Провалиться бы сквозь землю и никогда больше не появляться на ее поверхности! Не дышать свежим воздухом, не нежиться под лучами теплого солнца. Смириться со всеми горестями и лишениями, лишь бы забыть о том, что произошло!
Именно с такими мыслями Лида провела ночь, так и не сомкнув глаз. Несчастные одеяло и подушки получали удары пятками и кулаками, а под утро и вовсе оказались на полу, словно там им было самое место. Но сколько бы Лида не пыталась выбросить из головы слова принца Безе, его голос звучал отчетливо и громко: «Максим Горький думает о тебе дни и ночи напролет».
Лида издала какой-то нечленораздельный звук и хлопнула себя по лицу. Да так сильно, что от этого хлопка у нее покраснели щеки.
— Не говорил он такого! — рьяно заявила Лида своему отражению, будто то было ее собеседником и настаивало на обратном.
Разглядывая в зеркале свое осунувшееся от недосыпа лицо, она попыталась улыбнуться. Но вышло настолько плохо, что Лиде стало противно от собственного вида в зеркале. И махнув на него рукой, она вернулась в кровать.
Вскоре должны были прийти служанки. Свадьба свадьбой, но уроки никто не отменял, и расписание Лиды в этот день было расписано буквально поминутно. Вроде бы, какое благо! Она будет так занята, что прокручивать в голове ночной разговор с принцем Безе попросту не будет времени. Но назойливые мысли роем жужжащих пчел из Желатинового леса так и шумели у нее в голове, жужжа имя Максима Горького.
И все же, если собраться с мыслями и рационально подумать обо всем, что случилось, так ли странно, что она могла нравиться Максиму? А он ей?
Да, первое впечатление, которое они произвели друг на друга, было не самым приятным. Но пройдя вместе через такое количество опасных испытаний, разве не могли они взглянуть друг на друга под иным углом?
«Друг познается в беде», говорят люди.
Почему бы тогда в беде не найти и возлюбленного?
От этой мысли у Лиды вновь запылало лицо. Да так сильно, что вошедшие в спальню через несколько минут служанки поинтересовались, не заболела ли она?
— Может, стоит пропустить занятия, Ваше Величество?
— Плохо будет, если Ваше Величество сляжет с лихорадкой прямо перед свадьбой.
В другой ситуации Лида с удовольствием согласилась бы остаться в своих покоях и не показывать носа из комнаты. Но отчего-то сегодня совесть не позволяла ей этого сделать и спустя некоторое время, когда ее волосы были накручены в высокую прическу, а платье подобрано в цвет, как выразились служанки, ее настроения, явилась Ириска и сопроводила Лиду в бальный зал.
Там ее уже дожидалась госпожа Мята, явно пребывающая в скверном расположении духа.
— Рада видеть Вас в добром здравии, Ваше Величество, — поздоровалась она с Лидой, но ее голосе не было слышно радости.
Только острые как лезвия бритв высокие нотки, намекавшие на то, что женщина была крайне разочарована всем, что Лида умудрилась учудить за столь короткий срок.
— На сегодняшнем занятии мы будем оттачивать мастерство Вашего танца, — заявила придворная дама, не сводя с Лиды пристального взгляда. — Для этого я вновь попросила Макаруна составить Вашему Величеству пару.
При взгляде на стоявшего у стенки марципанца, у Лиды от сочувствия к нему заныло сердце. Скорее всего, Макарун в очередной раз в чем-то провинился перед госпожой Мятой и был ею наказан, а в качестве наказания должен был исполнять все ее приказы. Но в какой-то степени Лида была рада тому, что ее партнером снова был Макарун. Ведь в пару ей могли поставить кого угодно. Того же Максима!..
Лида собралась с силами и запретила себе краснеть, думая о Горьком.
Комфортно ей было бы танцевать с Зефиром, но тот был слишком занят помощью королю Миндалю и не уделял ей должного внимания, хотя все еще считался ее покровителем и отвечал за каждый ее шаг в Птифуре.
«Правильно ли в такое время вообще готовиться к празднику и учиться танцам?»
Ситуация с Иргой и Цитроном так и не разрешилась. Если верить тому, что Лида умудрилась подслушать у болтливых служанок, Цитрон продолжал свои атаки на иргийские приграничные деревни.
Но с какой все-таки целью?
— Ваше Величество?.. — Макарун пытался привлечь внимание Лиды, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Вы готовы к уроку?..
— Всегда готова, — отшутилась Лида в манере своего отца.
Но птифурцы вряд ли могли оценить фразу времен молодости ее родителей.
— Тогда… позволите?..
Макарун убрал одну руку за спину, вторую протянул к Лиде и, слегка склонившись, смотрел на нее снизу вверх. Лида без колебаний вложила свою ладонь в ладонь марципанца.
— Музыку. — Госпожа Мята хлопнула в ладоши и сидевшие в углу музыканты принялись мучить струны своих инструментов. — Макарун, веди Ее Величество в танце. Ваше Величество, надеюсь, Вы не забыли наши уроки и не собираетесь отдавить этому юноше его лакированные до блеска туфли.
Лида опустила взгляд вниз.
Туфли Макаруна, нежнейшего оттенка бирюзы, и в самом деле были до блеска натерты, словно их только что изготовили в самой стерильной башмачной на свете. Вероятно, чистка обуви была одним из видов наказания, выпавших на долю несчастного Макаруна.
— И… раз-два-три! Раз-два-три! Раз-два-три!
Голос госпожи Мяты звучал громко и четко, и Макаруну не составляло никакого труда поддерживать нужный ритм, кружа Лиду в вальсе. Он смотрел куда-то поверх ее головы, погруженный в собственные мысли, поэтому Лиде ничего не оставалось, как вновь задуматься над тем, что должно было произойти в ближайшие дни.
Лида понимала, что вскоре закружится точно в таком же танце вместе с принцем Безе, надев созданное госпожой Арахис свадебное платье, а десятки незнакомцев будут смотреть на нее и шептаться, пряча шевелящиеся губы под веерами и полураскрытыми ладонями. Из-за музыки она не сможет расслышать их слов, но неприятный озноб все равно заскользит по ее спине, когда Лида почувствует на себе чужой взгляд. И все же…
…она заполучила титул королевы в честной борьбе — неоспоримый факт, с которым многие смирились. Даже если про себя считали, что она, будучи человеком, этого недостойна, злопыхатели ничего не могли с этим поделать. Корона на ее голове — награда за храбрость и смелость. Но что насчет свадьбы с принцем Безе? Верит ли кто-то, что между ними вспыхнула любовь? Или все догадались, что брак заключался исключительно по расчету?
Принц Безе официально вернется во дворец лишь в день свадьбы. Кто будет объяснять подданным, куда он пропал в вечер дебютантского бала и кто стал причиной его исчезновения? Это ляжет на ее плечи? Она не хотела ни перед кем объясняться. Нет, Лида прекрасно понимала положение дел. Как только корона Великого Марципана коснулась волос на ее голове, и подданные склонились перед ней в поклонах, принц Безе перестал быть принцем Марципана. Впрочем, как и его родители перестали быть королевой и королем принадлежащего им королевства.
У них не было никакого права находиться во дворце, тем более объясняться и требовать справедливости. Все письма с приглашениями на свадьбу рассылались за подписью Лиды. Когда она подписывала двухсотую или трехсотую открытку, чернильные буквы на лиловой бумаге, пахнущей сахаром, плясали заборчиком, и ее имя было написано по-детски неряшливым почерком.
Разумеется, все знали, что королева Лидия выходила замуж за Безе. И слуги с нетерпением ожидали, когда их прежние господа прибудут во дворец. Мало кто догадывался, что все трое уже давно были там, и передвигались по дворцу, используя тайные ходы.
Но почему же она не слышала разговоров о том, что вся эта свадьба — за гранью разумного?
Лида взглянула на Макаруна, в надежде поговорить с ним, но тот смотрел в одну точку поверх ее головы, явно не расположенный к тихой беседе. Тогда она скосила взгляд на госпожу Мяту, продолжавшую отчеканивать ритм их танца.
«Кто-то ведь точно знает, что все это фарс», — подумала она.
Да и вообще, кто, находясь в здравом уме, мог поверить, что между ней и принцем Безе воспылала столь сильная любовь, что они захотели пожениться спустя несколько недель после знакомства?
В жизни такого не бывает.
А в жизни августейших особ тем более.
К наступлению очередного вечера голова у Лиды окончательно разболелась. А веки стали настолько тяжелыми, что держать их открытыми и не закрывать глаза казалось Лиде чем-то недостижимо сложным.
Вернувшись в свою комнату после окончания последнего занятия с господином Эклером, Лида отослала служанок, которые должны были помочь ей раздеться, и завалилась на кровать. Косточки корсета неудобно давили на ребра, но поерзав на перине, ей удалось занять удобную для себя позу и поразмышлять о том, как быстро и бесполезно прошел день.
Уроки. Уроки. И еще раз уроки. Ничего нового она на них не узнала, зато успела о многом подумать. Видимо из-за этого голова теперь и трещала.
«Даже если никто из подданных не усомнился в искренности чувств, внезапно вспыхнувших между мной и принцем, — подумала Лида, разглядывая потолок, — то вопросы могут возникнуть у гостей из других стран».
Все еще считая, что неправильно играть свадьбу во время конфликта между Цитроном и Иргой, Лида пыталась придумать, как помочь иргийцам, разделив трон с Безе. Приглашение на свадьбу было отправлено и в Цедру князю с княгиней, и в Аронию Кизилу, и Лиде за это было стыдно. Что подумает о ней Кизил, когда в разгар войны получит от нее подобное послание? Она ведь обещала помочь ему, а что сама? Устраивает свадьбу и ждет гостей на торт!
«Нет, подобный праздник можно и нужно рассматривать, как площадку для переговоров».
Но Лида сомневалась, что на свадьбу прибудут делегации из Цитрона и Ирги. И тем, и другим сейчас было не до этого.
Лида перевернулась на живот, чувствуя давление на ребра. И думала о своей беспомощности. Она никому и ничем не могла помочь. Сможет ли Безе, став королем? Вряд ли. Лида была уверена, что они с Безе станут лишь марионетками — в самом благородном смысле этого слова — в руках королевы Ваниль и ее супруга. С одной стороны в этом не было ничего предрассудительного, ведь Безе, да и сама Лида, оказались совершенно не готовы к тому, чтобы править целым королевством. И если принца готовили этому всю жизнь, то Лиду только последние несколько недель.
И справлялась она из рук вон плохо.
С другой же стороны, Лида и Безе были молоды, и могли смотреть на некоторые вещи под иным, нежели взрослые, углом. Например, в ситуации с Иргой. Если бы могла, Лида бы собрала все марципанское войско и двинулась бы вместе с ними в Аронию защищать Кизила и простых иргийцев.
Ведь Лида точно знал, что ни сами иргийцы, ни политика Кизила не могли привести к тому, что сейчас происходило на границе двух государств. Иргийцев кто-то подставил. И этот кто-то, с огромной долей вероятности, сидел сейчас на своем замороженном троне и наблюдал за происходящим со стороны.
«Так легко во всех бедах обвинять парфийцев».
И вправду, так легко кого-то в чем-то обвинить, имея на весах лишь собственные домыслы и личную неприязнь.
Когда в двери нетребовательно постучали, Лида поймала себя на мысли, что все это с ней уже происходило. Буквально прошлым вечером. Но отчего-то сердце в ее груди забилось быстрее, чем вчера, и вовсе не от испуга. Будто чувствовало то, чего еще не успела почувствовать сама Лида.
Вряд ли в коридоре стоял принц Безе, размышляла Лида, вставая с кровати. Им не о чем было разговаривать два вечера подряд. Будь там Зефир или Пастила, то после стука, они бы осторожно приоткрыли двери и предупредили Лиду, что заходят. Так ведь поступают члены семьи, когда живут вместе. И Зефир, и Пастила были ей родными, хоть кровного родства они и не имели.
Слуги, будь это они, постучали бы тихо, но уверенно.
Стоявший за дверьми гость был кем-то другим.
«Кто на этот раз?» — задалась Лида вопросом, проделывая тот же путь от кровати до дверей, что и вчера.
Но стоило ей эти двери открыть, как от одного только вида вечернего гостя у нее затряслись колени. Ведь на пороге ее спальни стоял Максим Горький собственной персоны.