День во дворце начинался ранним утром.
Казалось бы, персиковое солнце только недавно взошло на лазурный небосвод, а жизнь внутри дворца кипела, как бурлящая внутри электрического чайника вода. Слуги суетливо носились по коридорам, стараясь успеть сделать и переделать все свои утренние дела, которые по каким-то даже им неведомым причинам до сих пор не были сделаны. Дворцовые стражники до блеска начищали свои доспехи и спешили на построение в королевский сад — именно там высшие чины королевской охраны раздавали своим подчиненным ценные указания на день.
— Ваше Величество, держите спину ровнее! — разнесся громкий возглас по бальному залу. — Подбородок выше! Чувствуете, как начинает болеть позвоночник? Как натянуты мышцы в руках?
Госпожа Мята этим утром была до невозможности стервозна. Возможно, дело было в том, что вчера Лида без всякого стыда сбежала из дворца и, к большому ее сожалению, подобная выходка не осталась незамеченной. Госпожа Мята — несмотря на все протесты Ириски — ворвалась в королевские покои, словно в голову ее был встроен радар, запищавший сразу же после того, как его связь с Лидой была разорвана путем побега последней.
— Танец — это общение между двумя! Королева, не отводите взгляда от своего партнера! Смотрите только на него! И ни на кого другого! Если партнер по танцу заметит, что Вы в какой-то момент отвели взгляд и посмотрели в сторону, это будет расценено им как Ваше нежелание продолжать ваш танец!
Лида измученно улыбнулась Макаруну.
Ему так же досталось за ее побег.
— Прости, — прошептала Лида.
— Все в порядке, моя королева. Это честь для меня, обучать Вас придворным танцам.
Макарун улыбнулся ей, но его улыбка выглядела натянутой и неестественной, из-за чего Лида еще сильнее ощутила свою вину перед юношей. Ведь кто-то — кто именно Лида не знала, но она пообещала себе любым способ узнать — сдал ее и Макаруна госпоже Мяте, рассказав о том, что их двоих видели в городе.
«Определенно перекрашу волосы! В голубой! Нет, в фиолетовый! Или в розовый?»
Лида скосила взгляд на стоявшую у стены Пастилу, бросив на нее полный мольбы о спасении взгляд. Но сестра Зефира и бровью не повела, не одобряя и не оправдывая ее вчерашней выходки.
«Одни предатели вокруг», — подумала Лида, полностью доверяя Макаруну вести ее в этом танце.
Поворот направо, поворот налево. Макарун двигался увереннее Лиды. Он крепко сжимал в своих пальцах ее ладонь, другая его рука невесомо касалась ее спины, затянутой в плотный корсет. Вторая ладонь Лиды покоилась на его плече, ее взгляд то и дело опускался вниз — она боялась отдавить Макаруну ноги.
— Подбородок выше, Ваше Величество! Не смейте смотреть под ноги!
Лида изо всех сил задрала голову вверх и тихо хныкнула, молясь о том, чтобы урок танцев скорее подошел к концу. На ее счастье через несколько минут двери в бальный зал распахнулись, музыка вмиг стихла, и по блестящему паркету по направлению к ним засеменил мелкими шажками господин Эклер.
При виде него Лида и Макарун не смогли сдержать вздохов облегчения.
Лида присела в глубоком реверансе, прощаясь со своим танцевальным партнером. Макарун ответил ей учтивым поклоном. На какой-то миг их наказание окончилось.
Хлопнув в ладоши, госпожа Мята отпустила музыкантов, два часа без перерыва игравших какую-то бальную мелодию, которую Лида впервые услышала в стенах этого зала.
— Моя королева, — обратился к ней господин Эклер, поздоровавшись со всеми, — я пришел за Вами.
Лида радостно кивнула, обернувшись к госпоже Мяте, а после и к Пастиле.
— Урок танцев окончен, верно?
Возможно, ее голос прозвучал чересчур счастливо, раз на лице госпожи Мяты проскользнуло выражение некой досады, но быстро взяв себя в руки, она отпустила Лиду, настоятельно рекомендуя ей и Макаруна не забыть о продолжении их урока перед ужином.
Теперь уже, как показалось Лиде, хныкнул Макарун, явно не испытавший радости от столь неинтересного ему в ближайшем будущем времяпровождении.
Покинув бальный зал в сопровождении господина Эклера и Ириски, Лида не могла не подметить про себя, что суетившиеся во дворце слуги и без короля с королевой все равно бы день за днем занимались тем же, чем и сейчас.
«Чем бы они сейчас не занимались», — подумала Лида, наблюдая за тем, как четыре служанки снимали с высоких окон гардины.
Скорее всего на стирку.
— Моя королева, — обратился к Лиде господин Эклер, открывая перед ней двери в учебную комнату, — я уже наслышан о Вашем вчерашнем неразумном, если позволите так высказаться, поведении, и настоятельно рекомендую Вам более не пытаться довести госпожу Мяту до нервного срыва. У нее ранимое сердце, моя королева, прошу Вас, помните об этом, когда в следующий раз захотите сбежать со своих занятий.
«Значит, он допускает мысль о том, что это не последний мой побег?» — не без внутренней усмешки подумала Лида, но вслух предпочла произнести то, что и в самом деле волновало ее сердце:
— Господин Эклер, расскажите мне о празднике, который вскоре состоится в Макадамии.
Лида прошла за своеобразную парту и заняла за ней свое место. Ириска встала у стены, не позволяя себе облокотиться об нее, а господин Эклер подошел к доске, на которой белый мелом было детально зарисовано семейное древо.
— Но на сегодняшнем уроке я должен был рассказать Вам о королевской родословной Марципана…
— Родословная никуда не денется, — словно отмахнувшись, произнесла Лида. — Давайте посвятим сегодняшний урок предстоящему празднику. Я ведь должна буду на нем присутствовать, так? Так. Но ведь я ничего об этом событии не знаю! Как бы не опозориться мне вместе с короной Великого Марципана на этом балу и не посеять во дворе Макадамии ненужных слухов.
Господин Эклер несколько раз удивленно моргнул, прежде чем кивнуть Лиде, соглашаясь внести поправки в сегодняшнее занятие. Его сердце грела мысль о том, что новая королева наконец-то стала интересоваться Птифуром, пусть это и шло в разрез с его сегодняшними планами.
— Ваше Величество, что именно Вы хотите знать? — спросил он, отложив в сторону листы с заранее подготовленными конспектами. — Вас интересует что-то конкретное?
Лида задумалась.
Что именно ее интересовало? Пожалуй, все. Но для того, чтобы узнать обо всем, одного урока ей будет недостаточно, а выкроить время для дополнительных занятий с таким плотным расписанием, которое для нее составила госпожа Мята, было проблематично.
Поэтому Лида решила начать с вопроса о Великих правителях.
— Какими они были?
На этот вопрос господин Эклер ответил не задумываясь:
— Они были великими птифурцами! Лучшими из лучших, моя королева.
— Как-то это размыто, — подперев рукой щеку, произнесла Лида.
Она проигнорировала направленный на нее недовольный взгляд Ириски, ведь сидела Лида далеко не по-королевски.
— Мне бы какой-нибудь конкретики.
— Тогда, давайте я расскажу Вам про каждого из них по-отдельности, — предложил господин Эклер. — Сегодня, раз уж тема нашего урока приближающийся праздник, то я расскажу вам о Великих Марципане и Макадамии. Вы не будете против такого моего выбора?
Лида покачала головой. Сказать по правде, эти двое в данный момент интересовали ее куда больше, чем Цитрон и Ирга.
— Тогда, начнем с Великого Марципана. Из всех правителей он прожил самую долгую жизнь, он видел своих правнуков и ушел из жизни со спокойным сердцем, зная, что его дело будет продолжено его потомками. О молодости Великого Марципана, впрочем, как и о молодости любого другого Великого правителя, ничего не известно. Мы знаем лишь то, что эти четверо с самого первого этапа турнира, прозванным впоследствии турниром Великих правителей, были вместе.
— Были вместе? — охнула Лида, садясь ровнее. — Я думала, что на первом турнире никто не объединялся в команды.
— Я думаю, что это не совсем так, — произнес господин Эклер. — Как и люди, мы, птифурцы, зависимы от социума. И поодиночке были бы не способны сотворить все то, что сейчас имеем. Возможно, Великие правители и не планировали изначально становиться на том турнире командой, но вышло так, как вышло. Они завоевали свои короны, пройдя трудные испытания, и по праву были прозваны «великими». Но Вас ведь интересует их правление, я прав?
— Да. Я хочу знать, как они правили и поддерживали ли они отношения после турнира?
— О, Великие правители до конца своих жизней оставались друзьями. Пожалуй, то, что они пережили на турнире, объединило их столь прочной связью, что ни время, ни расстояния не смогли их рассорить.
— А они часто виделись после турнира?
— Наверное не так часто, как им самим того хотелось. После того, как они получили во владение земли Великого Парфе, обстановка на Конфитюре несколько… изменилась.
Господин Эклер наклонил голову на бок и закрыл глаза, морщинки на его лбу стали еще глубже, чем прежде.
— А что случилось? — спросила Лида. — Парфе понял, что опростоволосился и решил вернуть свои земли обратно?
— Госпожа Лидия, что за выражения! — воскликнула Ириска, отбрасывая титул Лиды в сторону. — Королева не должна произносить таких слов!
— А что в слове «опростоволосился» не так? — не поняла Лида причины столь яростной нападки на ее лексикон. — Это очень даже приличное слово.
— Моя королева, — выдохнул господин Эклер, — Вы не должны произносить слов со столь ярко-выраженной эмоциональной окраской. Такие слова всегда можно понять двояко и использовать Ваши же слова против Вас самой. Вспомните, как вел себя герцог Джелато во время коронации юного Сорбе, перевирая Ваши же собственные слова.
Лида от досады прикусила губу. Наставления господина Эклера били по ее самолюбию.
— Вы ведь не забыли этого?
— Я все помню, — протянула Лида.
— Тогда прошу Вас, прежде чем высказать свое мнение, подумайте о том, а так ли важно его высказать? В Вашем мире говорят: молчание — золото. Я согласен с этим выражением. Иногда молчание может сказать о большем, чем тысячи слов.
Лида перевела взгляд на Ириску и, заметив, как та победоносно зыркнула на нее, устало подула на выбившийся из прически локон, сдувая его со лба.
«А разве можно фрейлине так смотреть на королеву?» — подумала Лида, попросив господина Эклера продолжить урок.
— Наши исторические справки гласят, что Великий Парфе ни разу не пытался вернуть потерянные земли, хоть его советники и просили его об этом.
— Но разве не из-за своих советников Парфе и решил провести турнир?
Лида вспомнила о том, что ей рассказывали о Парфе прежде. Он был деспотичным правителем, везде и всюду видевшим одних лишь предателей. Она никак не могла понять, как вообще человек… птифурец с таким складом характера мог согласиться на проведение турнира, победители которого в качестве приза забирали себе его земли?
— Это не совсем так. Великий Парфе понимал, что рано или поздно жители отдаленных земель, недовольные его правлением, начнут поднимать бунты. Ему ничего не оставалось, как показать им жест доброй воли, проведя турнир. Таким образом, он как бы говорил своим подданным: «Ваши жизни в ваших руках».
— Как-то мало мне в это верится, — сказала Лида.
«Не может деспот делать что-то во вред самому себе», — подумала она и, наверное, в чем-то была права.
Господин Эклер намотал на палец длинный ус.
— Не стоит забывать, моя королева, что Великий Парфе, хоть и в самом деле отдал земли победителям, еще долгое время не верил в то, что их авторитет сумеет затмить его собственный.
— Значит ли это, что он до последнего надеялся остаться единственным правителем Птифура?
Господин Эклер кивнул.
«Как же глупо», — подумала Лида, попросив господина Эклера, тут же улыбнувшегося на ее просьбу, продолжить их разговор о Великих Марципане и Макадамии.
— Бытует мнение, моя королева, — начал он, — что Великие Марципан и Макадамия были влюблены друг в друга.
— Влюблены?
Лида чуть привстала на стуле, но сразу же села обратно, когда стоявшая поодаль от нее Ириска демонстративно закашляла.
— И это правда?
Господин Эклер незаметно пожал плечами.
— Так говорят, моя королева, но доподлинно это неизвестно. Конечно, в наших архивах сохранились некоторые письма, которые Великие Марципан и Макадамия писали друг другу, но темы в них всегда носили исключительно официальный характер.
— А Вы видели эти письма?
— Некоторые видел, — произнес господин Эклер, не сумев скрыть некого хвастовства сей фактом. — И в каждом из них Великие Марципан и Макадамия обращались друг к другу не иначе, как «король» или «королева». Я бы высказался по поводу того, чем были пропитаны их письма, если позволите?..
Лида кивнула, давая марципанцу такое разрешение.
— Пусть со мной не согласятся историки, — начал господин Эклер, — но письма Великих Марципана и Макадамии были пропитаны глубоким уважением друг к другу и это, пожалуй, сыграло роль в становлении дружественных отношений между нашими королевствами. Король Марципан относился к королеве Макадамии по-особенному, не так, как к Великому Цитрону или Великой Ирге.
— И что Вы подразумеваете под «по-особенному»? — спросила Лида, вновь подперев щеку рукой. — Это была не любовь?
— Любовь, моя королева, — не задумываясь, ответил господин Эклер. — Бесспорно, то была любовь. Но у любви много проявлений, согласитесь со мной. Любовь детей к родителям и родителей к детям. Любовь между братьями и сестрами. Любовь между друзьями. Любовь между учеником и учителем. Великие правители были связаны крепкой нитью, связавшей их судьбы вместе. Все четверо дополняли друг друга и, если позволите мне так сказать, я не могу представить себе других Великих правителей. Если бы они не выиграли турнир, то никто бы его не выиграл.
Лиде вдруг вспомнился Паша — высокий, худощавый юноша, бродивший по лабиринту многие столетия. Она никому о нем не говорила, даже Зефиру, которому рассказывала обо всех своих переживаниях. Почему? Потому что она не знала, как рассказать о том, что от него узнала. В первом турнире участвовали люди. Лида могла бы не воспринимать его слова всерьез и даже сомневаться в их подлинности, но Паша был человеком. Таким же, бесспорно, как и она. И он был оставлен в лабиринте теми, кого птифурцы чуть ли не с пеленок боготворили. Факт их предательства она так же не ставила под сомнение, ведь Паша искренне ненавидел Великих правителей.
Лида несколько раз пыталась завести о Паше разговор с Зефиром или Пастилой, но каждый раз словно напрочь забывала, как говорить. Ведь правильно подобрать слова, чтобы рассказать Зефиру о том, что те, кем он восхищался всю жизнь, бросили своего друга в лабиринте, отдав предпочтение титулам и землям, ей никак не удавалось.
«Наверное, что-то все-таки было не так», — подумала Лида, не до конца веря истории Паши.
Но как учат всех человеческих детей: «Сказка — ложь, да в ней намек».
Возможно, и в его истории была доля правды.
— Моя королева?
Лида сфокусировала взгляд на господине Эклере, обеспокоенно смотрящего на нее и, мягко улыбнувшись, покачала головой.
— Простите, я задумалась. Пожалуйста, продолжайте. Расскажите мне что-нибудь еще о Великих правителях.
Господин Эклер несколько раз попружинил на мысках своих лакированных туфель цвета спелой сливы и, раскрутив с пальца длинный ус, продолжил говорить о Великих правителях:
— Если позволите продолжить, то, пожалуй, стоит рассказать Вам о предстоящем празднике, как Вы и просили. Знаете ли Вы, почему бал имеет тематику маскарада?
Лида покачала головой.
— Вряд ли для того, чтобы скрыть свои личности, — озвучила она свое предположение. — С цветом волос птифурцев это вообще довольно-таки сложно.
Господин Эклер улыбнулся.
— Вы правы, моя королева. Но суть бал-маскарада была в том, чтобы дать возможность птифурцам всех сословий хотя бы раз в год почувствовать себя по-настоящему равными.
— То есть и слуги и их господа могли танцевать друг с другом, разговаривать о чем хотят, спрашивать любые вопросы? Так что ли?
— Верно, Вы все правильно поняли. Сейчас, правда, маскарад не более чем привычка и дань традициям. Красивая, позвольте так сказать.
Лида кивнула, соглашаясь с тем, что он сказал.
— Идею с маскарадом, — продолжал господин Эклер, — придумала Великая Ирга. Она, будучи служанкой, единственная из Великих правителей, кто не понаслышке понимала, как остра тема социального неравенства среди птифурцев.
— Разве Вы не говорили, что о прошлом Великих правителей ничего неизвестно? — удивилась Лида, нахмурившись. — Откуда Вы знаете, что Ирга была служанкой?
— Об этом упоминается в мемуарах Великого Цитрона. На самом деле, лишь о прошлом Великой Ирги он и упоминает.
— Вы их читали?
— Да, я имел такую честь — соприкоснуться с наследием Великого Цитрона. В своих мемуарах — в том, что сохранилось до наших дней — он в подробностях описывал каждый свой день, за исключением, пожалуй, самого турнира.
«Да, Лайм говорила, что никто из Великих правителей не желал вспоминать о турнире».
— Если Великая Ирга была служанкой, то почему же она не захотела освободить слуг из-под гнета господ? — спросила Лида. — Слуги ведь до сих пор есть.
Господин Эклер не сразу нашел, что сказать.
— Вы, безусловно, правы, моя королева. Но сейчас слуги — наемные рабочие, которым платят жалования за проделанную работу. Никто не принуждает их заниматься тем, что им не по сердцу.
— А как же Пломбир? — задала Лида еще один вопрос и, подумав о том, что господин Эклер мог не знать, о ком она спрашивала, пояснила: — Я говорю о слуге Сорбе. Он ведь совершил ужасные поступки, исполняя его приказы.
— Боюсь, что на территории герцогства Парфе со времен правления Великого Парфе мало что изменилось, — явно подбирая слова, произнес господин Эклер.
— И все с этим просто так мирятся? — разозлилась Лида. — А как же парфийцы? Вам все равно, что их угнетают и использую, как вещи?
Лида заметила, как господин Эклер и Ириска переглянулись между собой.
— Разве я сказала что-то неправильное? Почему Великие правители, ваши, так сказать, революционеры, оставили парфийцев? Если раньше все были одним народом, разве это правильно?
— Боюсь, моя королева, что Вы еще слишком молоды и неопытны, чтобы понять суть своего вопроса, — с какой-то не то досадой, не то разочарованием, произнес господин Эклер. — Я сейчас даже не стану объяснять Вам этого, ведь Вы еще так мало знаете о нашем мире. Но, и я готов ручаться за это своим сердцем, когда придет время, Вы сами найдет ответ на свой вопрос.
За оставшееся время до конца урока, господин Эклер не успел рассказать Лиде о том, что ему хотелось бы донести до молодой королевы. О Великих правителях он мог говорить сутками напролет, ни разу не повторившись, и Лида с удовольствием послушала бы его истории, но, к сожалению, появившаяся на пороге учебной комнаты госпожа Мята была несколько иного мнения, касательно несоблюдения королевского расписания.