дымки снаружи. В воздухе витала прохладная сырость. Максим подошёл к домофону и несколько секунд вглядывался в его чёрную сенсорную панель. К отполированной поверхности было страшно прикоснуться — не хотелось пачкать её следами от пальцев. А ещё в голове промелькнула мысль, удивившая Горького: неужели существовал человек, получавший деньги за протирку домофона? Мечта, а не работа.
Внезапно система автоматического открытия дверей пропищала противным звуком, и из подъезда вышел мужчина лет шестидесяти с двумя собаками: маленьким йоркшером и устрашающего вида ротвейлером. Максим отступил в сторону, недоверчиво поглядывая на большого пса. Но тот прошёл мимо него, даже не взглянув, так же поступил и йоркшер, следуя примеру старшего собрата. Мужчина бросил на Максима короткий взгляд, просвистел, сложив губы, чтобы собаки вели себя ещё смирнее, и выдвинулся на утреннюю прогулку.
— Не люблю собак, — пробормотал в сумке Максима Трюфель. — Они слюнявые, громкие и воняют.
— Тогда чем тебе не нравятся коты? — спросил Максим, опустив глаза.
— Взгляд у них недобрый. А ещё есть когти. И клыки острые. И от них пахнет рыбой.
Максим покачал головой и всё же набрал на домофоне цифры нужной ему квартиры. Автоматика издала быстрый писк. Потом ещё один. И ещё. А потом, после короткого писка, с раздражением в голосе ему был задан вопрос, интересующийся тем, кого там с утра пораньше принесла нелёгкая Судьба.
— Максим Горький. В этой квартире проживает Фёкла Кислая?
На несколько секунд на той стороне стало настолько тихо, что Максим подумал о неисправности домофона. Но после донёсшегося до его ушей испуганно-удивлённого визга, он понял, что поспешил с неверными выводами, безосновательно обвинив технику в неисправности.
— Горький!.. — повторила девушка, и Максим больше не сомневался, на его «звонок» ответила Фёкла. — Поднимайся!
Назвав этаж, Фёкла открыла входную дверь. Домофон несколько раз пискнул, магнит на двери размагнитился и Максим, дёрнув на себя дверь, вошёл в подъезд.
Оказавшись внутри, он невольно передёрнул плечами от неприятного ощущения, опять заскрёбшегося уже где-то у сердца. Обстановка внутри соответствовала наружному богатству комплекса. Максим словно зашёл в заморский отель, где на ресепшене ему приветственно должен был улыбаться портье. Ну или кто там встречал гостей на входе?
Сидевший в своей коморке консьерж не улыбнулся при виде постороннего и дежурно поинтересовался у Максима в какую квартиру тот направляется.Удовлетворившись его ответом, мужчина опустил взгляд обратно к книжке. А может к газете или планшету. Его глаза бегали слева на право, и обратно, будто перебегая со строчки на строчку и, решив, что консьерж всё-таки что-то читает, Максим направился к лифту, который, будто ждав его, сразу же открыл перед ним двери.
В кабине приятно пахло мятой. Не перечной, а мягкой, еле уловимой мятой, какую иногда добавляют к летним пирожным ради освежающего вкуса. Оббитые деревом двери бесшумно закрылись, и кабина плавно начала подниматься на нужный Максиму этаж.
— Помни, — выбравшись из сумки на половину своего роста, произнёс Трюфель, — ты должен просить о помощи вежливо.
— Я и не собирался грубить, — ответил ему Максим.
На самом деле, он уже несколько раз прокручивал в голове будущий разговор с Фёклой. Что было делать, если она или её покровитель вдруг откажутся помогать? Как заставить их открыть дверь? И как, что ещё важнее, отыскать в Цедре Лиду?
— Ты не собираешься грубить, но обязательно начнёшь, если они откажутся помогать, — верно подметил Трюфель. — Будь вежлив.
— Да когда я в последний раз кому-то грубил?
— Давненько уже не было такого, — согласился марципанец и, чуть подумав, усмехнулся. — Ты стал меньше грубить людям с тех пор, как познакомился с Лидой.
Щёки Максима резко запылали алым. Он зло глянул на своего покровителя, но к спасению Трюфеля именно в этот момент лифтовая кабина достигла нужного этажа. Двери разъехались в разные стороны, огонёк на кнопке этажа потух и Горький перешагнул через брешь в полу, разделявшую этаж и шахту.
— Ну надо же! — тут же протянула Фёкла. — Сам Максим Горький почтил меня своим визитом! Чем обязана такой сердечной щедрости?
Фёкла вальяжно облокачивалась спиной о дверной косяк двери, разделявшей два коридора — лифтовой и общий — и всеми силами старалась придать своему виду бодрости. Но глаза у неё были заспанные, общая помятость проявлялась и в пижаме — коротких шортах и безразмерной футболке — и в нервозной позе. Максим подошёл ближе и, вспомнив о том, что сейчас Фёкла была единственной, кто мог ему помочь, всё же проявил дружелюбие.
— И тебе привет, — ответил он на её насмешливое приветствие.
Трюфель выбрался из сумки и, насколько это позволяло его положение, поклонился.
— Госпожа Фёкла, доброго Вам утра.
— Приветик, — подмигнув покровителю Горького, отозвалась девушка. — Так чем обязана, любимчик марципанской королевы? Не просто же так ты заскочил поздороваться?
О какой именно марципанской королеве шла речь, Максиму оставалось только догадываться. Где-то на подсознании он понимал, что Фёкла, в присущей ей насмешливой манере, говорила о Лиде. Но ведь могла и о королеве Ваниль, фаворитом которой он и в самом деле был.
— Мне нужно в Цедру, — не рассусоливаясь, произнёс Максим. — Твой покровитель помог Лиде перейти в Птифур, мне тоже туда надо.
— Э-э?… С чего это ты решил, что Лида была здесь?
Максим нахмурился, ему было не до кокетства Фёклы. Тем более что девушка даже не попыталась скрыть в своём вопросе лживых ноток. Он не был в настроении шутить, противно зудело где-то в горле — плохое предчувствие. Наверное, что-то такое отразилось в его взгляде, потому что из глаз Фёклы исчез весь её шутливый азарт.
— Только не говори мне, что что-то случилось, — пробубнила девушка, нахмурив у переносицы брови. — Лайм сказала, что у Лиды всё получилось.
Фёкла отступила назад, покидая лифтовую площадку. Максим последовал за ней.
— Раз твой покровитель так сказал, то так, наверное, и есть. Мне просто нужно в Цедру и другого пути… Кротчайшего пути я не вижу.
В квартире, куда Максим вошёл следом за Фёклой, было прохладно и тихо. Стараясь не обращать внимания на обстановку вокруг, он продолжил разговор с Кислой, интересуясь у неё причинами, по которым Лида решилась вернуться в Птифур.
— О, наша королева решила предотвратить сладкую революцию, — сказала Фёкла и рассказала Горькому обо всём, что прошлым утром она и Федя обсуждали с Лидой.
Внезапно у Максима по спине прошёлся холодок, словно его окотили ледяной водой. Пазлы загадочных событий стали складываться в мозаику, общую картину, на которой изображалось будущее Птифура и тех, кто занимал в нём не последние роли. Вся эта история с отравлением, раздоры, зреющие то тут, то там из-за того, что монархом Марципана стал человек, недовольство знати — по отдельности всё это было мелочью, не стоящей, по сути, внимания. Но когда одно накладывалось на другое, то от осознания грядущих перемен становилось не по себе.
— Ты тоже думаешь, что на той стороне скоро всё полетит к чертям? — не оборачиваясь, спросила Фёкла.
— А тебе разве не всё равно? — вопросом на вопрос ответил Максим, встречаясь взглядом со спускавшимся по лестнице Федей.
Юноши кивнули друг другу, и Кислый, так же, как и его сестра минутой ранее, поинтересовался причинами, из-за которых Максим посетил их в столь ранний час.
— Мне нужно в Цедру к Лиде. Надеюсь, ваш покровитель посодействует мне в переходе на ту сторону.
Трюфель перевёл взгляд с Максима на Федю и обратно и, поспешив разрядить отчего-то накалявшуюся атмосферу, поздоровался с братом Фёклы.
— Это нужно спросить у самой Лайм, — сказал Федя после того, как ответил Трюфелю на приветствие. — Но не думаю, что она будет против.
Лайм действительно оказалась не против, лишь сонным голосом задала Максиму вопрос, который за прошедшее время он услышал уже трижды.
— Госпожа Лидия должна была встретиться с господином Зефиром в библиотеке Великого Цитрона. Мандарин и Угли содействовали этому, поэтому нет причин переживать об её безопасности.
Лайм собралась за считаные минуты и была готова провести Максима и Трюфеля в Цедру без лишних вопросов. Федя и Фёкла отвели гостей в комнату, из которой Лида и Марина днём ранее покинули человеческий мир.
— Совсем забыла! — стукнув себя ладонью по лбу, воскликнула Фёкла. — Она ведь с собой подругу туда потащила!
— Подругу?..
— Марину, — вспомнил имя незнакомки Федя. — Ты её знаешь?
— Да, знаю, — кивнул Максим.
«Зачем она взяла её с собой?», — задумался он над вопросом, ответ на который ему могла дать лишь сама Лида.
— А ты знаешь, что она?.. — начала было Фёкла, но Федя вовремя щипнул сестру за бок, проходя мимо неё к шкафу с книгами. — Ай! Ой…
Девушка прикусила губу и неестественно улыбнулась.
— Лайм, — обратился Федя к покровителю, не давая Максиму обдумать произошедшую заминку, — поспеши.
Максим удивился тому, как надёжно была спрятана от посторонних дверь Лайм. Но не собираясь думать об этом слишком долго, он без лишних слов направился к этому своеобразному порталу, попутно благодаря Кислых за помощь.
— Слушай, братец, — закинув руку на плечо Феде, произнесла Фёкла, — а у нас скоро в привычку войдёт творить добрые дела.
— Надеюсь, эти добрые дела перестанут приходить к нам в такую рань, — сказал Федя и, словно что-то услышав, испуганно обернулся к комнатной двери.
Не успел он открыть рот, чтобы что-то сказать, как дверь распахнулась и на пороге комнаты появилась женщина. Её внешнее сходство с близнецами не поддавалось сомнению, и потому Максим не сомневался — перед ним мать Кислых. Вспомнив о том, что за помощь людей следовало благодарить как можно чаще, он только было приготовился сказать «спасибо», как взгляд женщины скользнул по нему, потом переместился на пол, где стояла Лайм, а после и на открытую позади них дверь. В тот же миг её лицо исказилось, и она закричала.
— Что здесь происходит⁈
Максим набрал в лёгкие воздух, чтобы ответить, но подлетевшая к нему Фёкла толкнула его в открытую дверь, и в её взгляде легко читался испуг. Или же ужас, который лишил девушку и смешинок в глазах и надменной ухмылки. Но что послужило тому причиной Максим не знал, он уже плыл в потоке белого света, приятно пахнувшего цитрусовыми леденцами.